Пир. Завещание императора Севера

Дзурдзуки Сергей
Из нитей, что Парки слепые плели, нам достались:
избранность, власть и кристальная точность желаний,
ум, незапятнанность рабским трудом и,
зовущий нас вдаль, горизонт, - красная белая синяя нити.
Я одарен; и вам оставляю.

Ныне, когда я почувствовал дальнюю стужу
и темная нить, как ночной холодок,
струится в горячее тело -
мой день угасает...
Судьба неизбежна: как смерть, как победа бесстрастного неба
Пространства, в которых я был, остаются,
но пестрая зыбь городов и яростный ветер сражений -
мой узор суеты - необратимы,
как совпаденье людей и событий случайных,
но постоянна тайная сила пространства, повтор
непременных законов, дарованных свыше -
вот, чем обратим я, вот чем пребуду
в нашем прерывистом теле,
вот, о чем говорю и вот, завещаю.

Помни,
лучшая армия та, что - в походе.
Тех, кто кричат о войне и победе, приветствуй,
возьми их с собою, а если не смогут,
по немощи или какой-то причине,
брось в сечу тела их родных сыновей.
их радость, и смысл, и надежду;
так проверишь готовность к войне и, проверив,
заполучишь обильные ссуды и преданность плебса,
и предусмотришь измену.
Солдат, надевая доспехи, должен знать досконально свои призовые:
земля - так земля, рабы - так рабы, деньги - деньги, а лучше -
всего понемногу / город, слава и гордость - давно уже в прошлом/.
Мы - солдаты; другие - купцы; а иные - служители смерти и страха -
будь готов угостить их равенским железом /ведь решимость клинка отрезвляет/.
Во главе легионов поставь чужеземцев без корней и без связей;
кто обязан тебе возвышеньем будет служить как собака,
пусть знает: без тебя он - дорожная пыль.
в начале наемного сброда ставь римлян, знакомых тебе с колыбели;
никто не надежен, но все же умысел легче узреть
в том, кого знаешь подробно; держи в голове его слабость и силу,
а решимость, коварство и верность обрати на других -
это тайна сплочения стаи.

Помни,
власть излучает природа из всех средоточий:
детских игр, утверждающих схваток подростков, влажной магии глаз,
жестов, схваток за женщин, спортивных ристалищ; отовсюду:
со дна амфитеатров, с трибун, от мужчин и от женщин, - отовсюду
идет излученье превосходства речей и осанки,
сил своих и наемных - богатства, как сжатой энергии тел.
Но помни: кто не знал подчиненья - не знает и власти,
кто не был унижен - не может унизить,
кто боялся - использует страх; вершина -
коварная память пути и забот восхожденья.
Я был строг и свиреп, но после меня
над тобой - только небо.
Ты - мера чужого тщеславья, предел властолюбия душ;
ты последнее: "да" и последнее: "нет".

***

Рыба идет из морей и кипят серебристые устья;
птицы летят на зимовье вместе с обильным потомством;
все живое стремится к истокам. Темная тайная воля
нас ведет к восходящему солнцу по дорогам древнейших кочевий;
наша печальная участь - вечно идти в Вавилон.
Так, Александр не вернулся, узнав
древний сон в материнской утробе,
властную роскошь и негу земных наслаждений,
всю пьянящую сладость Востока -
цель наших битв и трудов.
Все завершается здесь. Неужели и мы растворимся
среди красных ковров восхитительных маков,
неужели и Рим?

