Имя – новый высший род слова и
никаким конечным числом слов и
отдельных признаков не может
быть развернуто сполна.
Отдельные слова лишь
направляют наше внимание к нему.
П. Флоренский. Имена. Ч. 2,гл. III.
ОНА не помнила совершенно ни кто ОНА, ни где находится, ни что с НЕЙ случилось. Пыль, набившаяся в ресницы, не позволяла открыть глаза. ЕЕ место сейчас - внутри, за этими черными дверями, которые так странно и красиво прикрывают глазные яблоки. Это веки. А дальше склера, зрачок. Здесь, в центре - хрусталик. А там…ТАМ, дальше, находился тот самый проход к тому, что мы давно и привычно называем внутренним миром.
Внешний ход времени не интересовал ЕЁ. ОНА погрузилась в то непередаваемое ощущение течения внутреннего пространства, которое расслабляет, делает невесомыми не только тело, но даже клетки. Это безбрежное внутреннее колыхание позволяло не заботится ни о свете, который все-таки вспоминался, ни о фокусировке внимания на чем-то, выбранном так случайно взглядом изо всей внешней кутерьмы предметов, лиц и еще многого другого. Когда глаза открыты, взгляд вбирает, внутренне фиксирует все детали, значимые для данного момента восприятия реальности. ОНА вспомнила тот последний запечатленный ею кадр внешнего, ставшего внутренним. Последний перед тем, как она приняла решение – закрыть глаза.
* * *
Наполненная ложка символизирует мир.
Наступило одиночество.
Каштаны колючками внутрь
Создают неудобства распознавания,
Улыбки вывернуты расставаниями.
Маршируем, пощелкивая недоверием улиц.
Самые серьезные намерения
Расплывчаты в сумерках дня.
Каждый день проходим сквозь себя.
К происходящему отсутствию привыкаю,
Расставляю фантомы твои по маршрутам дней.
Мы - молчание собственных теней.
Слышишь визг металлических тросов,
На которых растянуты наши души?
Насосы на четыре стороны света
Высасывают мгновенья из нас.
Опускается проволочный каркас,
Каждому предназначен свой бетон и щебень.
Пресытилось молчание.
Недостатком внутренних вопросов,
Создает вакуум, которому
Предстоит развернуться.
Ответы следует подавать на блюдце.
Давай бросим друг в друга
Шары немых жестов,
Протянем утопающему в полынье
Вкус забытой черники со сливками...
Погружение в удушающую волну,
Нарезка ремней бесконечных НЕТ,
Бал платьев голых королей,
Выбирающих свою Елену
Взглядом до пят.
Разъят сумрак веков.
Параллельности не смущают
Невыносимыми перетеканьями.
Лаконичны тривиальности.
Мы - виртуозные побрякушки.
Тела наших рек повернем вспять,
Только самим бы успеть взять
Истинное колыханье оформленных линий,
От которых немеет сознанье,
Пронизанное мириадами брызг
Ниагарского водопада.
Срывающийся свободно
В проносящиеся потоки,
Испивающий жизнь,
Не хочешь совсем улететь?
Привяжи к ногам надежные тросы,
Они вернут тебя в положенье вопроса -
Что дальше?
Это был ЕЕ текст, который ОНА набирала вчера ночью, т.к. днем совершенно не хватало времени даже на то, чтобы просто сесть подумать. Ночь оставила немного деталей ЕЕ визуальному восприятию. Отчетливо ОНА видела лишь бело-голубой светящийся экран монитора с набираемым текстом, которого становилось все больше и больше. Но то, что было вокруг экрана монитора, то, что было вокруг становящегося перед ней текста, превращалось в живую движущуюся картину, причем движение организовывалось ЕЕ взглядом. При переводе взгляда с буквы на букву, постоянно меняя ракурс всего бокового зрения, ОНА давала возможность и тем предметам, которые населяли мир, меняться, проявляя свои разные стороны. Картина комнаты, так ОНА назвала это всплывшее воспоминание, представляла собой единую с НЕЙ живую плоть. ОНА буквально слышала дыханье за спиной ЕЕ любимых книг (там находились книжные полки). Да это было и не дыхание, а нечто иное, это был звук движения нитей, которыми ОНА была связана с каждой. Внутри НЕЁ существовала целая система неких импульсных камертонов, по звучанию которых ОНА проверяла направление движения мысли. Оно во многом зависело от силы натяжения-напряжения основной нити мыслеформы, рождающейся в творческом потоке, создаваемой прикосновением всей той новящейся ежесекундно реальности внутреннего и внешнего взаимодействия с НЕЙ.
