ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
В цикле стихотворений «и пред Богом, и пред тобой…» Юрия Рыдкина присутствуют суицидальные строки, однако их нельзя воспринимать буквально, так как они являются только художественным символом великого отчаяния и не могут существовать вне драматургии всего цикла стихотворений!
Маленькой моей посвящаю…
И ПРЕД БОГОМ, И ПРЕД ТОБОЙ
От знакомства на день восьмой
Ты шепнула: «Любимый мой…»
И свернулась от этих слов
Моя цвета кармина кровь,
Вытекающая из вен,
Перерезанных Злом измен.
Становился самим собой –
и пред Богом, и пред тобой.
Превратился мой тартар в рай,
Я вкусил манны через край,
Но запретных плодов не брал –
и никто их не предлагал.
Все морщинки, что меж бровей,
Перешли в уголки очей.
Я от счастья блестел слезой –
и пред Богом, и пред тобой.
Но всё же Совесть кнуты
Надо мной заносила, и
ты спасала от них меня,
Беря вину мою на себя.
На коленях стоял бы век,
Не как раб, а как человек,
Я с закушенною губой –
и пред Богом, и пред тобой.
Но… несбывшийся детский крик…
прекратил наш совместный быт…
Мне теперь… назад хода нет –
обрела вода в ванной цвет…
Лишь, надеюсь, мои стихи…
искупят за меня грехи…
покаянной своей строкой –
и пред Богом… и пред тобой…
* * *
Исканию все дни
Я в жертву приносил
В надежде обрести
Для сердца совершенство.
Искал – не находил
И Господа хулил
За то, что не создал
Желанного блаженства.
И веру потерял
Я в то, что разыскать
смогу Любовь свою
В потоках дисгармоний.
И стали для меня
Все люди исчезать
За мокрой темнотой
закрывшихвших взгляд ладоней.
И в этой темноте
Я чётко созерцал
На неба полотне
Очей рисунок карих.
И мёртвые стихи
Душой больной рождал
И сразу их бросал
В огонь сакраментальный.
Когда же мой удел
До сердца добрался
И якорем на нём
Повис крестообразным,
Иголками ресниц
Мне карие глаза
Расшили жизни ткань
Любви узором праздным.
* * *
День остыл, и ты на кисти
натянула рукава,
А в зеницах столько жизни,
столько вечного тепла,
Что душа моя разделась
Перед ними догола…
* * *
Ты – шарик воздушный, ты – Бога дитя,
Летаешь, смеясь, среди жизни иголок.
* * *
Ты – под волною пролетающая птица –
своей свободою в опасность влюблена.
Сумей, крылатая, со шторма приземлиться,
И обсыхает пусть промокшая душа.
А я укутаю тебя заботы пледом
И увезу под мачтой сбыточной мечты
Туда, где моря гладь, не тронутая ветром,
И не дрожит в ней отражение луны.
* * *
Покормим булкой хлеба
Стаю голубей
И взглядами на небо
Улетим за ней.
* * *
Полевые цветы на ладошки твои
положу, как в телесное блюдце.
Их к устам поднесёшь и душою поймёшь –
это запахи чувств издаются.
* * *
Моя в любви неискушённая душа
До уст пунцовых зацелована тобою.
И пусть ломается графит карандаша
Под вдохновением загруженной рукою.
* * *
Рядом пахло Амуровым духом…
Я сидел, ты стояла,
и ухом
к твоему я притронулся лону
и услышал сердечные стоны –
знать: попала стрела Купидона.
Села ты, а я стал на колени
И расплакался в благоговении,
Ведь стонала за девичьей грудью
Вся Вселенная всей своей сутью.
* * *
Закрылось оконное око
Стыдливыми веками штор,
И шёпот наш шорохом шёлка
шальным
подчинился и смолк…
* * *
Всё замерло. Лишь тает
усталое Светило,
И сердца нарастает
Безудержная сила.
И все погасли мысли
Под сладкою слезою,
И волосы нависли
витые надо мною…
* * *
ПРИРОДНАЯ ЗАВИСТЬ
Это было где-то
Между днём и ночью.
Души грело лето,
Грело, что есть мочи.
На брегу озёрном
Жёлтый, как цыплёнок,
Рвался огнь костёрный –
то широк, то тонок.
