В Билингве аншлаг.
В рамках VII Бьеннале поэтов впервые на одной площадке выступают пять из семи лауреатов Национальной премии «Поэт».
Ведущий Сергей Чупринин.
Поскольку в России каждый разговор начинается с телевизора, то и Чупринин, человек хоть и известный в литературном мире, а нарушить традицию оказался не в состоянии:
«Рассуждают две ведущие, - рассказал он.
- Хочется, чтобы на телеканале «Культура» было побольше современных поэтов, - говорит одна.
- А разве есть современные поэты? – удивляется другая.
- Ну как же! Помнишь, есть такой Воденников?
- Да, - говорит, - Воденников.
- Ещё поэтесса, боюсь, фамилию перепутала, Полозкова, кажется...
И тут они сошлись на том, что счастье настанет, когда по телевизору можно будет слушать и видеть поэта Орлушу.
Не могу сказать ничего дурного ни о Полозковой, ни об Орлуше, ни о Воденникове, ни о других модных именах, но бремя поэта рассчитано никак не на медийную моду, - продолжил Чупринин. – Мы радуемся, когда поэты выступают на телевидении, по радио, когда они пишут в газетах, но для нас не это является главным.
Идеи создать из поэтов медийный коллектив у нас нет. Но было бы неплохо составить отборный список современных русских поэтов, знание о которых совершенно непременно для любого читающего человека. В идеале я бы завел в старших классах средней школы спецкурс, какой-нибудь факультатив, потому что, мне кажется, нельзя чувствовать себя принадлежащим к образованному сословию в нашей стране, если ты не знаешь этих стихов.
Их не обязательно любить. Поэты, которые входят в эту великолепную семёрку очень разные. И когда жюри принимает решение, мы ищем консенсус. Главное, чтобы поэт, принадлежал к высшей лиге современного стихотворчества.
Разумеется, не только эти семь человек заслуживают всяческого внимания, уважения и самое главное – знания. Есть и другие поэты в наших лонг и шот листах. Это люди, начиная где-то с сорока лет. По крайней мере, есть 5-6 человек верных кандидатов на эту премию. Вопрос только, в какой очерёдности они станут её лауреатами. Мы премируем деятельность поэта в течение всей его жизни. Эта премия по совокупности заслуг перед русской поэзией.
К великому сожалению сегодня в этом зале нет двух поэтов лауреатов Инны Львовны Лиснянской и Виктора Александровича Соснора.
Здесь пять поэтов. Никому в голову, я надеюсь, не придёт решать вопрос, кто крупнее Фет или Баратынский, Тютчев или Лермонтов. Точно так же и здесь. Они равны. Поэтому будут читать по алфавиту».
Сергей Гандлевский
Когда много лет назад тонкий юноша азартно и ярко обозначился на фоне тогда еще советской, но уже не советской поэзии, его стихи стали открытием для многих.
Читал быстро, взахлёб, скороговоркой, и нужно было здорово поднапрячься, чтобы ничего не пропустить, чтобы удержать ту невиданную и неслыханную поэтическую радугу. Тогда он уже на несколько десятилетий опережал своих сверстников, и многих других товарищей и недругов по цеху.
Сегодня Сергей Гандлевский мэтр.
Монументальный в белом свитере он внятно читает свои стихи. Интересно и приятно отслеживать изощренную игру аллюзий, ассоциаций и антитез, оценивать повороты мысли и ажурные мостики перехода от мира реального в литературный и обратно.
Возникло ощущение, что человек и поэт в его лице пришли к консенсусу и застабилизировались в некоем устойчивом состоянии, и теперь заслуженно, что называется, пожинают лавры.
Имеют право!
Стихи Сергея по-прежнему хороши, не утратили свежести и привлекательности. Но стали гораздо спокойнее. Как и автор. Слишком силён был тот творческий импульс юности, которого хватило на долгие годы.
Может, это главное, что у нас есть, - изначальный импульс, который мы потом оформляем и совершенствуем в течении оставшейся жизни... Или утрачиваем.
«Старость по двору идет,
детство за руку ведет,
а заносчивая молодость
вино в беседке пьет.
Поодаль зрелые мужчины,
Лаиса с персиком
в перстах.
И для полноты картины
рояль виднеется в кустах.
Кто в курсе дела,
вряд ли станет
стыдиться
наших пустяков,
зане метаморфозой занят:
жил человек – и был таков.
А я в свои лета, приятель
и побратим по мандражу,
на черный этот
выключатель
почти без робости гляжу.
Чик-трак – и мрак.
И все же тайна
заходит с четырех сторон,
где светит месяц
made in China
и спальный серебрит район,
где непременно в эту пору,
лишь стоит
отодвинуть штору,
напротив каждого окна –
звезда тщеты,
вот и она».