Кроме этого привычного всеприсутствия то здесь, то там вырисовывались формы других предметов ЕЁ окружения. Друг напротив друга расположились дверь и окно. То, что было за оконной рамой, вплывало в картину сине-голубым колыханием, это продолжало и саму ЕЁ туда, вовне, раздвигая рамки до неба. Дверь, ведущая в прихожую, пропускала желтое свечение, такое объемное, что казалось, открой дверь, и оно заполнит всю комнату, как самораздувающийся шар, причем с такой тонкой мембраной, что она могла бы пропустить все предметы сквозь себя, не разрываясь.
ОНА вспоминала голубой пол и потолок, которые создавали ощущение некой формы, способной переворачиваться, занимать положение наоборот. Комната являла собой некий сегмент кубика-рубика для НЕЁ. ОНА сама задавала ей положение в зависимости от внутреннего состояния. Но это можно было делать с собой и со своим пространством, находясь лишь в полнейшем одиночестве.
Одна. Но это ощущение подвинуло ЕЕ не наружу, а дальше, в то состояние, которое ОНА попыталась чуть-чуть, самую капельку, понять.
И ОНА поняла.
Поняла то, что, наконец, ОНА осталась одна.
Одна на один с собой.
Совершенно из ниоткуда внутренним зрением ОНА уловила какие-то расплывчатые пульсирующие образы. Один, второй… ОНА не хотела напрягаться, но их становилось все больше и больше. Они вышли на передний план, и ЕЁ удивлению не было предела - это были буквы.
Буквы то всплывали, то исчезали. Это был какой-то танец Букв, который подчинялся своим законам. Буквы то поворачивались по часовой стрелке, выстраивались в круг, то, внезапно остановившись, закручивались в спирали, стекаясь почему-то в одну яркую вспышку. Именно вспышку. Да, это была главная буква. Она была такой яркой, что даже сомкнутые ЕЁ веки подрагивали, как будто пытаясь высвободиться из силового поля, созданного этой вспышкой.
ОНА подумала, что должна (хотя кому), да, Да, ДА, - самой себе – ОНА должна всмотреться в эту главную букву. И как только ОНА об этом подумала, тотчас что-то сменилось в этом пульсирующем ритме буквенного танца. Он остановился на мгновение, затем, как при проявке фотографии, медленно, но все четче и четче стали выступать очертания той самой заглавной буквы.
Она была неоново-синей.
Она была развернута вправо.
Ее изгибы напоминали очертания женской фигуры.
Она стала расширяться, расти, и вокруг главных элементов образовались дополнительные контуры всевозможных оттенков.
Это была заглавная буква ЕЁ имени.
Имя. Оно является первоначальной центробежной силой любой личностной формы.
ОНА вспомнила текст, который набирала вчера. Он стал перед ней как нечто осязаемое. Осязаемое кончиками пальцев, тем напряжением мышц руки, которое испытываешь, выстукивая на клавиатуре первое слово. И это слово было… ЕЕ имя. Выпуклости и впадинки каждой были изучены в совершенстве. ОНА отчетливо увидела тот ракурс, который однажды и навсегда запечатлелся в ЕЁ памяти – вертикальный ракурс написания буквы. Буква начиналась где-то внизу, затем кривая поднималась выше, совершая повороты не по горизонтали, а по вертикали. Она предстала перед НЕЙ тем самым профилем, который показывал её не плоской, а объёмной, и объём этот представлял собой устремленную вверх раскручивающуюся спираль.
ОНА старалась удержать в том самом ярком виде Букву, старалась запечатлеть тот фосфорицирующий поток, который образовался вокруг неё. ОНА вбирала в себя каждый фотон этого света.
Оно стягивает взаимно поддерживаемые смысло-акустическим кодом личного Имени другие имена и именования, образующие личное именное пространство.