Пару недалече
Он у будней отнял.
Девичьи вдруг плечи
Плед уютный обнял…
И погас огонь тут –
знал: не воспылает
так, как этих тел двух
Чувственное пламя.
* * *
Гнетущая осень без бабьего лета
Покрыта свинцом, а не жёлтым листом.
И кто бы то ведал, что в спаленке где-то
Любви две пылают пурпурным огнём.
* * *
МАЯТНИК
В челне аттракционном
Плывём по волнам ветра,
То в грудь, то в спину оный –
картина в стиле «ретро».
Твои глаза на фоне
То неба, то деревьев
Являют мне во взоре
То страх, то облегченье.
Но страх мы побеждаем
И счастливы по полной,
Пока вдвоём качаем
Наш маятник любовный.
* * *
БОЖИЙ ЛИК
По-хозяйски мужская длань
Ударяет по крупу лань,
Рядом женщина-матадор
Бычий шпагами рвёт бугор.
Вытирая слёзы и кровь,
Они мнят, что у них любовь.
А меж нами – невиден стык,
У любви нашей – Божий лик.
Как павлин раскрывает вдруг
Своего опахала круг,
Раскрывает люд свой интим –
мне, тебе, ей, ему и им.
И вовсю про «любовь» свою
Он на каждом кричит углу.
Ну, а наш – сокровенный крик,
У любви нашей – Божий лик.
В отношеньях искусства нет,
Лишь искусственность там у тех,
Чей мирок без таланта пуст.
А мы – гении наших чувств,
На холсте взаимной любви
Вдохновенно рисуем мы,
И шедевр там даже штрих.
У любви нашей – Божий лик.
С неустанным коварством чёрт
Лишь из плоти страсти куёт.
Только вскоре привычный стан
Прекратит вызывать дурман.
Наша страсть, как нательный крест,
В ней тепло плоти с духом есть.
И любовь наша – вечный миг,
У любви нашей – Божий лик.
* * *
Я гляжу сквозь тебя на грядущие дни,
Как сквозь реку на дно жертва жажды.
Только времени тьмой не размыты они,
Ведь светла ты, как крылья лебяжьи.
* * *
Страдание на мне
Застыло сталагмитом
И из пещер очей
По капле тает лишь,
Но встретимся мы, и
оно будет разбито.
Ударами сердец
Его размолотим.
* * *
Ни расстояние, ни этот свет, ни тот
Мне не помеха – я приду к тебе с цветами.
И ты стыдливо рукавом своим протрёшь
Мой фотоснимок, сплошь запятнанный устами.
* * *
Пшеница на земле чужой предастся вдруг поклонам,
Знакомое дыхание нутро моё скуёт,
И ветер с моей Родины незримым почтальоном
В уста мои сухие поцелуй твой принесёт.
А значит: неподвластные зеницам горизонты
Верстами не сумеют друг от друга отделить
Два разных эликсира, что слились уж в однородный
В Божественном сосуде созидающей Любви.
* * *
Небо простужено – скоро чихнёт,
Солнце ушло – заразиться боится.
Душу мою добивает озноб,
Ей бы ладонью твоею укрыться.
* * *
ТЕТРАДЬ
Пейзаж, набрякший от дождя,
Я на бумагу выжимаю,
И по листам от края к краю
Струится к милой жизнь моя.
И по крылам почтовых птиц,
И по плечам в грязи дорожной,
Бежит житьё строкой тревожной
И по бороздам старых лиц.
Течёт юдоль по зеркалам,
По облакам, по косогорам,
Теряя влагу с каждым склоном,
И с каждым всплеском сохнет грамм.
И вот уже тетрадь пуста
И пахнет пылью неживою…
Но верю: каплей дождевою
я упаду в её уста!
* * *
Как стрелка часовая,
Лишь в рамках циферблата,
Шагаю понемножку
По жизни круговой.
И каждая пустая
по содержанью дата,
Как вскрытая матрёшка,
Когда ты не со мной.
* * *
Вся моя жизнь способна течь
От поцелуев наших встреч
До поцелуев расставаний,
В другое время – засыпает,
И только Сердце начинает
Свою рифмованную речь.
