Душа моя, пройдя до половины
Паденья в бабье лето, отреклась
От лжи и правды, будто неповинна
В архивной архаичности тепла.
Стеклянный скол в ночи моей совиной,
Без ретуши порезы, льется дождь…
На лацкан пятицветием ванили
Легла рука моя… Ты так похож
На мой неопалимый символ веры
В корсаров, Дон Кихотов, Дульсиней…
Едва ль рыжей заката мои перья,
Но в бабье лето любится сильней.
И даже кровь едва сравнима с миной
Замедленного действия – вот дождь,
Тот рвет сердца – не грозами и ливнем,
Хоть лучше бы с плеча рубил… Мой дож,
Давай назначим встречу у рябины,
Когда о бабьем лете снятся сны,
И ночь спалим, и будем неповинны
В заре кровавой… Вызовем на вы
И душу, и богов, и Дон Кихотов,
И ветреность зари, и нашу спесь,
И росчерком пера всем доброхотам
Отправим прецедент на Норд и Вест.
Я много лет ложилась спать на мины,
А шарики воздушные, увы,
Летели прочь, легко и неповинно
В моей располовиненной любви.