Родителям посвящаю…
ПРОЛОГ
Меж клыками у сатаны
Вся планета, словно орех.
Треск контузит земной коры…
или это зловещий смех?..
А в клыках… всюду норы змей…
и на дне там… тихо лежат…
черепки пропавших детей…
внутри их змеята шипят!..
А песок хрустит на клыках,
Пломбируя норы свинцом,
Нераскопанный смерти прах
Разрывается в нас грехом.
Океанов солёный сок
Заполняет гнилую пасть.
Как бы лавой людскою в срок
Нам в горнило не стечь, не пасть…
ЗАРОЖДЕНИЕ
В самой гуще седых бород
Вдруг разверзлись истин уста,
И вещали они в народ:
«Всему с нового быть листа!..»
Аист… Ангел… Амур, ей-ей(!),
Пролетел к земле близко так,
Что набату в грудях людей
внял и зрел себя в их глазах.
Подол девы задев крылом,
Он исчез – то ли был, то ль нет.
Лишь осталось у ног перо,
Что вонзилось в земную твердь.
Меж перстов зажавши его,
С чела чёлку убрав в века,
Дева с болью судьбу миров
На ладошке царапала…
Зазвучали мечты молвой,
Изменилась молва в мольбу,
Пала манной молитва в зной –
была сочной, как поцелуй.
Где-то чмокнуло Солнце Ночь,
Зашипел между ними стыд,
Пузыри разлетались прочь,
Лопаясь на рогах Луны.
И лишь маленький пузырёк,
пузырёнок, пузыришка
Изменить своим видом смог
Злую мимику Месяца.
Одиночество острых звёзд
Он врождённой прозрачностью
задевал, но кому-то нёс
Свою суть ненаглядную.
Её писк, ропот, плач, всё-всё
Мирозданием слышалось.
Нескончаемости старьё
Обновлялось и полнилось…
Но бесцветность вдруг пузырька
погрустнела, и стал он сер,
Наполнялась издалека
сфера смрадом сожжённых тел.
Уголёк из небытия
До размеров планеты рос,
До границ сострадания
Приближалась безжизненность.
Ни души, ни блохи – нигде,
Даже Смерть предпочла себя.
И лишь золото там везде,
Но жрала его ржавчина.
Вдруг те на(!), то ли чёрт, то ль бог
Отряхнулся от праха грёз
И крылатых пару сапог
По дешёвке продать готов.
В соли пота иль в соли слёз
Была сфера иль вся иль часть,
Но какая-то капля всё ж
В душу вечности сорвалась.
Канул в бездну и пузырёк,
Но оставил святую мысль.
И задумался бизнес-бог:
в чём же истинный жизни смысл?
Покатился с подскоком вдаль
шар по рытвинам времени,
Разделяя грех и мораль
Под пульсацией темени…
Словно красный фонарь живой,
Плоть планеты манила взгляд.
Метнул страстно её пращёй
пузырьку в лобик некий гад.
Со второй встречной «пилигрим»
Оказался душой к греху.
Лёг на лик его алый грим
Из-за сонма бесстыдных дум.
На планете нагая вся
Угрём вилась блудница и
испускала зловония
Догнивающей срамоты,
Издавала щебет нутром,
Как дельфины, но те, что злы,
И была щербатая ртом,
Как они, как они, они.
Только сферой тот срама смрад,
Провоняла коим душа,
Ощущался, как аромат,
И разбух шар до слова «ша!».
Он свалился в крововорот,
Потонул в искушений тьме.
По клоаке его несёт
В лоно блуда, в небытие…
Пробыл шар там то ль миг, то ль век.
Дряблым выплюнула его
не блудница, а человек
со стыдом на лице своём…
Незаметно из вне во вне
Сфера сдувшаяся плыла,
Утопая сама в себе –
нутро полнилось былью сна…
Снилось ей всё, что до неё
было, не было, грезилось,
Что на длани мира Перстом
Животворным отметилось.
В одной из роковых борозд
Шар, опухнувши ото сна,
Пролетающим мимо грёз
увидал сквозь Укор себя…
Некий вдруг неземной удар(!)
сон отбил, словно жажду жить.
Кто-то кровью плеснул на жар –
ни вдохнуть, ни срыгнуть, ни взвыть.
От макушки да м;кушки
Стал пунцовым наш пузырёк
от чужой крови. Батюшки(!),
у неё не один исток.
На планете той встречной псих
Нянчил бомбу усатую
И пелёнок коричневых
Не жалел на проклятую.
Стал пузырь враз пузырищем!
Гнев святой вдруг раздул его!
Был он мести вместилищем(!)
Для врага уж понурого.
Только сдулось пузырище –
стала жалкой психа душа,
Тут же сжалилась силища,
Сменив бомбу на голыша…
Снова лёт в дебрях пустоты.
Шар увесистый, как ядро, –
от своей биографии –
малолетки морщинистой.
Вскоре, так сказать, горизонт
Явил взгляду светила цвет,
Был оранжевым он, и вот
ослепил суть гиганта свет.
Не перечило «солнце» тьме
Ни лучом и ни зайчиком,
Не палило, не грело вне
своей плоти хоть краешком.
На полатях планеты той
из накиданных бычьих туш
Жирный жил и жевал божок,
Нос задрав до блаженных душ.
Оттого-то нос был похож
Не на шнобель, а на пятак.
Опускал его вниз божок,
Только чтоб гнев свой высморкать.
Извергал из ноздрей не слизь,
А мизерные молнии.
Метил каждый его каприз
в свиты заспанной сонмище.
Эти спутницы, спутники
По орбите страстей божка
Волочились, как путники,
Но из точки А в точку А.
Призадумался пузырёк,
И над вздетой башкой божка
Возник низкий явь-потолок,
Подле – печка не без шестка.
Шар задумавшийся исчез
То ли из виду, то ль ввиду
мыслей скорости. Лишь Конец
был в грядущем отцом ему…
Вот уже жита жаркий цвет
Разрастался и спел вдали,
И планета, ну как аскет,
Из космической шла глуши.
Её плоть по всей желтизне
Окольцована буквой о
из слов: «слабость», «безволие»,
«боль», «хозяин», «боязнь» и проч.
На планете той землероб,
Он с надеждой натруженной
Зёрна вбрасывал в водород,
Те, что Вечностью ссужены.
На планете той глины нет,
На ней не было и песка,
Она хуже, чем пустоцвет,
Перегной же – только в мозгах.
Вкусив вдоволь жёлтый пейзаж,
Шар стал, как желтушный больной,
И крестьянину отдал аж
своё «Я». После – был таков…
С каждым годиком световым
Пузырька болезненный цвет
Натуральным цветом воды
Разбавлялся в потоке сред.
Вдруг особенный сферы слух
Уловил чей-то клич: «Ау!»
Из грядущего нёсся звук –
не с кем жизнь сбацать отклику.
В бесконечности б звук погряз,
Не поймай его пузырёк.
Видно, клич – вяз не в первый раз,
Раз был ;н, как стон… Не дай Бог.
Так до всхлипов аукались
Безнадёжность и Жалость, но
друг для друга, жаль, не нашлись,
Лишь их Боли сошлись давно.
На планете-скиталице
Изнывала чья-то душа
От желанья состариться
В небесах земных, не спеша.
Для заблудшей души наш шар
Колокольчиком в небесах
стать не мог – сам он их искал
отраженье в Её очах.
На орбиту ж надёжную,
Пусть не истинную, но всё ж,
Шар направил заблудшую,
Побрела та на звуки звёзд…
От заочного рандеву
В пузырьке поселился Гул,
Но вселенскую Тишину
Не встревожил неясный Шум.
Пленён плёнкой прозрачной Звон,
Но свою сферу вёл в тупик,
Суть которого была в том,
Что отсутствовал вовсе он.
В бездорожье Вселенной вдруг
Загорелся зелёный свет.
Тут бы сразу и газануть!
Но зелёный – планеты цвет.
Она встретилась на пути,
Как испорченный светофор.
На планете той плавники
показались… Какой-то вздор!
И из них, что ещё глупей,
Излилася некая муть.
Не видал шар воды грязней,
А тем более – на себе.
Он слезами омылся, и
на зелёной планете той
Живоносные родники
Вдруг забили тугой струёй.
Дело сделано. Снова в путь.
«Указателям» всем – привет!
Эх, с дороги б не сбиться в жуть,
Потому что дороги нет…
Плыл, плыл, плыл, плыл… Плыл, плыл, плыл, плыл
пузырь по неизменности
И надежду в себе убил
Отыскать очи верности.
Вдруг вокруг стала тьма темней,
А лёд бездны стал бездной льда,
Замерзал пузырёнок в ней,
И потрескалась кровь-вода.
Леденцом пресным в пасти тьмы
Обездвиженный пузырёк
По инерции еле плыл,
Предвкушая нутром злой рок.
Пара мёрзлых, мёртвых планет
Померещилась вдруг сквозь лёд,
И душа стыла в страшном сне –
он уж сделал каменный брод
в той трясине, что есть рубеж
между светом этим и тем.
Сон душевную шара брешь
Жаждой кануть в Лету со всем
переполнил до «не хочу».
Пара братьев-планет была
Венцом жутким жизней концу,
Душу шарика, ух, ждала.
Видно, дубль-планета для…
для подсобной жутьплощади
Злыми лапами слеплена
Из страдальцев блевотины.
Видно, первой планеты плоть
Отторгала полипы душ,
те, что лишним росли, и прочь
они шли в бездушную глушь.
И таким уж отрадным путь,
Кой прервал душевный надлом,
Пузырьку показался вдруг,
Что всплакнул и оттаял он.
Протрезвевши от злого сна,
Шар рванул от кончины прочь.
Он в родное летел, туда,
Где звездится вечная ночь…
Излетал пузырь Млечный Путь,
Полон стал светомолоком,
Тянет в сущей тиши уснуть,
Провалившись в бездонный сон.
И на ложе из облака
Дрёма белая прилегла.
И померкли все жемчуга
В перламутре своём от зла.
Тут же ложе, как лежбище,
Стало жёстким для пузырька.
Выдувал Борей ветрище!
Собирал Вихрь облака!
То, что нежностью давеча
между светом и тьмой звалось,
Как лицо на пожарище,
И темнеть, и чернеть взялось.
Чей-то гневный и острый взор
Глубоко порол плоть небес,
И из ран огневой напор
Шёл на белый шарик во тьме!
Когда ад отразился в нём,
Не дрожал шар, не вздрогнул, нет.
Просто брызнул он молоком,
И на Землю пал сладкий снег…
И играть в липкие снежки
Детки первыми принялись.
Любопытные язычки
Вскоре сладость лизать взялись.
И пацанка, и шкет любой
Тут же к старшим стремглав неслись,
Чтоб осадков чудных хоть горсть
Запихнуть во взрослые рты.
Пышной сдобы небесный дух
Смыкал веки приятностью.
Снежок каждый вкушал за двух
С ненасытностью, жадностью.
К усладительной белизне,
Улыбаясь, смеясь вовсю,
Прикоснулись устами все,
Снег согрел душу каждую.
Ладно – дети, но ни одна
ветходушная личность глаз
благодарных не подняла
На поблеклые небеса.
(Душа сужается,
А тело расширяется
От потребления,
Что без благодарения!)
Лишь в очах девы тающих
Отразилось донце небес.
И снежинка в одно их них
вдруг попала, словно в купель.
И смешались сахар и соль
задрожавшим веком – в одно.
И познала благую боль
Девы душевное нутро.
Как на древе плод спелый, вдруг
Дева, ахнув, качнулася
И на жилищах чьих-то рук
Отдохнувшей очнулася.
Первозданным, вне времени
У заботы мужской был взгляд.
Одной ножкою в стремени
Было Чувство на небесах.
Алолицая девица
Встала на ноги и след в след
По всему, что отмерится,
Шла за суженым в белый свет.
За спиною, как за щитом,
Не виднелся девичий стан.
И под небом, и под зонтом
Был единый трепет им дан…
Стыд невесты гордый жених
В отчий дом ввёл, как в личный храм.
Материнской любови лик
Станом-стрункой затмился враз.
И не то, чтобы ревность, нет…
Хотя – да… может быть… вполне…
Материнская ревность бред
Нормою сделала в семье.
Показалось, прошло лет …дцать,
Пока Кротость упрямый Нрав
убедила в том, что живать
милому у мил;й – не срам,
Что не в примы он, а в пример
прочим разным рабам молвы
Войдёт смело в девичью дверь,
Что весь люд – в жилище любви…
Мать невесты сразу за стол
усадила гостя с торца.
Яства, созданные душой,
Ох, насытили молодца.
Если б только не этот вкус…
Или привкус?.. Ну, как его?!.
В общем, горечь прошла под ус
От червячка тёщиного.
Червь сравненья чернил плоды
Всех достоинств примкнувшего,
Но не тронул и кожуры
Жизни мужа почившего.
В глазах тёщи со стариком
Даже схож не был молодой –
ни на вкус, ни на цвет, ни в чём.
Муж вдовы был и впрямь святой.
И свою молодую песнь,
Дочу, милую для людей,
Мама грезила лицезреть
С кем-то, так сказать, посвятей…
В ночь по вязкой жизни брела
Парочка сердечных сирот,
А им вслед повозка плыла,
В ней мок тяжких дум намолот.
Они эхом благословились,
Водяные надели кольца,
К устам друг друга приложились
Под венцами луны и солнца…
И приют у родственников
Близких, дальних и средних для
таинств пары был тесен от
взоров, взглядов и зырканья…
Уж обоз плыл за милыми
По раздолью безмолвия.
Любым любо в любой дали,
В дружелюбной – тем более.
Жаждал жертвовать лучший друг
Жилой жизни и жизнью аж,
Но не смог одолжить уют,
Оказался другим друг вдруг…
Грешных дум обоз и мечта
Шли уж перед влюблёнными.
Плавно дружеские места
Заменялись знакомыми.
От знакомства до «А вы кто?!»
Расстояние в один фырк.
Не дошли гости до сего
И от вражды – за двери шмыг…
Теперь путников впереди
Ожидал один горизонт.
Жаль, что можно к нему придти
Только взором да с прищур;м.
Полоса между двух цветов –
чаще, хвойным и небесным,
Не бывает для путников
Ни перекрёстной, ни встречной.
Нрав природы пару обвёл
Горизонта кривой чертой,
Но черту ту никто не свёл
Ни с одной из черт пары той.
За границу меж высью и
приземлённостью – не попасть.
Дали ломаной линии
С судьбы линией не совпасть.
Кардиограмма края земли,
Как у сердец была порой,
И была подстать их пути
То с углами, то с прямизной…
Пара вольная долго шла
От хозяев к хозяевам,
И на то, что дева была
на сносях, чхать неправедным.
Вскоре сроки в казённый дом
молодых привели, и там,
словно снился стерильный сон –
ни микроба в нём, ни греха.
Сутки, двое сверхгрешный мир
Не пускал в себя детский плач,
Словно рвался силою крыл
из утробы – святой палач.
То ль по долгу, то ль по любви
Люди накрахмаленные
Наклонились над девой, и
пошли роды заветные.
А отец к двери жизни, как
к Стене Плача, приникнул лбом.
Боли, крики, сомненья, страх –
всё сполна вобрал в себя он.
Детский вопль! На колени пал…
уж седым… отец молодой…
Звонкий голос вдруг провещал:
«Разродилась! Мальчишечкой!»
Тельце влажное меж грудей
Оживило немую мать.
Её лик стал Любви святей,
Хоть икону с него пиши.
В бездне крупных блёсток ночных
Одна крохотная взошла,
Но среди соседок своих
Ярче всех сияла она…
Вскоре на живом полотне,
Окаймлённом рамкой окна,
В жёлтом свете виднелись мать
И спелёнатое дитя.
Этот свет был, как будто нимб,
Согревалась двоица в нём.
Он – щемящий, манящий мир –
где-то на этаже седьмом.
В полумраке сует земных,
Протирая от слёз глаза,
Отче взором лобзал своих
двух божеств сквозь иней стекла.
Через семь бесконечных дней
С неумением, но верно
Он из нуди казённых стен
Принял на душу младенца.
А в облачке одеяльца
Красно личико сопело.
И узрел отец сон мальца
С грёзой о жизни грядущей.
Но идти – это не нести.
А чтоб с жизнюшкой в жизнище
Без боязни и слёз войти,
Тут уж надобна силища!
И родители, и родня,
друг, знакомые и никто(!),
Прибежавши на свет дитя,
Под опеку взяли три;…
Забирался в ноздри Зимы
Из грядущего аромат
цветов, зелени и земли.
Звонко хлопал в ладоши Лад
между порами года, и
зашершавел вдруг гололёд,
Ну, а лыжи и саночки
Заскользили плавно, как взор
по строкам из письма любви.
Солнца зимнего лучики
Зацепились, точно крючки,
за людские уста и – ввысь!
От улыбок тех до небес
Распластался каждый сугроб,
И открылись, как раны, всем
Тупики роковых дорог…
МЛАДЕНЧЕСТВО
Младенчество – это время,
Которое не помнишь вообще,
Но знаешь о нём хорошо,
Ибо родительская любовь
Рассказывает тебе про него,
Делая воспоминания
Выразительней самих событий.
Наждачные взгляды чужан
И их ласковый холод рук,
Принятие щиплющих ванн
И пол;н пелёночных пут.
Погремушки – тран-тран, тран-тран,
А в глазёнках целая грусть…
И пустышек полный обман,
И мамина вкусная грудь.
Пупырышки на маме, ей
иль щекотно, иль это дрожь
то ль от хлада, то ль от вестей
про сокрытых надежд падёж.
Грудничок улыбнулся вдруг
(покамест во все дёсенки),
И покатился замкнутый круг,
К лугу делая просеку.
Там на пляже пахучих творений
Подрумянил святой загар
Бледность семейных сомнений,
Дух раздул в сердцах веры жар.
Разноцветные раны растений,
Оплывших от красок под вечер,
Красоточили на ветерок,
Что носил красу в очи и в вечность.
От ореолов бутонов рябило
И в глазах и душах уже.
Ароматы цветов шалили –
витали лишь в неглиже.
Семья их кутала лёгкими,
Запахи, взопрев от забот,
Пьянили собою троицу.
До самых чистых высот
Помыслы её взмыли
И там обрели свой кров…
Но как только родители
Вдруг теряли сознание
В бездонном сновидении
От бессрочного бдения,
Детский крик лупил по скул;м
Их Ответственность за дитя
так, что к тёмно-синим мешкам
под глазами привыкла та.
Временами казалось, что
разразится в квартире грех!
Но гурлил грудничок, и вот –
зажурчал родничковый смех.
Папа до потолка небес,
Ух, подбрасывал счастьишко,
Всё собой освещал малец
Вместе с хрустальным солнышком…
Если же искушения
Нарушали вдруг прямоту
родительской тропы, судьбы и души,
Разветвляя грехом вину,
Малышок брал заблудшего
всей ладошкой за палец и,
точно конь коренной его,
«пристяжного», держал в пути…
Вскоре силы отправили
В путешествие ползунка
По мирку своей комнатки,
Хоть на четвереньках пока.
Приземлили, и п; полу,
Застланному одеялами,
Ползунок делал скованно
Свои первые… м-м-м… ползки.
„Подкроватное пространство…
В нём… наверное… дремлет Ночь…
Иль таится от постоянства…
от житья своего точь-в-точь…
Вот и пуфик… Стоит… как пень…
ни выкорчевать… ни обползти…
Ничего… поднимусь с колен
И заставлю тебя цвести!..
Ну… а это вот стул… Как трон…
возвышается надо мной…
Буду я восседать(!) на нём…
когда стану семьи отцом…
А пока проползу под ним
по-пластунски… ну… как солдат…
Ой… наверно… застрял я… блин…
в четырёх деревянных ногах!..
Стул убрал папа… путь готов…
Но откуда известно мне
Столько странных и взрослых слов…
и что все они взрослые?..
Ну… да ладно… вон стол стоит…
словно мостик от таинства
до разочарования
через реку любопытства…
Шкаф!.. Высокий… как небоскрёб…
Не одни он тучи отвёл
Шмотками лишними…
тучи… над семьёй нависшие…
О… наверно… это трюмо…
Ой… куда я взлетаю?.. Стой!..
А-а!.. то мама ладошками
меня взяла под мышки…” И
её руки, как крылышки,
Нежно подняли суть и плоть
Своего воздушного дитятки
До любви беспредельных высот.
„Странно… Что за галиматья?!.
Стуки сердца мамочки вот…
она крепко держит меня…
как древо незрелый плод…
Но и в зеркале мать моя
Тоже держит чьё-то дитя…
Да не чьё-нибудь… а своё…
Неужель то лицо моё?..
Я же крохотный… как искра…
как искринка… искриночка…
Как же мне повидать края…
иль хотя бы долиночки?..
Что ж за мир… где нас так много…
и у каждого уйма «Я»…
где одна на одной дороги…
где шажки наши… как ползки?..”
На улыбки младенческие
Любовались отец и мать.
Умиленьем лелеянные –
захотели излиться так…
так, как после исповеди,
Захлёбываясь от любви,
Жаждут нежно выплакаться
на сушь прохожих душ они –
ниже ада падшие грешники…
„Гость… Девчушка над волей моей…
свесив косу пеньковую…
что хозяйки своей тяжелей…
извергает иронию…
Эх… на шею б этой девчонке
мне взобраться… Не долог путь
по её дразнящей верёвке…
но… боюсь… заберусь на Грусть…”
„Гость… Лихой пацанёнок враз
Нырнул взором мне в колыбель…
Причёска под каску… Сейчас
раскачает мою постель…
Так и есть… Ещё пара качков…
и покину я свой уют…
как святую троицу слов
покидает одно – «люблю»…
Покидает из-за языка…
он по буквам святым долбит
до занозы иль типуна…
что к плевку рот слюной полнит…”
Мать дитя, как хищная лань,
подлетела, – пацан сомлел…
Незнакомая чья-то длань
Шалуну взворошила шлем,
Собиралась ещё щеку
подрумянить, а то и две,
Но ни кисти и ни персту
Не дала «лань» грим нанести.
Жертвенно зрящего грудничка,
Положив на ложе груди
И руками укутавши,
Мать впитала сына, да так,
Что невиден он стал на ней.
Вобрала в себя дева дитя
так, как капля зеркальная
С отражением пустоты
Вбирает в себя капельку
С отражением полноты.
Звук слияния был един
у людей и у капель. Он…
он похож на Эфира «динь»,
Что лишь нашим мечтам знаком…
„Гость… Девица выпускных лет
Колеблется поодаль от колыбели…
как тупой абитуриент…
Но взглядом жаждет обшарить
Священные качели…
в которых морская болезнь
Мутит свою круговерть
Из-за трясок земли…
взрывов войны…
упавшей слезы!..
Тянет девица шею так…
как жвачку шкет изо рта…
Иностранный… конечно же…
а у наших их нет пока…
Гляди… жилы лопнут вот-вот!..
Меня кровью забрызгаешь!..
Напугаешь народ… и сброд…
что ко мне в душу зыркает…
Да шучу я… шучу… смотри
на меня и на домик мой…
Только взглядов в нём не сели…
а то сглазят меня тупизной…”
Вскоре девица принялась
Материнства скромненький нимб
На ПРАЗДНОСТЬ свою напирать,
Примерять священный инстинкт.
Чтоб мальцом умилиться хоть,
Девка ну выжимать глаза!
Выжимают технички так
Муть холодную из тряпья.
Но не капнуло ни слезы
Из её тинистых очей.
Лицо только стянуло, и
стала «мать» скрытого страшней.
На все земли и небеса
Разрыдалося дитятко,
Ноль надев «ученице» за
материнское мастерство.
Стала девица примерять
Роль родителя строгого,
Как мародёр карманную КЛАДЬ
Великана мёртвого
примеряет. Всё велико,
всё свободно, и всё пленит,
По коже земли балахон
Волочится, шуршит, шуршит…
Мать вплотную к сына слезам
Подбежала дрожи быстрей.
Кто проник в младенческий храм
С непокрытой агрессией?!
Но видочек у девицы
Был таким же безвинным, как
у супруги-изменницы,
Что домой приплелась с утра.
Как цыганка златозубая
Заговаривает зубы,
Тараторила девка, и
исповедь тараторкина
Вымолила у Жалости
Дозвол взять на руки дитя.
Разлиплись щёчка со щекой,
И деваха мальца, как мех,
Взяла неуклюжей душой
На глубину декольте.
Девка голову задрала,
Но не к куполу церкви, нет,
А к звезде самомнения,
Как астрологи из газет.
«Актрисульке» роль матери,
Гордой отпрыском, удалась.
И она ей решила стать –
в выходные ближайшие…
„Гость… Да… парень… Видно… его
пустотой полны помыслы…
Воображенье жирно сдобрен;
Обнажёнными жёнами…
словно у гинеколога…
С той лишь разницей… что врачу
телеса все обрыдли до…
до рефлекса… до рвотного…
Что ж ты зыркаешь на меня…
будто бы на последствие
спиртного соития…
иль – на случки случайной плод…
за которым нужен уход…
и… похоже… пожизненный?..”
Рука парня через карман
Почесала детотворца,
И решил удалой пацан:
«Впредь любить буду не до конца…»
„Гостья… Жухлая женщина…
словно старческий поцелуй…
Видно… жаждет затрещину
от ревнивца… что наобум
по щекам хлещет грешницу…
заплывшую за алый буй…
Но нет молодца и не будет –
ни подле… ни возле… ни после…
Щека её не посмакует
Перстов ревнивые розги…
Не стоять ей… шатаясь… со
жгучим жаром на ланитах…
не таить похотливый взор…
как раскаявшейся блуднице…
что… минуя людской укор…
в церковь пришла отмолиться…
Хотя… может… всё это – бред
иль досужие мысли младенца…
А на самом-то деле ей
Просто нужен итог сравненья…
Сопоставить жаждет она
Своих отпрысков и меня…
чтоб понять… чья любовь сильней:
её или мамы моей…
Вот и мамочка подошла…”
И на руки его взяла,
Как сынка, как своё дитя,
Как жизнь человеческую
И всего человечества!
Опустились вдруг небеса
так, что комната налилась
Эфирной голубизной –
даже до излияния
На любопытный двор,
Где, резвясь, ароматы гор
Искали слияния
С запахом кожных пор
Дворовых детей.
Этот запах был им родным,
А может, родного родней.
Ароматы слились в – один,
И запахли дети собой.
Со святою мыслью легла
на подушку маминой души головка…
Тут же жухлая поняла,
Что Любовь её – полукровка…
„Гость… Мужик… иль даже мужлан…
но заботой разбалован…
Дочек у него целый клан…
Им он в бабы разжалован…
Ему некого научить
По мячу бить пыром… щекой…
Ему некому запретить
Маты гнуть… курить с шантрапой…
Выпив залпом чарку вина…
ему некому пригрозить…
что… вообще-то… бух;ть нельзя…
а то можно и жизнь пропить…
и не только свою… ей-ей!..
