И. Бродскому.
А ещё, она смотрит в глаза и пытается мне сказать.
И когда она это делает – тщит сказать, глядя мне в глаза, –
ощущение – то не блеф, не розыгрыш, не креза;
что когда-то Токарь пустил станок и скоро его Фреза,
вопреки всем планам, картам, исправлениям в чертежах
отшлифует смысл, в котором будет нам всем лежать.
А ещё, она любит ночь, хоть и яркого света дочь.
У неё обязательно будет дочь, а у той тоже дочь и ночь;
и порядок этот записан, «съеден-высран», и мне невмочь
превозмочь его, хоть сочини я стодвестипятьтысячмильонов строч…
она смотрит в глаза насквозь, открывает рот, но заклеен рот,
и пока я туплю, Фреза наматывает оборот.
А ещё, я знаю, мне придется ее прожить,
несмотря на все фрезы, крезы, грёзы, силки, ножи –
к сроку жатвы становишься конгруэнтным песчинкам ржи,
ну а сам урожай – закромам, бункерам, сараям, где он лежит.
А она глядит, хочет что-то сказать, не меняя счёт,
может то, что пока не прогрет тандыр, погрусти в закромах ещё…