* * *
ЛИШЬ
На прошлое под силу обернуться,
Но в прошлое мне не помолодеть,
Счастливые мгновенья не вернутся,
Чтоб их черты, как надо, разглядеть.
Грядущие мгновенья не приблизить,
Счастливые мгновенья, может быть,
Их оком раньше срока не увидеть,
Чтоб руки им пожала моя кисть.
Застрял я в лишнем нынешнем корнями,
Хочу подать мгновения его,
Ведь ты мне улыбаешься глазами
Лишь с прошлых и из будущих времён…
* * *
Ты просто вышла на крылечко
Пернатым дать немного сечки,
Как одиночество волнами
Влетело в дом со сквозняками.
Вслед за тобой, как собачонка,
Вовсю рвалась моя душонка.
Я без тебя как будто в коме,
Так может, ты – моё здоровье?
На лист бумаги кропотливо
Я наношу свои чернила,
Но клонит сон без вдохновения,
Без того самого волнения,
Что лишь с тобою возникает
И созидает, созидает…
Тобой лишь полнится страница,
Так может, ты – моя десница?
Я не похожий на паскуду,
Не брал антихристову ссуду.
Я – пленник Совести, а толку,
Коль ненавижу её порку?
Но пленность есть иного рода:
когда мила, она – свобода.
Я счастлив, что пленён тобою,
Так может, ты есть моя воля?
Мечтал греть родину устами,
Стать на колени со слезами
Перед Полесскою природой
И утомиться вдоволь оной.
Планеты пробовал я земли,
Но ни одной из них не внемлю.
В стране, где ты, там моя тризна,
Так может, ты – моя Отчизна?
А помнишь, как я на дуэли
со своей Жизнью выиграл еле,
Как ты мне веки поднимала,
Уйти со Смертью не давала?
На образ твой теперь «молюсь» я,
Так может, ты – сестра Исуса?
В тебе воскрес, в тебе живу я,
в тебе бессмертен. Аллилуйя!
* * *
Дверной звонок! Ты спросишь: «Кто там?» – деловито.
Твой не поверит слух ответу моему.
Но всё же будет любопытством дверь открыта,
И я на руки твою слабость подхвачу…
* * *
На парадах и в умах – всё красным цветом,
И ты тоже греешь древко у флажка,
Только в сердце предпочтенье кинолентам
чёрно-белым и немым ты отдала.
И толпе не подобрать ключа от дверцы,
За которой христианская душа.
Улыбается в тебе, как во младенце,
Необузданная властью доброта.
На работе устаёшь ты для народа,
Словно Совестью самою создана.
Фотография твоя к доске почёта,
Как привой к подвою, крепко приросла.
И при самом лицемерном комплименте,
Коим брызгает от зависти толпа,
Улыбается в тебе, как во младенце,
Необузданная гневом доброта.
Вдохновенья тетиву ты натянула,
Наконечник на стреле твоей – перо,
И выстреливаешь в люд тем, что минуло
в твоей жизни и тебе не всё ровно.
При большом успехе мыслей твоих в свете
Твою скромность не поранила «звезда».
Улыбается в тебе, как во младенце,
Необузданная славой доброта.
Улыбалась бы в тебе, как во младенце,
Необузданная сила доброты,
Хлеб при встрече мне несла б на полотенце,
Вернись я с Аллахо-Боговой войны.
Ты – во мне. Лежу я с немотою в сердце
в чёрно-красном цвете слёзного одра,
Улыбается во мне, как во младенце,
Необузданная смертью доброта.
* * *
Визг застёжки на молнии,
Резко дёрнутой пальцами,
С ветки павшие яблоки
От попавшей в них паданки,
Зонтик, тянущий на ветру
душу за руку в высоту.
Зазвенят пусть в твоей тиши
Колокольца моей души.
Нежность пёрышка колкого,
Из подушки вылезшего,
Хрупкость спички, до кончика
почерневшей от огонька,
Разукрашенной скорлупы
треск застольный в игре в битки.
Зазвенят пусть в твоей тиши
Колокольца моей души.
Майки утреннее тепло,
Отутюженной только что,
Руки после игры в снежки
Под домашним теплом воды,
Всегда тёплый нательный крест,
Что до блеска натёрт о шерсть.