Ему некому втолковать…
что каждая баба – б…
Блин… да ты ведь – мужская мразь(!)…
раз такие мысли растишь
до размеров родителей…
кормишь думы дерьмом обид…
причинённых феминами…
игловидный теряешь стыд…
хуля будущих матерей…
пусть и с крупицей истины…
Ты не зыркай так на меня(!)…
так… как клептоман на предмет…
не родится такой… как я…
у тебя… «дядя»… нет-нет-нет!..”
„Гость… Бабулька с морщинами…
да такими красивыми…
что примерил бы даже я
все их жизнесплетения…
Точно карта прожитых лет
На лице нарисована…
Тут вот – счастья лучистый след…
а здесь – боль нашрамована…
Тюль морщин узорчатый сей
Занавесить бы мог глаза
молодые от всех страстей…
И при этом свет и слеза
Проникали б друг к другу и
сладкую рождали б искру…
что мерцала бы от любви
к человеку… и-ли ско-ту…
В общем… бабушка… не смотри
на меня тоскою очей…
как на молодость во плоти…
а ищи дедка порезвей…”
„Гость… Дедок… на себя не похожий…
Стоит… на меня глядит…
как побирушка на прохожих…
и слёзы клешнями грязнит…
Одна слеза проскользнула
В гущу седой бороды…
Вода в волосах утонула –
ни крика… ни круга… ни искры…
Деда любовь ощущаю…
отцовскую… так сказать…
она на меня нападает…
точно смертников рать…
Я чую… уже покоряет
меня любовь-супостат…
Жалость моя дозревает…
брызнет слезами сейчас…
Тпру!.. Не тужься… старик… всё зря…
Взглядом своим перекошенным
Не донянчишь через меня
Сына… некогда брошенного…”
Вскоре шейка детской души
Стала крепенькой для того,
Чтобы крестик начать нести
Через зло и даже добро.
День паломничества во храм
озарился, словно лицо
старика, что на вопрос: «Мам?..» –
вдруг расслышал ответ её.
На руках путешествие…
на родительских, началось.
Вся семья плелась в киселе
людской суетности. Авось
сократить родне предложил
путь недальний, но всё ж длинней
будет он, чем путь в магазин.
– Чтоб пройти его чуть быстрей,
Идите чрез базар страстей,
Срежьте угол терпения,
Что вам в волю вонзается.
Как-то так согласились все –
то ль от лени, то ль от ума,
И попёрлись души во храм
напрямую через базар.
Нажрались там яблок раздора –
по тридцать монет за штуку,
И вдруг червивая Ссора
Пожала каждому руку.
Потом от родни откусила
Пару голов оголтелых,
Пинками их покатила
назад, пока недоспелых,
в дупла домов цементных.
После на семки подсели
все и, лузгая их,
Будто рабы, отупели,
Плюя на вечность и миг.
В горле уже першит,
Кашель рвётся в кулак,
Жажда и слов дефицит
Нёбо и небо суш;т.
Родне пустоглазая тётенька
Продала из окошка ларька,
Будто из амбразуры дзота,
Лимонки мороженого.
Взорвались в животах они,
Зацепившися кольцами
За клыки лютой Глупости,
А осколки – впились в мозги.
Сладкий лёд заморозил рот,
Сладкий лёд заморозил род,
И решил вдруг семейный Сход
для сугреву подвыпить. Во-о-о-т.
Тут же вытащил общий Раж
Из подполья сознания
Эликсир беснования –
многолетней выдержки аж.
Только лишь к краю острому
Прикоснулись уста страстей,
Как ребёнок по-взрослому
застонал Совести сильней.
И обвисли улыбки вмиг,
И упали гордыни ниц.
И никто уже Божий лик
Не закрыл от омытых лиц
Крыльями хищных птиц…
Разрезала воздух щепоть
Сверху вниз, справа налево.
Овеянный духом род
Взошёл на ступень несмело.
А ступеней в заветный храм
Оказалось всего-то три,
Но подняться по выступам
Не хватило б и вечности
Атеистам неистовым,
Что споткнулись у лестницы.
Остальные родственники
По плит;м, как по временам:
прошлым, нынешним, будущим,
Поднялись на вздохе во храм.
„Трепет… Ладан… Шёпоты душ…
И стеснённый таинством свет…
А не тут ли есть Страшный суд?..
Ра-но-ва-то… Не здесь он… нет!..”
В запахе восковых стеблей
Лепестки огоньков свечей
Замирают, колеблются,
Рвутся и возрождаются.
Луновидные лики монашек,
Обрамлённые скорбью вселенской.
Тенью ходят, одна одной краше,
девы, полные прелести детской.
Прихожанок мысли мирские,
Плотно связанные платками.
Прихожан гол;вы лихие
Все покрыты лишь куполами.
Глазки тихих младенцев так…
так распахнуты, что узреть
могут даже святой алтарь,
и тем паче – суть скорых лет.
От края греха до краешка
В центре церкви сам батюшка
Белым колоколом стоит
И молитву гулко звонит.
После ножки и роднички
Омывает он детские,
И в купели святой воды
Тонут налёты светские.
„Моя очередь… Я нагой…
Без одежды и кожи я…
Лишь душа да вольное «Я»
На руках у священника…
Его длани мокры… но теплы…
как у папы… у папочки…
Нет за мной вины никакой…
не реву ведь и не шалю…
Почему же тогда… отчего
в воде Божьей и чистой моё
отражение искажено?!.
Да… от дланей… от капель… но
ни от слёз ли из будущего?..
На мне крестик… Лёгкий такой…
Прилип к тельцу… мокрый… живой…
Знаю я: ты вместе со мной
расти будешь и тяжелеть…”
Из лона церкви – просветлённой
неспешно вышла вся семья,
И с нею был новорождённый –
благословенное дитя…
ДЕТСТВО
Детство – это возраст,
Когда смотришь на жизнь
Сквозь пальцы родителей.
Как мечтатель чудаковатый,
Что ступил на тело земли
(озарённой, обетованной)
В своём воображении,
Наш малыш без помощи папы
От края до края тахты
Туда и даже обратно
Свои первые сделал шаги,
Заливаясь солнечным смехом
так, что брызги летели в мир!
Точно длани чьи-то в то время
Разломили вмиг апельсин.
А чтоб мягок был путь дитя,
Мама с папой души свои
Расстелили у ног сынка
И по ним ребёнка вели.
Его каждый неловкий шаг
Оставлял на душах следы,
Но сменился счастием страх,
Когда путник достиг руки,
Мамой вытянутой до боли
Навстречу маленькой воле…
Когда солнца был лишь абрис,
На родителей души из
уст младенца излилось: «Мам»,
Точно нектарный фонтан,
Что из недр бархана сам
вдруг извергнулся(!), хлещет(!), бьёт(!)
лютый зной, а небесный свод –
лишь ласкает вершками струй,
Что журчат: «Целуй нас, целуй…»
Принялись взрослые просить
сына слово «мам» повторить,
Но не стал он тешить Каприз
И святое болтать на бис…
Невидимые тёплые одежды
Сорвал с себя осенний Воздух, и…
и стал он обнажённым и студёным,
Как скрытые сознаньем сквозняки,
Что из створок души в Божьи ворота
Шныряют, пока шкуру не сдерёт,
И на костях их общего потока
Покой мясистый сплошь не нарастёт.
На изнанку тоненьких век
Проецировала мечта
сновиденье, где человек
роль заглавную без листа
исполнял. Это был дебют,
но казалось, не в первый раз
отдаёт он на Детский суд
неприкосновенный запас
мигов образной жизни своей.
Вдруг затрясся гл;зок экран!..
И герой, на зрительный зал
посмотрев с тоскою, вещал:
«Извини… даже я не знал…»
После кожаное полотно
Поднялось постепенно, и
вялый взглядик коснулся – её,
той, в ком вечно звучат мольбы –
и в печали, и в радости –
за сынка, за сынище и
за седую кровиночку,
Что роняет слезиночку
На могилу материну…
Детке личико умыли,
Зубки вычистили, но
глотать пасту запретили,
Накормили завтраком…
Ручки – в рукавах тяжёлых,
Шапка лезет на глаза,
Стопы в ботиках глубоких
Утонули без труда…
На руках у папы мощных
Любопытный наш малыш –
выше полусонных взрослых –
пухлолицых, бледных, злых.
Кто-то мчится на работу –
конь от плети так бежит,
Ну, а кто-то из породы(!)
Туда важно не спешит.
То ль по зебре раздавленной,
То ль по жизни начертанной
Перешёл папа с маленьким
Через трассу смолистую.
„Вход в ворота… Яблочный сад…
Неужель так быстро – в эдем?..
Или это ясельный ад?..
Не врублюсь я что-то совсем…
Здесь песочниц с сырым песком
всего будет… где-то с пят;к…
Вон качели… «лианы»… дом…
Да тут что… физкультгородок?!.”
„Дверь открыта… и в ноздри дух…”
Запах детской казёнщины
С вонью взрослой подёнщины
В темнотище тоннелей двух
Устремились на свет души,
А попали лишь в лёгкие,
Да и те их вытолкнули.
„Сбитая бабёнка
в обтянутом платье…
будто бы арбуз
вместила авоська…
Воспитательница… кажись…
Странно… знаю заранее…
сейчас скажет: «Привет, малыш»…
Точно!.. Почти угадано…
Вот и личные шкафчики…
Почему же в них дырочки?..
Чтоб совать туда пальчики
Для открытия дверочки?..
Или чтоб дышать через них…
притаившись в недрах вещей
от очей воспитател;й –
зарифмованы жизни их…”
„Колготочки… сандалики…
Мы входим в светлый зал…
Как много всюду маленьких…
похожих на меня…
И мальчики… и девочки!..
Животных только нет…
А-а!.. вон они… у стеночки
плюшевые сидят…
Постой… куда ты… папочка?!.
Ты разве не со мной
здесь до прихода мамочки
дневать будешь… род-ной?..”
Отец с печальным мужеством
Мальца поцеловал
И утешенье лучшее
Для сына подобрал.
Но сынуля съёжился вдруг,
Словно холод в душу проник,
Как матёрый рецидивист
Проникает в дома уют.
Превратился сын в мокрый ор
И убрал он, точно святой,
Из души уголков злой сор,
Но не смыть никакой слезой
С мозга взрослых служебный долг.
Сын на поясе папы повис,
Словно страховочный ремень,
Но сказал тот: «Сынок, держись…»
И без страховки вышел за дверь.
Воспитательница скорей
Застегнула наручники
Своих ледяных кистей
На запястье детской рученьки
И дитя потянула, как
корешок из родной земли,
Ухмыляясь ехидно так,
Точно зная итог борьбы…
Среди прочих детей и кукол
Наш малыш сидел на ковре,
Наизнанку вывернув губы.
„Где ж ты… цаца… Сочувствие?..
Я не плакса… я не слабак…
Просто тут я… как «депортант»…
Не смотри на меня… дурак!..
Лучше дёрни вон ту за бант…
Расфуфыренная сидит…
куклу лечит от немоты…
Тебе… девонька… нужен гид…
чтоб он ввёл тебя в суть души…
И тогда бы ты поняла:
без души… ё-пэ-рэ-сэ-тэ(!)…
цвет… предмет и всякая тварь
не промолвит ни бе ни ме…
Хотя нет… вон же тётки две
Бесконечно болтают о
ерунде… пустоте… себе…
слухи… сплетни… обиды… зло…”
Странно… девчушка, та, что с бант;м,
Куклу оставив в вечном покое,
Взяла машинку с мятым крылом
И к новичку направилась вскоре.
Шла она долго по десяти
метрам квадратным зоны ковровой.
То ли шажки её слишком мелки,
То ли боялась грубого слова.
– Хотес… иглайся… – сказало дитя
и протянуло машинку мальчонке.
Словно из полного светом ведра
Мальца окатила чудная девчонка.
„Эх… мне бы с этой девчоночкой
В этой машинке вдвоём уместиться
И удалиться за синий гай…
тот… что и сам-то за ЧЕМ-ТО таится…
Только водитель с меня – никакой…
Слёзы раскаянья стёкла глазные
залили так… что размыт горизонт…
Дворники ж век моих – ещё малые…”
„Вот уж в место… где много шкафчиков…
всех подряд привели на горшки…
будто бы однополых солдатиков –
без раздела на Ж и М
иль хотя б на Девочек и Мальчиков…
Это… видимо… для того…
чтоб мы поняли: кто есть кто
иль хотя бы заметили…
что не полностью дети мы…”
Вскоре «мачехи» махоньких
Облачили на прогулку
так, что видов расхристанных
Не имелось в младшей группке.
Так что шансы схватить простуду
И в воле больной, но домашней
Провести недельку, другую
Миражом стали, детской блажью.
Тётки одели детский Каприз
С ловкостью воспитательниц,
по жизни лавирующих
с движениями быстрыми
барменов жонглирующих
дорогими бутылками.
И с небрежностью акушерок,
Что разносят по мамам деток,
Держа на каждой руке
П; две жизнюшки – аж по дв;!
Мальчонка к девчонке, ручонка к ручонке,
И детские парочки «гусыням» вслед
Гуськом потянулися с лепетом звонким,
По звуку похожим на «ге-ге-ге-ге!».
Ладошки в ладошках потели, но туго
они были сцеплены словом «нельзя!».
В потёмках крест-накрест касались друг друга
Линеечки судеб – неясных пока.
Быть может, те складки и свой отпечаток
Тайком оставляли на ручке чужой.
А может быть, некие и совпадали,
С годка становясь чьей-то общей судьбой.
„Смазливая девочка в пару досталась…
И даже игриво мне давит ладонь…
Ах… если б не хладной была твоя шалость…
то чмокнул бы в щёчку тебя мой Огонь…”
Безлюдье, Затишье и Скука
Раздражились гомоном гулким,
Но скрылись, и стало уютно
Во дворике миниатюрном.
Конечно, они на прощанье
Обдали детей ветерочком,
Создавшимся ихним дыханьем –
отрывистым и недовольным.
Как ложка сметаны в борще,
Растворилось в гуще небес
Солнышко сентябрьское,
Всем оставив лишь едкий блеск.
Но и он, словно листья, смял
лики, лица и личики,
Они даже у тех, кто мал,
Взялись злыми морщинками.
Взрослый взор и ребяческий
В ядовитой вяз желтизне,
Как традиция в новизне –
озорной и навязчивой.
Разбрелись неуклюжие жизни
По участку земли младшей группы,
Будто бы вдохновенные мысли
по другим головам от испуга,
вызванного изменой зазнобы…
На качельках качались Начала –
мальчиковое и девчачье,
И восторженные пищали
От подъёмов доски и души.
Перевешивали друг друга,
Один одного поднимая
над землёю и нарушая
Равновесие всей земли.
Мускул Нежности тяжелее
И победу над ней одержал!
На земле он, она – на небе…
Но тогда… кто ж над кем верх взял?..
Вскоре мячик с неба упал,
Но никто из деток не знал
виды спорта, те, что на «…бол»,
Потому играли в mayboll.
Друг у друга с враждебностью
Вырывали несчастный мяч –
кто руками, кто нежностью,
кто доносом, кто через плач.
Лишь малыш наш стоял, как вкопанный
в правду жизни по самый мозг,
И взирал на мирочек долбанный,
Как на жаждущих сытый босс.
Но потом, одолевши всё-таки
и презрение и позор,
Он с неясной силой высокою
Зафутболил мяч за забор…
„Запах яств… что не мамой сготовлены…
во всяком случае – не моей…
морщит детские переносицы…
развивает мышцы ноздрей…
словно к ЖИЗНИ готовя детей…
Аппетиты наши нагулянные
Воротились к себе во двор…
Птицы там… и коты приблудные…
То-то будет животный жор!..”
Кормили детей Уговоры,
Кого-то – грозные Укоры,
Кого-то – «Делай ам-ам»,
А кто-то давился сам.
Обиду-еду проглотили,
Слезами её подсолив,
Компотом приторным запили,
А что-то – срыгнули на жизнь.
Был компот из фруктов запретных,
Что растут прямо тут за углом
разлюбой душонки созревшей.
Так что можно без вин и препон
Самому у себя быть вор;м.
Познания Древо даёт
урожай грехов круглый год.
Ими взрослые так хрустят,
Что от брызг шипит даже ад…
Тихий час. Раскладушки, как сонники,
Воспитательницы раскрыли,
Малышей по самые мысли
Одеял волнами накрыли.
Среди дня детской Неугомонности
не спалось. «Мы хотим – на гули!»
Но от скуки и безысходности
Через силу дети уснули.
Детки были, точно матросики,
Тольки без бескозырок пока.
Алюминиевые плотики
Уносили их по ручейкам.
Запах зелени, свет, журчание,
У каждого – личное русло,
Но дети все на свидание
с родителями взяли курсы.
В океане маминой нежности
Даже души дышат вовсю.
В океане папиной вескости
Даже мудрости наплаву.
Но лишь коснулись уста родительские
Волосатеньких родничков,
Как какие-то шёпоты зрительские
Проникать стали в лоно снов.
Эти шёпоты все захожие,
На шипение сплошь похожие,
Слизали общий сладкий сон,
Душки выпачкав в сплетен смоль.
Но средь всех ребёнок лежал,
Его сна никто не лишал.
Просто он и не засыпал,
Потому что мамочку ждал…
Вот волнение предвечернее
До кашицы мешает душу,
И куражатся мысли скверные,
Точно черви в прогнившей туше.
Кормят девочки кукол не досыта,
А мальчишки машинки катают
сверхопасно, без правил и опыта,
Воспиталки сидят, изнывают.
Ждут и ждут все второго пришествия
мамок, папок в яс;льный покой,
Чтобы душки с разбега восшествие
совершили на них и – домой!
А то будет простой детей,
Знать: и их воспитател;й,
Что в непедагогичных людей
превратятся тогда, ей-ей!..
Первой девочка вспыхнула
Благодатным нежгучим огнём
И в кострище(!) аж выросла,
Озарив всё и вся кругом.
„Потускнелые деток волосики
Мило выцвели до корней…
Чужым Счастьем к маме моей
Прорубилась в сомнениях просека…”
Точно спринтер… Как ни тряси
ты измученное вдохновение,
Но никак, никак не найти
Иного прицельного сравнения.
Точно спринтер, девочка вмиг
вырвалась из личного пространства
И по дорожке под свой слёзный крик
Понеслась к присевшему папе.
Никогда его чувства отеческие
Не встречались с тем, что навзрыд…
как не видело всё человеческое
воочию вечный мир.
Отец с трясучкою заячьей
Обхватил влажное тепло
И словами, коими давеча
мама тешила, тешил дочь…
Вторым мальчик напрягся весь,
Будто сдавленный ударом мяч.
«Моя мамочка!.. Вон она!.. Здесь!..» –
закричал он под свой же плач.
Нёсся сын по дорожке, и
вдруг споткнулся он о волну,
ту, что пяточка девочки
подняла, пружинясь вовсю.
Пал малыш, но оставив боль
на потом, он вскочил! Мужик!
После ясельная юдоль
Для него превратилась в пшик.
Ароматы мамы своей
Сын вдохнул глубоко, что аж
его кровь стала пахнуть ей.
Это непостижимый купаж!
Мёртво за взрослые шеи
Цеплялись бесценные дети.
Домой их усатые феи
увозили в троллейбус-карете.
С каждым концом малышовых мук
Покидал комнату уют,
Словно тёплый добрый питон
Выползал из палаты вон.
Возле нашего малыша
Становилось всё холодней,
Точно кто-то там из ковша
Ему под ноги сыпал снег.
Вот остались в центре ковра
Лишь малыш наш да куколка.
Она ныла, а он молчал,
Потому что мамочку ждал.
„Шум… Шаги… Боже… Боже мой!..
Это мамочка… жизнью клянусь!..
А ведь мама и есть дом мой…
С ней и здесь я жить не боюсь…”
Завитки на висках, как травинки дрожа,
Замедляли полёт, но не сильно,
Спёртый шершавый дух с послушаньем пажа
Уступил «коридор» чинно-чинно.
Обожглась грудь мамочкина,
Прилетел сын на место своё,
Словно жилка, оттянутая
когтем Жизнищи в детский адок.
Как на лежанке живой печи,
Сын размяк на маме своей
И расплылся миром по ней,
Просочился в сгусток души…
Горький день из стаканища суток
испарился от тренья событий.
Лишь остался осадок-сумрак
На непробиваемом днище,
За которым виднелось «завтра».
А пока в этой мути вечерней
Светлый сын и светлая мама
Шли домой, улыбаясь встречным
людям, мыслям, ветрам и тварям.
Семенил сын, но мать берёг
от своей легковесности даже.
Души их поддерживал Бог.
Мальчик стал на денёчек старше…
Ветрянка, краснуха, свинка и сглаз –
леденящий фонендоскоп.
Общение с обществом в лоб
Слоем фальши покрыла семь нот
в песенке организма на раз.
Но в молочной груди малыша
Набухала духа мышц;!
Закалялся глас певуна!
Созревала к концерту страна…
«Всё… Узнал в снегурочке
тётушку свою…
Царствия Небесного
Детству моему…»
ОТРОЧЕСТВО
Отрочество –
это самостоятельность под надзором.
Свежесть надежд пропитала грешки
так, что оправданы стали они.
Горизонты казались близкими,
Их мотал бывший карапуз
Уже на свой условный ус,
Будто бы на катушку с нитками,
Вместо опыта, мудрости, истины.
Его взгляд следил в страстной тоске
Не за фигурным катанием мела
по квадратной грязной доске,
А за округлыми формами тела
любой, что писала умело.
А все его домыслы, помыслы
Прятались под подолами
одноклассниц, учительниц,
Как таятся порочные
Под детскими грибочками
От сонма грозящих зарниц.
И от града острых крупиц
Опеки родительской
И зависти зрительской.
Из дневника единицы торчат,
Двойки и тройки на шее висят,
Четвёрки, пятёрки утеряны все,
А поведению место в тюрьме.
Драки с другими, с друзьями, с собой
За раннюю власть над Совестью,
Взрывы бутылок, устоев, шор
С жаждой украсить мир новостью,
А себя – героической повестью…
Алгебра. У учительницы
подбородок трамплином выступает,
От него аксиомы и грубости
Отталкиваются и ныряют
в топь подростковых подсознаний.
Когда отрок давал верные ответы
Без решенья лёгких для него задач,
Одноклассников завистливых наветы
относительно того, что он ловкач,
Провоцировали гнев математички,
И та с радостью озвучивала их,
Говоря: «Да ты в конце учебной книжки
результаты все подсматриваешь втих…»
Когда отрока хулители просили
со слюной разоблачителей дурных,
Чтобы он свои решенья мозговые
Перенёс с башки на доску иль на лист,
Отрок молвил: „Чтоб прибавить двойку к двойке
иль отнять одну «лебёдку» от другой,
Вам же нет нужды марать бедную доску
и перста свои сиим известняком.
Так и мне не представляется полезным
Пачкать пальцы из-за квадратных корней.
Впрочем, как и из-за формулы заветной
всего сущего во всей Вселенной, всей!”
Если б мехом вдруг хулители покрылись,
И клыки полезли из «плевалок» их,
Они б отрока речистого загрызли
с обозлённым аппетитом, без улик.
Но однажды на какой-то там контрольной
Отрок всё-таки решенье написал.
Только труд его оригинальный, сольный
Сочли списанным у умниц с задних парт.
И чуть вымолвил тогда наш гордый отрок,
Плюща веком обнаглевшую слезу
(от обиды раздалась в мгновенье ока,
искажая искажённую среду):
„Вам всем алгебру не надо больше трогать…
Дурням хватит «дважды два», чтоб счесть бабло…
А разумные не смогут, слава Богу,
Зло просчитывать, планировать своё…”
В классе, где ядовитая вонь
Разъедает благие мечты,
Хи-химица с синдромом «Не тронь!»
Властвовала подростками
С беспощадностью кислоты.
Отрок наш её уважал –
безопасность превыше всего!
Но никак он не понимал,
Почему химичка Любовь
Химпроцессом обычным зовёт.
Отрок-то думал, что Любовь –
это миро-испарина
на двух разнополых сердцах
от биения на износ,
жертвенного биения
друг за друга и за других…
А вот физик очков не имел,
Потому что – классное зрение.
Он с Наукой не спал и не ел,
Не зачал свою точку зрения.
Не открыл новых микрочастиц,
Даже не просчитал хаос старых,
Не познал, что в недрах чёрных дыр
тоже дурней полно – больших и малых.
И физику, уж конечно,
Шукать было неинтересно
Среди адронов «очарованных»
Каких-нибудь «разочарованных».
Хотя, может быть, потому
не довёл он себя до агонии,
Что был мудрым и не рискнул
Распутывать Божью гармонию
пальцами с длиннющими ногтями,
Выращенными тщеславной озабоченностью,
Связанной, например,
С корпускулярно-волновым дуализмом материи.
Физик не стал
Рассматривать в микроскоп
Дух Святой,
Ибо догадывался,
Что пропитан Им даже взор,
Даже наши желания,
Кроме тех, что наперекор
Ему зиждутся
на пиках подземных гор,
Подпирающих наши сознания.
Физик не стал создавать
Разносмертоносные,
Рразнобезобразные бомбы,
И не стал развращать
Ядра атомные
так, что те вступали в связь
Со всеми подряд собратьями,
Предаваясь РАЗРУШИТЕЛЬНОЙ ОРГИИ,
После которой
Планетная постель
Лишалась не только клещей,
Но и самой хвойной простыни,
Не говоря уже
Про зверей,
Людей
И даже сказочных фей.
А потом на продавленном ложе…
да и в радиусе
Уймы километров
Продолжали куражится тоже
Цезий,
Стронций
И ещё много-много
Сексуально ненасытных элементов,
Которых так ненавидят
Пуритане-клетки
Живых организмов,
Ибо в них
Они особенно извращаются,
А хозяева клеток отмирают,
Не успевая покаяться.
А может быть,
Физик был просто лентяй…
На самой глубине
Глаз информатички
Валялись разные там
Использованные дискеты с информацией
Про использовавших её мужчин.
На её подушечках пальцев
(жёстких от постоянных плясок на клавиатуре
под авангардные компьютерные звуки
с хореографией, чей принцип «Давай ещё быстрее!»)
Невозможно было
Ни отдохнуть,
Ни тем более выспаться
после долгого одиночества
Ни скулам,
Ни щекам,
Ни губам.
Шаги в танцах исполнялись
Согласно расположению букв и цифр,
Заданных бездарными программистами,
Поэтому движения были
Неуверенными,
Скованными,
Грузными
И без трепета сотворения.
Когда же наш подросток
Создал пару программ для потомков,
Современники,
Не одолев их простой непостижимости,
Удалили их к чёрту
из компьютерной и своей памяти…
Биологица ж была молодой,
Словно мысль о замужестве,
Модной – по базарным меркам,
И немного нервной…
но не так, как воробей,
А самую малость,
Совсем чуть-чуть,
Почти незаметно,
Даже можно сказать,
Что нервной она не была.
Учительница по биологии
С сочностью треснувшего арбуза
Сливала в подростковые умы
через раскрытые рты
Сухую, как перхота в горле,
Информацию про био.
Поэтому в классе
Буквально витали
Хмелящие ароматы флоры
И трезвящая вонь фауны.
