Родом из детства
Наследственность – это заразно
Её отец был строг и честен,
Он по уму жил и по чести,
По средствам, чьих предел известен,
Всегда некстати уточняясь.
Жил, ненавидя чудаков,
А лицедейством париков,
Античностью чужих веков
Ненатурально восторгаясь.
Холодный математик, логик
И до маразма трудоголик,
И с несгибаемою волей,
На дочь вниманье обращал,
Когда она, подобно маме,
С такими ж странными глазами,
Вдруг путалась тут под ногами…
И что с ней делать, он не знал.
А мама лёгоньким шажком,
Бесшумно, словно босиком,
Влетала ярким мотыльком –
Чмок! – в щёку – снова улетала.
Отец, нахмурив лоб морщинный,
Не застывал в тоске картинной,
Лишь отворачивался чинно.
Дочь молча куклами играла.
Она не видеть не умела,
Что до неё нет маме дела,
Отца окликнуть не посмела –
Отец бывает неучтив.
И, притворяясь неглядящей,
Она умело мысли прячет.
Она для них не много значит:
Той – некогда, а тот – брезглив.
Бывает, мама неумело
Возьмёт движением несмелым
За подбородок между делом,
Посмотрит бережно в лицо,
И в ней надежда загорится,
Что что-то новое случится.
Но равнодушье повторится,
Тут быть не надо мудрецом…
Дочь Богу много раз молилась,
Чтоб папе с мамой не вменилось
Их равнодушье – научилась
Не осуждать его, её.
Она решила – так со всеми.
Узнала же иные семьи,
Ждала: изменит что-то время,
И время изменило – всё.
Родители судьбу решили,
Фату и платье ей пошили
И замуж выдать поспешили,
Её, конечно, не спросясь.
Она не стала упираться,
Она привыкла подчиняться
И научилась улыбаться,
В замужестве жила смеясь.
Дочь родила. Жила – порхала.
Дочь тихо в доме подрастала.
Дочь молча маму наблюдала.
Муж вечно холоден, брюзжит.
Она порхала, как хотела.
Хотя… бывает, между делом
На дочь посмотрит так несмело:
И снова мотыльком кружит.
Что дочь? Мала, не понимает!
Чмок! – в щёку – снова улетает.
Так легче, будто время тает,
Летит в часах его песок.
Однажды тихо и в молчанье
И мимо дочерней же спальни
Идёт и слышит вдруг печальный
Знакомый в щёлку голосок.
Дочь молится в застенках дома…
Напала странная истома:
Слова молитвы так знакомы:
«О, Боже, не суди его!
Он мрачен, то есть он несчастен,
Пускай ко мне он безучастен,
Немного сух, немного властен,
Но, Боже, что же из того?
Пусть милосердие Твоё
Моим родителям поможет,
Ведь всё изменится, быть может,
И маму что-то так тревожит…
О, Боже, не суди её!»
Она вздохнула, замолчала,
Укладываться тихо стала,
А мать за дверью всё стояла…
Хотелось ей упасть ничком
В свою могилу, чтоб не слышать,
О чём молилась дочь-малышка,
Вошла к себе как можно тише
И долго плакала потом.