Роману Н. Точилину
Такая осень, брат, такая осень,
Что впору закурить и снова бросить.
Парламент. Или Винстон. Или Кент.
И обрасти жирком для зимней спячки.
Вот только не осталось ни заначки.
В карманы ледяные пальцы прячу –
На улице, вестимо, не Ташкент.
Такая осень, брат: туман да лужи –
Такие, что и Лондон нафик нужен.
Давно махнул крылом последний гусь.
Стекают листья ржавой позолотой.
Хоть наши беломорские болота
Увязших отпускают с неохотой,
Но я сорвусь. Ей богу, я сорвусь!
Такая осень, брат. И что тут скажешь?
А новости – брехня, чернуха, лажа.
Каддафи замочили. Всё тип-топ.
И пьёшь сухое красное дрянное.
И в сетевом копаясь перегное,
Себя невольно сравниваешь с Ноем:
Вокруг сплошные твари и потоп.
Потом вздыхаешь: «Осень, брат, такая…»
И, небеса из форточки лакая,
Задумчиво глядишь куда-то вдаль,
Забыв про неединую Россию,
Которой поздно делать биопсию –
Здесь всё прогнило…
«Начисляй, Василич!»
И начисляю. Щедро. Через край.
Такая осень, брат. Почище лета!
И прикуп – два валета и вот это.
И голос что-то как-то подохрип.
Чужие дети дружно валят в школу,
Сожрали мёд неправильные пчёлы.
Мечтая снега, ходишь злой и квёлый.
И каждый день – один сплошной бэд трип.
Такая осень, брат. И к чёрту Пушкин!
Писать стихи в потёмках душной двушки
И провожать в Европу корабли –
Не в Болдино закусывать лососем.
Такая осень, брат, такая осень.
Вдохнёшь её с утра – и башню сносит.
А время так и не перевели…
02.11.11.