Зов Убанги. Глава 20

Инна Метельская
Глава 20. Нола. Поселок контрабандистов.

Случалось ли вам, дорогие друзья, замирать в предвкушении чего-то волнующе-прекрасного, дразнящего и пугающего одновременно? Не так много в нашем словаре слов и выражений, которые бы заставили искушенные сердца взрослых людей биться часто-часто, дрожа испуганным воробьем и прокачивая на бешеных оборотах лошадиные дозы адреналина. Пожалуй, с таким сладким и странным чувством мы собираемся на самое первое свидание, понимая, что долгая игра в кошки-мышки с предметом твоих тайных воздыханий подходит к логическому концу, а неизбежная развязка и радует и пугает одновременно…. Так радует и пугает все то, что еще день назад казалось запретным и полным какого-то особого смысла….
 Не потому ли именно из детства мы и принесли с собой в наше «сегодня», завернутыми в тряпицу чисто выстиранной души, странные, книжные, полные потаенного смысла неизвестные слова: «последние из могикан», «бригантина», «кардинал Ришелье», «пират», «сокровища», «сундук мертвеца», «трубка мира». Конечно, слов этих значительно больше. И у каждого они свои. Прошлой ночью у костра мы «навспоминали» их целую коллекцию. У Вики это почему-то были «камыши» и «лайба», у Михаила – «Карибы» и «золотой прииск», у Андрея – «сверхновая» и «бластер», у Саши «папирус» и «фараон», у Алексея «Бэйкер-стрит» и «томагавк»….
И все, как один, мы сошлись во мнении, что к разряду этих слов, без сомнения, относится словосочетание «посёлок контрабандистов».
Мы тревожно вглядывались в клочкастую, туманную черноту ночи, с волнением следя, как исчезают, тают прямо на глазах призрачные огоньки Нолы, как начинающийся ливень гасит их, словно угольки костра.
Утром мы первым делом посмотрели в ту сторону, где должны были закончиться наши африканские каникулы, возвращая нас из первобытных времен каменного века в привычную цивилизацию с электрическим светом, телефонной связью и бензиновыми двигателями. Но, даже пробежав пару-тройку километров по чавкающему болоту вторичного леса, и даже взобравшись на утесы последнего перед Нолой холма, мы так и не смогли увидеть тот городок, к которому уже всей душой стремились.
С каждым шагом лица наших проводников-пигмеев все больше темнели и грустнели. Антуан и Лу, наоборот, всё больше распрямляли плечи, переходили на упругую трусцу, подбадривая себя молодецким посвистом. Лицо же  Жермена выражало всю гамму чувств: от детского любопытства до тревожной озабоченности.
- Ричард, остановись, пожалуйста! – наконец взмолился он.
- Что случилось?
- Наши проводники говорят, что дальше идти не могут. Это табу, наложенное Аббутелем. Они не хотят выходить к поселку, боясь, что приведут в племя чужаков.
- Так давай попрощаемся с ними здесь. Мы все им, правда, очень признательны за помощь.
Жермен расстроился еще больше:
- Вы не поняли, друзья! Мне тоже придется вас оставить. Я-то не боюсь идти в город, но как я найду обратную дорогу? Только пигмеи знают лес Давы настолько хорошо, чтобы пройти через него без опаски. А мне очень хочется вернуться домой, к Сиприанусу, без происшествий.
- Значит, прощаемся?
- Выходит так….
Мы бросили рюкзаки на землю и закурили. Последнюю оставшуюся сигарету. Одну на всех. Говорить не хотелось, хотя чувства просто переполняли. Жермен стоял, низко опустив голову, и ковырял грязь разорванным вьетнамком.
- Вот, возьми…. – Миша присел на корточки и достал из сумки свои любимые походные сандалии. – Наверное, будут велики, но там ремешок регулируется….
- Спасибо!
- Знаешь, наверное, можно попросить ребят, чтобы они тебя подождали. Мы бы обернулись довольно быстро. Хоть каких-то продуктов на обратный путь взял бы….
- У нас еще осталось две черепахи.
Подтверждая слова Жермена, два пигмея вышли вперед и сняли со своих спин два черепахо-ранца. Черепашки были прочно обвязаны тонкой лозой и эта «упаковка» действительно напоминала детский рюкзачок с длинными заплечными лямками.
- Так что?
