Всю ночь Сергей Сергеич не спал. Только он закрывал глаза, его сосед через два двора, Витька, являлся ему во сне и пел. Песня была та, которую они всегда пели, когда возвращались с работы.
Расцвела под окошком
Белоснежная вишня.
Из-за тучки далёкой
Показалась луна.
Все подружки по парам
В тишине разбрелись,
Только я в этот вечер
Засиделась одна…
Работали два друга на сахарном заводе в семи километрах от родного хутора и поэтому за время пути напевались вдоволь. Их жёны, Наталья и Мария, перед тем, как придут мужья, собирались вместе на скамейке возле двора Сергей Сергеича и Натальи. Рассказывали последние новости хутора, сплетничали, а, услышав своих мужей, шутили: «Соловьи наши идут!»
Позавчера Витька умер. Приехала дочь из Харькова в светлых брюках и чёрной косынке. Вчера в обед Витьку отвезли на лошади на кладбище и похоронили. Сергей Сергеич задержался на его могиле, поправил деревянный крест, оглядел внимательно кладбище, вздохнул и тихо произнёс: «Умирают Отруба».
От Тёткино до Отрубов на лошади полчаса езды. Рысью я доехал до моста через Сейм. Мост Орлик проходил шагом, потому что его не чинили уже лет десять. Сквозь дыры между досок была видна вода, и я опасался, как бы конь не провалился. Удачно переехав, я опять пустил Орлика рысью. Слева стояла заброшенная ферма, за ней простирался луг. Совсем недавно здесь паслось до 300 голов скота, одна за другой ездили машины. Одни привозили доярок и пастухов, другие увозили молоко. Доили три раза в день. Включали доильный аппарат, который монотонно выдавал ноту ми. Этот звук плыл далеко по воде, и только грозный крик какой-нибудь доярки: «Зорька, Зорька, куда пошла?» - нарушал его. В середине девяностых доярок и пастухов сократили. Скот порезали, монотонный мотор украли. Наступило новое время.
Сергей Сергеич задремал только под утро, но запели петухи и он проснулся. Раньше у них с Натальей было большое хозяйство: корова, свиньи, кролики, куры. К старости хозяйство пришлось убирать, но привычка вставать с петухами осталась. Настроение было плохое. Сергей Сергеич долго сидел на краю кровати и смотрел в одну точку. Лучи солнца уже начали закрадываться в дом. Ни у кого не спрашивая, они хозяйничали в прихожей, безшумно лазили по столу и кровати. Обувшись в кирзовые сапоги, Сергей Сергеич вышел во двор. Наталья уже возилась в кухне с кастрюлями. Умывшись из-под умывальника холодной водой, Сергей Сергеич вышел на улицу и сел на лавку. Они жили возле леса. Сотни птичьих голосов выводили утреннюю серенаду. На траве серебрилась роса, день обещал быть жарким. Сегодня должен приехать покупатель.
Солнце светило во всю. Было тихо и спокойно. Грунтовая дорога хорошо укатана и у Орлика запотели бока. Уже показались Отрубские хаты, как со стороны Сейма раздался взрыв. На реке динамитом глушили рыбу. Уже средь белого дня.
Хутор Отруба возник во времена Столыпинской реформы. Сильные, работящие мужики с семьями занимали пустующую землю, разрабатывая её. Выкорчёвывали деревья, из которых строили себе дома. Дом для семьи строили всем селом. Деревянный сруб решетили дранкой из лозы и орешника и тщательно обмазывали глиной. Мазать хату для всех было праздничным событием. Хозяева заранее ходили по дворам, приглашая односельчан на помощь. С раннего утра в назначенный день уже кипела работа. Для мальчишек самым интересным было месить глину. Напротив двора хозяин заготавливал семь-десять возов глины. Её аккуратно раскладывали, в результате получался глиняный блин размером пять на пять. Сюда же добавляли резаную солому и конский навоз для крепости. Это всё заливалось водой. По команде старших мальчишки со смехом, закатав штаны, босиком начинали что есть мочи ходить и прыгать по этой подушке. Мужики – весёлые, задорные, одни становились на козлы и лестницы, другие лезли на чердак. Женщины – красивые, распотевшие, с загорелыми икрами, катали глину в комья и передавали по цепочке. Всюду смех, шутки-прибаутки. Работали дружно, не покладая рук. Лишь к вечеру садились за столы. На столах была простая крестьянская вкусная пища: рыба из Сейма - щука, судак, плотва; озёрная рыба - карась, линь; грибы из Отрубского леса – опята, маслята, подосиновики; борщ с крапивой, картошка, сало, гусятина, утятина, лук, редис, петрушка. Всё было своё, вкусное и настоящее. Там же стояли графины с сахарным самогоном, домашним виноградным вином, наливками из шелковицы, сливы, малины. Каждый приносил, что мог. Но хватало всего всем. Выпив по чарке-другой, затягивали песню. Ах, эта русская песня, красивая, душевная, от которой слёзы катятся по щекам и не могут остановиться! Сначала заводит одна женщина, затем к ней присоединяются ещё несколько, затем остальные, и, наконец, мужики подхватывают. И вот этот народный хор, вот именно сейчас можно на любую сцену хоть в Москву, хоть за границу, куда угодно, и не будет ему равных нигде. Это уж точно!
К полуночи все расходились. Гармонист обычно оставался ночевать у хозяев.
