Ну, как там, папа? Много сковородок,
Которыми пугают нас на свете?
Как горе-горькому душевному уроду,
Мне рай, увы, не светит после смерти.
Но после всех мытарств, что пережито,
Мне никаких поблажек и не надо,
И даже, если Горние открыты,
Мне, все-ж, привычней атмосфера ада.
Покой, писал поэт, нам только снится,
Зачем питать побитую надежду?
Хоть тело странно к отдыху стремится,
Душе противна заскорузлость лежбищ.
И рвет, неутомимая, запреты
Стремясь, хотя бы мыслью, в неизвестность,
Ломая догмы всех возможных этик,
Не в силах удержаться в теплом месте.
На склоне лет смогу понять едва-ли,
Как может жить в покое где-то кто-то,
Я, как и ты, всегда стремилась к дали,
Так, что нам - ад, в сравнении с полетом?