Глава 21. Африка! Будем жить!
Черный крест не укрылся от внимания и самого Миши. Мы видели, как вздрогнула его щека, как тяжело задвигались под посеревшей кожей желваки и побелели костяшки пальцев, сжимавших весло.
- Миш! Ты как себя чувствуешь? – Алексей постарался подогнать пирогу максимально близко к лодке приятеля.
- Да как в том анекдоте: не дождетесь! – Михаил улыбнулся, стараясь, чтобы его улыбка не выглядела вымученной. – Я только не понял, почему вы мне такие каникулы устроили? С чего? Вас в пирогах по двое, Ричу сгрузили все рюкзаки, один я плыву налегке. Это что, эра милосердия наступила? Так я вроде еще не умер?
- А мы еще и не приплыли! – плоско пошутил Ричард, хохотнул и тут же сам себя одёрнул – Я никогда не разберусь в вашем русском юморе.
- Петросян, блин… - ругнулся Саша сквозь зубы, не отрывая глаз от видоискателя.
Разговаривать на реке оказалось удивительно легко. Наши лодки скользили на приличном удалении друг от друга, но любое слово, даже сказанное вполголоса, слышалось так отчетливо, словно тебе его прошептали прямо в ухо.
- Миш! А как поживает твоя теория развития личности? Дало тебе что-то общение с пигмеями? Как бы ты объяснил им, Аббутелю в частности, необходимость психологической перенастройки для того, чтобы возвыситься над собой вчерашним?
Этот вопрос задал Андрей. И здесь необходимо пояснить, почему он не показался никому из нас нелепым или несвоевременным.
Михаил давно увлекался философией и теориями личностного роста. Ему, удачливому предпринимателю, талантливому бизнесмену и просто блестяще образованному человеку всегда казалось, что та личностная стагнация, в которой многие из нас пребывают практически с момента получения паспорта – это нонсенс. Вот вроде жил-был нормальный ребенок, который всё свое детство постигал мир путем проб и ошибок, который был сверх любознателен и предприимчив, развивался, стремился вперед и вверх, а потом – бац! – останавливался, закостеневал и начинал жить в постоянной боязни совершить оплошность, нарушить правила, сделать шаг вперед…. Не обстоятельства, а сам человек зачем-то начинал окукливать себя липкой паутиной ограничений и лени. Миша был уверен, что в каком-то определенном возрасте каждый из нас почему-то (и это нельзя объяснить) говорит «стоп!» своему развитию. Мы тратим самые продуктивные годы жизни не для того, чтобы с космической скоростью рвануть к успеху, а чтобы заякориться в каком-нибудь теплом местечке, свить уютное безопасное гнездышко и отложить яйца потомства. Максимум, на что нас хватает, это на обустройство своего гнезда. Самые трудолюбивые и дисциплинированные пристраивают к нему второй и третий этажи, считая, что добились в жизни богатства и признания. Те же, кто более ленив или глуп, обретаются до смерти в ветхих гнездышка-лачужках, сетуя на обстоятельства, на врагов, на вселенскую несправедливость. И только единицы, такие как Александр Солженицын, Билл Гейтс, Анна Ахматова, Стив Джобс, Михаил Булгаков или Леонид Рошаль, умудряются вырваться за пределы среднестатистического прозябания. И это при том, что в детстве все мы, и указанные персоны в том числе, имели примерно равные стартовые условия.
Наши «костровые» посиделки зачастую начинались и заканчивались «околофилософскими» спорами, в которых было сломано немало копий. И Андрей прекрасно знал, что для того, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь Мишу от тяжелых мыслей о приключившейся болезни, надо коснуться именно этой темы. Поэтому он и задавал свои вопросы, не боясь их «несвоевременности»:
- Как думаешь, дедушка Фрейд нашел бы в джунглях благодарных пациентов?
- Спорим, что наш неисправимый романтик скажет «да»! – вмешался в разговор Алексей.
