Блажены детства карамелевы рассветы,
молочно-шоколадные года,
когда взлетали ласточкой ракеты
со школьного веселого двора.
Еще был полон тайнопостиженья
лоскутно-пестрый, ситцевый мирок,
и каждый принц имел свою принцессу,
а вместо царства медный котелок.
Подобье замка – «клетка» из фанеры,
там все всамделишно, налажен куклам быт.
И трепет нежный светлых занавесок
в силках черемухи дождем размыт.
Все оседало в милых сердцу «клеточках»,
в них можно было разум потерять,
найти поддельны жемчуга и серьги,
и старый бабкин веер откопать,
картиночки, флакончики и пуговки,
тарелки расписные для застолья…
Златые горы бесполезных нужностей
– от Хохломы до чудо-Лукоморья.
В руках моих открытка пожелтевшая,
что пахнет убежавшим молоком,
смотрю на светлый образ Шоколадницы,
и к сердцу подступает счастья ком.
О, Шоколадница, наперсница безмолвная!
Вы были в курсе наших глупых битв. –
Совет держать с открыточной матроной
привыкла я, в плену своих молитв.
И вспоминаю на стене открыточки,
наш Лувр, и Эрмитаж, и зряшный Рим…
Мы с Галькой – две десятилетних цыпочки –
читаем, с выражением, братьев Гримм.
Ваш чепчик был для нас – окном в Европу,
а чашка шоколада – маячком,
в пучине, гнилостной, капитализма…
Вы скажете – открытка ни при чем?
С любителем котов и карамели,
художником и местным дурачком
решила откровением поделиться,
в чужой в шалаш прокралась сквознячком.
Но дядя Павлик оказался в теме,
кипел в искусстве, что горшок в печи,
хотя давно забросил акварели,
перековав орала на мечи.
Назвал он ваше имя, странно-русское,
как будто Анна вы… Мне верилось с трудом.
У Павлика – три кролика в хозяйстве,
и самый старый и красивый дом.
Он говорил, что вы – далекий Космос…
– Мы с Галькой долго думали про то. –
Что были вы, какой-то «слишком легкой»…
– Любили, видно, блондить без пальто.
Потом скукожились, и стали держимордой…
– Нет, дядя Павлик, точно, не в себе! –
Над златом чахли, словно дщерь Кощея…
Держали мужа в кабо… кабале?..
День ото дня, добрейший дядя Павлик
наш кругозор активно расширял.
Художник трепетный, как злобный карлик,
морозы вашей юбки мял и мял.
«Открыточная Анна пахнет сладко,
но умерла давным-давно она!
Влюбиться в образ – не по-пионерски,
технически другие времена!»
Быть может, вы не поняли когда-то,
в его картинках трепетной тоски.
В набросках дерзких – «столяр за работой»
– не разглядели гения мазки.
В его «доярках», вышедших из бани,
– пусть зеркало болезненно криво, –
свои черты, увы, не разгадали,
сквозь яблочно-румяное мурло.
О, Шоколадница!
Ваш образ – наваждением.
Вы для меня – как фей, как фрекен бок!
Передник ваш, фалдящий, так прекрасен!
Как он шуршал! Когда у ваших ног,
матрешками, мы грызли с Галькой сушки,
и снизу вверх вдыхали «ваш париж»,
и лишь восторг по жилам сластью лился,
да буксовал в ромашках глупый стриж.
Знаменами – булавки, шпильки, фантики...
- Все мои тайночки, сложив у ваших ног,
болело мое сердце, сердце девочки,
не ведавшей еще про страсть и рок.
зо октября 2011
Глоссарий
Клетка, клеточка – кукольный домик для детских игр, в деревнях, часто пристройка к основному дому или двору.
Иллюстрация:
Жан-Этьен Лиотар
Шоколадница, ок. 1743—45
Пергамент, пастель. 82,5;52,5 см
Галерея старых мастеров, Дрезден