Третья поэма одноимённого сборника "Да с былью небыль загуляла".
До одури, нахлестав себя горячим берёзовым веником, с грохотом срываюсь с полка и, распахивая все двери, выскакиваю на улицу, забыв прихватить даже банную простынь. Успокаивая, разбушевавшееся от жара сердце, сгребаю в охапки пушистый снег и начинаю энергично растираться им. Возвращаться в парилку не спешу, стою в ожидании "нормы" промерзания, рассматриваю ночное небо.
Небо протаивает подобно инею на стекле...
Проталина становится шире, глубже и… превращается
в огромный глаз!
В нём, вместо зрачка, горит яркая звезда.
Забыв обо всём на свете, я неотрывно смотрю в этот небесный глаз!
Глаз
смотрит
на меня!
Гипнотизирует.
Ощущаю кружение по спирали в верх.
– Кто это? Что это?
Какая уносит сила неведомая? – суетятся вопросы в голове.
Немного спустя, начинаю чувствовать пронизывающий ледяной ветер.
Становится не уютно.
Выходит, никто меня никуда не унёс, не поглотил!
Стою во плоти на грешной Земле.
Да, как стою!
А стою я –
в чём мать родила!
Спохватившись, спешу вернуться в дом, где находится сауна, но дверь открыть не удаётся, рука противно прилипает к металлической ручке и нестерпимая боль, острыми шипами, вгрызается в пальцы. Я резко отдёргиваю руку от, промёрзшего до бела, металла, оставляя на нём часть собственной кожи.
На дворе декабрь.
Полночь.
Всё завалено снегом...
Деревня спит.
Даже, собаки не лают!
На память приходит сообщение гидрометцентра, обещавшего к ночи до минус сорока. Синоптики не ошиблись!
Глаз...
космос…
Какие мелочи по сравнению с тем, что начинаю понимать:
дверь не открыть,
в дом не попасть,
одеть нечего!
Не обращая внимания на острую боль, снова хватаюсь за ручку и упрямо тяну непослушную дверь на себя.
Бесполезно!
Осматриваюсь, ищу чем бы прикрыться.
Ничего.
Попробовать разбить окно?
Порежусь, но влезть всё равно не получится, так как, окна дома расположены высоко от земли, а переплёты рам слишком узки для моего «пышного» тела.
На секунду представляю себе, как с голым задом лезу в окно.
Смешно.
Через секунду...
Совсем не смешно!
Хочется взвыть от безысходности!
Отчаяние сжимает грудь с такой силой, что начинаю задыхаться и всё больше впадать в истерику:
– Не верю!!! – вопит во мне мой внутренний голос.
Наконец, разум берёт верх. До меня доходит, что бегать вокруг дома пустая трата времени и я, с трудом проделав несколько шагов в сторону соседей, неуклюже заваливаюсь в суГРОБ.
До соседских ворот мне нужно пройти метров сто пятьдесят по открытому, без деревца, кустика пространству, но к моему удивлению, ходить босиком по глубокому снегу почти невозможно - где снег рыхлый ноги проваливаются аж до бёдер, а где плотный,разъезжаются, скользят и удержать равновесие не хватает сноровки.
Ни единой души вокруг!
Одиночество, беспомощность, незащищенность переполняют мою душу!
Переживания так сильны,
как не бывает даже во сне!
Нет, нет желания попасть в мир параллельных измерений!
Страшно!
– Господи, Иисусе Христе, помоги, помилуй!» – слышу свой собственный шёпот.
Одолевает лень – лечь и лежать ну, куда ни шло, ползти.
Лечь, допустим, можно - тогда усну и замёрзну, да в таком неприглядном виде, что и мётрвая помру ещё раз от стыда за себя, когда меня обнаружат!
Ползти же на четвереньках (даже зная, что никто не видит) не позволяет гордость.
С огромным трудом, раскачиваясь во все стороны (сильнее, голова в жизни не кружилась), поднимаюсь - таки из сугроба и бреду к соседским воротам.
Стучу по ним изо всех сил.
Представить боюсь, что переживут мои соседи, если открыв дверь увидят такое, мягко сказать, пикантное зрелище в виде голой дачницы (они и одетых дачниц с трудом переваривают).
Будь, что будет!
За воротами соседей заходится от лая собака.
Не открывают.
Кричу во всё горло:
– Тётя Катя, помогите!
Бесполезно.
Зареветь?
Оказывается, плакать даже приятно когда есть кому пожалеть, а тут – некому!
Не знаю сколько прошло времени... Ступни ног онемели, грудь задубела, соски прокалывает острыми иглами. Непослушными руками, пробую их отогреть. Ощупываю остальные части тела:
Кожа на пояснице чужая,
На голове, вместо волос, топорщатся сосульки, аж страшно задеть,
На ладонях кровь (наверное поранилась когда долбила по шершавым доскам ворот).
От жалости к себе подкатывает ком к горлу и,так, становится тягостно, обидно за себя, но ничего другого не остаётся, как брести к главной деревенской улице, пугать своим видом местных жителей!
– Ну, почему это со мной! Господи!– сотрясается всё моё существо.
