И выплеснулась тишина голубая из звона
зрачков - и душа избежала парома Харона.
По стеклам озер -- Модильяни - по глади, по пьяни.
Вот, Чур! - и в тебя тишина голубая заглянет.
И в ней захлебнешься, как в колбе из плеч и из шеи.
В том звоне, что лилии тише - их стебли, их шелест.
Но все же всплывая с другой стороны из озерной сей тиши
в моря, ты глазами услышишь, как выше и выше,
и глубже и дальше -- кругами расходятся стоны
морей. И глаза -- их причалы, и долгие длинные формы
русалочьих истин и хрупких ракушечных амфор осколки...
Его страстотерпиц текучие лики, нанизанные на иголки
зрачков, что невидимы, как в пелене Василисков.
Иконописные души -- в века уплывают в голубеньких мисках...
Здесь все преходяще, -- Как дети играют, -- замри, Модильяни! -
за росчерком тонким овала -- в веселом печальном сияньи.
2008, 2011.