От такого грузного контраста
Незрелое отроческое воображение
Обрюзгло, будто воздушный шарик
от впихнутой в него воды
(из-под крана, не из родника),
И в нём учительница по биологии
Стала представать
(а потом и преставать ко всем)
То в образе русалки,
То в образе кентавра,
То в образе человека,
Забывшего с грохотом захлопнуть
Сырой погреб
Своего сознания,
В котором просматривался
Прекрасный рост
Ядовитых грибов,
Из коих, тем не менее,
Биологица создавала
Отменные лекарства.
Оные напрочь отменяли
Такие болезни
Как Скука на уроках,
мутирующая в Ненависть,
насилующую Воображение
до совершения им преступления
Против учителей
(а то и против человечности)
Прямо во время занятий.
Касаемо ж потешных теорий
О происхождении человека,
Хочется с печальной радостью доложить,
Что их на выставке легкомыслия учительницы
Было, слава Богу, только две:
теория Дарвина
и – своя собственная,
Которую, однако,
Ей не позволяли озвучить
Школьная программа
И Воспитанность.
Наш подросток,
Словно явный воздыхатель,
Протянул учительнице по биологии
Записку с теорией
О происхождении всего живого
На Земле,
Во Вселенной
И в духовности света иного.
Женщина воткнула
Краткое изложение
В надутую, как жаба
иль обиженный человек,
Сумочку из тонкой и нежной лайки
(чистой телячьей кожи)…
Худзізна настаўніцы
Па беларускай мове і літаратуры
Межавалася са знямогай.
Пры гэтым здавалася,
Што яна была
Вечна маладжавай,
Як бацькі пры дзецях,
І нават бессмяротнай,
Як небыццё.
Настаўніца нарадзілася ў вёсцы,
Але ўсяго толькі нарадзілася,
Таму па зямлі ніколі не хадзіла.
Ужо з наіўных гадоў
Яе падэшвы шорхалі
Толькі па асфальце,
Катаючы пырхаючыя бітумныя крошкі,
Ды па бетонавых і гранітных прыступках,
Напружваючы галёнкі ды ўвагу.
У сувязі з верхнімі радкамі,
Настаўніца не вылучала з вуснаў бел.мову,
А выпіхвала яе,
Як гараджанін спіхвае са сваёй канапы
Правінцыяльнага сваяка,
Что ўзлез туды з нагамі.
Што вы кажаце?
Як гэтая жанчына
Стала настаўніцай
Беларускай мовы і літаратуры?
Ды мода была такая!
Дык вось, падчас выпіхвання
На яе зубах
Храбусцеў чарназём,
Дзяржанневыя стрэмкі
Улазілі ў дзясны,
Язык шурпацеў ад зерня,
А з рота, як з-пад цёркі,
Выляталі шалупайкі
Ад рознай агародніны.
Адтуль жа раз-пораз
Выглядвалі і незадаволеныя русізмы.
Са сваімі ж рускамоўнымі калегамі
Настаўніца, і наогул,
Размаўляла выключна на іх мове,
Саромеючыся спрадвечнай.
Аднак спрадвечная
Усё ж выскоквала –
то праз фрыкатыўнае «г»,
то праз кароткае «ў»,
то праз дабро.
Калі ж на хвалепадобнай беларускай мове
Гаварыў наш падлетак,
Усе пачыналі
Прагна глытаць яе,
Як сасмаглыя жлукчуць марскую ваду.
Яго спрадвечная мова
З лёгкасцю трымала на сабе
Вялікі і магутны рускі лайнер,
Адносіла ў бок айсбергаў
Універсальны амерыканскі авіяносец
І бязлітасна паглынала
Сленгавыя і мацерныя плыты…
По русскому языку
Учительница
Была классная…
в смысле – руководительница.
Брала желанное
Спором,
Ором
И измором.
Нормы языка
Знала неважно,
Но ругалась отважно.
Могла послать коллег
К их родителям,
Которые, по-видимому,
Жили где-то
в центре Нью-Йорка,
Ибо взбираться к ним
Нужно было
На самую вершину
МНОГОЭТАЖНОГО небоскрёба,
И не на лифте,
А пешком,
То есть ножками,
Как спортсмен,
тренирующий икры.
Да-да, вы правильно уразумели,
Учительница по русскому языку
Материлась не еле-еле,
А как вояка в полку,
И не как простой солдафон,
А как образованная амазонка,
Снискавшая на лингвистическом поприще
Многограмотную славу,
Сравнимую разве что
Со славой угодливого чиновнишки,
Который так вылизал
Карьерную лестницу,
Что по ней, заслюнённой,
Опасно подниматься –
скользка она, как хитрый тип.
Наш отрок обожал русский язык.
Особенно ему нравилось
Вслух исправлять
Неправильные ударения
В учительских словах.
А русичке, в свою очередь,
Доставляло садо-усладу мощную
Исправлять втихую
Пятёрки,
Четвёрки
И душу
Отрока многознающего
На оценки её удовлетворяющие.
Нет-нет, с личной жизнью у русицы
Было всё, как у лисицы:
муж,
любовник,
мурло
и этот… как его…
Русскую литературу
Тоже вела вышеуниженная…
или вышевозвышенная…
а-а(!), вышеупомянутая русица.
Но однажды
Её заменяла иная птица.
Новая, как старый год, женщина,
Была одета в одежду,
Подобную на обложку
Словаря синонимов,
Который никто и никогда
Не использовал,
Не трогал
И даже не лапал.
Потому-то он,
Запыленный забвеньем,
Таился в уголках,
Подобно новой училке на замене,
Мечтающей об измене
ему и даже его,
того, которого ещё…
или пока…
или уже…
или никогда
не было,
нет
и не будет,
ибо он не дарован,
не дан
и даже не одолжен.
А с ним бы новая русичка
Закрутила жизнь личную,
До рвоты неприличную,
Рвоты моралью,
Воспитанностью,
Стыдом
И даже трогательными воспоминаниями.
Так может, и слава Богу,
Что её Похоть одинёшенька,
Сама с собою?
Я рад, что вы согласны со мною,
Словно школьники,
Согласные с недельным перерывом в учёбе
Из-за карантина против гриппа.
Одиночество,
Забвение
И даже презрение
Иногда есть лечение
Или спасение
Палача и его потенциальных жертв.
А так… в целом…
Заменяющая училка
Оказалась ничего.
И если бы в угоду
своей философии
Она не цитировала
Пруста,
Рильке
Джойса,
Бога
И Себя,
Вообще б было хорошо.
Но у этой женщины
Была цепкая,
Как обезьяна,
Соблазн,
Руки конвоира или любовника, память,
И она никак не могла отделаться
От чужих мыслей,
Некогда высказанных,
Нередко – спьяну,
И часто – по дурости.
Учительница цитировала
Разноталанных иностранцев
И ещё много-много кого,
Чьё творчество
Непонятно всем подросткам…
да и уйме взрослых.
Не говоря уже о том,
Что собственно русской литературы
Учительница коснулась
Лишь благодаря
Домашнему заданию,
Которое наш отрок
Отказался выполнять
из-за того,
Что заданный гениальный романист
Бросал больную беременную жену одну
Ради сомнительной любовницы.
Учительница разозлилась,
Как злятся грешники на праведников,
Чья благочестивость
Болезненно будоражит
Истощённую голодом Совесть,
Что не напитывалась добром
С момента излияния слёз
На случайно подстреленную из рогатки птицу.
Отроку училка заявила:
«Не смешивай вдохновение
с тем, к кому оно снизошло!
Вдохновение всегда чисто!»
А он ей ответил:
„Между каплями,
Которые падают
с вдохновительного неба,
И этими же каплями,
Что выжимаются из мокрых волос,
Разница такая же,
Как между вашей
И моей слюной”.
Скривившись, словно от лекарства,
Учительница русской литературы
В сердцах сказала:
«А Бог с ней, с домашкой!
Всё ровно вы все –
не в моих классных часах
И даже не в моих
сочувственных минутах»
И демонстративно замолкла
до звонка, что звонко
прозвенел свободой топкой…
А учительница по английскому
Немножко пожёвывала жвачку.
Это было заметно
Лишь по желваку,
Что вяло пульсировал
Под напудренной щекой,
Подобно ленивому сердцу девицы,
Приглашённой на медленный танец
Не тем кавалером.
«Англичанка» месила
Зубами резину,
Тщетно пытаясь
Вылепить из неё
Нечто похожее на Big-Ben,
Который она лицезрела
Лишь в учебнике
По английскому языку,
Но всех в школе…
и за её пределами, уверила,
Что знакома с Ним лично.
Польская жвачка
Перед английской речью
Всегда предусмотрительно прилепливалась
К запломбированному зубу мудрости
женским язычком,
Знающим иностранный язык;
Прилепливалась,
Несмотря на боль от сахара,
Что своей едкостью
Вмешивался в нежность
Зубного нерва,
Который уже много лет
Пребывал в интимной темноте,
Оставаясь недотрогой.
Тем не менее,
Не обращая внимания
На глубину своей ссылки,
Невинная жвачка
Наделяла «англичанку»
Таким неслыханным
И даже оригинальным акцентом,
Который разве что возникает у наших
После ихнего пуншу.
Хотя иной раз наши
Кажутся такими чужими,
Что чувствуешь себя среди них
Персоной non grata
Или и того хуже –
шпионом из сопредельного государства.
Наш подросток
На рафинированном английском языке
Поговорил с учительницей
В одностороннем русле
О том,
О сём,
О дурном,
О благом
И о её незавидном будущем,
Которое так отчётливо перекликалось
С грядущим её жвачки.
То ли «англичанка» не вняла
отрока пророческим словам,
То ли вовсе их не поняла
Без англо-русского словаря.
Но одно было ясно прекрасно,
Потому что читалось
В учительских очах:
«Щенок, не тявкай напрасно
На незнакомых мне языках!
Здесь только я иностранка!
Пусть даже лишь в местных мечтах…»
Историк же
Никак не мог
Отыскать своё «Я»
В толпе, а то и в полчище
исторических личностей,
Как не может брошенка
Вплести свой ностальгический взгляд
В короткий, что газон на стадионе,
волос на затылке бывшего мужа;
На затылке,
Что для моли новизны
Стал мелким клоком
На брюнетно-шатеновом
перхотном ковре вольных пешеходов,
По которому равнодушно шастают
Горделивые,
Тщеславные,
Амбициозные
И беспощадные взоры
Различных лидеров,
Завуалировавших личное зло
Общей законностью.
Вот среди них-то,
Только уже давно ушедших
в иной мир, зовущийся адом,
Историк и не мог
Отыскать своё «Я».
Правда, он не мог
Отыскать его
И среди тех, кто свергал
Лютых самодуров,
Ибо победители зла
Сами становились оным,
Будто вбирая в себя
Злой дух свергнутых властителей.
Почему историк
Не искал себя
Среди других,
Более добрых
трупов и покойников?
Не знаю. Потому что мне на это наплевать.
Для учителя гораздо важнее
(а для нас – тем более),
Почему он вообще
Искал своё «Я»,
А не имел его где-нибудь
За третьим ребром слева?
Вот уж вопрос вопросов!
Но и на него
Я знаю ответ.
Историк потерял своё «Я»
Среди исторического быдла
(затоптавшего кучу народу –
чужого и своего!),
Потому что ему,
по его же мнению,
Был к лицу
Длинный волос,
Из-за которого он даже
сменил несколько школ.
Любовь к длинным волосам
Не позволяла учителю
Часто посещать парикмахерскую,
Где работала
Его мама.
А то бы он
Рассмотрел в зеркале,
С какой гримасой боли на душе
Мать состригает бесчувственные,
Мешающие её видеть
Сыновни волосики.
Сын бы почувствовал,
Каким ценным,
Каким неоценимым,
Каким бесценным(!) человеком
Он для неё является.
Историк бы осознал,
Какую непревзойдённую значимость
Он представляет
Для истории своей страны,
А быть может, и для всего человечества,
И уж точно для вселенского Сострадателя,
Раз так нужен ей,
Мамочке своей.
Вы скажете:
«Да у твоего историка
Просто заниженная самооценка!
А ты тут намотал философии
На ничего не стоящую спичку так,
Что вышел клубок,
Из которого впору
связать тебе кляп!»
Что ж… может и так…
Ну, так садитесь за письменный стол!..
Или что там у вас из мебели?..
И сами дописывайте эту легенду до конца!..
А я оставлю её в душе…
Только кто от этого потеряет:
вы или Я?
Вопрос такой лёгкий,
Что на него стыдно отвечать,
Как стыдно спрашивать у ребёнка,
В каком году состоялось
Авлияр-Аладжинское сражение.
Короче, я заочно обижен…
Я заканчиваю историю про историка…
На одном из уроков истории
Наш отрок небездоказательно
Подвергнул сомнению
Уйму исторических фактов.
Кстати, полёта американцев на Луну
среди них не было.
Так вот,
Вечно голодный историк,
досыта наевшись
вкусного смеха,
Поставил подростку 5 баллов
За оригинальный юмор
И ещё + за то,
Что он сжалился над одноклассниками
И не стал (хотя собирался)
Подвергать сомнению
Вращение Земли вокруг Солнца,
Дабы от хохота
Ученики не пали со стульев на колени
Перед начинающим оратором…
Географ.
Географ!
Гео-граф!
Учитель по географии…
Наставник по географии
Был ликвидатором на ЧАЭС,
И не липовым –
с удостоверением из такого же дерева;
Удостоверением,
Которое некоторыми
Заполучалось за пребывание
Возле зоны,
Около зоны,
Рядом с зоной,
А также – вне зоны.
Географ был
Настоящим ликвидатором
Или, лучше сказать,
Истинным ликвидатором
Последствий аварии
На Чернобыльской атомной электростанции.
То есть он пережил
Слезотечение,
Удушье,
Кровяной кашель,
Головную боль,
Рвоту,
Температуру
И даже саму Смерть.
А после скоропостижных последствий
Географа измучили
Последствия многолетние,
Последствия пожизненные.
Их просто грех описывать поэтично,
А непоэтично – жанр не позволяет.
А вы как думали?!
Среди последствий,
Которые сам наставник
Называл забавными,
Потому что они
Вызывали у него
Невольную улыбку,
Были пигментные пятна на коже.
Руки героя,
Ими покрытые,
Напоминали
разорванную карту мира,
На которой
навеки оставшиеся фрагменты
Не до конца сошедшего
Чернобыльского загара
Были страшно похожи на материки,
Куда, подобно перелётным птицам,
Долетели всякие бескрылые частицы.
На руках уместились
Все шесть материков.
Но,
несмотря на такой запредельный вес,
Географ легко и бережно
Сгребал ладонями учеников в кучу
И переносил их из класса
В самые разные
Страны мира,
А там, подталкивая указательным пальцем,
Водил по сказочным местам,
Сказочным по красоте,
А иногда – и по сути.
Целые царства-государства
Отстраивались в подростковом воображении
За 45 минут занятий,
А оставались в нём навсегда.
При этом даже Времени
С её молотом забвения
Было не под силу
Подвергнуть разрушению
Эфемерные города,
Замки,
Здания,
Дома,
Домики,
Домишки,
Будки и будочки,
Шкатулки и шкатулочки.
Но даже они были не без греха,
В отличие от безлюдных
Запретных радиационных зон,
Которые в этом смысле
Чисты, как рай.
А когда наш подросток
Заявил, что он уже побывал
Абсолютно во всех странах мира,
Но не помнит, каким образом,
Наставник по географии
Ему поверил – искренне…
И учитель по обществоведению,
Подобно наслаждению,
Был любим всеми,
Ибо, как общественный туалет,
Вобрал в себя элементы
Всех слоёв социума,
Начиная от бомжей
И заканчивая теми,
Из-за кого они стали таковыми,
А также теми,
Кому на это наплевать.
Что-что?
Как последние и предпоследние
Могли попасть
В общественный «облегчатель»?
Да кто как!
Кто-то
На старости лет
И бессмертии мутирующих страстей
Запал на молоденькую
И нечистую шалаву
Из отребьевого района
Инородного городка,
И география похотливых похождений
В конце концов
Заставила интеллигента,
Заслюнённого герпесными губами,
Что закрашены чёрной помадой
И провоняли нелегальными сигаретами,
Брезгливо ступить
В ядовитое лоно
Привокзального клозета,
В дырку которого
Старику уже не страшно выронить
Выпотрошенный шалавой кошелёк.
Кто-то
Был откомандирован
В притуалетные места
Жёстко облизанным начальником,
А холодное время года,
Усилив обычное желание справить нужду
До нетерпимого,
Дало возможность откомандированному
Добежать лишь до общественного сортира.
А кто-то,
Чьей алчности всё ровно,
Что и где продавать,
Вообще попадает
В общественный туалет органично
И выходит из него
С чувством облегчения
Не только физиологического,
Но и морального.
Обществовед
Носил такую грязную одежду,
Что казалось, дерьмо дум
Способно просачиваться наружу.
У обществоведа
Были так подпилены ногти,
Что не смогли бы сделать
Ни единой памятной затяжки
На колготках коллеги.
Обществовед
Обладал такой коммуникабельностью,
Что мог бы подружиться
Даже с Бессмертием.
Обществовед
Был так предприимчив,
Что каждый месяц
Бренчал новыми наручными часами,
Дороженными, как время.
Обществовед
Всё ведал про общество
(совокупность людей,
объединённых отношениями,
которые устраивают
плоть,
дух,
совесть,
грех
и ещё много чего
разнодушного,
разнокожного
и разношерстного),
Но он ни бельмеса не знал
Про личность, как таковую,
Ибо себя не считал ею
И не был оной.
Поэтому Личности
В общественной мешанине
Учитель отводил
Лишь роль зрительницы,
Что с провинциальным благоговением
Следит за социальными процессами.
Когда же наш подросток
В сердцах стал высказываться
о том, как Общество
любит и умеет
лечить Личность от здоровья
и о значимости буквы «я» в слове «воля»,
Обществовед,
Обвинив отрока
В нарушении общественного порядка,
Выгнал его их класса…
Дурной трепет
Перед культурой,
Той, что физическая,
Тормошил нутро,
Точно налётчик карманы,
Уже опустошённые Самолюбованием
их хозяина.
А тут ещё
звонок с предыдущего урока
Сухостью звуковых волн
Обдал мускулистый торс,
Вспотевший от телесных батарей
несовершеннолетних одноклассников,
Всегда возбуждённых
От похотливой удали.
Во всепоглощающую пасть Похоти
Подростки заглядывали
Пока ещё с любопытством педиатров,
Озабоченно вглядываясь
В разрыхлённое горло.
Перед физкультурой
Ученики пошорхали в раздевалки.
Заметьте: не в переодевалки, а в раздевалки!
По дороге в разоблачение
Сильные уже разминались перед физрой,
Массажируя слабых
Пинками,
Подзатыльниками
И просто матерными оскорблениями,
Этимологию которых
Не определили бы
И в Содоме с Гоморрой.
Раздевалку для девочек
Охранял ржавый развратный крючок –
враг всех пацанов.
А раздевалка для мальчиков
Была всегда распахнута,
Ибо из представительниц
Прекрасного пола
Туда заглядывала
Одна лишь Пошлость,
Да и та – с музыкальными наушниками,
Откуда животной блевотиной
Изрыгались интимные откровения кроликов,
Которые хоть немного забивали
Чернушную разноголосицу
Полового созревания.
В обеих развращалках
Бессменно стоял, как часовой,
Спёртый Запах пота –
следствие пока ещё робкой рекламы
дезодорантов с антиперспирантами.
Фигура физрука
Была такой,
Что казалось,
Он вот-вот вытащит
Из-под мастерки
Какой-либо кожаный boll,
Но там у него
Неотделимо находился мяч
Из чистой человечьей кожи,
А проще говоря, брюхо.
Поэтому,
Издеваясь в стиле неуставных отношений
Над полными и слабыми учениками,
Физрук никогда
Не показывал им,
Как правильно
Надо выполнять
То или иное упражнение.
Зал для занятий физкультурой
Имел такой низкий потолок,
Что во время
Игры в баскетбол,
Мяч в кольцо
Можно было забивать
С отскоком от верхнего этажа,
Так же, как грешную мысль,
Можно вбить в голову
С отскоком от неба.
А наш отрок
Забивал пупырчатый мяч
С любых расстояний,
Без единого промаха
И постоянно,
Подобно Купидону
В своей сфере деятельности.
Такая фатальная точность
Нашего подростка
Рождала в игроках противоположной
И его команды
Злобу,
Зависть
И фразу «Да дай поиграть!».
После чего
Нуда происходящего
Снимала с физрука свисток
И вешала его
На шею отрока.
Толстый свисток
От сигаретно-перегарных выдохов
был уже не белоснежным, а бежевым.
От смрадных дуновений
Шарик, пленённый пластмассой,
Рвался из свистка,
Как зрачок из-под сонных век,
Как преступник из одиночки,
спасаясь от отдохнувшей Совести.
Баскетбольный гений
Брезгливо снимал с себя
Капроновый хомут
И начинал оправдывать
Возложенные на него
Судебные обязанности,
Свистя при помощи пальцев,
Как Соловей-Разбойник…
Заляпанные очки
Учителя по труду
Искажали окружавшую его реальность
До терпимого,
То есть ровно настолько,
Насколько озабоченное одиночество
Делала её невыносимой.
Небритость… а точнее, недобритость трудовика
(регулярно оставляемая Ленью
или Бездарностью советской электробритвы,
которая каждый раз реанимировалась
позолоченными руками хозяина
и его же Консерватизмом)
Говорила о том,
Что одинок он был не зря.
Уйма заноз
(деревянного и металлического происхождения),
Безвылазно застрявших
В чёрном халате трудовика,
Придавали ему (халату)
Оттенок вульгарной праздности (от слова «праздник»),
Словно косметические блёстки,
Что случайно попали
На смоляной пиджак
Офисного менеджера
Со скул пантероподобной любовницы,
Любящей ластиться
Около атласных лацканов
Чужого мужа
В тщетной надежде
На его развод.
Самому ж трудовику
Праздность была чужда
И даже ненавистна,
Ибо являлась несбыточной,
Как любовница офисного менеджера.
Когда учитель по труду
Учил неуёмных подростков ремёслам
(которые, в случае непоступления в техникум,
должны были спасти их от алкоголизма,
купленного за отобранные у родителей деньги),
Он так самозабвенно и светозабвенно
Исчезал в работе,
Что ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ в классе
Оставалась беззащитной,
Как жена офисного менеджера.
Гонимая разнузданными учениками,
ОНА исчезала
вслед за мужем… точнее, трудовиком.
Буквально все ученики обожали
Жадно брать
Всей пятернёй
Светло-жёлтые,
Шуршащие, как новогодняя мишура,
Древесные завитки
(творческое следствие
трудовой случайности
и беспощадности ножа рубанка)
И нежно будоражить их жёсткость,
Точно это завитки
Спящей и потому сговорчивой
воображули из параллельного класса,
Которая своей смазливостью
Смазала многим пацанам
Их чувства собственного достоинства,
И те стали
Такими скользкими,
Что уже не могли зацепиться
За отрезвляющие советы,
Поступающие извне.
Встревоженная древесная стружка
Начинала издавать
Душистый аромат
Домашних шкафов,
Из которых каждое утро
Перед уходом на работу
Родители отроков (далеко не всех)
Доставали выглаженную одежду,
Пахнущую ещё и цветами.
Стружка дарила
И забытый запах
Тьмы древесных дупел,
Что таилась от света,
Храня себя для детских глаз,
Излучающих любопытство.
А во время работы
Фрезерного станка
Тонкие серебряные волны
Стружки железной
Со скрежетом вздымались ниоткуда,
Словно волны
Развратных мыслей.
Под острыми до опасности волнами
Носились туда-сюда,
Точно серфингисты,
Заворожённые взоры подростков.
Там, внутри зазубренных волн
Окровавленным Взглядам отроков грезилось,
Что на берегу их воображения
За ними с визгом наблюдают,
Захлёбываясь от взаимных
Восхищений и переживаний,
Девочки из засаленных сальных журнальчиков.
Многомикробная ручка станка,
Натёртая всевозможными пальцами,
Блестела… буд-то гвоз-ди пе-ред рас-пя-ти-ем…
Сделанные пацанами болты
Пошли на ремонт стульев,
Пацанами же и испорченных.
После того как болты
Были закручены,
Трудовик приказал ученикам
Согнуть их молотками,
Дабы болты
Невозможно было выкрутить повторно.
За вымученные детали
Учитель всем поставил пятёрки,
Всем, кроме нашего отрока,
Его он одарил четвёркой –
за несовершенство выточенного болта.
Доказывать, что он сотворён
Одним только напильником,
Отрок не стал,
Как и все его озлобленные одноклассники…
Искромётное трение
Помыслов,
Слов
И смыслов
Нашего подростка
Накалило до жёлтой жижи
Чугунный восклицательный знак
Перелатанных и перелицованных
Атеистических аксиом
Среднего образования.
Изысканному молоту новизны
Было уже ни к чему
Выковывать знак вопроса
Из знака восклицания,
Ибо последний,
Остыв от плевков
Педагогической ярости,
Самостоятельно обрёл
Изгиб незнания.
И на одном из родительских собраний
Классная руководительница
Подняла над разумом собравшихся
Этот горбатый восклицательный знак,
Как шаболда в ринге
Задирает над своей глупостью
Табличку с номером раунда.
Жаль только,
Что перед тяжёлым
для женских рук ВОПРОСОМ
Классная не водрузила предложение
о пересмотре системы образования.
Перед НИМ она вывесила,
Как пожелтевшее бельё,
Другое предложение,
Смысл которого
Был примерно следующим:
„Какого рожна…
этот щенок (наш отрок)…
эт самое тут… а?
Короче!.. Ваш сын…
не совсем… то есть не полностью… точнее, почти…
ну, возможно, лишь самую малость…
может зваться нашим братом…
Ну, в смысле: «Братья и сестры!» – и всё такое…
Понимаете?.. Понятно? А!?
Нам не нужны тут…
лишние мнения!”
Родители сусального осколка,
Что в дырку между кафелем не влез,
Вдруг выросли из-за разбухшей парты
До жалостливой свежести небес.
Росли они узлом тугим, что память,
набитая обидами до дыр;
Как сшитые иглою ядной ткани,
На коих Божий высветился лик.
Видны всем стали лишь сосуды дланей,
Что налились святой голубизной.
На гиблой грани оказались дряни –
хотели лопнуть вены с Чистотой!
С той Чистотой, которая отмоет
вину любую с совести любой.
До пота, нерва, слёз, до самой крови
чистолью будет драть её, судьбой!
Их кулачищи, бледные от боли,
Гудели, как электропровода,
Но жестами вещали на века,
Пощадой распластавшись над душою
родительского сборища пока:
„Когда от воздушного поцелуя
Лучезарного Эфира
Ледяное Небо
Без сонного рёва ледохода
Нежно крошиться
Заиндевелой опушкой одуванчиков;
Когда Небо,
побледнев от людской безответности
и измены невесомого Эфира,
что польстился на соблазнительную
и разнузданную Землю,
Сбрасывает с себя
Водяные кулоны
С драгоценными искрами внутри,
Подаренные слёзными испарениями юродивых;
Когда наивное Небо,
Влюблённое в очередную душу,
Что перекрестилась от страха,
Надевает в холод
Своё летнее светло-синее платье
И на радостях не знает,
Кому даровать нимб Солнца,
А потому нежит им всех подряд,
Пока Светило не перегорает;
Когда солнечный зайчик,
Отпрыгнув от зеркальца
Шаловливого ребёнка,
Сливается именно с твоим лицом,
превращая его в лик,
У вас же не возникает претензий
Ко всем этим чудесам!
