Понижая градус кружкой пива,
Тихо я спрошу горячку чья?
И со мною вместе плачет ива,
У того, забытого ручья.
Лето, полдень, я и самоволка,
Уставных параграфов не чту,
Только жадными глазами волка,
Я свою, разглядывал мечту.
А мечта, совсем не загорела,
Белая, ну белая как день,
На щеке моей огнем горела,
Тлела невесомо ее тень.
А ручей, едва ли по колена,
Это ведь понятно и ужу,
Только вот совсем разделась Лена,
А зачем, ума не приложу?
Подошла, слегка оцепенела,
И в слепой надежде руку жмешь:-
" От тебя, давно я опьянела ...
Если ты меня с собой возьмешь."
Рухнув на одно колено,
В мыслях я уже погиб:-
" Как же идеален формой, Лена,
Живота, двухкупольный изгиб."
Только я живой на самом деле,
Мучает меня загадка та:
Почему соски не затвердели?
Не набух низ живота?
Почему не увлажнились губы?
Вдоль спины не пробегает дрожь?
Если для тебя вопросы грубы,
То тогда и тему ты не трожь.
Почему расщелина в покое,
Не дрожит, собою горяча?
Вовсе мне не нравится такое,
Что не оплывает как свеча.
Почему в себе не набухая,
Открываясь лепестками губ,
Она словно женщина бухая?
Извини, что я настолько груб.
Почему, набухший под штанами,
Чувствуя бедром нажим бугра,
Кажется сейчас играешь нами,
Кажется мне странною игра.
Я тут по тебе, слюну пускаю,
Ну а ты же, холодней стекла,
Значит, как обман я допускаю,
То, что до сих пор не потекла.
Почему, от страсти не вздыхая,
Холодна ты и как будто спишь,
Почему капризно:- " Я плохая,"
Ты жеманно мне не говоришь?
Где же пресловутый запах сучки?
За версту, я чувствую ее,
Вот уже на небе тучки
Подбирай бельишко ты свое.