Но это старание для НЕЁ самой оставалось непонятным. Зачем? Когда тысячи раз эту букву выписывала рука, тысячи раз глаза следили за продвижением линии, из которой на плоскости листа она появлялось, и вслед за ней - все остальные. Это желание задержать, запомнить нечто странное, выбивалось из повседневных тренингов памяти пока еще неясной, но тем и привлекательной, целью. Если бы сейчас ОНА могла задавать вопросы себе, точная формулировка этого вопроса была бы невозможной, потому что точность – это условие выполнения задания, но что ОНА должна была выполнить сейчас? Какую работу? Вопрос был явно неуместен, т.к. и самого Сейчас почти не существовало. Лишь его отзвуки слегка задевали ЕЁ, превращаясь в смену планов внутреннего видимого.
То здесь, то там возникали живые объемные пятна неоновых всполохов. Они то занимали все пространство, то сужались до мизерной точки, которая начинала расти, стоило только остановить на ней внимание. Вырастая, точка занимала центральное положение, блики от ее света создавали целое поле, которое затем перемещалось, вращая все цветообразы, возникшие от завихрений всполохов. Это была феерия цвета. Это было наполнение цветопульсом ЕЁ внутреннего взора.
ОНА поняла. Это вдруг-ЕЁ-понимание было чем-то, что уже в НЕЙ существовало, причем существовало давно, как что-то приданное ЕЙ с самого рождения или еще раньше. Это понимание выявило новый смысл той живой фантастической многообъемной картины, которую ОНА наблюдала. Или нет, которая наблюдала ЕЁ. Да, ОНИ были взаимосвязаны: Буква, ее цвет и форма, ее пульсация, ее перетекание в другие образы и ОНА САМА.
Становящаяся реальность будущего стихотворения предполагает, прежде всего, векторно-заданный смысло-акустически ориентированный процесс формирования именной многомерной смысло-акустической формы. Этот порядок действий в первую очередь оформляет предложение-погружение в некие особые планы предустановленных проявлений собственного творящего Имени-задания, в котором схематически заложены виртуальные и актуальные составляющие становящейся реальности и ирреальности будущих поэтических текстов. При этом весь многоуровневый личный опыт, весь сплав и уже оформленных, и еще аморфных маркированных именных представлений синхронизируется по-новому. Именно здесь заново формулируется и то смысловое именное задание, которое берет и ведет как саморазвивающуюся систему поэт.
Буквы создавали новые и новые потоки. Вначале ослепительно яркие, они затем становились еле заметными, растекались в колыхание. Эта система совершает работу на собственной метафизической территории авторского именного поля, и ее именная действенная тактика - новящаяся реальность Имени поэта. Именное поле создает определенное звуковое напряжение, которое втягивает в себя смыслопорождающее сгущение всех смыслоразличительных акустических координат, определяющих личное Имя поэта, которое следует принять как Имя-взывание, как заданную программу развертывания собственного именного звукосмыслового кода.
ОНА нисколько не удивилась новому стихотворению, спокойно выплывающему из недавно неразличимого потока звукообразов, всегда текущих сквозь НЕЁ. ОНА многое из этого потока и не записывала, не запоминала, а просто и спокойно отпускала, проговорив где-то внутри. Там оно, не вышедшее в мир, растворялось, заполняя предоставленное ЕЙ пространство, обживало предложенный внутренний мир и затем Оттуда, из наивнутреннего, пускало импульсы звука, переходя в иное состояние, проникая в кровь. И кровь растекалась по всему телу, делая его чрезвычайно легким, таким, что, и чем на земле еще держалось, становилось совершенно непонятно.
* * *
Сегодня слушать тишину
училась я. Сквозные травы
Вслед солнечным густым лучам
Через моё тянулись сердце.
Надрез земного бытия
мгновенно развернул пространство,
Создав словесный камертон.
По створкам обожженных уст
движенье звука продолжалось.
И я, настроив инструмент
На той, шестой по счету ноте,
На свет натягивала нервы,
Готовя и себя к игре.
Витиеватый композитор,
Он в сущем намечая вечность,
Колоки подвернул донельзя,
Чтобы во мне набухли звуки.
Зернились смыслы, разрастаясь,
рождалось ДНК дослова,
Все дальше продвигались строчки
И друг на друга громоздились.
И растекались…
Разнообразие ударов,
На бис разбуженного чувства,
Змеилось, как спирали Листа,
В неиссякаемых потоках.