Сергей Сергеич сидел, вспоминая, как, вернувшись с войны, он устроился на сахарный завод и там встретил чернявую Наталью. Через два месяца с её родителями зашёл разговор о свадьбе. Они были интеллигентами. Отец – учитель, мать – бухгалтер. Их единственная дочь не поступила в институт и устроилась временно на завод. Да и не хотели поначалу отдавать Наталью за Сергея, всё сулили ей городскую жизнь. Но Наталья полюбила красавца жениха и согласна была идти с ним не только в деревню, но и на край света. Тогда отец Натальи пошёл на хитрость. Когда весной праздновали её девятнадцатилетие, он при всех гостях сказал, что такую невесту нужно отдавать только в новый дом, зная, что это невозможно молодому парню. Но Сергей не растерялся, встал, посмотрел на побледневшую Наталью, взял рюмку водки и, стукнув кулаком по столу, сказал: «К Покрову – будет!» - и ушёл.
В строительстве помогали все, от начальства завода до односельчан. Более других Сергею помогал друг Витька. Днём работали на заводе, ночью таскали брёвна из леса. Однажды Витьку серьёзно придавило дубом. Полкилометра на руках нёс его Сергей домой, а утром на лошади повёз в больницу. Месяц провалялся там Витька, не вставая с койки. И не становилось ему лучше, пока не посоветовали Сергею отвезти его в село Бунякино до деда-костоправа. Дед осмотрел больного, оставил у себя. Через неделю Витька пришёл домой своим ходом. Видя, как измотался и исхудал Сергей, Наталья однажды заявила своим родителям, что, если они не помогут, она завтра же после работы уйдёт с ним куда угодно. На Покров в небольшом, но новом доме в Отрубах играли свадьбу. Ох, и весело было! Гармонист жил у молодожёнов трое суток. Через год женился и Витька.
Я въехал в хутор. Мрачно и безлюдно. Даже не верится, что здесь когда-то проживало до тысячи человек. Одни дома полуразрушены, другие заколочены. На одном заборе прочёл надпись: «Просьба не лазить, металла нет!» Проезжая кладбище, среди некрашеных оград и покосившихся крестов, я увидел свежий холмик и яркий искусственный венок. Подъехав к дому, я разнуздал Орлика и пустил его на лужайку. Тот принялся жадно хватать свежую траву. Постучал в калитку. Охая, вышла бабуля:
- Вы к Сергей Сергеечу?
- Да.
- Сейчас.
Она скрылась. Я оглянулся - вокруг красотища: лес, тишина, ни машин тебе, ни спутниковых тарелок… Вышел Сергей Сергеич. Поздоровались. «Вы продаёте дом?» - спросил я. «Продаём», - сказал он и посмотрел на меня в упор: «Входите». Заходим во двор. Бабуля смотрит как-то неласково. Постройки хорошие, сразу видно – живут хозяева. Дом, кухня, погреб, два сарая. Выходим в сад: яблони, груши, сливы, дальше огород, кажется – безконечный. «Вот, - вздыхает Сергей Сергеич, - хочешь – бери, хочешь – не бери».
«Вчера приезжал Поповский батюшка, тоже смотрел». Батюшку я хорошо знаю, он тоже строится, как и я. С улицы послышался крик, пришла Мария, жена покойного Витьки. Мы вышли. Мария – женщина лет семидесяти в чёрном платке.
- Ну как ты? - спросила её Наталья.
- Да вот, ходила на кладбище к хозяину, поплакала там, спросила, как он.
- И что он тебе ответил?
Обе женщины переглянулись и замолчали.
- Вы тоже дом продаёте? - спросила соседей Мария.
- Да, - сквозь зубы произнесла Наталья - сын забирает в Сумы.
- Я тоже продавать буду, - вздохнула Мария – дочь забирает в Харьков. Приходите прощаться!
Женщины разошлись.
- Что Вы хотите за дом? - спросил я Сергей Сергеича.
- Да что тут хотеть, - сказал тот, глядя на меня. - Тут одна цена по Отрубам – пять тысяч. Вот и Мария свой за пять продаёт, цена смешная.
Да, подумал я. У нас в Тёткино такая усадьба стоит тысяч сто пятьдесят, не меньше. Эх, взять бы да перенести это всё как есть, да как?
- А ты на слом или жить будешь? - с надеждой спросил Сергей Сергеич.
- На слом, - прямо ответил я.
- На слом? - он опустил глаза. - Ты знаешь, здесь жить можно, хозяйство держать. Раньше за метр травы дрались, а теперь, посмотри, косить некому. Ну ладно, дело твоё. - Он замолчал. Вдруг насупился и резанул:
- Шесть тысяч!
- Вы же говорили пять, - начал я.
- Пять, пять, - дрожал его голос. - Вон Витькин за пять продают, так у него – что, а у меня дубовый. Витьку когда выносили, ворота чуть не упали, а у меня смотри, смотри какие крепкие.
Я понял, что спорить не стоит. Вынул деньги, отсчитал шесть тысяч, протянул ему. Сергей Сергеич сжал их в кулак и растерянно стоял на месте. «Ну ладно, - сказал я, - до свидания». Мы пожали друг другу руки.
Машина была набита битком. Сын Сергей Сергеича и Натальи поторапливал родителей. Сергей Сергеич стоял в саду, гладил шершавую яблоню такой же шершавой рукой и смотрел вдаль. Отсюда ему был виден весь хутор. Слёзы медленно текли по его лицу. «Вот и всё, - шептал он. - Вот и всё».
Через три дня я приехал на Отруба. Калитка была открыта. По двору валялись разбросанные вещи. Я зашёл в дом. Тишина. На стене висела чёрно-белая фотография в рамке. На меня смотрели молодые Сергей Сергеич и Наталья.