Зазвенят пусть в твоей тиши
Колокольца моей души.
Вспоминай, моя плоть и кровь,
Как нас воскресала Любовь,
Как ковшами небесными
Наше Чувство вкушали мы,
И как доченька… по утрам…
лезла под одеяло… к нам…
Пусть звенит… во вдовьей тиши…
колокольчик… моей души…
* * *
Летит через леса,
Минуя ёлочки и ёлки,
Печаль в почтовом поезде,
Скользя по третьей полке,
Чтоб где-то на перроне,
Со слезами сбросив вещи,
На руки подхватить Любовь,
Летящую навстречу.
* * *
МАЛЕНЬКАЯ МОЯ
Если струшу, и злая мысль
Разъедать станет жизни смысл,
Вдохновения манной Бог
Не насытит моё перо,
И расколется мой талант,
Как искусственный бриллиант,
Знаю: рядом со мной всегда –
Маленькая моя.
Если вдруг не устроит труд
Нигде: и ни там, и ни тут,
А благие займёт места
Люд, целующий всем «места»,
И выветрится в кошельке
Пряный запах купюр вообще,
Знаю: рядом со мной всегда –
Маленькая моя.
Если крылья моей души
Обожгутся в печах судьбы,
А удачи шальной рысак
Разожмёт мой больной кулак,
И пред оком моим к утру
Горизонт не родит зарю,
Знаю: рядом со мной всегда –
Маленькая моя.
Если слёзы свои допью,
Льды беды, как река, сломлю,
А умчавшего рысака
Вновь поймает моя рука,
И святой Мендельсона звук
Наконец-то пленит мой слух,
Знаю: рядом со мной навек –
Большой человек!
* * *
Обласкала лесная тропинка
холодком наши голые пятки.
Твои выдохи пахли малинкой,
Что в кустах проиграла нам в прятки.
Августовские капельки пота
Наши чёла украсили с блеском.
Всё вокруг напитал собой Кто-то.
Ты моей становилась невестой…
* * *
ОДИН ДЕНЬ
Сбруей брякали гнедые,
Пар с ноздрей, узор саней.
Мы с невестой, озорные,
Собиралися скорей.
Кучер пьяный до упаду
Самокруточку курил
И тянул куплет без ладу –
что аж шапку уронил.
Ты в шубёнке соболиной
Утопилася в санях,
А я рядышком – в бобриной
зрел себя в твоих очах.
«Поскакали!» Колокольца
рассыпалися в сердцах,
Обручальные тут кольца
Засверкали на перстах.
«На природу! В лес! В трущобы!»
Лишь бы дальше от толпы,
Лобызаньями зазнобы
Услаждаться до луны.
Сорвалися с сосен птицы
От трезвона праздных дел,
Снег с ветвей твои ресницы
Пышной муфточкой согрел.
«Стой, извозчик! Удались-ка!
Дай обнять мою жену!
Хотя нет, домой катись-ка!
Сам я сяду за узду!
Отцепи коня любого
И туда, откуда вёз,
Поскачи и молви слово,
Что, мол, барина отвёз.
Ну, а я со своей любой
Прикоснусь-ка к тишине.
Где ещё, старик, подумай,
Ощутить свободу мне?»
---
Звёзды с месяцем сияли,
Морды гнули вниз гнедых,
Чуть тянули они сани
В суету сует земных.
На плече моём уснула
ты, уставшая моя.
Даже средь людского гула
Не проснулася тогда.
Уложил тебя на ложе,
Обогрел собой самим,
И пришло на ум, что можно
Жизнь прожить и днём одним.
* * *
В колосьях ласковых тропинку расстилая,
Хочу в полях гулять с тобою, как в раю,
А на закате, в стоге сена утопая,
Ждать дочь Медведицы и зачинать свою.
* * *
ЛОНО
Ласкаю озёрное лоно
Я крыльями лодочных вёсел
под звёздами неба ночного,
Под шум и кряхтение сосен.
Гребу и стараюсь, чтоб брызги
от перьев тебя не коснулись,
К воде их держу близко-близко,
Глазами твоими любуясь.
Молчим. Разве словом нарушишь
природные звуки ночные?
Но с криками Чувства не сдюжишь –
из глаз вылетают немые.
