Ах, Зяма, Зямочка –
судьбу шута
ты вымолил у жизни…
Овсюгом
таился среди корма лошадиного,
за ширмой спрятав покалеченное тело…
Но голос!
Голос!!!
Этот трубный глас
распространился по хрущёвкам и проспектам
и стал настолько узнаваем,
что
ты выскочил из кукольного храма...
Как оглашенный…
И тотчас же сотворив,
из самого себя живую куклу,
так гениально захромал по всей планете,
что стал кумиром вдов поры военной.
А, вспомните…
Перед уходом,
и перед тем, как занавес упал,
последний действом – твой телетеатр…
Вот, в глубине задрапированного кресла,
закрыв глаза,
сидит измученный старик…
Вдруг, встрепенувшись…
И пульсируя ладонями и торсом,
морщинами, глазами,
носом
и голосом непревзойденно-сиплым…
Как ты тянулся к нам,
как умолял,
как утверждал, что смерти нет в помине…
Ах, Зяма, Зямочка…
Судьбу шута
нам на забаву выпросив у жизни…
Ты взял и растворился без остатка…
Весь…
Без остатка…
Растворился
в нас…