Ибо с Поэзией не поспоришь!
Перед ней можно только благоговеть!
Так тогда какого лешего
Вы пытаетесь зарифмовать
Нашего свободного сына?!”
Чурки сборища
Так распалились,
Что только чудом
Не охватили семью
Пламенем бессилия.
Когда же, наконец,
Дали слово
Специально приглашённому подростку,
Обвиняемому в неординарности,
Он решил
Построить своё выступление
На авангардном музыкальном материале,
Ибо родительское собрание
Происходило в классе
Музыки и пения.
В тишине тупого недоумения
Оригинал невозмутимо достал
Из топорного шкафчика
(давно взломанного учениками)
Замызганную балалайку
И натринькал на ней
Что-то из Шнитке.
То ли балалайка
Не предназначена для Шнитке,
То ли Шнитке – для балалайки,
Однако музыканта попросили
Покинуть помещение,
Желательно – и школьное.
Кто-то даже
Послал пацана на хрен!
Запустить
деревянный треугольник с ручкой
Прямо в зубы хама
Подростку помешала
Лишь его поглощённость
Своей недавней импровизацией.
Отрок ушёл…
Родители отправились
Вслед за сыном…
ЮНОСТЬ
Юность – это самый незаметный
возраст человека,
Ибо эти краткие,
Как аннотация,
Годы жизни
Проходят во всепоглощающем ожидании
Собственного перевоплощения
В нечто любопытное,
любезное
или лютое – всё ровно!
Созревшим и налитым
искушённой кровью
Юным сердцам
Невтерпёж запрыгнуть
Во рты или в пасти
Опытных едких едоков,
Болезненно ностальгирующих
По наивной мечтательности
И небезнадёжности.
Юные сердца
Тщетно надеются на то,
Что даже на нет растворившись
В соляной кислоте
Язвенных желудков,
Они останутся
Вечными «О, да!»
На языках ангелов,
потомков
или пламени – плевать!
Юность жаждет наивность святую
Променять на опыт житейский.
Это
всё ровно, что мечту родную
Променять на её достиженье.
Юность – это таможня,
На которой Суровая Реальность
Проверяет ваш багаж с советами
На наличие в нём готовности
смириться с Досмотрщицей…
Школьный выпускной!!!
Обычно – символ свободы,
Но для одноклассников
Нашего юноши –
символ освобождения.
Освобождалась пара-тройка классов
Сексуально озабоченного поколения,
Которому уже позволено вожделеть,
Но ещё не дано иметь.
Летняя предвечерняя парилка
Заставляла дезодоранты благоухать
Сквозь вызывающе нарядную одежду;
Благоухать сильнее
раздетых цветочных букетов,
Которые несло
стыдливое Мужланство;
Несло бутонами вниз,
Как банные веники,
От чего обрывки красоты валялись
По всему неблагополучному району,
В коем кирпичной горой знаний
Возвышалась шалая школа.
Складывалось впечатление,
Что где-то здесь только что
Встречали каких-то победителей
Или отправляли кого-то
В последний путь.
Отцепного всучив
первым попавшимся учителям
кое-как донесённые цветы,
О названиях которых
Никто из дарящих
Даже не догадывался,
Пацаны в треморе нетерпения
Сразу же направились
К пожарной нише,
Словно к кассе счастья.
В углублении за змеёй брандспойта
Изнывала от нуды,
Как жена моряка,
Заранее спрятанная водка,
Много водки,
Купленной на базаре с рук,
А потому – особенно дикой.
Судя по всему,
Батька одного из выпускников
Появился из бутылки,
Потому как никто,
никто его с собой не приводил
И даже не оповещал
О планируемой попойке.
Казалось бы, – кранты наслаждению!
Родитель разгонит
Несовершеннолетних кайфологов!
Ан, нет,
Сын уже заполнил пойлом до перелива
Единственный скрипучий
пластиковый стаканчик,
Похожий на тонущую в воздухе ступу,
И с ухмылкой протянул оный отцу.
Тот сначала заартачился,
Мол, не гоже, сынок, не гоже,
Но потом утопил
Тяжёлое содержимое стаканчика
В растянутой бездельем утробе.
Ухмылка сынка перелетела
На слюнявые губы отца.
От закуски, как вы уже догадались,
Он авторитетно отказался.
Далее всем кагалом
Учителя,
Родители
И ученики
Перекусили под шампанское
В спортивном зале…
Когда же начались танцы,
А они не могли не начаться,
Они бы начались,
Даже если б музыки не было,
То есть вообще не существовало –
ни на этом, ни на том свете.
Так вот, когда начались танцы…
или лучше сказать, пляски,
Люди, собственно, стали плясать.
Смешение разных,
А иногда и враждебных друг другу,
Танцевальных стилей
Заставило обособленную семью
Нашего юноши
Усомниться в существовании эстетики,
Не говоря уже про этику,
Или, упаси Бог, про святое.
Быдло бесилось по полной!
Тот самый батька
Одного из выпускников
Тщетно пытался
Станцевать на полу
Нижний брейк,
Более похожий на присядку,
Хотя и на неё
Это было похоже
С большим натягом.
Осознав…
нет-нет, уразумев…
да нет же, ощутив,
Что станцевать
Даже верхний брейк
Не удастся – никогда,
Отец оригинальности,
Глазные белки которого
Уже потрескались до крови,
Увидел – её!
(Поистине,
словосочетание «сексуальный выбор»
одно из самых циничных в мире).
Перси и тыл
Полноватой выпускницы,
Напомнили батьке
Памятные «места»
Иллюзорной подруги юности.
Телеса заставили
Заплесневелую Похоть,
Давно обеззараженную спиртом,
Намазаться устарелыми сальностями,
Мёртво схватить
Своего брюхатого хозяина
За упругий конец…
или, лучше сказать, за начало,
И поволочь его
Навстречу чужой
И своей Юности.
Несовершеннолетняя выпускница,
Лишь почувствовав
Перегар и помыслы
Чьего-то папы,
С безумным визгом
Бросилась прочь.
Последний раз
Похотливого папу
Поражало подобное презрение
1 мая 19… какого-то года,
Когда его,
Молодого,
Обворожительного
И пьяного
Отшила каменным безразличием
Какая-то женщина на постаменте.
Так вот, точно так же, как вы сейчас
жаждете продолжения рассказа,
Жаждал одноклассницу своего сына
Неугомонный отец.
Процесс тщетной погони
Зрелости за Юностью
На некоторое время даже затмил,
Казалось бы непревзойдённые по нелепости, пляски.
Так и не догнав своё Прошлое
из-за прилипчивой Гравитации,
Жалкий мужик
Даже не стал пить.
Он просто ушёл…
Ушёл неизвестно куда…
Вот такие шуточки…
Хотя, ей-Богу, смешно,
Когда шекспировские страсти
Разыгрываются среди людей,
Которые не читали Шекспира.
Когда от усталости
Пошлые пляски
Плавно перешли
В медленные танцы
Разных цветов,
Учительница по химии
Стала приглашать
Первых встречных учеников,
Так сказать, повальсировать.
Те, по старому знакомству,
Послушно соглашались.
Во время исполнения
Обязательных танцев
Учительница глубоко и ненасытно
Вдыхала юное амбре
Брезгливых выпускников,
Пока её не стало мутить
От переизбытка свежей несвежести,
Будто она пребывала
На тоненьком пике блаженства
Или блажи.
Во время всего выпускного вечера
В вязкой и топкой тьме за окнами,
Уткнувшись носами в стёкла,
Стояли, похожие на поросят,
Бывшие одноклассники и ученики тех,
Кто за белым тюлем
В уютной плазме электроосвещения
Танцевал (пусть и в вызывающе нарядной одежде)
Под щемящий душу «школьный вальс».
Кого-то из этих бывших
В своё время не перевели в 10 класс,
Кого-то и вовсе отчислили за неуспеваемость.
А посторонних на выпускной вечер
Не пускали два
уже забавных милиционера,
Которые, на всякий пожарный случай,
Как Атлантики, подпирали у входа
загаженные стены.
А всякие там случаи
Произойти очень даже могли,
Ибо трогательный «школьный вальс»
Вызывал у бывших
Не слёзы умиления минувшим,
А лютую, люциферную ненависть
Ко всем без исключения
веселящимся людишкам,
Которые тоже уже стали бывшими –
бывшими учениками,
бывшими учителями бывших учеников
и даже бывшими родителями бывших учеников.
Но заоконные ученики,
Несмотря на свою летальную тупость
и такую же бесчувственность,
До рыка прочувствовали разницу
Между идентичными, на первый взгляд,
Прилагательными «бывшие» и «бывшие».
Посторонних милиционеры распознавали
По их неопрятному виду,
Не говоря уже о ненарядности.
Поэтому, как ни пытались бывшие
прощемиться в янтарный флёр проёма
на пороге между згой и негой,
унынием и упоением,
нелюдями и людьми,
побоями и прикосновениями,
Им это так и не удалось.
Однако же я вру.
Нашёлся один бывший,
В котором издохло всё,
Кроме Инстинкта самосохранения.
Природное Побуждение
Заклокотало и заквакало сигнализацией о том,
Что ежели его хозяин
Лаской (животное) не прошмыгнёт,
Так сказать, на бал,
То вскоре может сойти на нет
вместе с Инстинктом самосохранения;
Сойти от дезинфекции крови,
Которую желательно лечить другими,
Гораздо более дорогими жидкостями.
Сделав правильный…
а точнее, единственный вывод,
Приговорённый к спасению бывший
Обоснованно попросил пиджак
У малохольного выпускника,
Что, с хмельной смелостью
окунувшись во тьму,
Решил подышать
Более свежим воздухом
И необдуманно переплыл
Малое поле зрения
Уже милых милиционеров.
После нескольких заячьих вздохов
Или даже одышки выпускника
Престраннейшего виду особа,
А, лучше сказать,
Парадоксального обличия особь
в спортивных штанах на вырост
и пиджачишке младшего братишки
Беспрепятственно просунулась
В заветную щель боком,
Ибо острые локти её,
стеснённые одолженным сюртуком,
Никак не могли опуститься,
Подобно крыльям
Возбуждённого птаха.
С суицидным страхом свиньи
внутри чистой совести
Бывший, задевая бостоновым плечом
шершавые стены,
Обошёл всю школу снизу доверху
И инородным пришёл
ещё к одному выводу
(последнему в своей ничтожной жизни)
О том, что нет на земле
Не только рая,
Не только самой жизни,
В которой крайне редко
И только у крайних хитрецов
Сбываются их крайние мечты,
Но даже нет на земле маломальского адика
Со всеми его гееннами и муками
для «гиен» и «гнид».
И так ему захотелось назад
В свою родную тьму,
Что глаза стали потеть,
Как будто бы из носа
Сам Садизм вырывал
Беззащитные волосики.
Бывший вскрыл окно
На первом этаже,
Точно стеклянный гроб,
И окунулся с памятью о себе
В светлую тьму
Из тёмного света.
Бывший мгновенно утонул,
И только одолженный светлый пиджак
Ещё долго не хотел
Захлёбываться в небытии…
Остальные бывшие,
Люто разозлившись на соплеменника,
Который клялся
Украсть с барского стола
Пойло и закусь,
Стали даже молиться о том,
Чтобы хоть какая-нибудь жертва,
Пусть и самая завалящая,
Опрометчиво покинула
Школьный корабль
И приплыла к их островку на остриё.
Молитвы бывших
Кем-то были услышаны!
И не успели они докурить
Одну на всех сигарету,
Как наш юноша,
Выплывший попрощаться
Со школьным двором,
Смело уткнулся носом
Своего парусника привязанности
В крутой,
Смрадный
И тинистый бережок
Счастливого недоумения недоумков.
От неистовой радости
Последние даже не задали жертве
Обязательный и уже традиционный
для таких случаев вопрос
«Курить есть?».
Они сразу рьяно ринулись к юноше,
Как футболисты к мячу,
С той лишь разницей,
Что у бывших в игровом арсенале,
Помимо ног и голов,
Были ещё кулаки и ножики.
Наш юноша,
Подобно гроссмейстерскому ферзю,
Так быстро,
Ловко
И даже элегантно
Устранялся,
Уклонялся,
Увёртывался
И ускользал от ударов,
Что казалось, палачи(+) и жертва(+)
Были заряжены положительно.
После того,
Как чумазые хулиганы
Собственными мозгами,
Протрезвевшими от потешных кувырков,
Осознали опасность
Напороться на свои ножики самим,
От их издающих скрежет зубов
Стали отлетать
Искринки смешков,
Потом – искры смеха,
А под конец – сварковые искрищи рогата.
«Наш пацан! Держи краба!» –
протянул главарь юноше свою клешню.
Но наш юноша
Устранился и от неё,
Ибо выразительно представил,
Что было бы
С любым другим человеком,
Выброшенным штормом шампанского
На тинистый бережок
Засадного островка…
Вскоре вплотную
к школьному крыльцу
Подъехал неказистый
замызганный автобус,
Похожий на отцепившийся
и потерявшийся в ночи
Вагончик живого поезда,
Который следовал
Прямиком в Эльдорадо,
Но, узнав от географа,
что в сказочную страну,
богатую золотом
и драгоценными камнями,
нужно плыть или лететь,
ибо она яко бы
находится в Латинской Америке,
Саморасцепился и перестал существовать
Вместе со своей
Грузной и зряшной грёзой –
отлить себе золотые колёса.
Во мраке маркой ночи
Из всех щелей автобуса
Ослепительной лавой
Вываливались лепёшки
Жёлтого жирного света.
В него испачкались все,
кто, подобно заключённым,
боящимся памяти бывших,
Заскакивал под конвоем
уже вялых милиционеров
В волшебный автобус,
Который, по слухам,
Намеревался отвезти
Пассажиров в место,
Где застенчивая Заря
особенно оголена Раздольем.
В эйфории предвкушения
Набрякшие и уже одрябшие
Эфемерные души «зайцев»
В разнобой затянули до визгу
Попсовые песенки,
Проглатывая буквы,
Слова
И даже целые куплеты.
Прибыв к концу второго альбома
На травяное место,
подле коего из умирающей Ночи
мерещилась речка,
Пассажиры принялись
Разжигать костёр
в траве и в себе.
Кто-то делал это
При помощи спичек,
Кто-то – при помощи
незаправленной зажигалки,
А кто-то – при помощи водки.
Последние воспылали
Быстрее всех и всего.
Рассевшись подле периметра,
А то и на самом периметре
ленивой скатерти-самобранки,
потерявшей за годы простоя
всякие кулинарные навыки,
Пассажиры в мгновение ока
Заполнили домашними яствами
Ткань размером с парашют,
Расшитую узорами
В стиле местного рококо.
Разговоры за условным столом
Происходили в этом же стиле.
Неизвестно,
То ли, стоя на карачках
в родной и чужой блевоте,
практически невозможно узреть,
а не то, что встретить,
и без того капризную Зарю,
То ли сама Заря
Оказалась той ещё стервой,
Но в её размытое окровавленное око
В то первое вольное утро
Заглянули далеко не все.
А потом…
было ещё хуже…
Закончилось общее лето…
Догорела последняя шкура…
И мы все протрезвели где-то
На вершине лихого абсурда…
Мало того, впоследствии
Никто из пассажиров автобуса
Так и не вспомнил,
В каком месте
Они встречали рассвет,
Или, что за речка протекала рядом.
А теперь,
Когда от юности
Остались только слёзы,
Иногда затапливающие
глубокие морщины,
Всё больше убеждаешься в том,
Что никакой зари,
Реки
И даже автобуса
Не было вовсе.
Или были,
Но не с тобой
И даже не с ним…
Поступление в университет
Для нашего юноши
Было таким же благотравмирующим
(во всех смыслах) деянием,
Как и самоистязание
Исступлённых изуверов.
Ибо, дабы не расстраивать родителей,
Он примитивировал
Свою сверхоригинальность
До среднестатистической,
За что получил
Соответствующие баллы
На вступительных экзаменах.
Но их (баллов)
Хватило с избытком,
Чтобы стать студентом
Высшего учебного заведения.
Родители чад,
Поступающих честно,
Ожидали их у крыльца
С воткнутыми в сердца
Секундными,
Минутными
И часовыми стрелками,
Неотрывно вращаясь,
Как те же стрелки,
Вокруг земной оси,
Которая в то время
Таилась за бледными от ответственности
Стенами универа.
Те же родоки,
Чьи отпрыски
Поступали по блату,
Дремали дома
Или на работе…
В качестве подарка за поступление
Родительское Рвение
Решило отправить
Своего сына,
Несовместимого с местным миром,
В мир иной,
В контрастную Венгрию,
Которая должна была первою
Покончить с липкою стервою
По кличке «Кичливость».
В соревновании с Будапештом
Даже Человек
Должен был ощутить себя пешкой.
Экстраординарная Мадьярия,
Подобно нестареющей тетушке,
Затерявшейся в изменчивой и неподвластной
толпе разнородных воспоминаний,
Должна была
Скребком из мозаичного стекла
Соскоблить спесь
Со сверхоригинального сынка –
но лишь до отдалённой боли посредственности.
Однако, больше всего
Родителям хотелось,
Чтобы их сынок
Наконец-то глотнул
Нерадиационного воздуха.
Наш юноша
Сему не противился
И даже в благое стремленье родителей вклинился
Не без смеха,
Но и не без страха…
Иноземный автобус
Был чист, как его модель,
Но имел тоскливое выражение автолица,
Ибо ностальгировал
По немецкой Родине,
В отличие от чумазых мадьяр «Икарусов»,
Что скособоченные,
Но с самокруткой в заду,
Со скрипом таскались перед пенсией
По улицам города,
Заглатывая и срыгивая
Белорусских пассажиров…
Семейные слёзы расставания прожигали
Пыльные тротуар и планету насквозь.
Юноша вдруг осознал,
Что родители –
это жизни зиждители,
И не только его собственной,
Но и жизни, как таковой,
Со всеми её краями и раями.
В общем,
В Венгрию уже можно было не ехать.
Однако
Всех несовершеннолетних путешественников
Попросили занять
Свои заграничные сиденья.
Наш юноша,
Со всех сторон перекрещённый
до онемения родительских рук,
Поднялся в немецкий салон,
Точно в тёмную и тесную избу
с евроремонтом,
И, погрязнув в прохладном кресле,
Уткнулся всей своей сутью
В толстое глухое стекло автобуса,
Ставшее ощутимой границей
Между родителями на родине
И сыном на чужбине.
С мстительным счастьем предательниц
В передвижное помещение
То ль вошли, то ль вышли
Две лощёные шалавы,
Сопровождавшие несовершеннолетних пассажиров
И свою совершенную Распущенность
(от путницы до распутницы – один рас…),
Которая с шальным трепетом предвкушала
Форменный и фирменный
Разгул и разврат.
Настойчиво казалось,
Что от похотливых похождений
Этих женщин не останавливают
Ни мораль,
Ни самоуважение,
Ни стыд,
Ни даже жалостные насмешки,
Которые всегда сопровождают
Необузданное Вожделение.
Казалось,
Дам не остановило бы и то,
Что кто-то за счёт их плоти
Делает свою жизнь слаще,
Даже слаще, чем у них.
Прожжённые животностью женщины…
или даже девушки,
Своими шалыми шалями
Алого окрасу
Чем-то были дюже похожи
На пионервожатых,
С тем лишь отличием, что у последних
Подолы были пониже,
А патриотизм – повыше.
Девушки казались…
да и являлись,
Вездесущими, как бродячие сучки,
Которые бывают везде и всюду,
Не смакуя ни новые места,
Ни прохожих,
Ни само путешествие,
Потому что Искушённость во всём
Лишила их способности
Удивляться и восхищаться.
Им всё ровно, где сновать:
на этом или на том свете,
в раю или в аду.
Однако некоторые
ограниченные особы
Весьма падки
На богатеньких бродяг,
Ибо считают их
Хозяевами мира
И потому полагают,
Что, завоевав их,
Они обретут и мир.
После длительных
И унизительных сражений
За участок бродяжьей воли
Душевно выхолощенные
Ограниченные особы
Наконец-то побеждают
Ценой огромных жертв,
Но,
Уже под звуки
Победного марша
Они вдруг осознают,
Что не завоевали
Хозяев мира,
А всего лишь пленили
Его верных рабов;
Ибо важно те то,
Где ты бывал,
А то,
С чем ты оттуда возвращался:
с забавами или с задумчивостью,
с фотоальбомом или с книгой.
Опыт духовный
Важнее – житейского.
Воображение масштабней жизни,
Поэтому человек интересен
Не тем, где он был,
А тем, где он не был…
«Мерседес» бесшумно зашуршал
По нашему асфальту,
И на периметре окна,
Как на телеэкране,
Сменилась картинка,
На которой два родителя
Долго махали руками.
Попутный и уютный Ветер
От этих махов
Сопровождал их сына
Всю дорогу…
Укачанная Дрёма
Шаталась по салону,
Точно щипач,
Незаметно лишая всех бодрости.
И если б не нужды физиологии,
Если б не застой крови в конечностях,
Которая регулярно
Требовала разгона,
Пассажиры не приходили бы в себя вовсе.
Они бы так и продолжали
Тщетно напрашиваться
В какой-либо из дразнящих снов,
Чтобы хоть там
С комфортом выспаться вволю.
Нашему юноше
Тоже не удавалось
Посмотреть сладкий семейный сон,
Однако Дрёма
За жертву в виде замлевшей шеи
Дала ему возможность
Пролистать фантазийный фотоальбом.
В нём мелькнули родители,
Школьный выпускной,
Волшебный автобус
И нереальная, но такая родная река,
В которую размытое око Зари
Булькала свои кровавые слёзы
прямо на своё отражение.
Карта Родины
В нагрудном кармане парня
Служила согласованной основой
Для причудливых строений
Его юной Памяти.
А вот смотреть
Документальное кино
На оконном экране
Было скучновато.
Вроде бы и картинка хорошая,
Да только всё лес,
лес
и лес.
Многочасовой фильм про деревья,
Которые вялый взгляд
Уже не успевал провожать
От переносицы до переносицы
(когда смотришь в оба глаза,
переносица двоится).
Иногда древесная небритость
Сменялась полевой ухоженностью,
И тогда взгляд
Успевал всласть пробежаться
По колхозным угодьям,
Не повреждая последних.
Крайне редко
В поле зрения
Вливалась какая-либо речушка
И промывала очи
До самой души…
Автобус уже щекотал колёсами
Сопредельное государство,
Которое ранее тоже являлось
Родиной нашего юноши,
А потому его ностальгия
По Родине исконной
Была ещё не так невыносима.
В равнинной стране
Нервному Солнцу
Негде было спрятаться
От переизбытка собственной Энергии,
Поэтому оно излучало её
Прямо в иноземный автобус.
В нём эта Энергия,
Подобно лишнему пассажиру,
Пересаживалась
с одних раскалённых колен на другие
вплоть до самого Вечера,
Что приложил свою прохладу
На все обожжённые нервы,
А Энергию – сохранил
где-то в потёмках
для первой встречной
краснощёкой Ярмарки,
Которая приютит
На своих потных,
Пшеничных
И пышных персях
Любую беззащитную силу,
Оставленную без попечения…
Когда чернявая Ночь
Кляксой плюхнулась
На карту страны,
Сорвавшись с затупленного пера
Небрежной Природы,
Вольнолюбивые окошки городков
Стали дерзко напоминать факелы,
По коим добротворно расплодились
Живоносные уютные огоньки,
Мерно и скрыто дрожащие в унисон.
Однако в нашем юноше
Вспыхнуло предчувствие,
Что все эти мирные огоньки,
Если понадобится,
Могут враз объединиться
В такой всепожирающий жар,
Что даже само Светило
Затмится дымом
Испепелённых жаром врагов.
Предчувствие чуть не прожгло юную душу…
От утреннего озноба,
Как от вечерней зазнобы,
Кожа пассажиров под одеждой
Стала похожа
На пупырчатый кожзаменитель.
А за окном уже успели вырасти
Пологие горы,
Пологие,
Словно заласканные
Матерью-природой.
Они парились
Под шикарными хвойными шубами,
Кое-где порвавшимися
до травяных рубах,
Через дыры в которых
Виднелась плоть горной – породы!..
На таможне
Между былой Родиной
И будущей чужбиной
Автобус с детьми
Продержали не долго,
Но таможенник
Был всё-таки раздражён
Потоком вещевого и людского однообразия,
Раздражён так,
Точно этот поток
Проходил буквально по его плоти,
Постепенно превратив досмотрщика
В мстительное месиво.
Возможно, по этой,
А то и по иной подлой причине,
Изнеможённому служащему таможни,
Выжатому до порывов
Дородной прачкой долга,
Во время переклички показалось,
Что одна из юных,
Как Готовность на всё, девиц
Не сразу,
Не по-солдатски
Откликнулась на своё имя,
Хотя барышня барыней
Восседала на первом кресле.
Данное девичье Безмолвие
Без единого поцелуя породило
В головной утробе таможенника
Болезненное Сомнение в том,
Что юная плутовка
Пытается проникнуть за границу
Под чужими метриками.
В общем, порог перед Венгрией
в виде хребта досмотрщика
Мог оказаться
Для колёсиков детского автобуса
Труднопреодолимой преградой,
Если б не гуттаперчевые язычки
Заматерелых в путях распутниц,
Которые, подобно цыганкам,
Уверили молодого блюстителя
чистоты совести,
Что в жизни, помимо детей,
Есть уйма иного зла – повзрослей,
И что, по совести говоря,
Он ошибся зря…
Автобус с детьми,
дисциплинированно прокатившись
под ярко раскрашенным
рукавом шлагбаума,
Рванул по ровной, как скучная жизнь, трассе
В иноземные недра
Подозрительного пространства,
Безвредно тараня
Венгерский воздух.
Туристы с нищенской ненасытностью
Плотно прильнули к окнам
И стали, не разжёвывая,
Забрасывать в урчащую память
Все подряд
заграничные достопримечательности,
Которые пока состояли
Из буйной флоры
Пройденной державы;
Флоры, что не признавала
Никаких границ,
Властно прорастая
И в мадьярской земле.
За окном всё так же
Колебались от автобусной скорости
Гигантские зелёные застылые волны
Холмов и гор.
Со временем они утихли,
И в стране воцарился
Равнинный штиль,
На протяжении коего
Редко проплывали
Кораблики сельских домов,
Ещё реже – лодки телег
И уж совсем редко – пловцы,
Словно тут только что побывал
Или вот-вот побывает
Вампир Влад
из сопредельного государства.
Нашему юноше
Иноземный воздух
Казался каким-то терпким,
Будто бы недавно здесь пролился
Дождь из виноградного сока.