Тимур Кибиров
Несколько лет назад его стихи показались мне интересными лишь фрагментарно. На этот раз в Билингве он предстал, пожалуй, самым современным и актуальным автором. Стихи Тимура Кибирова – это наблюдения проницательного человека, фиксирующего и анализирующего отклонения от Божьего промысла в умах и поведении современников. Наблюдения стойкого оловянного солдатика, не скрывающего своего неодобрения этими шатаниями, несмотря на их массовый характер, и не желающего присоединяться к общему хору. Стилистическая адекватность сегодняшним деформациям русского языка делает эти стихи остро цепляющими, не проскакивающими мимо ушей.
С необщим выраженьем рожи
Я скромно кланяюсь прохожим.
Но сложное понятней им.
А мы... ничем мы не блестим.
Понятней сложное, приятней
Им площадная новизна,
Ребяческая крутизна
И велемудрая невнятность.
Cие опять прельщает их.
А мы-ста будем из простых.
Мораль из моды вышла ныне,
А православие вошло,
Уж так вошло, что все едино —
Писать об этом западло.
Пристойней славить смерть и зло.
Не зло — так боль, не смерть — так ****ство
Пристойней и прикольней петь.
Пристойней тайное злорадство,
Что нам Врага не одолеть
И что исчезнул, как туман,
Нас возвышающий обман.
Что совести и смысла нету,
А низких истин — тьмы и тьмы,
И что достойнее поэту
Восславить царствие Чумы…
Но романтический поэт,
Безумец, подрывает снова
Благопристойности основы,
Клеймит он снова хладный свет!
Noblesse oblige и volens-nolens,
Такая уж досталась доля,
Такой закон поэту дан —
Он эпатирует мещан
Враждебным словом отрицанья,
Не принимая во вниманье,
Пропал он нынче или пан!
Вот почему нравоученья
И катехизиса азы
Во вдохновенном исступленье
Лепечет грешный мой язык.
Дрожа в нервическом припадке,
Я вопию, что все в порядке,
Что смысл и выход все же есть
Из безнадежных общих мест,
Что дважды два еще четыре,
Пою я городу и миру!
Есть упоение в говне,
В нытье со страхом и упреком.
Но в этом я не вижу проку
И это не по вкусу мне.
И спорить о подобных вкусах
Готов я до потери пульса!
(Неточность рифмы знаменует,
Что автор не шутя психует
И сознает, насколько он
Атавистичен и смешон).
Что ж, веселитесь... Стих железный,
Облитый злобой... bla-bla-bla...
В надежде славы и добра
Мне с вами склочничать невместно.
И пусть умру я под забором,
Как Блок велел мне умирать,
Но петь не стану в этом хоре,
Под эту дудку танцевать.
Грешно мне было б. Не велит
Мне Богородица такого.
К тому же — пусть Она простит —
Мне скучно, бес, пуститься снова
В пучину юношеских врак,
В унылый пубертатный мрак.
Александр Кушнер давно и хорошо известен. Он первым получил Национальную премию «Поэт» и поныне уважаем, несмотря на «красавицу и симпатягу». Первое стихотворение, которое он прочел, не вызвало отклика. А вот второе завоевало, пожалуй, самые громкие и продолжительные аплодисменты с криками одобрения. Узнаём себя!
«Не люблю французов с их прижимистостью и эгоизмом,
Не люблю арабов с их маслянистым взором и фанатизмом,
Не люблю евреев с их нахальством и самоуверенностью,
Англичан с их снобизмом, скукой и благонамеренностью,
Немцев с их жестокостью и грубостью,
Итальянцев с плутовством и глупостью,
Русских с окаянством, хамством и пьянством,
Не люблю испанцев, с тупостью их и чванством,
Северные не люблю народности
По причине их профессиональной непригодности,
И южные, пребывающие в оцепенении,
Переводчик, не переводи это стихотворение,
Барабаны, бубны не люблю, африканские маски, турецкие сабли,
Неужели вам нравятся фольклорные ансамбли,
Фет на вопрос, к какому бы он хотел принадлежать народу,
Отвечал: ни к какому. Любил природу».
Не успел ведущий объявить следующего выступающего, как откуда-то из глубин зала раздался громкий и требовательный крик:
- Это всё проза! А когда стихи начнутся?
Вот тебе и поэты лауреаты!
Оказывается, есть и лучше!
И они здесь в зале!
И кто же это?
Возникло некоторое замешательство. Но Сергей Чупринин напомнил, что выступают лучшие поэты России, и, начав с «Испанских писем», чтение продолжила Олеся Николаева:
«Дорогой! Я живу все блаженнее, то есть — бездумней, чудесней:
не копаюсь в себе, а беру что ни попадя, с края,
говорю невпопад и ни к месту, испанские песни
на ходу напевая...
Дорогой! Испания — это сухая, выработанная земля.
Вспыхивает от каждой спички. Чадит, дымится.