И принимая вертикали,
Я вспыхивала виртуозно,
Молниеносно множась в вихре,
И попадая
В поток стиха…
В нас каждом живут такие потоки слов. Мы часто произносим отдельные, самые затронувшие наше внутреннее такие слова. Нам их приятно и говорить, и слушать их звучание. Они делают нас открытыми, мы выплескиваем вместе с ними и свое внутреннее содержание, показывая тем самым общую взаимосвязь, общее взаимоперетекание всего во всё.
Восприятие собственного Имени–взывания - есть первый этап формирования становящейся иерархии именных акустических плоскостей будущего стихотворения. Сочетая знаки интенсивности и внезнаковое акустическое начинание, перемещаясь внутрь самого между-Имени, в ту живую объемность звукового потенциала, позволяющую не упорядочить все акустические координаты, а смешать их и затем выявить из бестелесности новящуюся звуковую именную плоть, поэт охватывает-обретает все находящиеся в этом объеме между-именные связи и смыслы.
Эта тактика напрямую зависит и от тех внутренних звуковых именных составляющих - неких импульсов-заданий, сформированных Именем–взыванием, и от той не-обходи-мости, той точки преткновения, вокруг которой новящаяся реальность создает пробел в резонансной среде собственной именной системы координат.
ОНА, все также, не открывая глаз, набрала воздуха в легкие и выпустила его с каким-то неопределенным звуком. Это было звукодыхание – тот особый строй дыхания, который позволял произносить там, внутри своего пространства, всё, что текло сейчас через НЕЁ. Перейти на обычный ритм дыхания ЕЙ представлялось делом непростым, так как не хотелось расставаться с погружением в саму себя, таким долгожданным, но и таким неожиданным. Пустить в себя этот мир, вдыхая его заново, как будто впервые, как будто ты ещё не умеешь дышать – так сделать было совсем для НЕЁ необходимо. Там, внутри уже образовался некий позыв дышать, совершая выдыхание пока, в самом начале, а затем и что-то ещё, пока несколько неразличимое, но уже формирующееся. ОНА чувствовала этот путь, который прокладывало ЕЁ дыхание. Он готовил продвижение наружу ЕЁ самой. Над этим стоило бы подумать. Самой? Какой? Той, которая была еще час, минуту, секунду назад, или той, которая изменялась вместе с движением картины внутреннего пространства?
ОНА почувствовала, что над НЕЙ образуются вихревые потоки, успела испугаться, но быстро с этим справилась. ТО, что было внутри, заставило ЕЁ сфокусировать все внимание на теле, заставило распространить СЕБЯ дальше, во все его части, оформляя их жизнь новым ритмом. ЕЁ новая жизнь, которая становилась сейчас, скорее была толкованием смысла ЕЁ существования. Она рвалась за пределы тела звуком, она хотела выйти НАРУЖУ. ОНА ощутила всем своим существом это оформляющее, определяющее ЕЁ обнаружение. В НЕЙ распускались бутоны каких-то новых, доселе неведомых звуков и смыслов СЕБЯ САМОЙ, открывались какие-то новые качества, до этого момента не об – НАРУЖ - енные. Это заставило ЕЁ открыть глаза. Движение обратилось болью, словно давно не использованный механизм, вызывало резь, т.к. запорошенные пылью, глаза отказывались воспроизводить картинку. Но даже то, что просочилось в эти, почти зашитые глаза, совершенно ЕЁ ошеломило.
ОНА находилась в пустыне.
ОНА лежала около огромного бархана, а вокруг бушевал САМУМ.
ОНА с огромным усилием встала, но, не удержавшись на ногах, опять упала. Надвигающийся порыв стихии был такой всеуничтожающей силы, что все ЕЁ существо затрепетало, понимая неизбежность проникновения стихии в НЕЁ.
Определив недостающий именной вектор-запрос звука, который был активизирован внутренним взыванием-вопрошанием, поэт средствами внутренней фонетики и внутреннего ритма переводит с внутреннего плана на внешний и выражает в других знаках, в других величинах интерпретационное именное поле. В нем уже предустановленны направления разворачивания-раскрытия затребованного от Имени поэта многомерного концентрата становящегося предмета называния, свернутого в назначенную плотность предела личного именного кода. Именно здесь вступают в работу механизмы межпространственной трансформации Имени уже данного предмета. Задача, решаемая поэтом на втором этапе - уловить разреженное раз-решение - раз-вертывание-проявление скрученного смыслового концентрата говоримого Имени. Через внутреннее замедленное показывание-рассмотрение определенной проекции данного между-Имени и перевода его акустического кода, в котором зашифрован новящийся план трансформы становящегося поэтического имени, в смыслоакустический, поэт определяет следующий этап именного задания как устанавливающий.