Однако терпким он казался
Не столько потому,
Что он таковым был,
Сколько оттого,
Что этот самый воздух
Чувствовал себя внутри
Гостеприимных носовых пазух туриста
Неуютно и постоянно ёжился (от слова «ёж»),
Будто буржуй
в переполненном троллейбусе,
Или крот под крылом лебедя.
Юнец наш неземной считал Отечеством
Лишь пару пядей детства своего,
Между Отчизною и Человечеством
Различия не знал ни одного.
Растягивала скорость расстояние,
И с каждым поворотом головы
Подкатывало к сердцу осознание:
«Как много у меня моей страны!..
Отчизны той… которую и предал я…
той… что меня могла уже забыть…
той… в чьих краях меня ни разу не было…
и той… в которой я мечтаю жить…»
Одичалая Ностальгия
Так искусала
Душу нашего юноши,
Что, дабы не началось бешенство,
Он был вынужден
Временно от неё отречься,
Превратившись в иностранца
Или хотя бы в иммигранта…
Прозрачные двери
Загородного отеля
Разъезжались сами,
Реагируя на приближение человека –
неважно какого: душевного или бездушного.
В этом смысле
Они не могли быть похожи
На врата в рай,
Но уж точно напоминали кулисы,
Хрустальные кулисы,
А может быть, кулисы,
вырезанные из гигантского алмаза,
Который нашли
Где-нибудь в Эльдорадо
Или раскопали
В кургане сырой от слёз пыльцы
мечтательного воображения,
Или вырастили
Из слезинки брошенного ребёнка,
Слезинки,
Что застыла от равнодушия.
Несовершеннолетние туристы
Тут же стали дёргать туда-сюда
Невиданные двери,
То приближаясь,
То отдаляясь от порога.
Дети эксплуатировали
Угодливое Волшебство,
Словно пьяные хозяева – лакея,
Пока какой-то злой мадьяр
Не отключил его
С ругнёю на детей.
Смысл ругани
Легче понять
По реакции на неё
Нашего юноши,
Который на закирайхагском диалекте
Высказал хулителю
Примерно следующее:
«Эй, ты, щенявый!
Зашпигуй хайло моралью!»
Словеса одноклассников юнца
Подействовали на злого мадьяра,
Как приказ на рядового.
Когда злополучные двери
Разъехались в первый раз,
Из холла пахнуло
Чем-то иностранным,
Чем-то инородным,
Чем-то непознанным,
Чем-то одурманивающим.
Туристские ноздри напряглись,
Точно в них впёрли
Невидимые тампоны.
Гнетущий на фоне солнечной погоды
Полумрак фойе,
В который гости погрузились,
Как водолазы,
Быстро развеялся
Привыкшими к нему ресницами.
Цвет однотонных стен помещения
Определить было невозможно
Из-за ополоумевшего от впечатлений
Бодрого советского Воображения,
Которое перекрашивало их
Чёрт знает сколько раз
В чёрт знает какие цвета.
Мебель выглядела
Такой новёхонькой,
Что казалось –
на первом этаже отеля
расположился мебельный магазин.
Пол был нехоженым
И оттого бесшумным,
Как в школьных библиотеках.
Ступеньки на второй этаж
Были высокими,
Как в тереме.
Пожилым людям
Пришлось бы на них взбираться.
Благо, мудрых стариков
среди гостей не было.
А жаль.
Местами потолок
Висел низко,
Словно грозный пресс,
А местами – поднимался высоко,
Точно несбыточные мечты,
В них были безответно влюблёны
Напольные мадьярские микробы.
Из-за перепада высот
Наивные туристские взоры
Начало мутить,
но так как освободить своё нутро
от лишнего груза увиденного
взорам было не дано,
То они просто окосели.
На лужайке биллиардного стола
Не валялись белые яблоки шаров,
Сбитые длинными киями,
Коих не было тоже.
На полках бара
Несколькими шеренгами
Ровнёхонько и гордо стояли
Многонациональные гвардейцы из стекла,
Полные обезоруживающей начинки.
На их пузах красовались
Разноцветные наклейки,
Усеянные звёздами и медалями
За заслуги перед Дионисом.
Однако местный виноградный божок,
Видимо, так ценил
Свои элитные войска,
Что жалел пускать их в бой
Со всякими там приезжими варварами,
Возглавляемыми и без того слабой Трезвостью.
Поэтому,
Несмотря на удалой вид
Пьянящих гвардейцев,
Складывалось непобедимое ощущение,
Что без военной практики
За время простоя
Элитные войска выдохлись,
И внутри их осталась
Одна лишь бравада.
А если врать серьёзно,
То в отеле хозяйничала Безлюдица,
Не считая пары-тройки
Смуглоглазых и тайнооких
Мадьяр и мадьярок,
Которые работали в отеле
с обнаглевшей Тишиной.
Их глазищи
Были так черны,
Что бросали тень
На лица своих хозяев.
Лишь после нескольких дней ора
безответственного Несовершеннолетия
И искушающего стона
уполномоченной Распущенности,
Гостям удалось
При помощи пинков
Выгнать нелюдимую хозяйку отеля
В подсобное помещение…
Наш юноша
И его напарник по номеру
С нежным скрежетом
Загнали острый и зубастый ключ
В узкую норку замка.
Буржуйская Неуютность
и Неукромность комнатки
будто бы недавно сбежали
из душных павильонов,
в которых с наивной
и потому убедительной неправдоподобностью
разыгрывались запредельные драмы
для уймасерийных
и длительных, как зависимость,
сериалов из перегретых стран.
Беглянки порывались
Встретить поселенцев,
Как власти – неугодных демонстрантов –
сногсшибательным напором
леденящей совесть воды.
Однако обезвоживание
Сантехнического организма
вследствие поломки,
произошедшей как раз к приезду
белорусских гостей,
Заставило негостеприимных амазонок
Заменить Н2О на О,
на Очень ОбыкнОвеннОе,
Очень ОдинОкОе
и Очень хОлОднОе О.
Сама комнатка
Казалась какой-то кроткой,
Как кармелита,
Только без нищенствования,
Ибо горница,
Тихая, как месса,
Была крикливо одета
Или даже разодета,
словно замужняя фифа,
обожающая дразнить
своей ложной легкодоступностью
божков в промежностях.
Когда парни
Стали робко прикасаться
К нежилой недотроге
Багажом,
Кожей
Или даже взглядом,
Она, подобно кабинетной чистоплюйке,
подчёркивала своей ощутимой брезгливостью
укоряющий контраст
между её личной гигиеничностью
и их коллективной запыленностью.
Да что распыляться, было хреново!
Да так,
что даже еле слышимый
разнузданный смрад
наших земляков-предшественников
Ностальгия превращала
в младенческий аромат Родины
при помощи щемящих воспоминаний из янтаря,
нагретого солнечным духом
до состояния мёда
из дедушкиных яблок;
Мёда, что ласковой мелодией
стекал из головы в душу и на сердце,
делая последнее сладким и липким,
как пальчики чумазых сорванцов;
Пальчики, которые измазались
обсусленными леденцами…
У соседа нашего юноши
Были… какие-то веселящиеся зрачки…
или даже зрачищи.
Он походил на танцора,
Ибо всё время дёргался.
Однако дерганина эта
Не пробовала передать
Завораживающую плавность мыльных
сизых пузатых пузырей
с радужным отливом,
Которые словно распухли от голода;
Не пробовала она передать
И плавность тополиного пуха,
Который хрен схватишь
Из-за его нежности,
Граничащей с отсутствием;
Она даже не удосужилась передать
Плавность прочих аллергенов.
Дерганина соседа
Не пыталась хотя бы уподобиться
Пленяющей плавности
Порабощённых красотою облаков,
Что устали помирать и воскресать
Из-за круговорота воды в природе;
Не уподобилась она и плавности
Сонных Мыслей поутру,
Которые
В приторной слюне
ложных надежд
Толпятся у умывальника Реальности;
Она даже не уподобилась
Плавности слова «слово».
Мало того!
Дерганина соседа
Не собиралась отображать
И будоражащую резкость
Секундной стрелки,
Нервной от повисшего на ней Времени,
Которое так лениво
от собственного бессмертия;
Не собиралась она отображать
И резкость затопления слюной
Юного свежего рта
С последующим извержением оной наружу;
Затопления, вызванного
великоватым куском лимона,
Который разжёван ради бравады
Перед кислым лицом
Затаённой изменницы;
Она даже не собиралась отображать
Резкость слов:
«блеск»,
«всплеск»,
«секс»,
«страсть»,
«нет!»,
«месть»,
«риск»,
«треск!»,
«визг!»;
И уж, конечно,
Она не собиралась
Отображать резкость,
Что возникает
При промывке святой водой
Очей заблудшей души,
Замыленных суетными страстями.
Дерганина соседа нашего юноши
Тщетно пыталась отогнать,
А то и развеять Святой Дух,
Который на чужбине
Был особо насыщен собою,
Будто предвечерние цветы,
И особо близок к душе,
Как к матери на сносях
близок толкающийся младенец,
Который вот-вот пожертвует
Единством в удобной утробе
Ради умножения на жизненном лоне.
Мысли соседа по комнатке
Представляли собою
Тяжёлые и лёгкие серые свёртки.
Первые – манной падали на него сверху,
Вторые – мутью поднимались на лифте снизу.
Сосед никогда не разворачивал их,
Не щупал,
Не нюхал,
Не пробовал на мозговой зуб.
Он сразу же забрасывал тяжёлые –
в горнило собственной
угодливой философии –
на переработку,
А лёгкие – в топку намерений.
Легковесные свёртки
Сгорали слишком скоро,
Подобно щепкам,
Трескам
Да занозам,
А потому жаркие,
но порожние намерения
Шипели,
Требуя всё новой и новой подпитки.
Из-за этой ненасытности
Раз за разом выходил из строя
Даже специальный подземный лифт,
Который, казалось бы,
Слыл вечным.
Стальные тросы его,
Скрежеща, рв;лись,
Как нервные волокна,
И лифт со всей дури грохался
На густую и жёсткую, как стекловата,
Голову отправителя.
Тот давился матами,
Рычал
И зарекался
не связываться больше с быдлом,
Которому Господь
Многое прощает за наивность.
Иногда перед переработкой
Тяжкие свёртки дум
Разворачивались сами,
И оттуда чёрным птахом выпархивал
Траурный платок,
Мокрый от Чьих-то слёз,
И падал на могилу
Совести соседа нашего юноши.
Сосед поднимал платок,
Рисовал на ткани
Весёлого Роджера
И отправлялся с ним грабить
Встречные белые корабли.
Единственной проблемой соседа было то,
Что чёрный флаг над ним
Никогда не высыхал,
И горькие капли со стяга, падая,
Постоянно разбивались
О его макушку,
Напоследок издавая звук,
Который больно напоминал
Писк промокшего котёнка у порога.
Эхо от этого писка
Доносилось из-за горизонтов
Не только нашей планеты
И звучало ещё более жалостно,
Ибо было пропитано
Чьим-то далёким и высоким состраданием.
Однако сосед не прислушивался
Ни к пискам, ни к эхам.
Из-за горьких капель
Его русые волосы
Всегда казалась
Мокрыми до смуглости.
Озноб пронизывал соседа,
Пробирал до зарытой в грехах Совести,
Раз за разом воскресая покойницу…
– Слышь… – загадочно произнёс
какой-то довольный сосед
в преддверии скорой разгадки.
– Что? – невольно полюбопытствовал
наш юноша.
– Тебе тоже покою нет
Ни от сердца, ни от мозгов?
Одно рвётся – абы на свет,
А вторые – зовут под кров?
– Да… примерно… иль точно так
всё внутри у меня живёт…
Но сему я совсем не рад!
А ты рад, точно счас Исход
из Мадьярии в Беларусь
через пустошь чужих равнин.
Но, сосед, я тебе клянусь:
мы вернёмся в уют мясцін(!),
что нагреты светилом так,
словно после создания мест
сам Господь на них отдыхал…
и не знал… про осиновый… крест…
Да, душа без Отчизны – двояка…
человек без Отчизны – коряга…
Сосед ел яблоко,
Но не кусал его,
А громко отламывал от него куски
Зубами.
Процесс поедания плода
Здорово искажал слова,
Но не их смысл.
Сосед задумался про Отечество,
Точно мешая червивые мысли.
– Да ты, братец, медуза чувств,
Нечем даже и поскрипеть.
Иль твою студенистую суть
Повалять в ракушках и съесть?
– ?!.
– Да шучу я, шучу, шучу.
Не смотри на меня, как на морг.
А по Родине я не грущу,
Тут иных цветов коленкор.
Понимаешь, загрансреда
(сладострастная, как гарем)
Эфемерна, но и едка,
Разъедает тебя на нет.
А на нет нету и суда,
Ни кары, ни вины, ни греха,
Лишь одно упоенье всем:
и благм, и дурным, и не тем.
Здесь, где не жизнь, а life,
Нас ожидает кайф!
– Но, позволь, если нету нас,
Как же кайф мы поймаем враз?
Если нерв наш съеден средой,
Как же он заз-з-з-удит струной?
– Всё, что ниже души и пят,
Всё, что ниже пупа в этом мире,
И само может даже яд
Разжевать, как Н2SO4.
Так вот, в здешней страстной среде
Разум девичий… да и честь
Размягчаются до желе,
Что не знает, по ком бы стечь.
Ну, а я, как пологий стёк,
Предложил им с себя стекать
Хоть под землю, хоть вверх, хоть вбок,
Лишь бы плавно текли и всласть,
И не липла к сердцу их власть…
Ну, а если страсти заразу
всё ж подцепим, тогда Соблазну
саданём ухмылками в губы,
и посыпятся чары, как зубы.
– Беспорядочные связи
Не обходятся без грязи…
ре-аль-ной…
– А что… если в сфере ****ок
Будет полный порядок,
То контакты страстные
Станут неопасными?
– ?..
– Если заражаться не хочется,
Спи только с Одиночеством!
– …
– В общем, было бы неплохо
Поохотиться на Похоть.
Только б за лютыми стервами
Не таились ангелы верные,
А то
выйдешь с пикой на Похоть,
а наткнёшься на Совесть.
– Мы давно уже Похоть поймали…
она нас до кости изъедает…
– Ну, а пока она нас не доела,
Давай-ка мы подумаем про тело.
В общем, вечером две «смолы»
К нам «прикапают» на кору
головного мозга, а мы
поднесём им хрусталь ко рту.
Правда, можно бы и стекло…
но уж больно люблю апломб!
В мотовстве я упрям, как бес
в построенье дороги в Секс.
– Путь мостит черепами он…
все шляхи его – под уклон…
– Что ж, отлично! А то мне – в лом
тратить силушку на подъём…
Так вот… так вот… так вот…
там девичий тягучий сок
Расщепит водка на блудниц,
И подарят они нам шок,
Тот, что слаще самих девиц.
Сам-то я не мастак целоваться…
звероват по природе и груб…
Но скорей бы, скорей присосаться
К напомаженной пагубе губ!
– Но не можем же мы вот так…
подло пользоваться средой…
Дома б девы наверняка
Возжелали любви иной…
– Так и есть, – и любви, и благ,
И любовника про запас,
И живой над рейхстагом флаг(!),
Тот, что небо над миром спас,
озаривши бледную высь
святой кровью советских солдат.
Девы вмиг пошили б с него
себе юбки выше колен.
Так что, пока они не зло,
Разреши нам попасть в их плен.
Внезапно наш юноша
Схватился за голову,
Словно она отваливалась.
– Я помню: солдатик советский…
пива бочку здоровую…
катил по брусчатке немецкой…
как Голиафову голову…
Гремела толстуха трофейная…
чтоб слышала ересь латентная…
чтоб знали фашисты скрытые…
лучше в себе быть убитому…
– Ты, я вижу, сдурел с дороги!
Блюёшь мне прямо под ноги
Подозрительными словами.
А может… ты ненормален?..
Блин!..
От твоего…
воспоминания якобы…
не хочется даже яблока…
Сосед выбросил недогрызок
В мусорное ведро
И продолжил…
– Перейти бы мне в люкс адекватный,
Но вряд ли он тут бесплатный.
Посему пошучу немного,
Может, в чувства придёшь от стёба.
Итак,
что ты делал, бедолага,
У фашистского рейхстага?
Кем был послан к чёртовой матери
За тридцать лет до своего зачатия?
– Не был… не видел… не знал…
мало об этом читал…
но помню всё… от конца до начала…
Ты прав… меня укачало…
– Наконец-то!
С возвращением!
– Спасибо…
Что за швы на изнанке сознания?..
Я и сам – в путах непонимания…
– Ты опять?!.
– Да плевать…
А у тебя, прости за наблюденье,
тоже богатое воображенье.
– Я не стану спорить с тобой –
в голове моей мир большой!
– Богатое воображение
Богато искушениями…
– Мне неважно, каков там клад.
Я богат! Я богат! Я богат!
И готов приумножить богатства
В блудных банках бабьего братства.
Как ни глянь, юбчонки шальные
Обещают проценты лихие.
– Надеешься, что мёд девичьей чести
Падёт к медвежьим лапам твоей Лести?..
Надеешься, что девушка любая
Ради тебя откажется от рая?..
– Я знаю, что милее отказницы
Найду себе согласную девицу.
А на стерв несогласных, спесивых
Оскорблений пару ретивых
натравлю, чтоб на комплекс подсели
И от мести не пили, не ели!
Отказницам скажу между прочим,
Что носы у них длинные очень,
Бабам станет и стыдно, и больно
И опустят их непроизвольно.
А потом добавлю им ловко,
Что любая из них – дешёвка,
И они, как шлюхи, мгновенно
Начнут набивать себе цену.
– Твоя Подлость стреляет так метко…
что в меня попадает нередко…
– Да много ты понимаешь!
А разве сам не пуляешь,
Когда спесивые стервы
Тебя презирают скверно?!
Я – себя защищаю!
Я – себя уважаю!
– Ты самовлюблён… а эта
любовь всегда без ответа…
– Без взаимного подхода
Лучше себя любить, чем кого-то.
– Ух, ты каков…
ни углов, ни швов…
– Да, я гладок:
ни приятен, ни гадок.
– Но если в земной суете
Ты чувствуешь себя на высоте,
Значит, ты есть подлец(!),
Бо в игре по имени грех
Побеждаешь всё, вся и всех.
Зарубежный мой спутник,
Ты – моральный преступник!
По замкам на дозволах – спец,
Ты, я вижу, такой удалец.
– Молодчина ты! Молодец!
Для похода готов юнец!
Прозорливый наивный хитрец!
То, что надо! Готовь конец!
«И что делать?.. Как?.. И куда?..
Сексуальная ерунда!..
Без развратных навыков всех
Меня хохотом встретит Грех…»
– Эх… жаль…
Прости, тебя обижу,
Но по всему я вижу –
мало била тебя Судьбина, –
ты какой-то уж очень чистый.
Да, в душонке твоей щербина
Узка для раздольного свиста…
Ну, да ничо!
Свисну я горячо!
Сосед так громко свиснул,
Что у нашего юноши
Заложило уши и душу.
– Буду я за тебя молодцом,
Но ты тоже крепись концом.
– Прости… не пойму…
в ушах: у-у-у…
– Я сказал, что я – коренной!
А ты сбоку, ты – пристяжной!
Но когда кобылицы прискачут,
Одолжу я тебе удачу!
– …
– О-о-о, да ты, я гляжу, ещё
даже в мыслях не лапал нимф.
– !..
– Нет-нет, слухом – застенный стон –
не считается, как и миф.
– …
– Ну-у, не огорчайся.
Ох, завидую ж я тебе,
Что ни голо – всё будет всласть!
Лишь потом, чрез пят;к страстей
Разовьются вкусы на масть.
Но пока у тебя их нет,
Значит: ты мне не конкурент,
Бить мне морду не станешь вдруг
Из-за двух разнолицых подруг.
Тем более, что
старые девы и стервы
Превращаются одно в одно,
Как слабые и сильные нервы.
От заморыша до вакханки и обратно –
лишь пара-тройка половых актов.
Кстати-кстати(!), какой музон
любишь слушать ты перед сном?
– Я слушаю музыку качественную…
а значит, классическую…
– А я ту, что из-под меня
извергают девичьи уста.
– Наши вкусы явно разнятся…
– Да, без юмора блуд не гож.
А ты, брат, далеко пойдёшь!
– …
– Воспарим же над рабским табу!
Обуздаем лихую Судьбу!
Я, блин, поражаюсь…
За границей свободы столько!..
А чужбина прельщает только
Дурных идолопоклонников
Да патриотов-покойников.
– Не нужны мне хищные взлёты…
я не раб греховной свободы…
Истинная свобода –
в рамках небесного свода…
Я у Инстинкта не раб…
вижу людей, а не баб…
– Да я тоже, братишка, не раб…
Просто я развращён и слаб…
Будь я при церкви монахом,
В морали не дал бы маху!
А как в суете сует
Наложить на себя запрет?
Видать, я только в гробу
смогу не нарушить табу…
Лучше глубоко лежать,
Чем неглубоко дышать!
– Когда человек не может
Грехи оправдать перед Богом…
он начинает, о Боже(!),
Поклоняться личным порокам…
А после – к ним привыкает…
и они его не смущают…
Но
если глаза привыкли к темноте…
это не значит, что стало светлей…
– Да… в этом и беда…
Давно я в душу не заглядывал с метлой…
каждый угол там завален темнотой…
Но!
Если вдруг стану сильным духовно,
Твою речь повторю дословно!
А может…
услышу я с неба окрик…
и приму монашеский постриг…
– Могу дать тебе мастер-класс!..
И ты станешь духовным сейчас!..
– Да, но…
как же в раковину хрипатую
просто выплеснуть грешность клятую…
если сладкая, как видение
в полудрёме ночного бдения?..
Нет…
пока не утолю жажду лихую…
не проглочу я манну на сухую…
Да и…
за грехи приговор ответственный
тем, кто кодекс познал Божественный…
Нет, моральной тропинкой тонкою
не пройти мне с душой неловкою…
оступлюсь, пошатнусь, и, вот тебе(!),
я налево шагну, в блевотину…
– И щепоть к челу приставляя,
И меч над врагом занося,
И даже горшки обжигая,
Веруй в Бога, а не в себя!..
– Чтоб я в бога поверил, браток,
Нужен мне кровавый урок.
Ты пока ещё не учитель,
А чужих грехов расхититель.
Ты всем тем, что меня порочит,
До отказу набил свои очи.
Вона как в них дрожат мои
похотливые огоньки.
– Да я… да я… да я и есть…
самый, что ни на есть!..
– В общем, так!
Пока бог меня не проучит,
Пусть Разврат моё тело мучит.
– А ты выживешь, дока порока,
После Божьего-то урока?..
– Ну, раз так, то мне надо тем паче
«застрять» в первой встречной Удаче.
И ты тоже пойдёшь за мною(!),
Как хозяин слепой за слугою.
– А ты жестокий…
– Тот, кто увечен,
Морально беспечен,
Ибо его костыли
Уже искупают грехи.
Я душою убог…
потому и жесток…
– Красиво… да не про то…
Красиво… да не про добро…
– Потому что в жизни такой
Не увяжешь добро с красотой.
– Жаль…
мои флаги всё реют и реют…
аргументы редеют… редеют…
и сражение наше бескровно…
но число пострадавших огромно…
Да-а-а-а…
в споре так часто бывает:
тот, кто не прав, побеждает…
– Ты не мучай себя, не мучай!
Быть может, у нас не тот случай.
Зря на тебе тоска,
Не о чем думать пока.
– …
У нашего юноши
Осталось ощущение,
Что он жаждет
Беспощадного мщения
Своему соседу за то,
Что тот украл у него добро,
Заполнив нишу в душе
Какой-то стервой в неглиже.
Юноша не понимал,
Куда девались
его знания и дар.
Юноше было невдомёк,
Где его мощь иль кусок
той силы святой,
что смеялась
над помехой любой.
Сама Суета Сует
В голове превратила в бред
Его верные мысли,
Верные, как надежда.
О, юноша!
Опрокинутая вера…
в нём валялась кверху дном…
и плясали изуверы…
на поддоне том святом…
Венгерский ужин,
Как ни странно,
Встретил гостей
Богатым выбором
Национальных блюд;
Встретил, словно отец блудных детей;
Отец, который выкладывает на стол
не что-то и даже не лучшее, а всё.
В меню был гуляш
(густой мясной суп с луком и красным перцем),
Перкельт
(тушёное мясо в томатном соусе),
Паприкаш
(тушёное куриное мясо с красным перцем),
Турошчуса
(лапша с творогом и шкварками)
И палинка
(фруктовая водка для взрослых).
Однако изнеженные Желудки белорусов
Не приняли грубого обращения
Острой венгерской Пищи,
А потому почти все гости
Вышли из-за стола голодными,
Кроме тех, чьи утробы
Смогли бы переварить и посуду…
Страстная летняя метель
Из косметических блёсток
Забивала уши,
Глаза
И ноздри
Нашего голодного, во всех смыслах, юноши.
Блестящие чешуйки проникали
В самые сокровенные
скважинки его души.
И ещё рёбра.
В них вплетались
Уймацветные и золочёные позументы.
Змеевидные ленты
Завязывались в морские узлы
И развивались от вьюги,
Как косы Горгоны.
Кости ломило,
И, как на лихо,
Ломило отрадно.
Внезапно
Юноше на плечи
Плюхнулся какой-то
волосатый удав,
Тень от которого
Слилась с его собственной,
От чего та стала ещё ужаснее.
Голова удава
Беззубо, но цепко укусила
Дельтовидную мышцу плеча.
Питон поволок парня
Куда-то назад и вниз.
От тяжести удава
У юноши подкашивались ноги,
И он плёлся на полусогнутых…
Питон смердел
Сигаретным чадом
И был похож
На руку соседа.
– Пошли, бабы уже в баре млеют,
– обрадовал он.
Парни спустились
В какой-то грот,
Где, как пьяная преподавательница
иностранных языков,
Горланила Музыка
Со скандинавскими,
Турецкими,
Цыганскими,
Европейскими
И даже славянскими мотивами.
Скрипичный ключ
Без труда вскрыл
Дверь Вкуса,
И в неё, будто блохи,
Стали запрыгивать
Высокие и низкие ноты.
Помещение бара
Так заросло мраком,
Что ориентироваться на местности
Можно было
Лишь по подмигивающему пеплу сигарет.
В самом углу вертепа
Сидели две
Девоподобные тени,
Они казались
Темнее тёмного.
Их половая принадлежность определялась
По тускло и вяло сверкающим украшениям.
А дальше…
Дальше виноградная кровь
Распёрла юношеские в;нки
До угрозы кровоизлияния в совесть,
А винные искры,
Отскакивая в самые зрачки,
Озаряли в душе и в округе всё и вся.
По крайней мере, так казалось,
Ибо так хотелось.
Кто,
С кем
И как танцевал
Национальные мадьярские танцы
Вербункош и чардаш –
никто и никогда уже не воссоздаст –
ни пером,
ни языком,
ни умом…
Сладкий от виноградной крови
Тесак разнополого Хохота
Разрезал застывшее от тишины
пространство мальчишеского номера,
Как чёрный холодец.
