Я тут в магазин за хлебом недавно вышел.
Смотрю, стоят бомжи у колодца, греются.
Одного обступили, смеются, перегаром дышат,
А у того костыли потертые в руках виднеются.
Я подумал – над ним глумятся. И осмотрительно
Отошел подальше, чтобы не слышать хрипучий смех.
Краем глаза вижу – по плечу его бьют эдак, одобрительно,
А тот (ну, который с костылями) – хохочет-то громче всех.
Ну, интересно тут стало, я уши свои развесил,
Давай вникать в обрывки их разговора,
А тут вдруг, как специально, мужик тот весело
Бомжу подошедшему свою рассказал историю.
Мусоровозом, как оказалось, спящему переехало ноги,
Потом срослись кое-как, да в разные стороны искривились.
Друзья по помойке не бросили сдохнуть, прокормили убогого,
А вот сегодня костыли где-то достать умудрились.
Я стоял, замерев, и слушал правду безбожную,
Сняв намордник с себя чистоплюя непогрешимого.
Я-то думал – это у меня жизнь какая-то сложная,
Я-то верил – это мои проблемы неразрешимые.
Мужичок тот костылики взял и поднялся тем временем,
И давай всем присутствующим демонстрировать,
Как он будет ходить, перестав быть заложником, бременем.
Даже лунную Майкла походку пытался копировать…
А у тех, кто стоял на своих ногах, не калеченных,
Тихим светом сияли лица, до крови пропитые…
Я ушел со стыдом. Ведь у них, социально помеченных,
По сравнению с нами, сочувствие честью пропитано.