Я шёл, как обычно, по улице тёмной,
За мной свысока наблюдали огни;
На мне был пиджак, до жалости скромный,
До пошлости новые были штаны.
Я шёл. и встречал незнакомые лица,
В одних очертания людей узнавал,
А от других мне хотелось напиться,
Я кутался в шарф и свой шаг ускорял.
Однажды, со скрипом своих башмаков,
Я шарканье ножек чужих услыхал,
Я обернулся, спросить: "Кто таков?"
Но в женщине сзади я "Правду" узнал.
На ней сто одежд, что не вымолвит слова,
Молчит, когда бы другой закричал.
"А я вот слыхал, что должны быть вы голой...", -
Бестактно я мысль свою промычал.
"Должна... Но, однако, и вы не раздеты,
Зачем же вы скрыли свою наготу?
Быть может вы голый совсем неприметны,
А может быть стыдно ходить на свету?"
"Отнюдь. Но нагим у нас быть неприлично..."
Ах вот оно что? Вот ответ на вопрос!
Одетая правда совсем не критична,
А голая колит глаза на износ.
Поэтому люди меня украшают,
Что и не знаю, я - "Правда" иль "Ложь"
Зачем же они меня так унижают,
На мне сто одежд, а цена моя - грош.
И ушла. Растворилась из виду:
Чья-то лживая правда,
Иль правдивая ложь...
А в душе у неё затаилась обида,
И заныла та рана, в который был нож.
Я пошёл, всё по той же, по улице тёмной,
За мной с любопытством смотрели огни;
И снял свой пиджак, до жалости скромный,
До пошлостиновые скинул штаны.