Кто-то выпустил свет
из лампочек на волю,
Тот вмиг расплодился по комнатке,
Но из-за столпотворения
Световых волн
Не сумел весь вылиться на улицу
через тощую щель
занавешенного окна номера.
Свету было тесновато,
Поэтому он наседал
На юно-пьяные очи.
Изодранный острыми впечатлениями
Взор нашего юноши
Наконец-то уличил
Внешность барышень
В нахальном несовершенстве.
Красны девицы
Были втиснуты
В вуалевидные платья
однотонного,
бездонного цвета;
В платья с высокими воротничками
И подолами выше колен,
Острых, как готические башни.
Девицы были втиснуты в платья,
Будто руки работяги
в женские капроновые перчатки до локтей,
Словно признание в безответной зависимости
в монолог про проценты от выручки.
Платья были
Настолько прозрачны,
Что трещали от срама
И неотёсанных зырков
по-девичьи смутившихся юношей.
Лоснящиеся как киноленты,
Чёлки брюнетки
Раз за разом надвигались с обеих сторон
На бледное от алкоголя лицо,
Словно кулисы на киноэкран
по воле разозлённого техработника,
тщетно мечтающего о любой роли –
лишь бы не за спинами зрителей!
Мимика бледного лица
Была мертва
(временно, конечно,
до отрезвляющего воскрешения).
В брюнетке была загадочность,
Но загадочность без Божьей сути
есть идол для либидо.
Подобные «девичьи ларчики»
Быстро завораживают юнцов,
Алчных до тайн.
Но стоит такой «шкатулке»
Покинуть распалённое поле зрения
Юного воздыхателя,
Как тоска по ней
Так же быстро выветривается,
Ибо память не может зацепиться
Ни за один яркий блеск
Вечно замкнутого «ящичка»,
Ключ от которого
В нём самом.
От частой перекраски
Волосы блондинки
Были похожи
На сахарную вату.
Воспалённое от вина лицо её,
хорошенько сдобренное косметикой
по воле мускулистых комплексов,
развитых грубыми тренерами,
Казалось каким-то разноцветным.
Мимика лика
Была, как у мима,
Да только всё мимо.
Все расселись по углам,
Точно наказанные дети.
– Ну, как оформим прелюдию? –
спросил у дам сосед,
прижав к груди колено,
словно последнее полено
для тлеющего Сближения;
колено,
коим ещё можно было
дать под зад
трезвеющей Эйфории.
– Оформим прелюдию к чему? –
поинтересовалась брюнетка,
вяло вываляв вопрос
в красной муке соблазна,
муке низшего сорта.
– Ну-у… так сказать, к соитию… –
срыгнул свой ответ
смущённый сосед,
засунув в рот пальцы,
пропахшие во время танцев
ладонями барышень.
– Тогда оформим прелюдию, как обычно.
– А как обычно?
– Обычно прелюдию оформляют полой болтовнёй.
– О чём же нам трещать?
– Как всегда.
– А как всегда?
– Трещать всегда не о чем.
– Почему? Не хватает ума для беседы?
– И это тоже.
– Так что же нам, молчать?
– Нет, мы будем беседовать о молчании.
Все молча согласились
С чам-то невразумительным.
Брюнетка: Итак.
Я обожаю безмолвие
умудрённого затвором вина,
Что под звёздным привольем
Красит мудростью мне уста.
Я целую из рук его,
из рук бабушки, что давно
меня поит со света того
кровными воспоминаниями
про былое житьё.
И мне нравится этот вот
Воротничок безропотный,
Он поддерживает подбородок мой
На уровне достоинства.
Ворот жёсток и даже жесток,
Как окова нашейная,
Но не ропщет, не хнычет он,
Когда мнёт его грусть моя.
Грусть от сердца, одно оно
мою шею может согнуть,
Голова, упав на него,
Чует лучше ударов суть.
Сердце, битое много раз,
Лишь хозяйке сдачи даёт,
Молчаливо меня долбёт
так, что в зубы аж отдаёт.
И скатали немытыми чувствами
Из души моей мякиша пышного
грязный шарик, что с чёрствыми хрустами
измельчается стелькою бывшего…
Люблю молчаливость норки
зимой на моей голове,
Пушистая греет грёзы,
Что ёжатся в белой тьме.
Ёжатся, но – ни слова,
Даже клик из душ не идёт,
Ждут, когда кто-то снова
Глазом мне подмигнёт.
А тогда уж колется небо
От оравы сердечных грёз,
И, как ловушка, подземелье
Лишних птиц падения ждёт…
Когда служки безропотно
Аж по шейки ушли под стол,
Обожаю в торце стола
возвышаться, как над потолком пол,
Тот, что выше этажом.
Тогда чую себя такой,
Будто бы под тем же столом
Мои пятки тонут с душой
В златом тазе с парным молоком.
В голове моей тихий трон,
Жаждой выдолбленный из быта,
Над душою поставлен он,
Её ножками плющит. Пытка…
Кресло царское, резное
С паутиной на узорах,
Бархатистая Пыль одна
Восседает там издавна.
Если б ветер был в голове,
То разнёс бы её, как прах,
в необъятных моих мозгах,
Ну, а так, Пыль царит во мне.
Но
из подножной моей души
Трон выдавливает свет,
Он вылизывает лучами
Слюну пауков и Пыль
так, что те икрятся, сияют
Разными брызгами из золота,
Замёрзшими от одинокого холода.
Больно давит мне душу трон,
Но без зверских издёвок, что
в сотни раз больней любой раны,
Даже если она так рано…
В шуме новогоднего многоголосия
Очень люблю безмолвие
красной звезды на ёлке,
Что, как сердце, горит на иголках.
И от восхищённых взглядов
Звезда, смутившись, пылает.
Она своим кровным светом
Румянит щёчки детишек,
Что ждут от звезды ответа
на вопрос «Как же к ней стать ближе?».
Люблю воздух голубодикий
утром на крышах домов,
Он неземной и тихий,
Обтянут струнами снов.
Воздух там со свежинкою,
Не испорчен дыханием,
Что под толстыми крышами
Храпом злит иль рычанием.
На покатых и плоских макушках
Многоэтажных голов
Навалены воздуха кучи –
для людей или для богов?
Эти кучи – планеты высь?
Или же они неба низ?
Люблю крестообразные антенны,
Их перекрёстки, сваренные вкривь,
По ним гоняют волны без проблемы,
Без правил, светофоров и ГАИ.
Антенны пропускают чрез себя
Такое множество и зрелища, и звука!
Но не сочится из антенн этих слеза…
терпят они… не издают и звука…
Наш юноша: Но всё ровно, не те это кресты!
Раз ими не поймать посылы Бога…
Сосед: Оставь её, пусть черпнет суеты.
Оставь её, братишка, ради Бога!
Брюнетка: Над взорами мчится стрела,
Воздух визжит аж от боли,
Смерть чья-то оперена,
Перья без птиц в лазори.
Не хватает взглядов длинны,
Чтоб за ней увязаться и
проводить хотя б до дверей –
в рай иль в ад – не ясно теперь.
Ждёт пространство и чей-то рок,
Когда спица проткнёт клубок
из сосудов сердечных и
вечность свяжет на небеси…
Вышла из дому девочка,
Чтоб купить себе молочка…
Боже мой, да ведь это я…
Ой!.. А что во мне за фигня?..
Залились на стреле зарубки
Моей кровью без всякой шутки,
И надпись на ней залилась,
Надпись MADE IN ВСЯКАЯ МРАЗЬ.
Люблю молчаливость стрелы –
вся в крови, но ни капли вины.
Люблю воздушного змея
улыбчивую немоту,
Когда он трепетно реет
Вымпелом за мечту.
Усмешкой своей освещает
Рты и души зевак,
А сам о Боге мечтает,
О Боге мечтает дурак.
Нитка впивается в пальцы,
Словно в шею петля,
Хочет в небо сорваться
Треугольная душа.
Пережаты крючья-перста,
Как пиявки разбухли от крови,
Но в эдем не отпустят ея,
Пари, мол, на привязи вволю.
Нитка гудит тетивой,
Нить между небом и бредом…
Дзинь! И ангел ручной
скрылся где-то за светом.
С плачем к небу: «Ну, как он там?..» –
разбежались все по домам,
Будто бы по лузам шары
От удара Реальности.
А змея трясина сосёт,
Но нем щербатый и ржёт.
Свой домашний люблю потолок,
Собеседник он ещё тот!
Столько мыслей тянет с башки,
Ими впору набить мешки.
Думы тянет, а сам молчит,
Давит на душу и висит.
То ль побелка на нём, то ль грим,
С бездной белой один на один…
Калачом на краю постели
валяюсь и чаю Сон…
А он то любовник умелый…
то нападёт маньяком…
После Сна башка без порядка…
а в Душе – то сладко, то гадко…
Да, невольница Сна – Душа…
а она от рожденья нема…
Вот и всё, что хотела сказать
я про то, о чём стоит молчать…
Сосед: Да не стоит себя копать!
А то пророешь насквозь
И себя, и Земельку-мать,
Из космоса дуть начнёт…
Наш юноша: А, по-моему, она умрёт…
через год… или же вот-вот…
Брюнетка: Сам-то ты у Судьбы в фаворе?
Не схлопочешь реквием вскоре?
Вдруг
Наш парень
Посмотрел на ладонь.
Наш юноша: На тонкой линии коротенькой судьбы –
столпотворение невиданных событий…
тропу протаптывают в лоно синевы…
и заставляют сделать несколько открытий…
Неожиданно
Наш юноша
Ушёл в себя
И ещё куда-то,
Потирая темя.
Наш юноша: Я как будто бы был без земного грузила…
со дна жизни всплывал и – бум! бум!
Но однажды башка моя лёд проломила…
и лежит на поверхности дум…
Я живу в двух мирах: скоротечном и вечном…
сердце с вами, а разум невесть…
Там я участь свою вижу глазом беспечным…
а вот мокнут штаны мои здесь…
Я вижу, как…
чёрный суд и заблудший люд…
возьмут меня и отдадут…
чёрти кому на заклание…
без права на покаяние…
Сосед: Не ругай будущее.
Наш юноша: Отдадут!..
Отдадут…
От-да-дут…
Ну, и пускай… хороша…
участь сия для меня…
Будет смерть по сценарию…
для слуги православия…
Память приют мне подыщет…
Забвенье – чуть-чуть подчистит…
Мёртвый-то я, конечно…
жалкий… нужный… безгрешный…
Поэтому!
Глохнет реквием в гаме будней!
Закуп;рьте скорби дуду!
Я по струнам ангельских гуслей
Поднимусь к своему Суду!
Туда, где быт людской – прелый от моря,
Дрожь берёт – из уюта – в раздол,
Не отлично своё от чужого,
Срок и Вечность садятся за стол.
За столом тем – земные надежды,
Дольки хлеба вкушают с вином
богоизбранные невежды,
чтоб ко сроку узнать, кто по чём…
Там в нежнейшей борьбе идиллий
Лепестки под весом росы
Отлетают от белых лилий,
Что лелеют глаза твои.
И как будто массой творожной
Осыпается красота
И ложится едой подножной
На смарагдовые луга.
Те красоты не увядают.
Ароматы – слишком густы,
Их там лижут, а не вдыхают,
Лижут долго, без суеты.
Там краса – от краёв до точек –
позавидуют и цветы.
Отщипнуть бы хотя б кусочек…
от мясистой той красоты…
Нету там ни времён, ни праха, –
даже слёзы, как бусы, крепки.
И короткокрылые чада
Ловко нижут их на лучи.
Дети те полны умиленья,
Словно после дневного сна.
Там ягнята, певуче блея,
Об детишек чешут бока.
Там живут, будто под водою,
Чуть не вечность – на хрип в зобу,
Словно рот закрытый ладонью,
За щеками: «Бу-бу… бу-бу…»
Будет томен мой шаг, и – взмахи,
А бесплотность – капать к следам,
Как с паломнической рубахи
Сладковато-густой Иордан.
За вратами Святой Невесты
Среди шороха ангельских крыл
Стану жить… с ностальгией местной…
без греховных… наземных рыл…
Это всё – касаемо души.
А что до плоти, то
промолвят, труп созерцая:
«Как же нежен последний свет…»
(Почему же мы замечаем
Душу там, где её уж нет?)
Наряженным подарком полежу…
для Памяти живых и утону…
из золота оставив на земли…
лишь отброшенные «коньки»…
И прикусят гвоздями одежды
уголок, что просунется в стык…
Из загробного мира невеждам
Покажу напоследок язык!..
За клочок прищемлённой одежды
Будет мёртво хвататься семья!..
Но последний кусочек надежды
Станет частью небытия…
Меня
в забитой колыбели…
опустят на ремнях…
в сырую пасть Планеты…
ниже уровня пят…
Проглотит Людоедка…
хотя всегда сыта…
начнёт ворчать соседка…
с параллельного дна…
Лишь потом со слезами поймут…
в первую ночь без меня…
что и мольбой не вернут…
своего народа дитя…
А утром в мой дом придут…
все – от друга и до врага…
и заглядывать все начнут…
под накидки на зеркалах…
Но и там меня не узрят…
ни их мысли… ни их зрачки…
не помогут увидеть клад…
даже розовые очки…
Однако взамен…
грустные гости…
нос к носу…
столкнутся в скорбной тени…
с существами загробными…
они будут отражены…
по их образу и подобию…
Впрочем, по плечу пожизненная Мука,
Ибо нет надежды на её уход.
Раз не возникает против Боли бунта,
То она по-царски ослабляет гнёт.
И всё-таки я
когда-нибудь в бледности смертной –
без гримас, по-мужски красив –
появлюсь перед самой верной
и без времени буду жив!
О мирах мемуары – с Богом –
без имён земных напишу,
Бытовым и небесным слогом
О любви святой расскажу.
Адресаты пьяно переглянулись,
Поленившись покрутить
Пальцами у висков,
А наш юноша
Жутко вгляделся
В непоколебимую брюнетку.
Наш юноша: Нет, она уже умерла,
Воскресить надо до утра,
А то вера к заре остынет,
И Боль её в бездну скинет…
Брюнетка: Неужель ты, симпотное чадо,
Воскресать во мне что-то возьмёшься?..
Наш юноша: Для меня это будет отрада,
Если ты, бесн;я, заткнёшься.
Подожди, подожди, сколько надо,
И слезами веры зальёшься…
Блондинка: Может, я, пока вы не залились,
Расскажу о молчании личном?
Сосед: Начинай, пока не уморились
Веры вопросом жилищным.
Блондинка: У меня есть сестра-близнец –
жертва взоров, не то, что я,
Но ни один её тела чтец
Её душу не пролистал.
Потому сестра часто бледна,
Словно плёнка чувствительная,
Что на белосветной свободе
Оказалась по воле плоти.
Чувствую зависть к сестре своей…
Ваши укоры никто не звал!..
Просто ни звуков нет, ни болей
За серебристой гладью зеркал,
Там, где сестрёнка моя живёт,
Мира трёхмерного дикий плод.
Суетливый обрывок тьмы
У лодыжек моих лежит,
Точно сгущенные грехи,
Он ползёт за мной и молчит.
Порочный сыночек ночи
Волочится за юбкой везде,
Но только при свете чётки
Очертанья его на земле.
Да… мурз; под подол мне смотрит…
Зато в душу с укором не зрит!..
Ну, а зыркнет, чего мне проще,
Большей темью его размозжить.
Люблю закладок полосы немые.
Из творчества трамплинами торча,
Они от ногтя моего пружинят
И в книжный сон толкают из бытья.
Во сне том буквы друг об друга трутся,
Смысл воспаляя в бледности ума,
Но будит думка: «Только б не проснуться
аж на конечной с книжкою в руках…»
Мне мил осадок на дне хрустальном.
Мякоть сока средь звуков молчит,
Слизким илом лежит в бокале,
Палец сунешь, а там – крокодил!
Но как только взболтнёшь эликсир,
Жиделью разбавишь гущу,
Смешаешь низы и верхи,
Фен жажды горло иссушит.
И ты звучащий бокал,
Однородною жизнью полный,
Протянешь тому, кто мал –
по возрасту иль духовно.
Хлебнёт душонка житья,
Ударят в голову сути,
А разум градус ея
Огурцом солёным закусит.
Люблю шпилек я ропот хрусткий,
Когда носы об асфальт дёрут.
Не молчат, конечно, подружки,
Не молчат, но и не орут.
Может быть, худышки мечтают
Скрежетать где-нибудь в раю,
Только вряд ли там щеголяют,
Душам обувь не выдают.
И ломаются в дни суеты
Шпильки даже от мыслей блудных,
Что для хилых слишком грузны
с авоськами сытыми вкупе.
Жёны шпильки со злом поднимают
И на макушки мужьям наставляют.
Люблю я петли дверные,
Скулящие, как щенки,
Но больше люблю – немые,
Подмасленные голоски.
Когда какая-то дура,
Вползя червём в чужой дом,
Хочет чьего-то супруга
Чмокнуть в уста перед сном,
Подмазанные навески
От жалости не визжат.
Впрочем, страсти мольбы так вески,
Что они и без масла молчат.
Песчаная кашица дна реки,
Увязшие лодыжки, словно лодки.
Шаги по хладной гуще тяжелы,
Шаги предсуицидной идиотки.
Под пятками песок, как снег скрипит,
Глубокий звук, водою приглушённый,
Волна блудн;е лоно холодит.
Ах, где же ты, любовник водоёмный?
Грех неискупный поворачивая вспять,
Русалка неудавшаяся молча
К изменнику влачит свой крест опять,
Как псина пьяная, бредёт в пар ямы волчьей…
Люблю молчаливый песок
Под ногтями омытых ног,
Его частое там нахождение –
символ смерти и воскресения.
Люблю копать до белого песка,
Он белым остаётся в чернозёме,
Не видит и ни света, и ни сна,
Но как-то же обходится без слова.
Безмолвие его погребено
Под толщей сыро-рыхлой тьмы и мрака,
Живут они друг с другом уж давно,
Возможно, даже в ржавых узах брака.
Песок тот плотный, будто бы мышц;,
Которую тревога напрягает.
Боится белый – кто-нибудь, как я,
Покой его лопатой откапает.
Сигаретная изгарь мила,
Безропотный пепел седым
рождается от огня,
Ибо в страхе встречает мир,
Раскрошиться боится зазря,
Как дум добрых сырая щепа.
Огонёчек красный
В красных губах,
Истлевает страстно
Крепкий табак,
И душа дымочком
В небо течёт,
Терпка и порочна,
А в подземь не идёт!
Зола сигареты поскрипывает,
Держась сама за себя,
Но ноготь её спихивает
Куда-нибудь в никуда.
Тлену в тлен не грозит обратиться,
Будет вечно по жизни носиться,
Но тлен не ликует, молчит,
Тлен – настоящий мужик!
Люблю яблочки-погремушки,
Их сердечки так чудно бренчат,
Эти семечки, словно в ловушке,
Ждут, когда к ним проход проедят.
Лишь коснутся яблочек руки
Иль ручонки ребёночка,
Они тренькают, шлют всем звуки,
Мол, похрумкай немножечко.
Но жалеют сочную цацку,
Не жуют семян глухой плод,
Пока червь без звучной подсказки
Не прожрёт к сердцевине проход.
И тогда уж к ним свет попадает
Через грязный, склизкий тоннель,
Но сердечки фрукта смолкают,
Замолкают, как я теперь…
Наш юноша: Чёрт возьми!.. Да ты просто зверь!..
И если я тебя не перебил,
То потому лишь, что жалел твой детский мир…
Блондинка: Послушай ты!.. Морали фаворит!..
Звери рая детства лишены,
Не поверишь – не из-за войны,
Просто лишь людей оно ютит.
И не копай меня до хладного песка!
А то могилою пахнёт моя тоска!
Ты лопатой большого веса
Докопался до личного беса!
Наш юноша: Хорошо… ты не зверь… но детёныш…
Не дитя в шубке зла, а зверёныш…
Зверя в тебе надо умертвить:
словами – зла клыки заговорить
и благостным молчанием убить.
Да, я возьмусь геройство совершить,
Лишь только стоит мне заговорить…
Сосед: Так начинай, такую твою мать(!),
Людей на вечеринке воскресать.
Их мысли вяло плавают в вине,
А здравые – все розданы уже!
Давай-давай(!), быть может, и меня
до дыр побреет болтовня твоя,
И шерсть моя с души на пол падёт,
А щётка её в угол заметёт.
Не факт, что эти волосы сожгут,
И птицы их по гнёздам разнесут.
В тепле зверином вырастут птенцы
И станут воплощением красы,
И эта неземная красота
Нам души будет греть издалека.
Наш юноша: Я что-то в замешательстве пока…
Не знаю, кто лукав, а кто Лука…
О чём-то мы беседуем весь вечер?..
Я что-то не припомню… покалечен…
Сосед, брюнетка и: Наш разговор изодран и извечен,
блондинка Ты говори, и он тебя излечит.
Наш юноша: Кстати!..
Или некстати?..
Плевать…
Короче!..
Всё открыто и легкодоступно
У служанок и у принцесс.
Смаковать теперь стало трудно
И догадки и сам процесс.
Так вот… девушки…
ваши платьишки необычные
откровенны до неприличного…
Почему?..
Брюнетка: Мы красотою отмечены!
Блондинка: Добавить к этому нечего.
Наш юноша: С бабочками… с радугой… с цветами…
с ними красотища, а не с вами!..
Красота – чиста и сакральна!
Красота – несексуальна!
Вы кому-то всё нравитесь, нравитесь…
молодитесь… пока не преставитесь…
Молодиться начнёте!
Всё переберёте,
Когда ваше благоухание
Вынюхают носы,
И засмердят увяданием
И тела, и мечты.
Будете под старость молодиться,
Бо Сексуальность седины боится.
Неужель не блюёте вы
От своей ежедневной красы?..
Да, где царит Нескромность,
Есть некая обречённость…
Вы идолу поклоняетесь!..
Имя ему – Сексуальность!..
Без Сексапильности
Не бывает стильности!..
Прощают псы и суки
друг другу аморальность…
но нету и потуги
простить асексуальность…
Господи, задумайтесь…
Господи, одумайтесь…
Как назло,
Последнее обвинение юноши
Прозвучало сексуально,
Но слушатели подобиделись,
Признав тем самым
Свою животность.
Наш юноша: Сексуальность дала вам всласть
Над мужскими либидо Власть!..
Кто за Властью подол понёс?!.
Вседозволенность и Разнос!..
Эти два озорных пажа
От Жестокости без ума…
Поэтому
в глазах бесовских невест
Таится зловещий блеск…
Потому Сексуальность так смачно
Красит очи вам тушью мрачной…
Приказывает она
Возбуждать других и себя…
Брюнетка: Разве делаем подлое что-то…
Блондинка: когда возбуждаем кого-то?
Блондинка вульгарно развалилась
На невозмутимом диванчике.
Юноша отвернулся,
Но не без труда.
Наш юноша: Зачем провоцировать тело?..
Оно ведь и так без предела!..
Мелькаете всюду, мелькаете!..
От духа людей отвлекаете…
Брюнетка: Пускай не смотрят!
Блондинка: Пускай не смотрят!
Наш юноша: Это всё ровно, что…
средь голодных на паперти сесть,
жрать и требовать в рот не смотреть!..
И монаху кроткий взгляд направить ниц
нелегко при появлении девиц…
Бесёнок плоти… сатана соблазна…
родство друг к другу тянет их ужасно!..
Бес растворён в субстанции души…
себя не отличить от сатаны…
Дьявол хитёр и неистов
И в грубостях, и в изысках…
Нет, дела его – не дурачество,
Раз такое высокое качество…
Падла!..
Брюнетка: Ты какой-то региональный.
Блондинка: Ты какой-то неактуальный.
Наш юноша: Актуальный,
Значит, временный,
А я – вечен!..
Сосед: Совсем покалечен…
Наш юноша: Да я просто прошу у вас…
Брюнетка: Бери же!.. Бери без робости!..
Блондинка: Раз мы – остальных постыднее!..
Наш юноша: Скромности дайте мне… кротости…
Тогда душа очевиднее…
Девки дружно
Показали юноше
Недружелюбные жесты –
и наши, и заимствованные.
Наш юноша: Короче…
нарядами такими некрасиво…
да и опасно Похоти дразнить…
А если ты кого-то возбудила,
То будь добра и удовлетворить!..
Брюнетка: …
Блондинка: …
Сосед: Стоп!
Не время таким разговорам,
Запахло хмельным перебором!
Поэтому подытожу!
Женщинам
похотливые взгляды мужчин
милей равнодушных мин.
Девицы невинно кивнули.
Сосед: А что касается шмоток, браток, то
поверь, среди мужчин есть остолопы,
которых возбуждают даже робы,
поэтому
пусть телеса полуприкрытые сверкают
и тошноту у наших Вкусов вызывают.
Девушки возмущённо переглянулись,
А наш юноша остыл.
Сосед: Ну ладно!
Хорош говорить о былом,
Продолжим болтать ни о чём.
Сосед уставился
На отрешённость нашего юноши.
Наш юноша: А-а!.. Да, точно…
О безмолвии срочно…
Моя очередь, так сказать,
О молчании не молчать…
М-м-м-м-м-м-м…
Ц…
Э-э-э-э-э-э-э-э-э…
Люблю, когда с виной душа
Совестью месится, как тесто.
Совесть безмолвна и бела,
Словно невинная невеста.
Та белизна, как снег в горах –
в зеницы нестерпимо светит,
И, если вы не при очках,
Она вам в зренье метко метит.
Только очков у вас полно:
разбитых, розовых и чёрных.
Святое Совести светло
Сгорает яро в душах мёртвых.
Но в ком-то бель сменяет чернь,
И Совесть с Духом долька к дольке
Летят под солнечный венец,
И сам Господь кричит им: «Горько!»
Дивлюсь покинутых детей
молчаньем мудрым, словно Слово.
Жалейка ностальгии, блей – не блей,
Не станешь жальче
Глаз без крова.
Хрупки их взоры, как графит –
от слёз безвкусных сыроватый,
Они лишь тронут чей-то вид,
Как под ноги крошатся сразу.
И ходим мы по взглядам тем,
Ни об один не спотыкаясь,
Ну, а они, став Временем,
Подошвы стрелками дырявят.
И чем дольше дети молчат,
Тем сильнее Совесть орёт.
Оправданий вонючий кляп
Трубный рот уже не заткнёт!
Я обожаю Прозрение.
Это, как вынырнуть из дерьма,
Или во время затмения
Солнце протереть платком в слезах.
Когда Мысли в лохмотьях твои,
В ветоши заурядности,
Идут, просят милостыни
у блатной Гениальности;
Когда Думы рядятся в
маски аляповатые,
Чтобы скрыть свои рыла и
фингалы, правдой поставленные;
Когда
от твоих повседневных Дум
в жарком мехе матёрых грехов
На дыбы встал Пегасов табун,
Несущий …новения вдох..,
Возникает Прозрение,
Будто в детстве подарок под ёлкой,
И трепещет такое ощущение,
Что тебе, взрослому, в день рождения
Подарили живого котёнка.