- Вот…
- Жаль.
- Да…. как-то так… Будем прощаться….
Мы обнялись. Естественно, Виктория не удержалась от поцелуев и слез. Да и у нас чертов комок стоял в горле.
 Дурацкое чувство.
Иррациональное.
И к нему никогда не привыкнешь. Непостижимым образом совершенно незнакомый человек, не друг, не брат, не сват, вдруг почему-то становится тебе почти родным всего за каких-то десять дней. Ты отдаешь себе полный отчет в том, что он исчезнет из твоей жизни так же внезапно, как и появился. Что ваши дороги, наверняка, никогда в жизни больше не пересекутся. Что пройдет всего неделя или месяц, и ты будешь вспоминать его так же легко и буднично, как случайного попутчика в поезде.
Но тогда почему каждый раз так щемит сердце? Почему ты чувствуешь, что теряешь безвозвратно, одновременно обретая возможность иных встреч, рвешь с прошлым, уже одним глазом заглядывая в будущее, с болью и радостью оставляя чужому человеку что-то страшно ценное для самого себя?
Когда мы подняли головы, ни пигмеев, ни нашего африканского портера уже не было. Возле рюкзаков лежало два небольших копья, оставленных нам в подарок и две черепашки, натужно тянущие шеи из переплета прочных кандалов.
Черт! Маленькие засранцы! Они отправились в лес налегке, посчитав, что неприспособленным белым аккабвана их подарки пригодятся больше, чем им самим. Копья мы взяли с собой, а черепашек отпустили на волю. Возможно, они ориентируются в мире Давы так же легко как пигмеи и найдут дорогу к своим черепашьим семьям.
- Ну что? До Нолы примерно час ходу. – Миша задумчиво посмотрел в долину. – Петрович, мне кажется... или действительно где-то шумит река?
К воде мы вышли часа через три. Красавица Момбарэ показалась нам самой прекрасной рекой на свете. Роскошные плакучие деревья, похожие на наши ивы и широколистые пальмы запирали ее с обоих берегов в вечно-зеленый тоннель. Чуть слева от нас, примерно на расстоянии километра, виднелся большой мост, построенный, скорее всего, для каких-то военных целей. Это был не хрупкий деревянный мосток, а вполне серьезное инженерное сооружение, с большими укрепленными опорами основы и высокими металлическими «перилами», метра по четыре каждое. Железо кое-где поржавело, а бетон обсыпался, но, в целом, мост выглядел, пожалуй, самым крутым индустриальным сооружением, встреченным нами за последние две недели.
Позже мы выяснили, что мост сослужил нам плохую службу, так как он вел не к Ноле, а к алмазным приискам, находящимся примерно в десяти километрах от городка. И если бы мы прошли чуть правее, не купившись на его обманчивое «гостеприимство», то буквально в пятистах метрах от моста обнаружили бы паром, на котором можно было попасть прямо в центр Нолы. Однако огромный крюк, который пришлось сделать, следуя по широкой и наезженной дороге, нас особо не утомил. Идти по ровному покрытию, не уворачиваясь от колючек, не перепрыгивая через рытвины и колдобины, не перелезая через поваленные деревья, было легко и приятно. Первым, что мы увидели в городке, когда все-таки добрели до него, казалось приземистое  серое здание, украшенное красным крестом и вывеской M;decins Sans Fronti;res (Врачи без границ).
-Плохо дело, - присвистнул Алексей.- С одной стороны, хорошо, что здесь есть европейские медики. Мишку надо им показать срочно. С другой, если мне не изменяет память, эта организация приезжает только в самые неблагоприятные регионы планеты, а значит тут, в Ноле, нас может ждать что угодно: холера, чума, дизентерия, лихорадка и прочие эпидемии.
Забегая вперед, скажем, что госпиталь MSF был закрыт на амбарный замок, а самих врачей мы так и не встретили, зато выяснили, с какой целью они разбили свой лагерь в Ноле.