***

Помни:
вторгаясь в чужие пределы, обнажи свою ярость;
пусть молва, как кровавая пена по рекам,
достигнет далеких селений;не щади никого.
Но после, дани не отвергай и склоненных голов не руби;
цель достигнута; дальше, меч возвращается в ножны
и в дело вступают весы.
Правителей можешь казнить /ибо, втайне, нас ненавидят/,
но не трогай: ни богов, ни семьи, ни уклада;
здесь нельзя ошибиться; чрезмерная спешка
вызовет гнев и стократный отпор. Помни:
нами правят законы, но ими - вина перед богом.
Это можешь использовать позже. Знай,
что самая точная власть - это даже не страх, и не сила,
но непрерывное жало вины
перед богом, законом, тобой, /не имеет значенья/.
Нам нужны не их мутные души, но энергия тел,
нам потребны: зерно, драгоценности, вина, изгибы
волооких красавиц, сосуды с настоями амбры,
опьяняющий запах цветов, утончающий чувства -
все, чем обилен Восток, все, чем нас обделила природа.
И, чтобы поток не иссяк, будь неустанно коварен,
будь союзником слабых, покровителем малых,
используй тщеславье племен, ибо
пирог поедается легче с краев, а царства - с окраин.
Не пытайся менять весь народ - измени стерегущих невинное стадо,
но и здесь не спеши;
дряхлую власть направлять бесполезно;
старость - камень, но юность - пластичная сила.
Я напомню: победа меча - половина победа,
а вторая - спокойный расчет.
Помни: сердце народа не песни, законы и боги,
но те, кто им будет внимать и молиться.
Храмы пустеют и русла письмен высыхают,
нагроможденье слепых и безгласных вещей
спит в погребальном забвеньи, там,
где свежая влага меняет свой путь.
а тела молодых изменяют свои очертанья.
Покажи юным варварам Город - все величие Рима.
С улыбкой встречай их осанку и жесты,
добродушно посмейся над их облаченьем
/юность боится насмешек - так было
и будет всегда: дети следуют блеску и славе,
чистый лист заполняется властной рукой/.
Изменение жестов, осанки, вкрапленье
римских слов и коварная смена одежды,
манера принятия пищи и перемена ухода за телом,
новый орнамент приветствий и знаков восторга,
новые арабески их темных растрепанных мыслей...
/...пусть римские vale и wae клокочут в их дикой гортани,
пусть глаза их и руки проворно бегут по латыни,
пусть, вернувшись домой,и облаченьем и телом
зовут молодых к подражанью, подрезая
нить живого общенья - естественный строй,
им дарованный небом. И вот:
там, где было согласье - воцарилась вражда,
а где были законы - теперь суетливая воля
вожделеющих тел, избегающих смерти.
И отныне, каждый отделен, смотри:
вместо народа - скопленье,
вместо строя - верткий торгующий ум.

Ты спросишь: а как же их души и темная воля?
что тебе до того, кто, шагая в строю, размышляет о мире?
Или падая ниц пред тобою, тебя ненавидит, вроде женщин,
что, несмотря на румянец обиды, покорно восходят на ложе,
что тебе до того, кто сходит с ума взаперти
и, содрогаясь от страха, ждет поворота ключа
и не знает как воплотить свой обман и надежду и, при этом,
остаться собою в отшлифованных ложью скопленьях;
что тебе до их чувств, не имеющих формы и власти?
Пусть живут в легковесном обмане - жизнь реальна,
как столкновение рангов, все остальное - мираж,
исчезающий вместе с телами,
в лабиринтах погасших зеркал,
в подземельях могучего Орка.

***

Возвращаясь с триумфом, гони пред собою
царей, фараонов, вождей, как врагов и героев достойных,
но юную знать, сыновей побежденных, помести
среди моря ликующих римлян; пусть глаза их прозреют,
пусть откроют: как то, что они почитали за доблесть и силу
склоняется низко перед гордым величием Рима
/так тонкой струею в их юные властные души
вольется отрава/. Отныне, родные отцы - не образец и не зов
продолжать вековечное дело их доблестных предков,
но только помеха на пути к упоению властью.
Лев пронзенный мечом, восхищает,
но хищник, посаженный в клетку, достоин презренья -
он жалок.
Так, проигравший отец никогда не сумеет, как прежде,
властно вести сыновей /ведь они не прощают
униженье былого кумира/.
Помни: нет оскорбления тоньше чем: унизить
мужа в присутствии жен и детей,
а средоточье ума осмеять принародно;
нет преступления выше, чем это
/не допускай в отношеньи себя, но используй,
по мере корысти с другими/.Власть подрезать
необходимо с корней, а государства - с отцов.

***

Триумф отправляй широко и роскошно,
пусть тебя не смущают затраты.Иногда,
щедрость - вернейший намек на богатство.
Брось ликующей черни миг приобщенья в победе,
брось им хлеб, соразмерный с их малым тщеславьем;
пусть их грязные пальцы решают
судьбы тех, кто - на дне амфитеатров / помни,
кто уже преступил - простит и тебе преступленья,
а дарующий милость - будет молить о прощеньи/.
Власть подобна змеиной спирали,
где круги воплощаются в точку.

***

Неустанно и денно, и нощно,
утверждай исключительность Рима;
мы восстали из влажного хаоса плоти
как утес в середине безвольных миров,
как крепость для тех, кто не знает запретов -
нас вело провиденье.
Так было. Но ныне, разжав кулаки,
Рим развратен насмешлив; и в нас
растворилась вина перед богом,
а власть над собою сменилась капризом.
Железная воля и поступь
стали эхом в отдельных телах, а единство
распалось в желании черни
сравняться во всем с господами, пытаясь,
через жалкое внешнее сходство,
нарушить законы природы и начальную волю:
средоточие власти - удел для немногих,
обладающих ритмом и тактом,
утверждающих формы желаний,
укрощающих дикого зверя.