С себя Мысли снимают всё
Перед зорким Прозрением,
Как Река свои латы льдов
перед робким Апрелем, и
нежно сушит он бледным оком
её лишние пресные прелести,
а она послушным потоком
извивается, бестия, бестия!..
Ой, да я… кажись, не туда…
Не туда… не туда завернул…
Сосед, брюнетка и: Не твоя это, братка, вина,
блондинка Не в твоих руках жизни руль.
Наш юноша: Да, так вот, про Прозрение…
Про Прозренье… Оно молчит,
Ну, а тот, в ком хоть тень его,
От радостной грусти кричит.
Божье зеркало сопровождает
Божью тварь, пока та не – того…
Каждый грех её отражает
Посер;бренное стекло.
Отражениями напичкав,
Ангел зеркало то прибьёт
На двери с золотой табличкой
«Тишина! Страшный суд идёт!»
Перед зеркалом с хитрой рожей
прихорашиваться в прихожей
будет грешник, не понимая,
откуда щетина такая…
А я…
я безропотного Раскаяния
люблю родные уста…
Ему жаждешь отдать на заклание
всего себя до куска!
И пусть Воспоминанья осуждают
меня, как трибунал еретика!
Пусть Совесть приговор мне зачитает!
(в нём сроки мук – на миг и на века).
Я разобью(!) об пол средневековый
свои пустые чашечки колен…
пусть душеньки… обиженные мною…
продлят мой срок… ещё хотя б на день…
Но хотят, хотят мне бесы всучить
Вместо кары оправдание своё…
Дайте мне хотя бы нахлобучить
Красоту неотвратимости её!
В мире, где царит сатана,
Нет сильней наслаждения,
Чем глядеть со слезами на…
на раскаянье грешника…
Точно ручки перьевые,
Церковные свечи стоят,
Чернильницы их пустые,
И подле листки не лежат.
А всё потому, что пишут
они благодатным огнём,
По возДуху еле слышно
скрипят восковым концом.
А Дух пробирает души,
и на них сонм молитвенных букв
огнём проступает, и тут же
их Совесть читает вслух.
Свеча, коль её не задуют,
Испишется до корней.
Люблю, люблю я немую
жертвенность слышных свечей.
Бушующие души прихожан
Из бурдюков невозмутимой плоти
Выплёскиваются через глаза,
Кляксами метя половые доски.
Но быстро сохнет горькая их муть
Под нимбами, парящими повсюду,
И всего сущего живительная Суть
На волны душ пускает веры шлюпку.
Её весомость душегубный шторм
Пригладит, как отлёжанные кудри,
А после шлюпка вдруг всплеснёт веслом,
И капли упадут на струны гуслей,
И Совесть в рай отправится на судне
Под звуки белокрылых голосов,
Но воротится с первым же грехом.
И это всё – в церковной тишине,
В сакральном разговоре падших с Богом.
Я обожаю тишь наедине,
Безмолвие глаголет громче Слога.
Безмолвие монашек я люблю.
О чём они молчат или мечтают?..
Быть может, кто-то в сердце суету
зажал и к голове не подпускает.
А может быть, да и скорей всего,
Никто покой сердец их не тревожит,
Окромя Бога, Бога одного,
Но этот трепет душеньки не гложет.
Он радостный, он скорбный, он живой,
Он нежно содрогает бутон сердца,
И ни один из белых лепестков
Не упадёт под ноги от щипков
Гадающего на любовь Сомненья.
Люблю икон исконный тихий дух
с отцовской теплотою вперемешку,
Лики святых, исполненные мук,
Не писаны, а замерли навечно.
Но, может быть, когда-то на земле
Настанет что-то… что-то вроде рая,
И Богово с икон сойдёт ко мне
или к тебе, иль к ним, иль к нам, не знаю.
В слезах (они
уже будут легки)
Святые улыбнутся наконец-то,
Мы к ним протянем длани, как платки,
И все впадут в безвременное детство.
Без ропота терпение Христа,
Гонимого оравой на Голгофу.
Касаются креста наши уста
И отлипают, мазанные кровью.
Распятый злом Иисус Христос лежит,
Как будто бы на жизни перекрёстке,
И до сих пор юдоль наша болит,
Ведь в судьбы вбиты нержавеющие гвозди.
Баграми прёт нас греховой барон
во все бока, у Господа воруя,
Но в каждую из четырёх сторон
Христос собой дорогу указует.
Люблю рукопожатие врагов,
когда Вражда седая – безответно
влюбилась во враждующих «щенков»
и с Дружбой делится по-девичьи секретом.
Слова вины с дыханьем сосунков
Летят друг к другу, сталкиваясь нежно,
Прощенье в Отпущение грехов
Неслышно превращается, заветно,
И они, плюхнув на условный пол,
С глаз уползают в щелины бесследно.
Люблю, когда по лестнице Душа
взбегает, спотыкаясь от волненья,
Бежит из пяток в комнату Ума
И среди книг целует Его щедро.
Затем Она, сгустившись от стыда,
Как крышей, накрывается Заветом,
А Ум в учебник лезет за советом,
Не ведая, как быть с Душевным «Да!».
Но книги не помощники в таком,
Влюблённые безмолвно расстаются,
Но каждый миг Ум ждёт Души подъём,
Чтоб снова тишины её коснуться.
Насыщенные тишью небеса
Словами волю тверди не волнуют,
Нависла бессловесная краса,
О нас до посинения тоскует.
Из рая к нам живую воду льёт,
И манны крошки пышные ссыпает,
Но люди с лиц стирают Божий пот,
А сам он никогда не высыхает.
Талдычить о молчании легко,
Всё рано или поздно замолкает,
А тяжело… до смерти тяжело
молчать, когда заблудшие болтают…
Сосед: Занавес?
Наш юноша: Что?..
Сосед: Я говорю: это уже концовка
или ещё будет шлифовка
шероховатых утверждений
и таких же сомнений?
Наш юноша: Это была развязка
Моего монолога и узлов смысла.
А, проще говоря, наша общая маска
От Добра получила в грызло!
И-и-и, я надеюсь, моя внутренняя сила…
вас наполовину воскресила…
Сосед: Ты меня извини, браток,
Видно, я не допил чуток,
А с трезвой Совестью, так сказать,
Как-то стыдновато воскресать.
Брюнетка: И меня ты прости, симпотный, –
подустала я… Так что можно
мне сначала поспать, отдохнуть,
а потом уж воскреснуть… когда-нибудь?..
А то итоги Усталость
драматизирует малость…
Блондинка: Я к ним тоже присоединяюсь…
и перед тобой извиняюсь…
Я пока воскресать не берусь…
я пока воскресать боюсь…
Я пока по земле поскитаюсь…
дерьмом в дерьме поваляюсь…
Мне, такой полудохлой,
не будет от этого тошно…
Наш юноша: Ладно… дохните…
Только не в моей комнате!..
Сосед: Не дави ты на нас,
Самому – в первый класс.
Наш юноша: Я хочу из вас, как из тюбиков,
Выдавить месиво злостное!..
Брюнетка: Пока не прорезались зубики…
Блондинка: опасно въедаться в твёрдое.
Брюнетка: Твои речи чисты, но фальшивы…
Блондинка: а подтексты порочны, правдивы.
Сосед: Одни – думают победить искушения,
Другие – сдаться им,
А третьи – проиграть им.
Третьи – самые опасные,
ибо – мутные.
Ты – из таких.
Наш юноша: …
Брюнетка: Чтоб тебя выносить…
Блондинка: нужно тебя любить.
Брюнетка: Но вот на любовные сцены…
Блондинка: нам не дали ангажементы.
Наш юноша: Да вы… д… да вы…
У вас длинные носы!..
Брюнетка и: А у тебя – язык.
блондинка
Наш юноша: …
Чёрно-белые девы
Покинули парней
Со своими тайнами,
Завуалированными искренностью;
Тайнами,
За которыми таилась
Нагловато-недоступная Пустота –
приз для настойчивых воздыхателей,
настойчивых до мстительности,
мстительности за недоступность.
Быть может, в девах,
Таилось и ещё нечто,
Помимо Пустоты,
Однако это «нечто»
Было чем-то не тем,
Не тем, чем надо,
А значит – той же Пустотой.
(Люди, в которых нет ни капли
чего-нибудь небесного,
полны Пустоты.
Бойтесь влюблённой в вас Пустоты(!),
ибо влюблённая Пустота –
это влюблённое Безумие,
а влюблённое Безумие –
это влюблённое Зло).
Разгорячённые девы ушли,
Как сексвозбуждение
Без предохранения,
И разбрелись по стылым постелям.
Разнополая четвёрка
Даже вспомнить забыла о том,
Что её винный союз
Изначально подразумевал
Малопроцентную надежду
На животную нежность
Со всеми её
рыками,
брыками,
укусами
и вскриками.
И дело было даже
Не в исповедных пассажах,
Не в половых вкусах,
Не в усталых музах
И не в мужской вялости юношей.
Просто никто из честн;й четвёрки
Никогда не занимался любовью –
даже с самим собой,
Ибо никто из четвёрки честн;й
Себя не любил.
Видно, поэтому все они
Были так образно осведомлены
Об издёвках неразделённой любви.
Наш юноша: А ты, почему ничего не рассказал…
и даже не сбрехал?..
Сосед: Про что? Извини за непонимание.
Наш юноша: Про молчанье, сосед, про молчание!
Сосед: Не успел. Ты же слушательниц страшно
попросил покинуть обитель нашу.
И меня бы вышвырнул следом,
Не будь я твоим верным соседом.
Наш юноша: Ты меня, соседушка, прости…
И вот в этой дуэтной тиши…
о молчании своём всё расскажи…
Сосед: Тс-с-с-с-с-с…………………………
Когда чумные юноши
Выключили приставучий свет,
Воздух в комнате,
Плотно нашпигованный
Пьяно-парфюмерным духом
Залётных юниц,
Сплошь покрылся копотью тьмы.
В башках работали
Какие-то трансформаторы,
Регулирующие напряжение
Многолюдных дум.
Однако с мыслью нашего юнца о том,
Что у него украли самоуверенность,
А заодно и пастилу наивности,
Не мог справиться даже гудящий аппарат.
Иностранная ночь престранная.
Она, подобно анестезиологу,
Раз за разом поднимает тебе
Сонные веки,
Но не для того,
Чтобы проверить
Твоё самочувствие,
А дабы подсмотреть
Твои сокровенные сны.
Чужеземная ночь,
Точно цензор,
Приземляет,
Затемняет
И, словно желчью, разъедает
вкусные сны
об Отчизне,
о родине,
о родных.
Иностранная ночь страстная.
Не имея плотских прелестей,
Она отдаётся
Глазам гостей
За пару предательских мысл;й,
Будто вербовщица.
Утром после такой бессонной ночи
Невыносимо режет очи…
Проснувшись заграницей утром,
Тебе кажется,
Что ты очнулся
В самом центре
Паркетной залы
Прямо во время
Утреннего бала.
Иноязычные Звуки и Запахи
Кружатся вокруг
Твоей головы,
Но и не думают
Приглашать на танец
Белорусские Мысли с перегаром;
Мысли юные и похожие
На прыщеватых малолеток,
Ютящихся у подножия
Подиумов для старших сестёр,
Чтобы через пару-тройку лет…
нет, не заменить их своей красой,
А смекнуть,
Что на подиум карабкаться не стоит,
Ибо быть выше высокого
Можно и внизу…
Перед завтраком
Наш юноша решил
Смыть с себя
Едкий пот ночи.
В отеле прозябал
Пустынный двор,
Который был
так старательно прибран,
Что это Бореем бросалось в глаза
И даже становилось навязчивым
до тошнотворного отвращения,
возникающего при обнаружении
пятен от чьей-то пятерни
на розовом стекле твоей наивности.
Во дворе,
Судя по ярусам ветвей,
Уже много лет столбенели
Вечно моложавые
берилловые ели,
Которые Природа
Щедро увешала продолговатыми,
Словно лакированными, шишками.
Ели были ершистыми
Из-за потери уже при рождении
шансов хоть когда-нибудь
разукраситься на Рождество
неуклюжими детскими ручонками.
Так вот, среди этого
замершего хоровода елей,
Густо заросших
гибкими иглами,
Важно возлёг
ванной для Атлантов
Многометровый бассейн.
Пока обнажённый юноша
Чапал по шершавой плитке
К волнующему краю бассейна,
Венгерская Утреница
Жадно облапала
стылыми ладонями
Мускулистое тело белоруса,
Да так, что того взяла дрожь.
Наш юноша
Хищной чайкой пропорол
Незаметную лазурную гладь бассейна
В надежде схватить
клювом любопытства
Скользкую иллюзию
Собственного буржуйства,
Но,
пропузырив утреннюю ледяную воду,
Ударился мордой
О синий кафель,
Который своей синевой
и пропитывал бесцветную жидкость,
Наделяя последнюю
Небесной внешностью
морей и океанов.
Вынырнув из иллюзии,
Юноша стоял по пояс в воде,
Сплёвывая и высмаркивая оную
в раздражённый бассейн.
Правда, некоторые,
Особливо ползучие
«лазурные» капли
Всё-таки скатились в желудок
При помощи глотательного рефлекса,
Не обладающего художественным вкусом.
Но ничего,
Горло перед острым завтраком
Было смочено до першения…
Столовой водою погасив в желудке
угли переперчённых кусков мяса,
Белорусские туристы
Поехали на экскурсию в Будапешт.
Амортизаторы автобуса
Пару-тройку часов
Тщетно укачивали
Туристское Перевозбуждение,
Которое, не успев появиться,
Жаждало упокоиться
В какой-нибудь усыпальнице
Какого-либо собора,
Предварительно умалившись
В магазинах и барах.
Вторая часть названия
венгерской столицы
Встретила белорусов
Цепным мостом,
Начало которого
Охраняла пара
львов без языков.
Видимо, рычать приветственные речи
каменные звери
не собирались ни в жизнь!
Мало того,
Они даже не ожили,
Когда автобус
с белорусскими гостями
Несмело въехал на мост,
Что вполне мог бы служить
и взлётной полосой,
И если не для самолётов,
То уж для мечтаний – точно.
Массивные цепи моста
До возгласов приковали
Рассредоточенное Внимание туристов.
Далее автобус
Плавно въехал
Под первую мостовую арку,
Возможно, похожую
на окаменелую гигантскую подкову
для великанов-кентавров,
Которые, нахлебавшись до бульканья вина,
Обивают копыта,
Дионис ведает, о какую брусчатку.
Под мостом медленно двигался
Задумчивый Дунай.
Он еле сочился
В плотный небостык
В надежде вытечь
Где-нибудь на Ближнем Востоке
И впасть в сам Иордан.
Небо и Дунай
Были почти одинакового цвета,
Цвета померкнувшей стали
ровных мечей
И изогнутых сабель.
Сам Пешт
Выглядел изящным
И даже по-кондитерски хрупким.
Город был пепельным,
Словно на него случайно
Рассыпали чей-то прах…
Пассажиры вышли из автобуса
И, казалось, вдохнули в себя
Весь воздух
Вольной Европы,
Но та даже не издала
Маломальского хрипа.
Дух Пешта
Был с примесями
разных запахов.
Он вобрал в себя
Пресную влагу
Прекрасного Дуная,
Который делился ею нехотя
из-за самовлюблённости;
Вобрал вяжущую жидель вина,
Что покрывало
красноватым флёром
Заоковое пространство;
Вобрал запах
Женских кожаных сумочек
И мужских портмоне,
В коих находилось
Всё необходимое
Для соблазнения и самоунижения;
Вобрал цыганское амбре,
Пьянящее неизлечимой свободозависимостью
И хронической праздностью,
Пьянящее до желания
петь и плясать;
Вобрал благоухание
Детского дыхания
Во время созерцания детками
Чего-то редкого, чудного,
Которое с возрастом по-паскудному
Оказывается фиглярством
Или лукавством.
На земле
Пассажиры сразу разделились.
Одни – побежали обменивать
доллары на форинты,
Другие – поволоклись
за хитрющим экскурсоводом,
А наш юноша,
Несмотря на его несовершеннолетие,
Был отпущен
В свободное хождение
По буржуйской столице.
Со всех её сторон,
(в том числе и из-под плиток
с плотными и ровными стыками)
На нашего белорусского парня
Со снобизмом пёрла
Сливочная Роскошь;
Пёрла с той лютой беспощадностью,
С которой ржавый миллиард
населения планеты
Мечтает попереть
на миллиард золотой.
Если бы не бомжи,
Которые собственным присутствием
Немножко приглушали
Зарвавшуюся Роскошь,
Она бы выдавила из парнишки
Агрессивную зависть,
Как медсестра
кровь из хладного пальца.
Свет, который днём
горел в бутиках,
привлекая внимание прохожих
к неоплатному эксклюзиву,
Казалось, был куплен у Ра
За пару-тройку золотых пирамидок.
Глядя на этот свет,
Создавалось впечатление,
Что аквариумоподобные бутики
Доверху наполнены
Топлёным маслом
высшего сорта.
За прозрачными стеклищами кафе
У всех на виду жевали люди.
Прохожие отворачивались от посетителей
из-за приличия,
А посетители отворачивались от прохожих
из-за презрения.
Всё вокруг было таким
красивеньким и аккуратненьким!
Юноше даже показалось,
Что его превратили в лилипута
И впустили в игрушечный городок,
Сделанный специально
Для какой-нибудь инфанты.
От этого всего, всего, всего
Даже у лепных рыл
на фасадах зданий
Были разинуты рты.
Еле ощутимый склон,
Угодливо облегчая движение,
Заставил ноги белоруса
Быстро идти
В каком-то одном направлении.
Наш юноша: Здравствуйте, ваше высочество,
Свобода от одиночества!
Ты слышишь, довольная Воля?!
По-русски не шпрэхает… что ли…
Увлёкшись переулками,
Как писатель откровениями прототипа,
Парень очутился
На какой-то тупиковой улочке,
Очутился на пару с тревогой пловца,
Заплывшего далеко за точку возврата.
Улочка была витиеватой,
Как первая фраза
Неопытного юнца
во время знакомства со стервой.
Улочка была
Замкнутой,
Уютной
И пустынной.
Даже сквозняк не ласкал её,
Поэтому она не проветривалась
И имела давкий запах прели.
Улочка была тесна
Для чувства свободы,
Но весьма просторна
Для зачатия несбыточных мечтаний.
И в тесном лоне сомнения
Превращалась (с Чудом – на «ты»)
Избыточная энергия
В несбыточные мечты.
Тяжёлые домишки
Были пропитаны тенью, как загаром.
Они казались живыми,
Ибо их мнимую одушевлённость
Не с кем было сравнить.
Днём в незанавешенных окнах,
Смотрящих друг на друга
поверх юной головы,
Никого и ничего не виднелось.
Безлюдье было любопытнее людей.
„Эх, стать бы
на крыло, на стремянку, на столик,
Хоть на цыпочки, ё-моё(!),
И увидеть в частной юдоли
Что-то общее, что-то своё…”
Два прищура взор навострили,
Окунулся в омут окна,
Словно в небо, что на разрыве
«завтра» и «вчера».
„Но где же узнаваемые тайны?
Может, – в неуловимой отлике
между бытом и бытием.
Может, тайны – в самой стеклине.
Иль – в следах помады на ней…”
Застеклённая беспросветность
Казалась глубокой,
Как Марианский желоб,
Насыщенной, как чифир,
И манящей, как Отечество.
От доньев до неба бездонья –
вся Родина юноши ныне
ютилась в своём гражданине,
Страну он зрел словно спросонья.
И вроде бы Родина рядом,
И н; перед, а под глазами!
Но ей с подсознательным адом
тесниться грешно в плотском храме.
Отчизны раздол угловатый,
ох, тяжек для памяти рваной,
Былое роняет богатый
юнец, ностальгиею пьяный.
И!
Чешет голову странник наш юный,
А над нею какой-то колдун
Мыслей нити и времени струны
Пятернёю сбивает в колтун.
За грудиной тоска леденеет
В незнакомой до боли среде,
А в кармане рубахи потеет
Беларусь на бумажном листке.
Не стряхнуть ей чернобыльской пыли,
Даже черти там заражены,
Радиация даже в могиле,
Только совесть и мысли чисты.
Но!
Идти с белорусскою Смертью
в обнимку до рая иль ада
милее, чем жить по-соседству –
в периоде полураспада.
Уж лучше в компании мерзкой
Среди земляков и землячек
Калекой валяться в мертвецкой
В цвету обнажённых болячек.
Наверное, стало бы легче
юнцу в бане исповедальной,
Но некому, негде и не в чем
покаяться в месте астральном.
Бездомного юношу Богу
вселить бы в сундук погребальный,
Но КЛАДУ такому не впору
Чужбины могильные грани.
Видение встречное снова
На зыбких устах предлагает
Дыхание дома родного
из дв;ри, распахнутой настежь!..
Неожиданно
Мимо нашего парня
Прошмыгнула прошмандовка,
Появившаяся чёрт знает откуда.
Прошмандовкой она казалась
Из-за кричащей подспудной готовности
На разврат без радости, но за доллары
или по курсу – за форинты.
Запах дешёвых духов,
Дезодоранта,
Геля,
Сигарет
И жвачки
Поманил желудочный сок заблудшего наружу.
Раз за разом сплёвывая,
Юноша, тем не менее,
Почему-то пошёл за девицей,
Вернее, его за ней что-то потянуло,
Что-то гадкое и сладкое,
Рабское и барское,
Злобное и загробное,
Утробное и подлобное.
Всё это,
Казалось, болтается у юнца
где-то на животе
писаной торбой,
Набитой тяжеленным воздухом,
И тянет его
Вперёд и вниз,
От чего он
Даже споткнулся.
Костлявая, как левретка, девка
Не ускорила шаг,
Но и не усмирила его,
Ибо её инстинкт самосохранения
Всё ещё зиждился
Где-нибудь в кошельке.
Каблуки прошмандовки
Опасно скользили и подкашивались
На панцирях брусчатки,
Отполированной чьими-то подошвами,
Как паркет.
Пару раз юный волокита
даже ойкнул,
И девушка стала
цокать аккуратнее.
Цокала, цокала, цокала, цокала,
Цокала, цокала, цокала, цокала,
Цокала, цокала, цокала, цокала,
Цокала, цокала, цокала, цокала…
И тут(!)
она так же внезапно остановилась,
Как и появилась.
Резко, со скрежетом развернувшись,
Словно желая застать
кого-то врасплох,
Прошмандовка стала мученически ждать,
Пока похотливый турист
Дойдёт до неё,
Как стыд до постыдства.
Юнец испугался
И стал медленно
приближаться к «тёте»,
Как провинившийся ребёнок
К разъярённой родительнице.
Прошмандовка: Quickly, quickly, mother-fucker!
(Быстрей, быстрей, такую твою мать!)
Хриплый приказ прозвучал гулко.
Парень внутренне возмутился,
Но, ускорив шаг,
Выполнил требование девки,
Подобно подчинённому,
Который гордо повинуется
одинокому начальнику-самодуру,
Потому что его жена –
мать-героиня!
Приблизившись к девице
На расстояние плевка,
Белорус стал брезгливо
прикасаться к ней взглядом.
Девка делала с чужаком то же самое.
Безмолвие стало между ними
Отсыревшей бумагой.
Девица была обута
В чёрные туфли,
Обшарпанные, как стены по бокам,
Одета в чёрные расклешённые брючки-стрейч,
запыленные внизу,
точно чемоданы,
И в чёрную кофточку-стрейч
С воланами на локтях,
увядшими, словно цветы на могилке,
И с декольте,
Что оголяло костлявую грудину.
Чёрные волосы девушки
Свисали мокрыми кистями занавесок.
Глаза «гурии»
Были так черны,
Что казалось,
В них вкололи по капле чернил.
Даже кожа девушки
Была грязновато смуглой –
потный шоколад кожи.
Если бы не красные
Сумочка,
Ногти
И губы,
Могло б показаться, что…
Прошмандовка: Do you speak English?
(Ты говоришь по-английски?)
Наш юноша: Perfectly.
(В совершенстве)
Прошмандовка: Are a tourist?
(Турист?)
Наш юноша: Yes.
(Да)
Прошмандовка: Where are you from?
(Откуда?)
Наш юноша: From Belarus.
(Из Беларуси)
Прошмандовка: From Russia?
(Из России?)
Наш юноша: No, from Belarus!
(Нет, из Беларуси!)
Девушка посмотрела на белоруса,
Как на гуманоида.
Прошмандовка: Where is it?
(А где это?)
Наш юноша: In the very centre of Europe.
(В самом центре Европы)
Девушка подтянула к шее
Ремешок на покатом плече,
Ремешок своей красной сумочки.
Прошмандовка: We are blathering in the centre of Europe now!
(Да мы уже в самом центре Европы трендим!)
Белорус огляделся как человек,
Чудно очутившийся
в чужом подсознании.
Наш юноша: I doubt.
(Сомневаюсь)
Прошмандовка: Fuck, there is a centre of Europe!
(Блин, там центр Европы!)
Девушка,
Продырявив острым пальцем
Спёртый воздух,
Указала в сторону роскоши,
Которая просматривалась оттуда
Только в воображении.
Белорусу стало жалко патриотку.
Наш юноша: Yes, in fact.
(Да, центр Европы там – по факту.
But I mean this by the map.
Но я имею ввиду центр – по карте)
Прошмандовка: А-а!
Наш юноша: …
Прошмандовка: Do you have money?
(Деньги есть?)
Наш юноша: Yes, I have.
(Имеются)
Прошмандовка: How much?
(Сколько?)
Наш юноша: Here you are.
(Вот)
Белорус гордо вытащил из кармана
Мятую десятку долларов.
Прошмандовка: And that’s all?
(И это всё?)
Лицо девицы помялось,
Как зелёная бумаженция.
Наш юноша: Мг.
Прошмандовка: Are you sick?..
(Ты что, больной?..)
Девушка отпрянула от иноземца,
Как слюна от раскалённого утюга.
Наш юноша: I’m extremely healthy.
(Я очень даже здоровый)
Из девки вырвался венгерский…
Прошмандовка: Так тогда какого рожна
Ты мне Сашку суёшь одного?!
Неужели же я должна
Низко пасть пред тобой за него?!
Да за десять Жориков я
Сигарету в рот не возьму!
А ты ждёшь, чтоб моя семья
Мною жертвовала за тьфу!
Белорус ответил венгерке
На альфельдском диалекте…
Наш юноша: Да если меня от тебя
пока не стошнило, то
потому лишь, что ваша еда
уж не палит моё нутро.
Чёрт(!), я после вашей еды
Голодный, как после войны(!)
с агрессорами бесноватыми…
и их философией аховой…
Да-да-да!
Именно «да»!
Жрать хочу, как после войны!
У вас была она тоже.
Только вот воевали вы
на её стороне. О, Боже!
Что я делаю здесь перед ней,
Перед рвотной девицей сей,
У которой вместо очей
Дырки чёрные без души?!
Что жалеть в ней обязаны мы?!