- Лучше быть романтиком и настырным исследователем, чем жуликом и модным мифотворцем, - мгновенно «клюнул» Михаил. – Эти ваши умные друзья, Ницше, Фрейд, Ламброзо и прочие, трактуют человека с такой брезгливостью и презрением, будто сами принадлежат к иному виду. Что мы узнали об Аббутеле? Что мы вообще могли узнать об этих людях за короткие две недели? Без языка? И вы думаете, что кто-то рискнул бы с кондачка копаться в их душах, если он не шарлатан, конечно….
- Ну, началось! – Александр закатил глаза, скривил губы, выражая крайнюю степень усталости от бесконечных диспутов, в которых он, почему-то, всегда оказывался на стороне проигравшего в споре (будь то Андрей, Миша или Алексей).
- А ты, Саш, не уходи от ответа. Помнишь, два дня назад мы разговаривали с тобой о том, почему мир людей твоей профессии такой склочный и пресный. Казалось бы – телевидение! Вот уж где – живи, смотри и радуйся новым знаниям каждый день. Но нет! Как часто тебе приходилось слышать расхожую фразу о том, что твои коллеги чем-то самозабвенно увлечены, что для большинства из них путешествия, новые впечатления и познание загадок нашей планеты - настоящее хобби? Что им любопытна жизнь, интересен мир во всех его проявлениях?
-Ну, часто…
- А я просто уверен, - очень и очень часто. Наверняка, в вашем телевизионном сообществе не раз вспыхивали жаркие споры о том, где лучше работать, на каком канале, в какой передаче, куда интереснее поехать, что посмотреть, да и вообще, к чему «эдакому» приложить в жизни руки. Аргументами в спорах были и прочитанные книги, и статьи в интернете, и опыт известных и популярных личностей, которые в Останкино ходят по коридорам толпами … Слова, слова, постоянные и всё новые…
- Да, в курилках слов произносится много, - вынужден был согласиться Александр.
- Но как часто эти рассуждения воплощаются в реальные поступки? Думаю, что только каждый десятый, если не каждый сотый из тех энтузиастов, кто стремится вкусить жизнь во всех её проявлениях, со всеми опасностями, приключениями, уроками и свершениями реализует своё желание на практике. Ты можешь в этом убедиться на собственном примере! Воздвигая самые разнообразные барьеры, мы всегда находим тысячи причин, чтобы не двигаться вперед, чтобы не вылезать из тёплого болотца, в котором хорошо и уютно, а, главное, безопасно и заведомо стабильно… У кого-то нет времени, у кого-то денег, кому-то мешает маленький ребенок, или сварливая жена, или безработный муж, или дурак-начальник, или завал на работе, или отсутствие этой самой работы… Мы ограждаем свой мирок таким прочным бетонным барьером, выпрыгнуть за который с каждым годом всё труднее. И всё же - стремимся к счастью. Уж очень хочется прожить полноценную и интересную жизнь НЕ ЗРЯ!... Хочется свершений и полёта. В том числе, полёта над Собой! В этом и заключается главный парадокс постулата о борьбе противоположностей, умудряющихся существовать в зацементированном единстве.
- Миш, это все правильно, и я с тобой согласен полностью, но человек не всегда может сделать и поступить так, как он хочет.
- Когда-то и мне, брат, казалось, что причин «НЕ сделать» в миллионы раз больше, чем поступить так, как ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотелось бы поступить, как просила душа….
- Мальчики! А вон дядечка голосует на берегу. Подбросим? – Вика решительно перебила товарищей, потому что ей не понравился лихорадочный румянец на щеках Миши и она посчитала, что волнений лучше избегать.
Вдоль правого берега Кадэи бегал туда-сюда смешной невысокий африканец с огромным рыжим портфелем под мышкой. Он был одет в несвежую серую майку, мятый кургузый пиджачок, обвислые джинсы, которые только чудом не падали с бедер, оголяя приличный кусок смуглой задницы. Картина была столь забавной, что мы все невольно засмеялись.
- Чур, таксистом работаю я! – Миша резкими гребками направил пирогу к берегу.
- Кескё ву вуле? – прокричал Ричард со своей лодки.
