Вскоре произошли события, которые усложнили и изменили всю жизнь молодого майора. Ушел на повышение комбат второго батальона – его назначили начальником штаба полка. И командир полка назначил майора Потехина командовать вторым батальоном. Получилось, как говорится, с корабля на бал. А тут еще сразу и боевые стрельбы, и тактические учения, и малознакомый личный состав, и нет опытного заместителя, и сложный полигон в Хаймашкере со знаменитой рощей «Уймайор». Потехин вновь почувствовал то, почти фронтовое напряжение… Это и помогло ему справиться. Комполка не ошибся в своих расчетах, ставя на фронтовика. Батальон Потехина был признан лучшим.
И не только в полку.
* * *
Несколько лет майор Потехин успешно командовал вторым танковым батальоном. И его батальон считался лучшим в дивизии. Сам майор пользовался непререкаемым авторитетом в тактике разведывательного боя и, как поэт, руководил полковой художественной самодеятельностью в гарнизоне. Помогал Маше готовить концертные программы, писал острые пародии на своих однополчан. Все чаще стал печататься в газете Группы Советских войск в Венгрии «За родину». За успехи в службе был повышен в звании, стал подполковником…
Но никто не знает, что его подстерегает…
Однажды на учениях ему стало плохо. Комполка отправил его к гарнизонному врачу. Тот дальше, в Будапештский госпиталь. Врач – терапевт, просмотрев все анализы и еще раз обследовав Потехина, вынес категорическое резюме:
-У вас, товарищ подполковник, целый букет болезней. Здесь и слух (потерян на 75%, порваны ушные перепонки взрывной волной от мины), и тяжелая контузия, и развился хронический пиелонефрит обеих почек, и проблемы с кишечником… Да у вас все запущено. Я смотрю, вы больше десяти лет не были на серьезных медицинских осмотрах. И вот итог - вынужден послать вас на комиссию. Не взыщите. Послужили отчизне - и будет. И главное, вам надо подлечиться. Кавказ, Ессентуки. Иначе вам не выбраться. Так - то, товарищ танкист.
Это было полной неожиданностью для Потехина. Все планы рушились. Впереди - неизвестность! Полная ахилия - так сказал доктор. А ведь уже подали бумаги на командира полка…
Весь остаток дня провалялся Потехин на больничной койке, запретно курил, а ночью ему вспомнилось всё, как наяву:
Это было под Балатоном, весной 1945 года. Передний край нашей обороны проходил в низине, за господским домом какого-то А.Михая. А вторая линия обороны шла вдоль железнодорожного полотна. Немцы выдыхались, страдали от нехватки горючего для танков. И немецкий Генштаб спешно организовал крупное танковое наступление в направлении Балатона. А у наших здесь были не универсальные, всепогодные Т-34, а неполный полк неуклюжих, вечно застревающих в малейшей луже СУ-76. Эти СУ-шки, приданные танковому полку для огневой поддержки, достались потерявшему свои танки в бою под Веной Потехину до прибытия в полк новой техники. И Потехин сидел с ними во втором эшелоне для оказания огневой поддержки пехоте. Командир пехотного полка, перестраховываясь, выдвинул СУ-76 поближе к передовой, не предполагая, что возможно отступление. На войне всегда так - где тонко, там и рвется. Наши СУ-шки с легкой броней и открытым верхом не способны были противостоять немецким средним танкам в открытом бою. Солдаты так их и называли: «братской могилой» - из-за того, что их мог накрыть любой ротный миномет.
Но так сложились обстоятельства: рота СУ-76 против «тигров» и «пантер» без возможности маневра или отхода. Позиция роты Потехина была скрыта от немецких танков домом Михая. И там был не его сектор обстрела, и оборону держал другой полк. Он мог не ввязываться в драку. Но Потехин, тогда ещё старший лейтенант, знал, что там, за домом, наших танков и артиллерии нет. И когда из-за дома стала выбегать наша пехота, а гул танков раздался совсем рядом, Потехин понял, что его СУ-шки будут прижаты к железнодорожному полотну, не смогут выбраться из передряги и будут уничтожены. Тогда он, взяв автомат и корректировщика, побежал останавливать отступающий пехотный батальон.
Конец войны. Батальонные хотели поберечь людей, вернувшись под укрытие железнодорожной насыпи. Но это означало: бессмысленная гибель приданной полковой артиллерии. Собрав оставшихся в живых младших офицеров, Потехину удалось, установив пулеметы прямо на рельсах, остановить батальон, а затем и заставить его окопаться прямо перед своими СУ-шками и вдоль железнодорожной насыпи. К вечеру подскочил на виллисе командир соседней дивизии и приказал:
-Ничего не хочу слушать, но чтобы к утру все танки и орудия были спасены и выведены за насыпь. Если к утру не вытащишь их отсюда, будешь висеть вот на этой акации, - и он показал пальцем на ближайшее дерево. После этого сел в виллис и сердито укатил в штаб.
Обстановка накалилась до предела. Немцы подтянули тяжелые минометы и готовили исходные данные для стрельбы, взрывами отмечая опорные реперы. Видя это, Потехин тремя своими СУ-шками открыл огонь по господскому дому, где, как он понимал, на крыше удобно расположились немецкие корректировщики. Он помогал соседнему батальону в ночной атаке, но понимал также, что обнаруживает и подставляет себя под немецкие мины. Так все и случилось.
К полуночи все три его СУ-76 пылали, как факелы, но тушить их было некому. Экипажи погибли, а пехотинцам, вернувшимся на оставленные позиции, было не до них – они срочно укрепляли вновь отбитые окопы. Утром подъехавший генерал наградил единственного оставшегося в живых младшего лейтенанта орденом Красного знамени. Судьбой Потехинской роты СУ-шек никто не интересовался: из другой дивизии, да еще из второго эшелона обороны.
Но Потехин об этом ничего не знал. Он валялся без памяти в заваленной взрывом тяжелой мины стрелковой ячейке, контуженный и раненный в лицо, в правую руку, в предплечье.
Из ушей и носа текла кровь. Ничего не понимая и не слыша, он долго пытался вылезть из полузасыпанной норы. Его корректировщика нигде не было видно. Только чей-то сапог выглядывал из-под обрушенной земли на дне ячейки.
Видя горящий господский дом, он шел на огонь, к мелькавшим там теням. Его остановил лежащий в дозоре пулеметчик, который, видя, что танкист ничего не соображает, отправил его в обратном направлении. У насыпи его подобрала двуколка с ездовым, подвозящим пехоте боеприпасы. Старый, усатый ефрейтор, как потом оказалось, – старообрядец из Молдавии, увёз его подальше от передовой. Уже лёжа в телеге, Потехин видел эскадрильи наших ИЛ-ов, становящихся в круг для обработки переднего края немцев. К утру словоохотливый ездовой Ефим, привез уже совсем ослабевшего Потехина в медсанбат. Из непрерывного монолога Ефима Потехину врезалась в память какая-то странная фраза:
-Нет, что ни говорите, товарищ старший лейтенант, а на войне промахов не бывает. Снаряды всегда в цель попадают, даже если осколки мимо летят…
Обо всем этом вспомнил Потехин, маясь бессонницей в эту ночь. И к утру понял, что решение госпитального врача было вполне оправданным. Сколько ни скрывай контузий и ранений, а все равно, рано или поздно, пришлось бы уходить в запас.
Через неделю медицинская комиссия вынесла безапелляционное решение: подполковника Потехина Вячеслава Александровича уволить по состоянию здоровья из рядов Советской армии, как инвалида Отечественной войны второй группы.