Что ведет эту чернь, что её подвигает
к желаньям? Сравненье. Вечная тяга
подровнять свой удел с господами,
вечный сон о желании власти и славы,
о сладострастном досуге в прохладе
мозаичных полов, в журчании вин и фонтанов,
в тени шелестящих деревьев, в забытьи
от забот и от страха в объятиях томных красавиц.

***

Я тебе говорил, но напомню:
кто чуток к желаниям римлян - тот расчетливо правит.
Если ты проливаешь роскошные вина Фалерна.
пусть в их глотке кислит ватиканское пойло*.
Тебя нежат румяные страстные девы?
Дай и им отнести свой разврат в лупанарий.
У тебя утонченный обед и посуда из чистого злата?
Пусть кладут свою снедь в позолоту и т.д. Здесь
важен принцип - орнамент не важен.Знай,
презренную чернь утешает обман обладанья:
уродливый слепок с божественной пробы,
отраженная роскошь господ.
Так, познав основные желанья,
увидишь: как прост человек.
Устав от забот, он стремится к досугу,
к равновесью желаний и воли,
к совпадению тела и мира. Так,
в сияющий полдень, округа светла и спокойна
и тени души исчезают, и нежится тело
после плавной волны удовольствий.
Но этот божественный дар и велик и коварен:
иных он возводит к тайнам звездных миров,
к тайнам памяти и постижения власти,
к тайнам культа, к познанию - к нам,
но других превращает в животных
погружая несчастных в мелькание мира.
Помни твердо: для черни довольно второго:
пусть спят в этом смутном плену
непрерывных забот и желаний.

* по иронии истории, самое кислое вино в Риме производилось
из винограда, произраставшего на Ватиканских холмах.

***

Но есть и такие, кто,
по хитрости тела и духа
не став землепашцем иль воином,
ищут нишу в услугах и робко стучат
в двери наших обильных поместий:
умастители кожи,завивальщики наших волос,
протеи для наших желаний - мастера изощрения тела.
Эта проворная дерзкая челядь
украшает сады и жилища,
ловит властные взгляды, пытаясь
угадать направление наших капризов.
Как воин - я их презираю, как римлянин - чту
/перерывы в походах длинны и тоскливы,
как ночи без женщин, как день без стремлений/.
Иногда, их забавы меня развлекают
отвлекая от тяжести власти,
иногда я смеюсь, когда вижу
их суету подле царственных тел
их кривлянье в надежде
оторвать свою долю в добыче
и очистить карманы богатых
/это легкое зло - неизбежность
при раскраске телесного поля:
власть без роскоши - призрак,
ум без почестей - сон/.
Окружай себя только отборным:
в походах - седым легионом
в перерывах - свирепой охраной,
осанка которой внушает восторг,
а зависть ведет к подражанью.

***

Окуряй себя юным дыханием женщин,
но помни, что женщины Рима:
благодатное лоно, живые ворота
для возрождения граждан - их удел
пылающий ярко очаг и румяные дети.
Что до похоти - ей предавайся
с телами покорных рабынь, а гетеры
пусть ублажают твой взор, превращая
тонким женским изыском
утонченный разврат в наслажденье,
когда женщина рядом  с тобой - человек,
тебе равный по чувствам и воле,
Но не пытайся в одной / пусть она - совершенство/
представить все три ипостаси; нет обмана
пошлее и горше... ведь мера
прекрасна в отдельном,
но общая мера - каприз,
ветер дующий в парус глупцов.
То же касается черни. Иногда,
в этом месиве тел, появляются люди,
одаренные чувством
гармонии слов и движений:
рапсоды,певцы и танцоры,
повелители цвета, собиратели твердых пространств
в океане текущего мира. Их не бойся.
Это достойные люди. Пусть творят,
воплощая свой гений в пределах,
предначертанных волей богов
и могуществом власти.
Тех же, кто поумнее, но мельче,
кто на потребу случайной толпе
её отражает зеркальным осколком
и, кривляясь божественной линией тела,
вызывает восторг узнаванья и хохот -
тех терпи презирая. Слов и жестов не бойся;
достоин презренья торгующий телом,/недаром,
таких зарывают за стенами мест погребений/.

***

Теперь, обостри свой расслабленный слух,
собери свою память, а зренье
подчини избирающей воле.
Иногда, по капризу беспечной природы.
по случайности шлюхи-судьбы, по недосмотру богов
среди слаженных тел появляются люди
/с неутоленной осанкой и духом/
достойные быть среди нас.
Начиная с полета времен, эти люди:
источники смут и раздоров, поток
размывающий грани сословий,
вздымающий с плотного дна
муть укрощенных желаний.
Это странные люди; живя среди нас,
в мерном скрежете зубчатых слов
и согласных движений,
они прозревают снаружи
ход молчаливого мира, где
ни слово, ни мысль не решают
окончательной участи мертвых.
Мы подобны стреле в середине полета,
/и они среди нас, и они вместе с нами;/
но каким-то неведомым чувством
/дар ли это богов? я не знаю/
они прозревают и тетиву, и стрелка,
и нам, близоруким, невидную цель.
Эти люди, как бусины с тонким отверстьем
с каких-то иных ожерелий,
для которых груба наша нить,
это люди, как камни еще не взметенных строений,
для которых мутны наши взоры.