Никого не чтит, даже испанского короля,
а при этом ищет, кому бы ей поклониться…
Все это пишут в местных газетах. Но —
как ты ни пробуй прижиться, врасти искусно —
иезуитом здесь быть противно,
шутом — грешно,
аристократом — сомнительно,
чернью — гнусно.
Любопытно, что те — из кидальщиков, шулеров и катал,
выходцы из низов, а некоторые, отмотавшие здесь по сроку,
то есть те, которые первоначальный делали капитал
рэкетом — детей воспитывают уже по доктору Споку.
Отдают в классические гимназии — грызть гранит,
сокрушать латынь,
узнавать, кто такие стоики,
читать Писанье,
учить на нескольких языках “Отче наш” и “Господь простит”,
выправлять генотип золотою печатью знанья.
То есть попросту — выходить в дворяне…»
«Олег Чухонцев принадлежит к поколению шестидесятников. Но на стадионах он не гремел, на выступлениях в Политехническом не замечен. Интонационно его стихи — очень тихие».
Так о нём пишут.
А так пишет он:
«Жизнь - это высшая мера с отсрочкой, думаешь, перебирая марки:
взрывы страстей и домов, банкротства, выигрыши, теракты,
или вот в кляссер пинцетом вкладывать маленькие подарки
и получить отдарок бумажный с диагнозом катаракты...
. . .
И не то, чтобы тайна сия велика
или светит мне путь роковой,
только я истекаю тщетой как река
из последних своих рукавов».
Действительно, сильные поэты. Не буду говорить о равенстве. Равных поэтов не бывает. Близкие по уровню качества и тематике. А в целом, некое обособившееся высокопрофессиональное поэтическое сообщество, во многом, самодостаточное, где свои писатели и свои читатели, подпитывающие друг друга благожелательным общением и аплодисментами. А будущие лауреаты уже известны на семь лет вперед. Неудивительно, что в стихах этих поэтов обнаруживается немало общего.
Как изменился характер поэзии на рубеже веков! Сегодня поэт – это не глашатай, трибун и законодатель моды. Сегодня поэт – это наблюдатель, аналитик, ёрник и печальник на развалинах былой империи.
В то же время где-то в глубинах и недрах зреет и ворочается что-то невнятное, неуклюжее, непрофессиональное, но отчаянно желающее вырваться к свету, к массам, к признанию, на баррикады.
И едва Олег Чухонцев закончил чтение, как снова раздался крик. Какой-то странный человек кричал, что это он замечательный поэт, которого нужно читать в первую очередь. Что именно его стихи лучшие!
- Читайте настоящего поэта! – кричал он на весь зал.
- Отец, ну все в порядке, хватит! – пытался успокоить его охранник.
- Не отец! – строго поправил тот. – Я Поэт!
Все смешалось. Словно в этот корабль поэзии, торжественно идущий по волнам российского предгрозового безбрежья, вдруг вскочило что-то большое, лохматое и стало его раскачивать, нарушая слаженную работу команды.
Но корабль продолжил свой путь. Замечательного поэта с медвежьей фамилией успокоили. И всё вернулось в благопристойные рамки. Однако стало интересно. А кто он такой, чтобы бросать вызов известным и признанным?
И почему ему так желанно это звание – Поэт? Зачем? Ведь оно не приносит ни денег, ни счастья!
Или российская действительность уже затребовала Поэта в том еще, старом понимании, а мы этого пока не ощутили?
Я внял призыву. Стал искать замечательного поэта с медвежьей фамилией.
А вот какой именно? Неужели забыл!
Первое, что пришло в голову – Потапов. Искал-искал – нет, не то. И тут вспомнил – Топтыгин. Самая медвежья!
Точно он. Бывший летчик в своих рифмованных текстах он крушит и правых, и левых, клокочет словно вулкан, выбрасывая в атмосферу обрывки из классики, взъерошенные эмоции, пытаясь высказать что-то своё и очень важное...
А не так-то это просто!
Беспокойный хаос бурлит в нём в поисках выхода и никак не отливается в драгоценный металл поэзии.
И он такой не один! Нечто похожее, но гораздо моложе появилось и у нас на лито, и на разных сайтах. И у них есть читатели и почитатели.
Новая мутная волна?
Стихов ещё нет, но вырываются строчки, и кипит безудержное желание явиться городу и миру, как предвестье того, что уже приближаются другие времена, другие авторы и другие стихи. Наверное, они будут гораздо проще и понятнее массам, более традиционны по форме и менее связаны с литературной сокровищницей.
А лауреаты?
Весь этот признанный и достойный корабль поэзии?
Или это уже не корабль?
А прогулочный катер, на котором заслуженно отдыхают и пожинают лавры авторы, немало сделавшие на своём благородном поприще, а поэзия, некогда осенявшая их, ныне в полном согласии с деградацией населения и языка опускается в массы и становится более эмоциональной, примитивной и действенной?