БЕРЁЗА, как будто Россия сама,
стояла у здания военкомата,
и лист её каждый под небом тревожным
казался повесткой защитного цвета
в прожилках солдатских дорог.
СЛОВНО ВЫБЕЖАВ на перемену большую,
окружили меня перед школой дубки.
По стволам их похлопываю ладонью:
как вы, милые, выросли, как возмужали!
Те смущённо листвой шелестят.
СТОЯТ НАД РЕЧКОЙ сосенки-подростки.
Не худо б голенастым освежиться.
Вдруг длинноножки эти зашептались.
По хвое пробежал смешок смущённый.
Из тучи солнце в щель на них глядит.
ПЕРЕД ВХОДОМ в парк весенний ждёт кого-то липка.
Видимо, ещё ни разу в парке не бывала.
У неё цветущий возраст. Вся поёт, как улей.
Хорошо б со стройным вязом постоять в аллее!
В воздухе медовый запах первой-первой грусти.
РЯД СТАРЫХ ВЕРБ, как очередь, ведёт
к ларьку, чьи стены в 43-ем ставились.
И вижу я: деревья облетевшие
над листьями последними дрожат
так, словно это – на исходе – карточки.
ВСЁ МИМО, МИМО – облака плавучие.
Солончаковой белизной ствола
над тёмным островком воды светясь,
стоит берёза посреди степи.
Лишь тополь рядом – смуглокож, как Пятница.
ЯСЕНЬ СУХОЙ... Днём стоит он без признаков жизни.
Ночью исходит сиянием голубоватым.
Переменившее существования форму,
древо не думает падать. И, темень пронзая,
дальние птицы на свет его добрый летят.
СРЕДИ ДЕРЕВЬЕВ парка дуб – феномен:
как цельная натура, не желая
размениваться в пору листопада,
он полное своё собранье листьев
проносит сквозь морозы и снега.
НЕТ ГОДОВЫХ КОЛЕЦ в стволе оливы.
Но я не стал бы сравнивать её
с красоткой, что скрывает возраст свой.
Живой абориген Святой земли,
знать, древо счастливо: годов не наблюдает.
ДО УТРА у хирурга светилось окно.
До утра, прожигая холодные тучи,
в небе месяц горел, как бессонный вопрос.
Став бледнее ещё, у больницы стоит
облетевшая за ночь берёза.
КОЛОДЕЦ ЭТОТ, тёмный и глубокий,
мне показался формой для отливки
изящных кипарисов. Вот они,
застывшие, вокруг него стоят –
так, словно бы сработаны сегодня
ПРЕДЗИМЬЕ. Ветра жгучего набег,
несущий боль, тревогу, разоренье.
Печальную растерянность дерев,
когда у них всё валится из рук,
красиво называем листопадом.
УЙДУ – и обернётся обелиском
пирамидальный тополь, мной взращённый.
И вы поймёте: белый пух по вёснам –
моя неумирающая нежность
к живому миру, что оставил я.