- Мне нужно срочно в Гамбулу. У меня заседание акционеров. Плачу любые деньги! Хотите доллар?
Нашего пассажира-попутчика звали Анжел. И в тот момент мы даже не подозревали, что на пустынном берегу африканской речки мы встретили не просто бродяжку-бушмена с изысканным польским именем, а самого настоящего ангела….
Примерно через час из объяснений Анжела выяснилось, что при нашей скорости движения идти до Гамбулы часов шесть. И это в идеальном варианте. Потому как в районе трех часов дня на реке начнется столпотворение, практически пробка, как на МКАДе в часы пик. Поэтому дорога займет все восемь, а то и десять часов. Пироги, на которых возвращаются из Гамбулы в окрестные деревеньки по окончанию рабочей смены жители пригородов, устраивают на реке настоящий затор. Он растягивается километров на десять в обе стороны и парализует движение. Правда, такое случается не каждый день, а лишь по четвергам и пятницам, когда рабочим выдают зарплату. Но сегодня, увы, как раз пятница, так что шансов доплыть быстро у нас нет. К тому же, именно в пятницу, только уже ближе к ночи, в Гамбулу двинут пироги местных фермеров, везя на рынок овощи, фрукты, рыбу, мясо, молоко, текстиль и иные ремесленные изделия.
Полученная информация встревожила нас не на шутку. Михаил, который примерно еще час после встречи с Анжелом уверенно работал веслом, внезапно почувствовал себя совсем плохо. Его опять зазнобило, на лбу выступили крупные капли пота, и даже все наши куртки, наброшенные на Михаила, не могли скрыть мощных судорог и конвульсий, которые сотрясали тело, распластавшееся на дне пироги. Алексей перебрался в Мишину лодку, а Анжел занял его место в пироге Виктории и взялся за весло.
- Скажи, в Гамбуле есть госпиталь? – сотый раз задавали мы один и тот же вопрос, надеясь, что неверно истолковали ответ.
- Есть. Я уже говорил. Но сейчас он закрыт на карантин. Он обнесен вторым забором и туда никого не пускают, даже родственников больных и тех, чьи близкие уже умерли. Я не знаю названия болезни.
- Другой… Второй госпиталь есть? Может быть, частная больница?
- Есть доктор Лео. Но он пьет. Возможно, когда мы доплывем, Лео будет сильно пьяным и не сможет помочь. Но вы спрашивайте, спрашивайте. Анжел большой человек в Гамбуле и знает всё и всех.
- Кой черт нам спрашивать, если выхода нет. – Виктория уже чуть не плакала. С того момента, как Миша впал в бессознательное состояние, ее пирога скользила борт о борт с лодкой товарища, а Вика периодически смачивала в реке большую бандану и прикладывала ее к раскаленному лбу больного.
- Я знаю выход! Нам надо доехать до аэропорта и там найти Ника Джоя. – воскликну Анжел минут тридцать спустя. - Если солнце еще не сядет, Ник сможет завести свой самолет и доставить вас в город с больницей.
- В Гамбуле есть аэропорт?
- Да! И свой самолет. Даже два. Один прилетает из Банги по воскресеньям и люди покупают на него билеты. А второй (это который у Ника) совсем старый и на нем возят только алмазы и директора рудника. Но Ник еще никогда не возил других пассажиров. Может быть, вас тоже не повезет. Он ужасно сильный, противный , пахнет чесноком и громко кричит, когда выпьет виски. К тому же, он страшно богатый. Директор рудника (я точно знаю) платит ему в месяц аж тысячу евро!
- Если не повезет договориться с этим вашим Джоем, мы угоним чертов самолет, - зарычал Александр.
- Анжел будет смелым. Анжел будет договариваться с Ником! – наш африканский попутчик, похоже, проникся к Михаилу состраданием и уже почти совсем не выпендривался. – Главное, чтобы солнце не зашло. Ночью Ник никогда не полетит. Никогда-никогда!!!