– Ну, почему? – трепещет, ноет внутри сердце.
В голове проносятся сны где обнаженной ходила среди одетых людей.
Ворвалось зазеркалье в реальную жизнь, перехлестнулись параллельные миры и волокут меня, проверяя психику на «вшивость»!
Молюсь, прошу Бога чтобы никто не встретился, а – то подумает, что я сошла с ума или обернулась ведьмой! Тогда, мне добра вовсе не видать. В деревне и без этого относятся к моей персоне специфически.
Вижу раскинувшийся над обширной заснеженной поляной, ультрамариновый купол небес, усыпанный колкими, ярко-оранжевыми звездами.
Как сверху, рассматриваю голубую от лунного света поверхность поляны которую прочерчивает, вдавленная в снег, широкая полоса похожая на дорогу. Она тянется от главной деревенской улицы в сторону моего дома и оканчивается метрах в тридцати от него высоким сугробом.
По этой дороге,
в перламутровом ореоле,
словно скользя,
словно приплясывая,
словно навеселе,
а – то вдруг,
слегка приподнимаясь в воздух,
как бы, пролетает,
движется с пригорка,
со стороны леса,
на фоне огромного, сияющего шара полной луны,
обнаженная женщина.
Настолько обнаженная!
Насколько обнажённей, даже нельзя представить себе увидеть морозной ночью в заснеженном поле!
Тёплое, живое свечение вокруг женщины делает её похожей на Царицу жизни, оказавшуюся в ледяном царстве Смерти.
Образ вызывает недоумение, изумление,
переходящее
в нервный восторг!
Естественнее, здесь было бы увидеть скелет с косой!
Вот уж по истине – не время умереть, так, не время. Буквально за день до этого события кто – то проскрёб бульдозером, непонятно для чего и для кого эту полосу в снегу, оказавшуюся для меня дорогой жизни.
Не помню, как оказалась в посёлке. Не помню, как шла по улице. Очнулась у калитки сельского фельдшера. Грозно зарычав, разразился лаем огромный пёс.
Толкнув калитку, оказавшуюся незапертой, прошла к крыльцу:
– Если овчарка выскочит – не будет кусать. Пощадит.
«Таких» – не кусают!
А, ежели, всё же набросится – рухну да буду лежать, пусть подавится смачным телом моим, надолго его ей хватит!
На моё счастье собака была на привязи и Галина, деревенский фельдшер, не спала. Ничему не удивляясь, в отличие от своего мужа, который, распахнув дверь, остался стоять на пороге с открытым ртом, она, словно дело привычное, что по ночам захаживают обнажённые сельчане, отодвинув его в сторону, пропустила меня на кухню и усадила в кресло у печи.
Подставив к моим босым ногам валенки, Галина набросила на моё, посиневшее от мороза тело, какие – то халаты. Наполнив кружку горячим чаем, осторожно подала её мне.
Сидя в кресле с распухшими от холода ногами, в чужой одежде, в чужих огромных, растоптанных валенках, я с жадностью принялась поглощать живительный чай.
Ни с того, ни с сего меня начал обуревать смех.
Смех разбирал больше, больше...
Вдобавок к психозу, всю мою горемычную плоть стала крутить дикая боль!
С головы до пяток, аж до рвоты, меня сотрясала крупная дрожь!
Прокусив во многих местах язык, я, впервые в жизни, пила горячий чай с собственной кровью, медленно возвращаясь из иного в привычное измерение!
Добавив мне в кружку валерьянки, Галина, стоя рядом со мной, терпеливо дожидалась окончания моей телесной трёпки... как вдруг, взглянув на часы, она охнула и шёпотом произнесла:
– Не иначе, Николай Угодник помог... как раз заканчивается его праздник - без двух минут двенадцать...
От услышанных слов, я забыла сделать глоток.
Во рту нестерпимо жгло горячим чаем,
на глаза наворачивались слёзы...
Они свободно сползали дальше по щекам,
по подбородку,
по груди…
даже,
добрались до сердца!
Счастье, радость, вера в Бога, любовь к жизни, к людям наполняли меня, превращая в розовый воздушный шарик!
Шарик-я оторвался от кресла,
вылетел в дверь,
в зимнюю ночь...
Непостижимым образом внизу распахнулась огромная поляна, покрытая невиданными белыми цветами и, от их знойно-сладкого аромата, у меня перехватило дыхание, и закружилась голова.
Смесь лета, зимы!
Сон! Явь!
– Господи, как хорошо!
Легкий ветерок подталкивал розовый шарик-меня в направлении дома, где ещё не прогорела печь
и не остыла сауна.
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Сельский мастер, поднятый среди ночи, чтобы открыть дверь в мой дом, крепко выругался матом когда обнаружил, что злосчастная дверь
не... за... пер.... та!
Он долго и раздражённо ворчал, что вместо того, чтобы как следует ухватиться за ручку, я устроила на всю деревню истерику.
Ну, что ж,
бывает и хуже!
Зато, мужу Галины, было о чём поговорить с сельчанами.
Тема для сплетен - редкостная!