Теперь события разворачивались на внешнем уровне. ОНА рванулась из этого затягивающего внутрь ужаса. Цель, поставленная мгновенно, разрасталась до плана, исполнять который ОНА принялась тот час же.
Зарыться в песок, накрыв голову тканью так, чтобы можно было дышать. Дышать – это все, что сейчас ЕЙ было нужно. Дать возможность еще жить дыханию. Иссеченное песчаными струями лицо горело нестерпимо, исхлестанное тело кричало и разрывалось от боли. Но попытки преодолеть весь этот кошмар продолжались. Еще одно, возникнув в памяти, заставило не мгновение замедлить жизненный ритм до бреши, которая манила своей пустотой. Она подалась туда, понимая, что это путь
БЕЗ НАЗАД
рассматривая лицо
не доверяй отраженью
гребцы налегают на весла
шторм заселивший кровь
обрушил так много земли на
что капитаны спасательных станций
которые пользуются широкой известностью
привлекая изящной словесностью
разменяли сегодня НЕЧТО на НИЧТО
мне наше застолье не нравится
мое божество САМУМ
начался вчера на закате
понес всех лишенных сна туда
где критерием пустоты
пепельный взгляд зевак
туда где голубой глаз
не впивается в черный квадрат
который дней не считает
выдувая почву из-под деталей
губы не равнодушны взгляду
очерченного круга
или треугольника
от незапланированного испуга
ты оказался вблизи
укусы бесконечных дождинок
генетический код снежинок
величайшее таянье льдинок
инок
ты знаешь землю без птиц
без лиц без назад
Вдруг ОНА еле различила за огромной устрашающей песчаной стеной САМУМА некое строение. ЕЁ видение, как ОНА об этом подумала, приближалось. Нет, это приближалась ОНА САМА к реальным выступам какого-то здания. Почему ОНА решила, что это было здание, обдумывать было некогда. Но вдруг ноги заскользили, поехали, и ОНА упала. Каково же было ЕЁ удивление, когда ОНА увидела то, что заставило ЕЁ упасть…
Это были глиняные таблички.
Они были красного цвета.
На них были подтеки, как ей показалось, соляные, но прозрачного характера.
На них были какие-то надписи.
Этого языка ОНА до сих пор не встречала.
Но ОНА почувствовала вдруг всю его силу.
Почувствовала сначала пальцами, затем всем своим существом прикосновение к чему-то совершенно необходимому ЕЙ.
Эти таблички дали ЕЙ новые силы.
Их было много, они были повсюду.
Они буквально пронизали ЕЁ.
И то, что ОНА приняла сначала за стену здания, было ничем иным, как стеной из этих табличек. Посредством извлечения словного потока именного ответа из звукового раз-режения именного запроса происходит становление и стяжка новых именных векторов к новой точке. Это некий идентификационный центру – центру отождествления именного взывания с именным откликом, своеобразным именным эхом…
Зафиксировать уточнившиеся звукосмысловые именные плоскости – вот главная задача поэта на этом этапе.
Стена зашаталась от очередного порыва САМУМА. Таблички начали падать. ОНА поняла, что если сейчас же не поддержит эту стену руками, она рухнет, и таблички разлетятся на мелкие части, до того древними и хрупкими они представлялись ЕЙ. И ОНА подняла руки. Но это уже были не руки, через руку пошёл поддерживающий импульс - все это древнее богатство невероятной силы человеческой мысли должно существовать.
ОНА вдруг начала издавать звуки. Сами собой они росли и множились, выстраивались в особый ритм, найденный этим формирующимся звуковым потоком. Она лишь успевала отметить, что это стихотворение, и оно само сейчас звучит через НЕЁ.