В этот момент позади нашего каравана раздалось натужное ворчание и странный писк с завыванием. Обернувшись, мы заметили небольшой катерок, на носу которого стоял мужчина в военной форме и держал в руках странное устройство, похожее на нашу милицейскую мигалку. Рычала, хрипела и подмигивала синим светом именно она.
- Ла полис! – заорал Анжел и упал на дно пироги, опустив руку с портфелем за борт.
Одна и та же мысль разом пришла в наши головы:
- Месье! Стоп, силь ву пле! – заорали мы каждый со своей пироги.
- О скур! На помощь! – громче всех завывал Ричард.
Оглушенный нашими воплями полицейский едва не выронил чудо-мигалку из рук. Сурово сдвинув брови и выпятив толстую губу, он с недовольным видом пришвартовал полицейский катерок чуть впереди по курсу у огромной разлапистой ивы. Мы почти сразу же облепили его посудину своими лодчонками так, что выбраться, не перевернув одну из них, полицейский бы не смог ни за что.
Честно говоря, нам казалось, что переговоры с местным представителем органов правопорядка будут сложными и долгими, ведь нам предстояло уговорить его взять на буксир лодку с больным Михаилом и проводить ее до аэропорта, минуя заторы и «пробки». Однако, едва взглянув на бледное, покрытое крупной росистой испариной лицо Миши, полицейский понял все без объяснений. Он полез куда-то в подпол катера, вытащил оттуда, натужно кряхтя, большой фанерный ящик с нарисованным красным крестом и извлек из него на свет божий десяток серых от пыли медицинских масок. Одну он натянул на себя, другие раздал нам. Мы не знали, какую именно инфекцию подхватил Михаил, но предпочли остаться с незащищенными лицами, ибо в масках, предложенных полицейским, наверняка гнездилось по миллиону всяких заразных бацилл. Во всяком случае, выглядели они именно так.
Полицейский закрепил на заднем обушке катера один конец швартового каната, а другим концом мы связали три пироги, на которых еле-еле разместились все члены нашей экспедиции, включая осмелевшего Анжела и ребят-охранников. Михаила, Вику и Сашу с камерой полицейский взял к себе на борт. Его катерок, хоть и был оснащен мотором, размерами напоминал нашу рыбацкую надувную лодку, поэтому все мы на нем разместиться не сумели бы ни за что. Натужно рыча, выплевывая в речную тишь хрипы и стоны «спецсигнала», буксир и пироги отчалили от берега.
Через девяносто минут мы причаливали уже недалеко от Гамбулы, примерно там, где начиналась дорога к аэропорту. Ехать до города, ловить машину, чтобы затем возвращаться в аэропорт, мы посчитали напрасной тратой времени. Полисмен тепло попрощался с нами, сурово взглянув на Анжела и так и не рискнув поинтересоваться содержимым его портфеля. А Анжел, поняв, что опасность миновала, весело выскочил на берег, припустив по пыльной дороге в сторону видневшегося вдалеке поля с диспетчерской вышкой:
- Я буду искать Ника! – прокричал он на бегу.
Мы споро похватали вещи, а Ричард и Александр, как самые высокие, взяли на скрещенные руки Мишу, так и не пришедшего в себя. Вика бежала сзади и придерживала голову и спину товарища. Даже через две толстовки ощущалась совершенно невообразимая температура его тела, которая уже наверняка зашкалила за сорок градусов.
Эти последние триста метров маршрута дались особенно тяжело. В воздухе назревала гроза, пыль клубилась по дороге, а порывы шквалистого ветра, от которых мы совсем отвыкли в джунглях, норовили то и дело сбить и с дыхания, и с ног.
У калитки, встроенной в сетчатую рабицу забора нас уже поджидал Анжел и коренастый белоголовый мужчина. Месье Джой, если нам не изменяла память.
- Как договариваться будем? – задыхаясь, пробормотал Саша.
- Не знаю, - огрызнулся Андрей. – Но если этот буржуйский летчик нормальный человек, то он не сможет нам отказать.