Перста отпускают вдруг крылья,
И кистью усталой, дрожащей
Ласкаю ланиты твои я
до страсти, в зеницах горящей.
Вбирает нас лоно Природы
обратно в себя обнажённых,
Чтоб снова родить нас и лоно
твоё сделать обогащённым.
* * *
МИРА ТВОРЦЫ
Превратили июльский дождь
И иссиня-чёрную ночь
мы в чернила, а облако
и луч солнца – в лист и перо,
После радугу в небесах –
в обруч на твоих волосах.
Мы не просто мира жильцы,
Мы с тобою его творцы.
Превратили в сюсюканье
Наши речи интимные,
Взгляд на небо из-под завес –
в созерцание из-под небес,
А на совестях наших гарь –
в лучезарный, тёплый янтарь.
Мы не просто мира жильцы,
Мы с тобою его творцы.
Превратили мы в наш мой дом,
Комнаты тьмы и страха в нём,
Полные одиночества, –
в привлекательные места,
Новогоднюю ель в пыли
Превратили в живую мы.
Мы не просто мира жильцы,
Мы с тобою его творцы.
Превратили там, где могли,
мы кинжалы в Божьи кресты,
Мысли нищих о помощи –
в слова: «Бог вас благослови»,
А соседей и их детей
Превратили в частых гостей.
Мы не просто мира жильцы,
Мы с тобою его творцы.
Превратили Бога-Отца
в Бога-Папу Бога-Сынка,
Страх пред стылой Вселенною
и её бесконечностью –
в лишний повод изо всех сил
нам обняться, рождая пыл.
Мы не просто мира жильцы,
Мы с тобою его творцы.
Превращали и так и сяк
мы бездетности нашей ад
В театрализованный рай,
Отдаляя терпения край,
И фатальной разлуки факт
Облегчали и так и сяк.
Мы с тобою – мира творцы,
Мы с тобой – Любви образцы.
* * *
ЧЁРТОВА КОРЧЬ
Одиноко катались две
полусферы по всей земле.
Цвет был розовый у одной,
У другой он был голубой.
Только Бог один точно знал,
Что фигуры сомкнутся в шар,
Что покатится шар, помчит!
И что чёртова корчь торчит…
«Долгий срок мне женой была
стихотворная Тишина…
Но отбила ты у неё
сердце ржавенькое моё…
Если вдруг рядом нет тебя…
слишком много во мне меня…»
Мчались мы с тобой во всю мочь!
Но ждала нас – чёртова корчь…
«Не мужчины есть… а хлысты…
Пока не появился ты…
наносились удары мне
не по плоти… а по душе…
Как же долго твоих ждала
ласк исхлёстанная душа…»
Мчались мы с тобой во всю мочь!
Но ждала нас – чёртова корчь…
Нам в мечтах так хотелось взмыть!
Наяву – подпирало взвыть, –
инстинкт матери твой святой
не удовлетворился мной.
Мчались мы с тобой во всю мочь,
Но споткнулись об эту корчь.
И расстались, надеясь, что
жизнь земная – ещё не всё…
---
Может быть, это просто блеф:
ангелочки на рельсы сев,
согревают, взирая в даль,
абрикосовой кожей сталь.
Крылья выпачканы в мазут,
Они оба чего-то ждут.
Их послали сюда, чтоб нимб
мог над сердцем сиять людским.
Им сказали, что здесь стрелой
пролетает земли юдоль.
Растёт и гудит товарняк,
А дети на рельсах сидят!..
* * *
О, нет, ты не ушла,
Ведь вещи все на месте
стоят, висят, сверкают,
подаренные мной,
И к месту твоему
любимому на кресле
Развёрнут телевизор
Заботливой рукой.
О, нет, ты не ушла,
Ведь волос светло-русый
твой нахожу я кожей
На ложе неживом,
И голос мой в ночи
Совсем-совсем не грустный,
Когда я сам с собою
Болтаю о былом.
О, нет, ты не ушла,
Тебе ведь посвящаю
Стихов большие стопки
и – в тумбочку кладу.
И вскоре кто-то их
Оттуда забирает,
И ты это, конечно,
Не мать же… на беду…
О, Боже… ты ушла…
мной вслед перекрещённой,
оставив с мёртвой жизнью
меня наедине.
