Он ездил на ярмарку не торговать,
А ездил он, парень не шаткий,
Людей посмотреть да себя показать,
Да спеть и сыграть на двухрядке.
Бывало: растянет Ванюшка гармонь,
Да с песней пройдёт по дорожке, –
Светлело вокруг! – Добродушный огонь
Жил в старенькой русской гармошке.
Петь новые песни был Ваня горазд,
Но крикнут: «А ну-ка! Врежь – нашу!» –
И – врежет! И – вжарит! И жару поддаст!
Аж за морем «Барыню» пляшут.
«Продай! – приставали, – музыку свою».
А Ванька – им дулю: «Любуйтесь! –
Гармошечка – деда, а дед мой – в раю,
Идите вы … в рай, поторгуйтесь!»…
- Иван! – Не обидь! – Выпей с нами, Иван!…
Не раз приходилось мне видеть:
Как пил наш Иван за стаканом стакан,
Чтоб только людей не обидеть.
И падал Ванёк, обнимая гармонь,
И клали Ивана на дроги:
Хозяин – в дымину, но трезв его конь,
И к дому он знал все дороги…
Иван отоспится и снова спешит
Наделать весёлого шуму:
- Эй! Кто рассопатился?! Кто тут дрожит?! –
Держи, брат, и шапку, и шубу!
«Цыганочку с выходом» так заиграл! –
Что бросились в пляс даже старцы;
И вжарил Ванюшка! И жару поддал! –
Устроил и за морем танцы.
И вновь: – «Не обидь! Выпей с нами, Иван!»
И снова пришлось мне увидеть,
Как поднял Иван маленковский стакан,
Чтоб только людей не обидеть.
Он пил, заливая глаза, а вокруг
Гундосили с жаром о старом:
- Друг! Ваня! Продай нам гармошечку, друг!
- Раз – друг! – забирайте задаром!
Что дальше? А дальше – как ахнул мороз!
Промёрз наш Иван не на шутку,
И долго у спиленных русских берёз
Плясал под заморскую дудку.
И, горько оплакав родную гармонь,
Взъерошил в повозке солому,
Прилёг и, угревшись, заснул он, а конь
Поплёлся прямёхонько к дому…
Кричу я Ивану: «Не будь дураком!
Не спи, брат! Иль станешь колчушкой!»…
Кричу, – но не громко, и – задним числом:
Не слышит меня брат Ванюшка.