- И шо цэ за дэлэгация йдэ до мэнэ? – проговорил, прищурясь, иностранный пилот, а мы чуть не споткнулись от удивления: меньше всего в этой глуши мы ожидали услышать родную украинскую мову.
Через несколько минут мы уже находились в маленькой зеленой палатке, разбитой непосредственно возле диспетчерской аэродрома.
- Вы гадаетэ, цэ малярия? – кудахтая, как наседка, и угощая нас из канистры ледяной чистой водой приговаривал Ник Джой (Николай Джойко, сорокапятилетний украинский пилот, работающий по контракту в местной алмазодобывающей компании).
- Похоже… - Андрей нервничал, потому как Николаю никак не удавалось дозвониться до своего непосредственного шефа и получить разрешение на внеплановый вылет.
- Та хай йому грець! – ругнулся летчик и выбежал из палатки. – Я зараз запрошу Дуалу, чи Яунде, дэ прыймуть, туды й полетимо….
- А Николая не выгонят с работы? – поинтересовалась Вика, десятый раз меняя Мишину футболку, которая мгновенно становилась мокрой. У Николая в аптечке обнаружилось мощное жаропонижающее, и мы ввели Михаилу сразу двойную дозу лекарства. Температура стала стремительно падать. Пару раз Миша даже открыл глаза, но сказать ничего так и не смог.
- А ты встречала какого-нибудь русского, которому карьера важнее жизни человека? – вопросом на вопрос ответил Алексей, по ходу дела вспоминая все молитвы, которым его пыталась обучить любимая теща.
- Дуала прыймэ! – завопил радостно Николай, выглянув из окошка вышки. – Давайте швыдко до литака, я зараз!
Небольшой самолетик Пайпер, с Т-образным хвостом, бычьей мордой и цифрой 1980 на фюзеляже, выглядел чистым и относительно безопасным. В его салоне находилось всего два кресла (кроме кресла пилота) и два ряда стеллажей, задрапированных прорезиненной маскировочной сеткой и переплетенных эластичными ремнями.
- Сидайтэ на пидлогу и добрэ трымайтесь! В Дуале я дам вам адрес, дэ ликують монашки. До мэне тут працювалы два хлопця и в обоих була малярия. Один помер, другый вычухався. Як раз у госпиталю з монашкамы.
- А малярия тут часто встречается?
- Я скажу так. Якщо ты живешь тут рокив пьять, то ты обовьязково захвориешь. Таблетки для профилактики ще бильш опасни, ниж сама хвороба. Через четыре рока цирроз гарантирован. Так шо выбирать нема з чого…
Мишу мы усадили в одно из кресел, которое, к счастью, слегка откидывалось. Рядом с ним разместилась Вика с аптечкой. Все остальные расселись на полу, ухватившись руками за эластичные ремни.
В спешке мы очень скомкано попрощались с нашими охранниками – Лу и Антуаном, успев лишь дать им некоторую сумму денег на обратную дорогу и какие-то пустяковые сувениры из рюкзаков. Антуан не скрывал, что хотел бы увидеть Камерун, в котором он никогда не был, но Лу, сурово отчитал товарища и первым прекратил церемонию прощания. Наши товарищи отошли к палатке, да так и застыли с поднятыми вверх руками, пока самолет отрывался от земли и набирал высоту.
Удивительный, загадочный и такой первозданный мир джунглей Давы остался далеко внизу. Вернемся ли мы снова сюда? А, главное, вернемся ли мы тем же составом: с веселым и неунывающим философом-Мишей, с внимательным и ответственным Андреем, с любознательным и дружелюбным Алексеем, с дотошным и справедливым Александром, с вдумчивой и сентиментальной Викой и с приветливым скептиком Ричардом, обожающим свою Африку больше всего на свете и отчаянно стесняющимся этой любви?
Не знаем.
Время покажет.
Сейчас для нас самая главная задача – довести Михаила до Дуалы живым. И молиться, молиться, молиться Богу, чтобы черная тень смертельной тропической малярии не осенила его своим крылом.
Африка! Будем жить?
Продолжение следует?