А я как человек,
Души уже лишённый,
Оставив жизнь такую,
Уйду… вовне… вовне…
* * *
В этой комнатке нет икон,
В ней лишь пара глазных окон.
Только этим не будешь сыт, –
вид из окон от слёз размыт.
Дверь из комнатки отпереть –
это может одна лишь Смерть.
Мою душу пленила плоть, –
ни принять, ни перебороть.
А вне комнатки хит звучит,
И мобильный чей-то пищит.
Кто-то там подметает двор,
Выбивает кто-то ковёр.
Где-то свист, говор, мат, поют,
ходят, бегают, мчат, – живут!
Мою душу пленила плоть, –
ни принять, ни перебороть.
Вокруг комнатки жизнь людей
Всё навязчивей и шумней.
За стеной еле слышное
поцелуйное чмоканье.
Раздаётся там, как на грех,
И детей живоносный смех.
Мою душу пленила плоть, –
ни принять, ни перебороть.
Помню: брал тебя на руки, –
это был живой крест Любви.
Только вбил в него дьявол клин, –
не зачались ни дочь, ни сын.
Мы пошли друг от друга прочь, –
мою душу пленила плоть.
Плоть взяла мою душу в плен…
Но… на теле… немало… вен…
* * *
ОТРЫВКИ ИЗ ДВУХ ДНЕВНИКОВ
…словно заячье сердце в груди
и ракушки – вплотную к ушам.
Слабость тела кричала: „Верни!”
Сила духа шептала: „Нельзя…”
Искажало мне таянье глаз
всё, что видел в квартире немой.
Детский крик не раздался у нас.
Вот уж день, как расстались с тобой…
…тянет плоть меня в омут страстей,
но с другой не смогу быть пока.
Может, дань отдам плоти своей,
если встречу с другим я тебя…
…только что тебя встретил с другим.
Человек он, видать, неплохой.
Будь же счастлива, милая, с ним.
Вот уж год, как расстались с тобой…
…час назад узнал, что ты „растёшь”,
что с семьёй до столицы дошла,
что ребёночка третьего ждёшь,
что детей любишь больше себя.
Я вот тоже весь предан семье
и живу годы с чуждой женой,
и „прицеп” её мне всё чуждей.
Вот уж …дцать, как расстались с тобой…
…престарелых дом. Я захворал.
Врач сказал, мол, какой-то там „цэр”.
Телеграмму тебе уж послал.
Ты – мой крест и священник теперь.
Но к приезду, чу, мне не дожить.
Коль живым не застанешь, – не вой!
Нет нужды надо мной голосить.
Вот уж век, как расстался с собой…
---
…словно заячье сердце в груди
и ракушки – вплотную к ушам.
Слабость тела кричала: „Вернись!”
Сила духа шептала: „Нельзя…”
Искажало мне таянье глаз
всё, что зрела в палате немой.
Плач детей не раздался тогда.
Так я и не простилась с тобой…
* * *
О, Любовь, ты – над сердцем нимб,
Ты смываешь с души весь грим,
Но безжалостная Юдоль
Всё ж играть заставляет роль.
Чувство нас – в одну кровь и плоть,
Жизнь бездетностью – в ад и врозь.
Время мчится во весь опор,
А я живу тобой до сих пор.
Незаметно ледовый треск
Переходит в купальный плеск,
Превращается в слякоть пыль,
А душистая зелень – в гниль,
Заменяются на коньки
Резиновые сапоги.
Время мчится во весь опор,
А я живу тобой до сих пор.
Изменяют свой вид мечи,
И эфесы их горячи,
С гроба Господа каждый год
Живоносный огонь идёт,
И рифмуется слово „зло”,
Как и прежде, к слову „добро”.
Время мчится во весь опор,
А я живу тобой до сих пор.
Уж рассыпалось семьсят лет,
Как расстались с тобой навек.
Во дворе на скамье сижу
И нер овно стро ку пи шу.
Любо пытная дет вора
За рук ав тере бит ме ня.
Время всех превращает в сор,
А я жив тобой до сих пор!
* * *
Может быть, это будет так:
забреду я однажды в парк,
Нагляжусь, как твоё дитя
За подол теребит тебя,
И души моей птичий клик
Вдруг охрипнет в звериный рык.