Развертывание смысловой прогрессии творящего имени в этом процессе - есть еще один из многочисленных этапов движения многомерной новящейся реальности, которую познает и затем передает-строит поэт, которая и сама проявляет-строит поэта. Данное развертывание направляемо ритмизированно-организованной внутренней резонансной именной структурой Я-поэта. Благодаря вхождению поэта в резонанс с собственной реактивностью реагирования, высвобождается из наивнутреннего подвижного новящегося пространства обнаруженный им именной, координированный ритмически, организованный образный именной концепт будущего стихотворения.
Это скорее походило на ритуальную песнь, чем на привычное для человеческого уха стихотворение. Но ОНА ничуть не испугалась, лишь удивилась своему голосу. Он был громким и с той наивысшей степенью полетности, которую ОНА и предположить в себе не могла.
***
Закутаюсь
в момент крика всех живых существ,
при необходимости родится на свет…
Возвращу вас
К образу
Рождения ребенка,
Взращивать в себе Психею.
Внешний мир
не ценит внутренних переживаний,
переливаний
предрассветного времени суток.
Последние часы исцеляющего душу сна.
Ущербная уходит луна.
Её позиция – выпадение из жизни.
Спасая всех терпящих бедствие,
Вызвоню порты и гавани,
Создающие пристанища кораблям.
Днями
к невидимому
первоначалу приближаюсь,
сужая искупление
до боли и страха
ночами.
Юродивая,
вынашиваю в круговерти печали,
уповая
на высшую прародину.
Растворяюсь в мировых ритмах,
Вслух роняю вам
Свой фимиам словесный
С отвесной
Брошусь в туманное колыхание.
Мое плескание
В потоках пресной воды –
Предостережение этого листа…
Подсознательное ближе к живому.
Я ни с места,
Покуда не стану
небесной.
Пускай той –
иллюзии и соблазны миражей
мнятся во мне.
На острия -
Изодранная душа. Не Сцилла -
Сама продираюсь.
Ты отдал на закланье этого агнца.
Может сон – более жизнь.
Блаженство пьянящего танца...
Но известно давно
последнее место –
В водах Черного моря,
В бухте покоя,
Где мера - [mэrґa] – влага соленая,
Нет солоней,
А смерть от [mэrґА] – умирать.
Однако у норн или мойр,
Как их не назови,
ВНИМАНИЕ!
Закончились натуральные волокна,
И они сегодня заставляют нас
Вспоминать о конце
синтетическими шнурками,
Подергивая за
непреодолимое стремление
к бессмертью.
Уход в свои глубины
уже никого не смущает.
Можно досрочно мутить водичку,
Надеясь воочию
смятение ближнего запечатлеть.
Мы привыкли Иванушек
Метить, учить, иметь,
Выплевывая
в глубины человеческих душ,
как в колодец,
словесные экскременты –
эксперименты масс-медиа.
А нам бы в тиши
Послушать Вивальди –
Все времена истончившегося сна.
Лето, Осень, Зима, Весна …
Иль закружиться
в шопеновском вальсе –
раз, два, три,
раз, два, три
Да, к слову,
Я уже изучила
Этот классический
треугольник,
Теперь жалею её и тебя…
А со мной – Иоганн Себастьян Бах.
Мы сквозь потоки жизни вместе –
Вот это размах-
Себя пропускаем.
Взмах –
И летаем.
Непостижимо.
Прибоем мимо,
Только морскими бурями утоляя
Обожженность пустынного пребывания.
Хранящие звуки вселенские
Не требуют осязания -
Странники весей и высей.
41, 42.
Сокрытая в яйце смерть Кощея -
Прообраз
всех прошлых
и будущих созданий.
Чистые ключи.
Помолчи на последней точке.
02.04
Поэт - творящая личность, основным инструментом которого является слово и в первую очередь - его звукосмысловая оболочка. Реализуя свои поэтические замыслы, с одной стороны, он непосредственно испытывает влияние собственного Имени на формирующуюся реальность и ирреальность создаваемого стихотворения, с другой же использует разнообразные пласты многомерной смыслоакустической формы своего имени в разворачивании сложнейшей звуковой прогрессии поэтического произведения.
*Кинема (< гр. Kinema - движение) – так в лингвистике определяется артикуляционный различительный признак, произносительная работа одного органа речи в производстве фонемы. Так, аппелируя к образу, возникло название того особого движения новящейся самопознающей системы Имени поэта в становящейся реальности будущего стихотворения.