Я клянусь- это будет последней из всех панихид.
Самой честной и голой, как я по утром у тебя.
Ты взошел в ранг таких, что откуплены сотней молитв.
Как всегда я смотрю в эти грязные зеркала,
И, пристегиваясь, я погибаю в афишах газет,
Умираю в терактах, невзращенный суицид-
Когда ты засыпаешь, а я выбираю нам плед.
И тогда я, конечно, вникаю, что все же болит,
Что отдам всю себя, свою жизнь и пустые стихи.
У меня ничего не осталось , ну, помимо всех них.
Но я вновь убеждаюсь, что боги на счастье скупы.
У тебя появляется кто-то. Ты меряешь их.
Но они ведь не знают тебя так, как знаю я.
Они лишь снаружи, поверху, а я у тебя внутри.
Они так и будут молчать и немного дрожать,
А я так и буду воинственно гробить стихи.
Писать тем, кому не сдалось это бремя и вовсе,
Тем кто в это не верит, за должное держит. Они
Так и будут меня умолять не бросать их, а после
Покидать так бездушно, заставлять разрываться в огни.
Ну ведь мне нужен другой, которому я бы писала
В одолженье за все небеса. А пока что не то.
Все не то.. Я ему ничего б никогда не прощала,
Потому что такие, как он, не пьянеют с бутылки вино.
Не уходят к другим. Не желают спокойной ночи.
Не пускают в расписанный череп поверхностный дым.
Я не знаю других, не похожих. А знаешь, впрочем
Из всех кандидатур, подойдешь для меня только ты.
Мертвый в мыслях моих, но живой из беспамятства лета
Сгнивший в винах, покрывшейся плесенью от кабаков.
Только ты- мой господь, потерявшейся замертво где-то,
Ты мой замкнутый круг и распятый на атомы Бог.
Ты мой выжженный крест, ты мой глухо- немой омофон.
Черствый хлеб и , по сути, расстроенный к черту рояль.
Только твой интервал и поломанный домофон
Заполняли всю жизнь, а теперь пустошат календарь.
Ты апостроф, как знак принадлежности нас к небесам.
К белизне автотрасс и потертых желтевших страниц.
Ради этих минут целый мир был мной послан к чертям,
Мы сидели напротив и тупо не видели лиц.
Я сражалась за каждый твой вздох и седую прядь,
И молчанье меня заражало, как точечный СПИД.
Мы летели по встречной, а я вспоминала все вспять.
Что душой покалечен, убит мной, но не позабыт.