Но я твой не встревожу брак.
Может быть, это будет так.
Может быть, это будет так:
мы столкнёмся с тобой в гостях,
Нас представят друг другу и –
не признаются две любви,
Что знакомы уже давно,
Но с чужими живут грешно
из-за жизненных передряг.
Может быть, это будет так.
Может быть, это будет так:
в твой очаг мой всплакнёт коньяк,
Он в ночи тебе позвонит
И до всхлипов стихом пьянит.
Ты назначишь мне рандеву,
Но свершиться не даст греху
на заре протрезвевший страх.
Может быть, это будет так.
Может быть, это будет так:
ты подашь из толпы мне знак,
Я помчусь к тебе, как улан, –
седовласый уже пацан,
И возьмёт твоих рук и ног
ненасытность мой стан в замок.
И его не взломает страх!
Я молю… чтобы было так…
* * *
АНФИЛАДА
Возле детской песочницы
Со скамьи старой встали мы
И семью из двух человек
Разорвали с тобой навек.
Мне Депрессия, словно кисть,
Вокруг затушевала жизнь.
Я не ведал: пройду иль нет
анфиладу тяжёлых лет.
Падать стал мой иммунитет,
Как напившийся человек,
Очень часто жидкий металл
Тридцать семь и две мне являл,
Утомляемость, что ни шаг,
Мне шептала: «Приляг… приляг…»
Я не ведал: пройду иль нет
анфиладу тяжёлых лет.
Я цеплялся изо всех сил
За балясины скользких перил,
Но скатился, сдержав каприз,
по служебной лестнице вниз.
По пути из зарплаты моей
пара выкатилась нулей.
Я не ведал: пройду иль нет
анфиладу тяжёлых лет.
Превратились лица друзей
Вдруг в затылки чуждых людей.
Меня мучило это, но
всего больше снедало то,
Что черты твоего лица
видеть стал, как сквозь слёзы, я.
Я не ведал: пройду иль нет
анфиладу тяжёлых лет.
Вдохновение же моё
Всё лакало чернила, но
лишь тебе и нашей любви
посвящаемые стихи
Были очень похожие
На записки предсмертные.
Я не ведал: пройду иль нет
анфиладу тяжёлых лет.
Возле детской песочницы
Я на досках новой скамьи,
Как на смертном одре, лежал,
Жизни местных детей внимал.
Мне слепил глаз и душу Ра.
Вдруг Звезды заслонённой край
Превратился волей Любви
В нимб вокруг твоей головы.
* * *
СУДЬБА ЛЮБВИ
Так бывает, что мощь Любви
есть меж слабыми духом, и
это значит, что рвёт борьба
силы с трусостью их сердца.
Кто-то станет в любви сильней,
Ну, а кто-то простится с ней.
Есть и те, кто, любовь храня,
Распрощаются навсегда.
Так и сделали мы с тобой,
Перед общей дрожа судьбой.
Делить радости все свои
меж собою любили мы,
Но боялся делить на два
каждый беды свои всегда
и одной половиной брать
и другого обременять.
Уйма вёсен с тех пор прошла,
Как расстались с тобой в слезах.
Мы уже представлять черты
лиц друг друга с трудом могли.
Наших жизней пути в ничто
превратить нас хотели, но,
побеждая моральный слом,
мы смогли возмужать нутром.
Родилась сила духа в нас!
Волевыми руками враз
разорвАла, как ткани клок,
она ржавый от слёз замок, –
за ним рвение наших чувств
держал в каждом сидящий трус.
Наконец, глубоко дыша,
Мощь Любви нас вдруг понесла.
Мы друг к другу неслись на Суд,
Задевая плечами люд.
Только встреча была без стуж
Для поношенных наших душ.
Нами правил уют Любви,
Разомлели от неги мы,
Не заметив, что стал в тот час
посторонним весь мир для нас.
Как отрадно теперь вдвоём
Прослезиться об этом всём.
За все годы скитаний врозь
Не осталось почти что слёз.
Мы, обнявшись, с тобой сидим
И зеницами лишь блестим.
Есть твоя, есть моя судьба,
Но судьба у Любви – одна.
* * *
2002-2005 г.г.