Вместо эпиграфа
Увы, дано не всякому писать.
Но как же часто
тихо и без драки
Льстецой
и протежёрством
в небеса
Возносятся
бездарные
писаки!
И, ко двору, не ко двору,
Пою я им
особенную славу,
И мне плевать,
что, может,
не по нраву
Моё "ура!"
таким
собратьям по перу!
* * *
Предварительно говорю, что это написано
в семидесятые годы прошлого века,
и все заморочки, пробегающие здесь,
относятся, в основном, к тому времени.
И именуемый здесь Владим Владимыч -
это совсем не Путин.
В. Игнатиков (О. Радибога, В Пересмешник)
* * *
ВЛАДИМ ВЛАДИМЫЧ?!
Разрешите представиться:
Радибога.
В общем,
не совсем удавшийся поэт.
Нынче на Руси
поэтов много,
И не всем дано
увидеть свет.
Больно развелось
охотников до света,
До душеприятных
звуков
медных труб.
Да и, так сказать,
какому же поэту
Помешает
лишний
гонорарный
рубь?!
А, признаться,
стоит ли стремиться?
Эдак вдруг
почувствуешь свой вес,
Ляпнешь что-нибудь -
по пьяне! -
в заграницу,
И пошлют...
писать
о Братской ГЭС!
Вы,
Владим Владимыч,
не судите строго.
Вы ведь - для меня -
единственный пример.
Между нами
даже букв не много:
Вы - на "мэ",
а я - на "эр".
Вы уже прошлись
с революционной верой
По задам и рылам
всяческой швали.
Мне ещё точить
свои штыки и перья:
Вашей клиентуры
и теперь
навалом!
Впрочем,
мне до вам
работать в чёрном поте,
Знания копя
к атому - атом.
Вы у нас сейчас
за классика идёте,
У чернокнижников* -
червонец** за том!
Что же Вы?
Не хмурьтесь!
Это же счастье!
Это почётнее
мраморного пьедестала!
Вас бы издавать
да переиздавать
почаще,
Только вот
бумаги нынче
мало!***
Помнится,
и сами Вы были за это,
Если не слушать
сплетен грязных,
Вам,
вы говорили,
надо поэтов,
Побольше,
хороших
и разных!
А по мне,
так будь я
редактором главным,
Я бы всю бумагу
на Вас отдал.
Много есть поэтов.
Хороших и славных.
Только
некого
поднять на пьедестал.
В магазинах -
книжищ!
Лежат годами.
Купишь.
Полистаешь.
Мякины воз!
Право,
хорошо,
что Вы теперь не с нами:
И у Вас бы
своротило нос!
Нынче пишут
не "построчно",
а "по весу" -
Говорить не может,
так писать скорей!
Закопались
в этаком
поносище словесном,
Пряча в шелухе
убожество идей!
"Я, мол, к Вам пишу,
Чего хотите боле?!"
Что за широта,
и что за новь!
Только,
ведь слова
даются болью,
А права писать
даёт любовь!
Ну, а лить понос -
поэзия - не нужник,
И такого права
не было,
и нет!
И не заменить
плесканьем
в грязной луже
Истинной
поэзии
рассвет!
Впрочем...
Есть, конечно,
что и могут.
Евтушенко.
Этот слишком смел.
Был.
А ныне всё в дороге.
Пишет
о гремящей
славе наших дел.
Или вот, Рождественсуий.
Хмурясь,
Он отпишет,
право,
даже Вам.
У него и
Солнце
светит
мудро,
Если надо
написать про БАМ!
Вознесенский,
душу перержавя,
По Бродвеям
шастает
до сроку.
Я скажу,
что это не Державин,
Так,
стакан
разбавленного соку.
Пара Юнн и Белл,
заведши очи,
Ноющих
об этой
жизни жалкой,
Да ещё
косой десяток прочих
Старикашек
Сталинской
закалки.
Вот и всё.
Какие дифирамбы?!
Впрочем,
есть, конечно,
списки подлинней.
Эх,
Владим Владимыч,
Вас бы -
к нам бы,
Погреметь
на марше
наших дней!
Ну,
Владим Владимыч,
до свиданья!
Не взыщите,
что покой
нарушил Ваш.
Право же,
даю Вам обещанье
Не бросать
свой верный
карандаш.
Как это у Вас...
Да не без самомненья...
Памятник по чину...
Динамиту...
Ну-ка,
дрызнь!
Я ведь,
как и Вы,
до исступленья
Обожаю
всяческую
жизнь!
* - чернокнижниками в то время именовались люди, торгующие дефицитными изданиями не по государственным подпольным каналам.
** - червонец по тем временам - деньги хорошие, буханка хлеба стоила 20 копеек, а бутылка водки - 3 рубля 62 копейки!
*** - так мне ответили в одной редакции нашего издательства, куда я сунулся, никому не известный, без протекции. Всё-таки, не послали, а тактично выпроводили.
Ташкент, 10.11.1975 - 20.02.1981