Нола не зря называется поселком контрабандистов. Со времен французской колонизации, когда в этом районе были обнаружены залежи алмазов и золота, а так же фантастические запасы древесины особо ценных и редких пород, городок на реке Момбарэ стал пристанищем тысяч безработных африканцев и сотен авантюристов всех мастей. Первые приезжали сюда в надежде получить хоть какое-то место на приисках или лесозаготовках. Вторые – не ждали милостей от природы и активно соперничали с узаконенными промышленниками, занимаясь контрабандной вырубкой леса и незаконным промыслом алмазов. Власти устраивали показательную «охоту» на контрабандистов, нещадно их штрафовали, отлавливали, сажали в тюрьмы, но жажда легких денег всегда оказывалась сильнее страха тюремного заключения. В городке бурлили настоящие страсти. На главной улице мы насчитали сразу с десяток пабов и баров, где рекой лилось пиво и виски, где краснолицые (от загара) и темнокожие (от природы) вербовщики и браконьеры, приехавшие сюда из самых разных стран мира собирали свои отряды.
Правда, побеседовав с одним из них – долговязым, заросшим до глаз сизой щетиной белоглазым шведом Сайко – мы убедились в том, что мировой финансовый кризис добрался и до такой глухомани как Нола.
Напомним, что дело было в 2007 году. Тогда ещё даже Россия не чувствовала ледяного дыхания мировой экономической катастрофы. А Нола уже находилась в самой ее гуще. Буквально за шесть месяцев были закрыты сразу несколько шахт. Старые лесопилки, оставленные французами в начале восьмидесятых, когда правительство ЦАР выступало против вырубки ценных лесов, даже три десятилетия спустя активно и незаконно эксплуатировались браконьерами. Но из-за кризиса спрос на драгоценную древесину тоже резко упал. Первое время еще какие-то работы шли: алмазы добывались, золото намывалось, а леса вырубались. До той самой поры, пока стало понятно, что рабочим нечем платить даже самую мизерную зарплату, а склады переполнены товаром, который приходится тщательно охранять. Вывозить его некуда да и не на чем, - нет контрактов, не говоря уже о бензине. Постепенно в городе начался голод.
Сайко, брезгливо морща нос и хмуро поглядывая на Ричарда, потягивал виски, не требуя у бармена закуски (всё равно кроме пачки чипсов на витрине ничего не лежало):
- Экономический кризис, однако, это лишь один из факторов, который сейчас добавился к хроническим проблемам региона: очень скудное питание людей , отсутствие доступа к здравоохранению у большинства жителей и наступление сезона дождей. Основу рациона составляет маниока (не больше клубня на человека на день). Другие необходимые продукты питания, например, мясо, сейчас найти так же трудно, как бриллианты.
- Но почему так? – отвыкнув от спиртного, мы быстро захмелели и совсем забыли, что нам нужно торопиться, искать проводников в Гамбулу и с интересом поддерживали разговор с незнакомцем.
- Первые проблемы здесь появились уже пару лет назад, когда бандитские группировки стали угрожать фермерам, держащим крупный рогатый скот. В результате фермеры бежали в Камерун и до сих пор не вернулись. Часть из них предпочла кочевать по дорогам, попутно выпасая скот и продавая его в маленьких деревнях и поселках…
(Мы мгновенно вспомнили пастухов, которые пригоняли стадо к деревне Сиприануса).
- Кроме того, чтобы получить здесь медицинскую помощь и лекарства, люди должны платить, а они не могут себе этого позволить. Из-за этого закрылись медицинские центры. Сегодня у нас, в Ноле, ежедневно умирает от десяти до пятидесяти детей и столько же взрослых. И это на пять-шесть тысяч жителей. Поэтому все страшно обрадовались, когда «Врачи без границ» открыли здесь свой госпиталь. Сейчас они, правда, уехали в Гамбулу, но скоро опять вернутся. Они так и челночат туда-сюда. И их ждут. Ведь они не только дают лекарства, но еще и подкармливают, особенно, своих самых маленьких пациентов.
- А почему ты сам не уехал? В свою благословенную Швецию?
- Кем благословенную? Подумайте сами, если бы мне было так хорошо дома, стал бы я бежать в эту жопу мира?
Сайко совсем раскраснелся и уже с трудом ворочал языком:
- Валите отсюда! Валите быстро! Если хоть  чуточку хотите жить. Нечего вам здесь ловить. Здесь выживают только такие бродяги как я. И я, хреновый контрабандист и бывший финансовый консультант,  не оставлю этих черных заморышей, подыхать без жратвы и денег. Я обязательно что-нибудь придумаю. Я их спасу!.... А вам, господа, настоятельно рекомендую убираться в вашу долбанную Европу!