Помни,
никто не приходит мгновенно
к жажде власти, желанию власти, к пониманью
решающей силы меча, к паутине,
пущенных в дело, сокровищ.
Поначалу, еще не узнав,
ясный смысл своего появленья
эти люди пытаются с детства
с миром войти в этот мир,
но получают в ответ
непонятную ярость вражды
и насмешки, сложенной нами, толпы.
Притаившись, они прозревают
молчаливую сущность вещей и теченье
человеческих дел - тайный смысл
направляющий хаос живого.
По недосмотру беспечности, мы
их замечаем, когда уже поздно, когда
зашумел первый камень обвала,
а лукавое слово посеяно в темную почву.
конечно, их можно убить, но я думаю,
это - потеря. Ведь поначалу,
прежде чем руку поднять
на возведенные нами устои.
эти люди пытаются встать
на одну из ступеней, глотнуть
вожделенную влагу тщеславья
нами отмеренной власти, сыграть
свою роль в нашем празднике жизни.
Отвергая, и ставя преграды,
мы их обрекает искать обходные пути.
Так влага, лишенная русла,
без сети согласных каналов
грозит половодьем.
Ты спросишь: а как же узнать и найти
разрушителей властного тела?
Пошире раскинь свои сети;
к себе приближай лишь подобных
по воле, коварству и силе,
а те подберут кто помельче.
Так, до самых зловонных глубин
опусти свои сети, никого не чурайся
даже презренных рабов; в дело - всех,
весело тки паутину. И вот, когда с мест
до тебя долетят сообщенья,
что некто, достойный осанкой и ликом,
и силой, и доблестью духа
будоражит людские скопленья,
призывая к достоинству и перемене
судьбы, к изменению доли
этих мычащих от боли животных,
тогда изымай его смело,
как рыбу из темных глубин,
и выводи на вершину.
Пусть живет среди нас, пусть увязнет
в коварной оценке достоинств:
если воин - в походах и званьях,
если философ - в тщеславии мысли,
если оратор - в пустом словоблудье,
ну, а если пророк, подвергающий наши устои
сомненью - пусть вещает отсюда, с вершины,
в надежде, что отсюда, /но только отсюда/,
он изменит людей и законы.
И укрепляй его в этом,
и поощряй, как ребенка,
тонкой царственной лестью,
как-будто он может влиять
на принятие важных решений.
Здесь прибыль двойная:
кто принял подарок от знати,
тот теряет доверие черни."Он с ними,
но больше не с нами", - вот, что будут молоть
челюсти этих животных.
А что - до второго дохода, то вот он:
этих напыщенных слуг смело используй,
когда кто-то безумный, но равный по роду,
по судьбе и по крови, дерзнет
подмыть основание Рима,
выплюнуть сок матери нашей волчицы
и ослабить могущество стаи.
Если спустишь собак против бешеных волков -
то и стае не будет раздоров, но
молчаливое время спустя, будь уверен,
стая припомнит собакам
/потери здесь нет никакой - подберешь себе новых/.

P.S. Одно меня только тревожит:
этот юный сияющий бог на востоке...
по недомыслию нами распятый.
как он смог разгадать сокровенную тайну
о тщетности внешней угрозы.
об иллюзии власти меча и сокровищ?
как он смел обратить страх и трепет
под угрозой прямого убийства
в силу власти вживленной - в вину перед богом,
а преступность желаний обрывать
одноликим возмездьем
судом над собою? как он открыл
абсолютную власть над телами?
Мы. лишенные чувства вины,
по законам природной стихии
и по праву разящего зверя,
мы, принявшие лики богов
в стольких варварских храмах,
как же мы не узнали великого воина,
открывшего сущкость живого?
что нам делать и как обернуть
эту веру в вину перед нами?

p.s.Если ты не вместил
ни в себя ни в пространство,
то, о чем говорю я,
и если ты все же решишь
прервать наше царское тело,
прервать нашу жизнь своей жизнью
и кратковременным телом свернуть
странствия нашего тела,
ну, что ж... Твоя воля. Тогда
плати соглядатаям и солдатам,
держи палачей наготове и тогда... да, тогда
все остальное не имеет
никакого значенья.