Сайко был пьян до неприличия, и в то же время настолько серьезен и собран, что, поднявшись с большим трудом из-за липкого стола, выразил готовность отвести нас к реке и нанять пироги, на которых мы сможем доплыть до слияния Момбарэ и Кадэи. Там нам предстоит подняться вверх по течению Кадэи до Гамбулы. И уже в Гамбуле пересечь границу с Камеруном.
- В принципе, вы могли бы попробовать нанять машину и в Ноле…. Тут есть секретные тропы для пересечения границы вне таможенных постов. Но сейчас дороги развезло, джип может застрять на неделю. А в Гамбуле есть хоть плохонький, но все-таки аэропорт. И за приличные деньги вас вывезут и в Йокодуму, и в Яунде, и в Дуалу… Хоть к черту на рога. Так что путь по воде до Гамбулы – самый правильный.
Пройдя по центральной улице городка, поглазев на пыльные хибары и ржавые листы импровизированных заборов, мы снова вышли к реке. Нола оставила в нас чувство странной тоски и детской обиды на вселенскую несправедливость мироустройства. Мы видели, что еще лет пять назад, это был, вероятно, вполне пристойный африканский городок, в котором наличествовали и собственный рынок, и большое здание школы, и несколько двухэтажных и даже трехэтажных коттеджей, с кокетливыми наличниками вокруг маленьких окошек. И теперь этот городок умирал, подцепив неизлечимый вирус по имени финансинус кризисус. Или что-то в этом роде.
 Редкие прохожие были истощены до предела. Дети вяло играли в пыли, не поднимая с земли худенькие тельца со вздувшимися животами. Обозленные белые люди, кочующие из бара в бар, выкрикивали что-то неприличное в адрес Сайко и нашей группы. Приветливые темнокожие полицейские, на которых военная форма болталась так, словно была на пять размеров больше, отдавали честь нашей небольшой группе, завистливо посматривая на наши относительно упитанные тела и чисто выбритые лица. А ведь еще день назад мы сами казались себе чуть ли не бродягами, грязными и изможденными.
 Видимо, все и всегда познается в сравнении.
 Убедившись, что у нас есть деньги, Сайко подвел нас к пристани, возле которой болталось три десятка утлых лодченок.
- Вот. Выбирайте любую пирогу! Проводника брать не надо. Будете идти сами вверх по реке. А когда причалите в Гамбуле, просто пустите лодки вниз по течению. Раньше или позже они сюда вернутся. А если нет, - то и Бог с ними. Тут этого добра навалом. Когда-то в Ноле было в три раза больше жителей, и лодка была у каждого. Теперь они большей частью бесхозны. Только провоцируют пацанов уплывать из дома без спроса.
Расплатившись с Сайко и искренне надеясь, что хотя бы часть денег перепадет настоящим владельцам пирог, мы с осторожностью погрузились в узкие посудины и отчалили от берега.
Грести сидя оказалось крайне неудобно. Тем более, что нам предстояло плыть против течения и работать веслами нужно было безостановочно. Попробовали привстать на колено – пошло веселее. Во всяком случае, лодки уже не пытались перевернуться или каждую минуту черпануть бортом воду. Приноровившись, расхрабрились окончательно и поднялись в полный рост. Так стало еще легче. Активной гребле способствовали и крокодилы, ленивые туши которых то тут, то там валялись бревнами на берегу. Стать их добычей нам не хотелось. С каждым взмахом, мы уплывали всё дальше от крокодильего пляжа, надеясь, что следующее их лежбище встретится нам не очень скоро. По идее река должна была прилично расшириться, а широких мест зубастые охотники избегают.
В одном месте Момбарэ сделала крутую петлю, огибая поселок змеиным кольцом. Мы обернулись, чтобы помахать рукой Ноле, нашему кратковременному и не очень ласковому пристанищу. Обернулись… и -замерли: на высоком холме, не замеченном нами ранее, прямо в низкое серое небо уткнулся большой черный крест кафедрального собора Нолы.
Черный крест, о котором говорили пигмеи… Знак, означающий, что колдовская власть задобренного жертвами Давы закончилась, и нашему другу, Михаилу, в любой момент снова может стать плохо. Смертельно плохо.
Вика потянулась к рюкзаку и нащупала волшебную куклу, которую пигмеи-вуддисты сделали прошлой ночью…