Мадьярка
С располагающим к себе возмущением
Обратилась к белорусу…
Прошмандовка: Ты откуда, лютый шутник,
Знаешь мой венгерский язык?
Наш юноша: А что тут знать…
Мадьярка прокашлялась так,
Точно прочистила дуло.
Прошмандовка: История любит воспоминания.
Вспомни Венгерское восстание.
На чьей стороне тогда
Воевали советские войска?
На стороне Войны освобождающей
Или Мира порабощающего?!
Наш юноша: …
Прошмандовка: И раз тебя от меня чуть ли не рвёт,
Чего же ты крался за мною, как вор?!
Наш юноша: Чёрт его знает…
Прошмандовка: Все так говорят.
Будто бы из кобуры,
Мадьярка достала
одной рукой из сумочки
Длинную коричневую сигарету,
Похожую на винтовочный патрон,
И стала готовить его
К воспламенению.
Подготовила.
Воспламенила.
Наш юноша: Тебе уж не надо спешить?
Или больше не хочешь грешить?
Девушка втянула первый дым
Вместе с давнишними щеками.
Прошмандовка: Никуда грех от нас не сбежит,
Потому что он в нас сидит.
Дурманящая терпкость
Мятной сигареты,
Казалось, завладела кислородом
на многие метры.
Белорус натянул на нос
свою рубаху,
Словно ковбой платок,
Но не только потому,
Что не переносил
Дым сигарет,
Просто он
Не хотел вдыхать то,
Что находилось
внутри девки.
Она, заметив это,
Ткнула сигаретой в стену,
И та смялась,
Точно червь.
Прошмандовка: Ну, как тебе в нашей Отчизне,
Мой условный восточный друг?
Наш юноша: Полной грудью дышу на чужбине…
Но душа задыхается тут…
Экхэ-экхэ!..
Прошмандовка: А моя вроде бы
Задыхается от родины…
Хотя нет, я, наверно, вру…
или думы мои в дыму…
У девки затряслась
Вороная грива.
Наш юноша: За вопрос простишь или нет,
Но скажи, тебе сколько лет?
Прошмандовка: Мне вопрос этот задаёт
Только всякое там старьё.
Наш юноша: …
Девка плюнула вбок,
Словно сплюнула кость.
Прошмандовка: Семена!.. семена!.. семена!..
Их не впрыскивают деды…
а сосут из меня наив…
без конца!.. без конца!.. без конца!..
Сосут меня и мутузят…
ни сплюнуть… ни продохнуть…
Боюсь… в запале откусят
только-только подросшую грудь…
Наш юноша: …
Прошмандовка: Нет, не юность свою дедки
сосут между ног моих…
матерными ртами…
с гнилыми зубами…
Юность их устарела, всё!..
воскресает не для чего!..
мою новую им подавай!..
пока передовая она…
Перед сдохом жаждет старьё
попрощаться с грядущим, но
невдомёк детворе седой,
что грядущее – за спиной.
В общем,
подавят молодой виноград
по-старинке пятками потными
и – в семью во хмелю, а от нас
остаётся… мезга… тошнотная…
Белорусу стало жалко девушку,
Но эта жалость
Была, так сказать, непродуктивной.
Наш юноша: А я вовсе не так уж млад,
Как казалось на первый взгляд.
Прошмандовка: А тебе сколько лет? Лет сто?
Наш юноша: Да поболе, наверно…
Прошмандовка: Что-о-о?!
Нет, ты всё же, пацан, больной…
Наш юноша: Так когда день рожденья твой?
Прошмандовка: Да ровесницей буду твоей,
Плюс-минус тысяча дней.
Наш юноша: А зачем опустилась в блуд,
На верху ведь ждёт Страшный суд!
Прошмандовка: Со мной там будет веский адвокат…
мой… мой неизлечимо хворый брат!..
А абсолютно сделаться невинной
Поможет мне Мария Магдалина!
Если б я не пошла на панель…
меня б Совесть загрызла, поверь…
Наш юноша: …
Прошмандовка: Раньше,
В пору моей
юности ещё не убиенной,
До того как стала приставучей,
Я была и неприкосновенной,
Нежною, горячею, болючей,
Будто бы от первого соблазна
Ссадина на теле неумелом.
А сейчас…
мне уже не больно… и не грязно…
даже и молюсь я между делом…
Наш юноша: …
Прошмандовка: Пока я улыбаюсь умилённо
Улыбкою наивного ребёнка,
Я девственна, чиста и непорочна!
И пусть меня не кличут ямой сточной!..
Наш юноша: Но ты, прости меня, уж не ребёнок…
Ещё не бес ты, но уже бесёнок…
Прошмандовка: …
В белорусе кашлянула Совесть.
Он спросил, как врач…
Наш юноша: Ну, а вместе с ядом гадов
В тебя капает услада?
Прошмандовка: А-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Это платный вопрос, но я
на него тебе отвечаю:
удовольствия не получаю.
Это потребители мои –
Эроса рабы.
А я аж с детства –
в ногах дяди Сэма.
Тогда и по рукам заскользила…
как в общественном туалете мыло…
Но я знаю себе цену!..
Я – непринципиальная принцесса!..
У ног моих – и свита, и повеса!..
Наш юноша: Между ног…
Прошмандовка: Я знаю себе цену!..
Наш юноша: Да, ты не бесценна.
Прошмандовка: …
Девка подпёрла стенку,
Как Атлантка.
Прошмандовка: Но однажды моя коллега
От оргазма сдохла, и тело
голое и ловкое с постели
на пол свалили еле-еле.
И даже Скорбь была бессильна
Против полового Инстинкта,
Что пылал под лицами
Доблестной полиции.
И всё-таки
для путан престижно очень
Скончаться на месте рабочем.
Все хотим смерти блаженной
Во время сцены постельной.
А что до причин, то
видно, девочка между делом
На «иглу» мужскую подсела.
Вязким гейзером из неё
Бьёт «наркотик» в девичье нутро.
Наш юноша: Видно, вены наши не впору
Кайфа большому напору!..
И хлещет на адово донышко
Страсти палёная кровушка!..
Похоже, что даже в ложе
Умеренность должна быть тоже!..
Прошмандовка: Тут одно только лекарство,
Надо пить его взахлёб:
отдаваться щедро – рабство,
отдаваться жадно – лёд.
Наш юноша: …
Прошмандовка: Но и я в нирвану впадаю…
когда гады меня превращают…
в сучку… в слякоть… в ничто!..
Тогда моя Боль теряет жильё…
Наш юноша: …
Прошмандовка: Поверь…
и в блуду я на нормах зиждилась…
лишь со временем оскотинилась…
Я – и он… и она… и оно…
Ну так кто же я, кто же я, кто?!.
Я навоз на свиных копытцах
Или стыд на ханжеских лицах?..
Я тленная тля
Или вечная бля..?
Наш юноша: Ну, ты и завернула, мать честн;я.
Прошмандовка: Спасибо, прояснил, кто я такая.
Наш юноша: Копошишься ты на коленях
В куче личных местоимений,
Своё «Я» беспризорное ищешь завзято,
А оно – в любодеЯнии зажато!
Прошмандовка: А что за «местоимения»?..
Напомни-ка…
Наш юноша: Типа: части без имён…
Не осталось в душе твоей свету,
Там лишь красные фонари!
О тебе существительных нету,
Прилагательные одни!
Девушка опустилась на корточки,
Прошуршав спиной
по «наждачной» стене.
По отношению к опустившейся
У нашего парня возникло
Какое-то обозлённое сострадание:
вроде бы и жалко,
а вроде бы и самка.
Наш юноша: Ладно, не хнычь…
Прошмандовка: Что-о-о?!
Мои слёзы
Слишком дорого стоят,
Чтобы ими разбрасываться!
Наш юноша: Только… только не продешеви…
Да вот, кстати, ответь мне, скажи:
почему облаченья твои
как сгоревшие хаты черны?
От одежд этих траурной сути
На кожу ложится дрожь жути,
А не похотливые пупырышки
От предстоящей интрижки.
Да и, чтоб продать себя не за мало,
Надо ж броситься в очи сначала.
А ты, как будто хамелеон,
Сидишь этим стенам в тон.
И почему на протяжении всего моего монолога
Ты беспрерывно ржёшь, в кавычках недотрога?!
Прошмандовка: Да потому что речь твоя убога!
И сам ты от неё, блин, недалёко!
Гады всегда прут трупы собственных душ
Туда, где тишь, туда, где тушь!
Гад на фоне чёрной суки
Выглядит не так уже и люто…
Гадам нужны
Не дойные тёлки весёлые(!),
А тощие жертвы яловые…
Гадам нужна не зарядка,
Им нужна загадка…
Жёны – хомут,
А я – омут.
Гады бегут из уюта семей
В такой же уют страстей.
Вот поэтому в этих местах
Я всегда, всегда нарасхват(!),
Пока от моих разноцветных подружек
В глазах рябит, как от одеял лоскутных!
Наш юноша: Ну, а кто, уже как секспьяница,
Ласками Эроса дурманится?
Кто идёт на преступный грех
Легче всех, легче всех, легче всех?
Прошмандовка: Тот, кого угнетает страх…
Тот, кто к когтю бесом прижат…
Наш юноша: …
Прошмандовка: А ты знаешь,
Меня ведь звали замуж…
И даже клялись в любви!..
И старые, и сосунки!..
Только слова тех признаний…
всегда перегаром воняли…
А-а!.. Хватало романтиков!..
А однажды смех такого…
смял признания строку…
и божественное слово…
прозвучало, как «…убью»…
Пречистая Мария,
Спаси, сохрани и помилуй!..
Девка быстро и куца
Перекрестилась двумя перстами
Несколько раз.
Казалось, она еле-еле
Смахнула с лица
Невидимую, но прилипчивую паутину.
Прошмандовка: Спасибо святому Иштвану(!),
Что за чёрта замуж не вышла я…
Спасибо святому Стефану(!) –
ни тому не дала, ни этому…
душевной взаимности…
Наш юноша: И спасибо святому Стеф;ну(!),
Что тебя не побили камнями.
Прошмандовка: Да и…
со сладкой Мечтой теплее
лежать вдали друг от друга…
чем с горькой Явью в постели
на расстоянье испуга…
Да и…
лучше бегать на ****ки…
чем любить на пол ставки…
Однако у полувлечения
Есть полные исключения!
Белорус протянул руку венгерке,
Чтобы она поднялась.
Девушка воспользовалась помощью,
А парень незаметно
Вытер руку об штаны.
Наш юноша: По закону… жизненного жанра…
я обязан промолвить слова:
«Ты уже не тошнотна, не смрадна,
И в тебе где-то есть душа»…
Прошмандовка: Ну, а я, по тому же жанру,
Раздариться должна задарма.
Я готова. Пошли в казарму,
Днём она почти что пуста…
Девка пошла вперёд
С уверенностью проводницы в аду,
Проводницы,
Которая абсолютно точно знает,
Что ведомый никуда не денется
И непременно последует за ней,
Ибо спина её есть выход,
Даже если этот выход в тупик.
Наш юноша: Если рвоту не вызывает еда…
это не значит… что она вкусна…
Девка мгновенно
вросла в брусчатку.
Прошмандовка: Что-что?..
Белорус зажал
Между зубами губу,
Словно она была
Куском животной кожи
Для терпения боли
Во время порки.
Прошмандовка: Что-что?!
Наш юноша: Если рвоту не вызывает еда,
Это не значит, что она вкусна!
Белорус произнёс
Последнюю фразу
С горькой усладой.
У девушки выдвинулся подбородок.
Прошмандовка: Да я сейчас… без всякого меню…
возьму… возьму… и что-либо воткну…
меж твоих мускулистых грудей…
Скорее всего, пилку для ногтей…
Я даже ими могу тебе проткнуть…
глаза… или шею… ещё что-нибудь…
Наш юноша: На, проткни, хоть лезвием ножа!..
Без нежности мне шея не нужна…
Девушка опустила голову.
Её выя была не в силах
Удерживать ПРАВДУ.
Прошмандовка: В душе моей выхолощенной
Пусто, как в шапке нищенки…
Я-то думала… в кои-то веке…
в тартар низвергнули человека…
протянувшего мне руку мужскую…
для помощи… а не для поцелуя…
Наш юноша: И вместо «Спасибо большое!»
Ты предлагаешь мне тело блудн;е?
Считай мой отказ наказанием
За твоё блудодеяние.
Должна ж ты за дело блудное
Потерять нечто очень крупное.
Прошмановку вырвало руганью,
Понять которую не смог
Даже наш вездесущий юноша.
Девка побежала по брусчатке прочь.
На каблуках
Она была, как на коньках.
Наш юноша: Скажи хоть, как выйти отсюда, дура!
Прошмандовка: Всё время назад!
Наш юноша: Бл…
Опять-таки внезапно
Каблуки заскрежетали, как зубы,
И прошмандовка
Лукаво пошла
К нашему юноше.
Прошмандовка: А ты, собственно, чего сюда забрёл,
Центрально-Европейский осёл?
Наш юноша: Себя посмотреть,
Мир показать.
Прошмандовка: Пошли тогда со мной.
Наш юноша: Я ж сказал: я не твой.
Прошмандовка: «Со мной» не значит «в меня»!
Наш юноша: Мне надо домой,
В автобус мой.
Прошмандовка: Со мной ты долго не задержишься.
А потом я тебя провожу, не отвертишься.
Парень пожевал язык.
Наш юноша: Ладно, веди, только скоренько!
Будет, что вспомнить на Родинке…
Увёртываясь от приторного зловония,
Белорус волочился
вниз за мадьяркой,
Как пшеки за Иваном Осиповичем.
Каблуки прошмандовки
Уже уверенно,
Бойко
И точно попадали
В самую серединку
Подножных булыжников,
Будто боёк в капсюль.
Вскоре девка
Свернула влево
На такую тенистую
и такую тесную улочку,
Что она больше
напоминала коридор,
Смрадно-усладный коридор.
Цоки каблуков
Стали гулкими,
Словно падающие во сне слёзы.
Юнец даже засмотрелся
На что-то им воображённое.
Придя в самый низ «коридора»,
Прошмандовка всунула куда-то палец,
Точно шпунт в бочку,
И потянула на себя
Тоненькую и узенькую дверцу,
Больше похожую на ширму.
Дверца была затаскана,
Словно старая проститутка.
По цвету эта «ширма»
Так сливалась
с грязно-карминной стеной дома,
В который она вела,
Что заметить её со стороны,
да ещё и издали,
Мог только человек тут бывалый.
Прошмандовка: Вперёд!
Девка с наигранным лакейством
И с серьёзностью регулировщика
Указала рукой
На открывшийся мрак,
Что, казалось, вываливается из входа,
Как дерьмо из деревянного туалета,
В который хулиганы
Вбросили пару пачек дрожжей.
С отчаянной зоркостью
посмотрев на мадьярку,
Белорус красиво канул
В омут чудовищной тьмы.
Прошмандовка шагнула за ним,
Затворив за собой
и перед носом света дверцу.
Жаркая медвежья шуба темноты
Накрыла обоих с головой,
А её ворсинки
Закололи сердца,
Как стекловата.
Наш юноша: Ку… ку-да теперь?..
Прошмандовка: За мною, поверь.
Тут вниз ступеньки,
Руку давай!
Наш юноша: Наоборот бы…
Ну ладно, хватай…
Нащупывая подошвами ступеньки,
Девка цок за цоком опускалась
Ниже уровня Дуная,
Уводя за собой
Нашего юношу.
Мрак пах цирком
И риском,
Манящим и мешающим
полуобнажённым эквилибристкам
Летать без крыльев.
Прошмандовка и юноша
Тяжело и возбуждённо дышали
Терпкой темью.
Прошмандовка: Мне больно…
Наш юноша: …
Прошмандовка: Мне больно!..
Наш юноша: А?..
Прошмандовка: Кисть растисни, больно!..
Наш юноша: И-и-звини…
Парень невольно пошутил,
Выхаркнув страх…
Наш юноша: И пошли мы по проходу…
как хурма по пищеводу…
с тошнотой… тягуче… вяло…
и кому-то больно стало…
Со стороны девушки
Не послышалось и смешка.
Это сделало ужас
Сногсшибательным.
Вдобавок откуда-то снизу
Стала доноситься
Какая-то замогильная мелодия.
Прошмандовка: Пришли…
Что-то заревело,
Как дверь в бункер.
Переслащённая музыка
Вцепилась в уши гостей,
Словно обезьянка в клипсы.
Девка затянула
юнца в помещение,
Как мешок в амбар.
Что-то снова заревело,
Но уже не как начало,
А как кончина.
В помещении резвились
резкие Фимиамы
химического,
растительного,
животного
и человеческого происхождения.
Они дурили головы
Себе и гостям
Сладкими,
Солёными,
Кислыми
И горькими оттенками.
В помещении было
темнее тёмного.
И если бы
не знакомое подмигивание
Алых глазков
Сигаретных огоньков,
И не страстные стоны людские,
Могло бы показаться, что…
Вдруг
прохладно-потная рука венгерки
Начала, как рыба, выскальзывать
Из холодной ладони белоруса.
Он не стал делать ей больно
И отпустил «селёдку»
В озеро мрака.
Вдруг что-то мощное
Пихнуло юнца в спину,
А Инерция,
Сделав за него пару шагов,
Заставила парня
Обо что-то или об кого-то споткнуться
И повалиться
На какой-то костлявый настил
из чьих-то пылких и потных тел.
Белорус было сразу рванулся подняться,
Но ноги его
Быстро и плотно оплёл
Словно какой-то
когтистый плющ.
Чужеземные женские выдохи,
Смешиваясь с шумными шёпотами,
Стали с большим напором вторгаться
В уши нашего юноши.
Белорус закрыл
Оба входа ладонями,
Но шлюшное дыхание
Взялось за ноздри.
Голова,
Грудь
И пах нашего юнца
До боли переполнились
Едким ядом
Приторной страсти.
Он был густ до тяжести,
Вязок до неотступности,
Сладок до порабощения
И жуток до осатанелости.
Наш юноша: Пьянящий оргии Уют…
меня зовёт неодиноким…
и мнится мне… что только тут
есть место истинам высоким…
Вплотную к парню отосвюду
сердца шаманили: тух-тух-тух-тух-тух-тух…
Он трепыхался, как в слюне паучьей.
Либидо юное кромсалось сворой шлюх,
Но вырвалось из сутолоки сучьей!
Вдруг
юнца накрыло прахом общего греха…
Но всё ж худые думы дали дёру.
Как жук закопанный, он выполз из песка –
на злобу Вельзевулу-живодёру!
Наш юноша: Ды павінен жа тут быць,
Хоць які-небудзь мужык!
Хаця б еўнух!
Белорус стал деловито
Нащупывать около себя
Хоть что-нибудь мужское.
Попадались
Лакированные жёсткие волосы,
Тонкие руки,
Гладкие ноги
И разные выпуклые места,
Но ничего даже мужеподобного
Ни рядом, ни поодаль не валялось.
Наконец
Отчаявшийся юнец
Поймал чью-то
небритую худую шею
И, притянув её к себе,
Прокричал на тисском диалекте:
«Что, мозги инстинктами полны?!
А ну, веди меня к выходу, конченый!
А то я представлю,
Что у меня в руке эспандер!
На таких, как ты, хищников
Заповеди не распространяются,
Но и на охотников шестая – тоже!
Единственное, что меня останавливает,
Это вера в Господа Бога!
Поэтому отныне, атеист,
Дальнейшая твоя жизнь
Возможна не сама по себе,
А благодаря моей вере!
Подумай о ней!»…
Наш юноша
Вывалился из тьмы
в дневной свет,
Который показался
Слишком ослепительным,
Словно где-то неподалёку
Само солнце
упало и разбилось
О мостовую Пешта.
Сам венгерский город
Предстал уже
каким-то своим,
Своим до слёзного умиления.
Прошмандовка: Подожди!.. Я провожу!..
Наш юноша: Вопрос только в том, куда?!
Прошмандовка: Куда-нибудь да смогу!..
Наш юноша: Мне надо в конкретны места!
Внезапно парень остановился,
Словно врезавшись в невидимую стену,
И с пророческой скорбью
Повернулся к девушке.
Наш юноша: Над твоим в никуда запрокинутым взором
Коновал с перегаром за толстою щекою
наклонится, как слесарь над старым мотором,
Как душа перед адом – над мачехой-судьбою.
Прошмандовка: Что-о-о?..
Наш юноша: Не будь прошмандовкой,
Девушкой-дешёвкой!
Этот выбор, в сущности,
Твоей глупой Юности!
Найди работу важную!
Не будь дырой продажною!
Продала себя во все стороны!
Все платили… никто не любил…
Ни один тебя не распробовал…
даже в памяти не сохранил…
А в молодости предстоящей
Тебя ждёт жених настоящий.
Твой избранник, небом дарованный, –
смаковать невесту готов!
Но ему от тебя, обглоданной,
Не останется и кусков…
Прожила ты юность нещадную
раньше срока… Поздно пенять!
Хотя эту пору отрадную
Лучше с куклами коротать…
Короче!
Ты стань недотрогой
И помни всегда:
горстей в тебе много,
а кучка – одна.
Прошмандовка: А тогда… а тогда… а тогда
не стелите меня под плоть!..
Пригласите меня в себя!..
Буду вам – как адамова кость!..
Наш юноша: Не искушай…
И считайся с отвращением…
это тоже сильное чувство…
Жалкая девушка
Вопрошающе поглядела на парня.
Наш юноша: Нет!
На душе такая УСТАЛОСТЬ…
не хватает силы на жалость…
Да и зачем она тебе?
Ведь в непременном будущем
Тебя ждёт тот самый…
Прошмандовка: Что мне делать с тем, кто не ты?..
Мне оставь хоть перо от мечты…
Наш юноша: Я не линяю.
Впервые за юность
Девушка трезво задумалась.
Ланита юницы пылала
От челюсти и до виска,
Как будто – её отлежала
Во время бесстыдного сна.
Прошмандовка: Где же мне работать?..
Наш юноша: Ну-у-у,
например, в доме инвалидов.
Прошмандовка: Где-где?..
Наш юноша: В хосписе!
Прошмандовка: Там дают мало money,
Хоспис наш не богат.
Наш юноша: Будет сыт Божьей манной
Твой двоюродный брат.
Прошмандовка: А как ты догадался…
что он двоюродный?..
А?..
Наш юноша: Возьми вот лучше баксы и – пока.
Прошмандовка: За что же я их возьму?..
Наш юноша: За дарма.
Прошмандовка: Как хоть тебя зовут?!.
Наш юноша: Ровесник! Плюс-минус тысяча лет!
Парень сорвал с себя рубаху,
Проштампованную помадными губами,
И бросил её
Прямо на мостовую.
Даже после того,
Как наш белорус
Исчез где-то
в высоте домов,
Чёрная венгерка
Ещё некоторое время
Стояла, замерев,
Как памятник надежде.
А потом нырнула
в грязную стену,
Вместе с рубахой
исчезнув с мостовой
и из вымощенной памяти…
Напоённое негой свободы Наитие
быстро,
легко
и весело
Привело белоруса
К его «Мерседесу»,
Будто бы к дому родному.
По дороге к автобусу
Прохожие зыркали
На полуголого юнца,
Как на одетого Аполлона.
Весёлый земляк: В Дунае купался?!
Наш юноша: В дерьме…
Блин!.. Я Родину в рубахе забыл!..
Весёлый земляк: Ага, и трезвость!
На-ка вот лучше
мастерку мою одень –
вместо гусиной кожи!
Наш юноша: Мастерку?
Мастерку можно.
Ибо я уже мастер спорта
международного класса(!)
по любопытству…
Весёлый земляк: Натягивай!
Мастер, блин…
Усталые экскурсанты
со скучными лицами
Уже сидели в салоне «дома»,
Задрав ноги.
До отъезда было
ещё уйма времени,
Но никого из них
Уже невозможно было
заставить ходить
Даже в воображении.
Те же, кто архитектуре
предпочёл клоаку баров да магазинов,
Казалось, сделаются невозвращенцами.
Экскурсанты ж
Казались нашему замкнутому юноше
такими… такими родненькими,
Что в эйфории
Он даже попробовал
Расспросить их
Об увиденных достопримечательностях,
Как космонавтов об инопланетянах.
Однако единственное,
Что усталые «космонавты»
Сумели вяло выговорить,
Была краткая,
Ёмкая
И простая фраза
«Ты хоть заткнись…»
То ли из-за этой фразы,
То ли из-за вороха вольного времени,
То ли из-за осознания,
что земляки – это ещё не родные,
То ли из-за ощущения,
что ты нечто безвозвратно теряешь,
хотя можешь этого не делать,
Наш юноша
Будто на ходу
выпрыгнул из автобуса
И рванул
на другой берег Дуная – в Буду…
На иностранца в советской(!) мастерке
Прохожие таращились
не реже прежнего.
Когда ты движешься
Без автобусной оболочки,
Трёхсот семидесятипятиметровый Цепный мост
Кажется ещё более величавым,
Хотя, куда уже больше.
Крохотного белоруса
Обдавало ветром,
Точно колпачный флюгер,
Пошитый из одолженной мастерки.
Казалось, если бы Борей с сыновьями
Спихнули своими крыльями
Нашего парнишку в Дунай,
То водная,
Ветровая
И пространственная мощь
Даже не заметила бы юмора.
Юнец притормозил.
Подкралась Тьма, проснулся Страх
И дождик мелкий начинался.
Как будто в чьих-то он очах
Соринкой колкой оказался.
Создавалось впечатление,
Что на мосту в ту минуту
Было скопление
всей вредной воли Вселенной!
„Да пошли вы на хрен!” –
ругнулся наш пацан
и пошёл дальше,
насвистывая «Ракоци-марш».
Вредная сила завыла!
Юноша не по-юному остановился
и прогремел:
„Эй, стихии!!!
Обо мне ваше мнение ложно!!!
Умалите-ка гонор свой царский!!!
Вам меня обуздать невозможно!!!
Я ретивый, как говор цыганский!!!”
Стихии стихли…
Уже издали
Буда показалась
Какой-то тихой
И даже уснувшей,
И не сейчас, и не на час,
Поэтому белорус
Свистеть перестал.
Буда встретила
Нашего юношу
Монументальными строениями
серого цвета,
Которые охранялись
Ражими лошадьми
С вооружёнными всадниками
И мускулистыми львами без оных.
Все они были
Словно облиты зелёнкой,
Чтобы она могла
немного подсушить
Их разрушающие раны времени,
На которые дул
Только Ветер.
Буда встретила юнца
Безлюдным королевским дворцом
бежевого цвета
С разнополыми фигурками
кремовой побелки,
Которые стояли
почти плечом к плечу,
Однако не могли
не только касаться,
Но и лицезреть друг друга,
Ибо не было для этого
Королевского повеления.
Фигурки даже не знали,
Что короля уже давно нет,
Очень давно,
Очень, очень, очень…
Нашему парнишке
Стало так жалко
всего неодушевлённого,
Что он гулко разрыдался
И пообещал всё оживить,
По крайней мере, в памяти…
Наш юноша бежал,
Бежал быстро,
Бежал, как мастер спорта.
Он торопился к городскому морю,
Где лиственные деревья
Дрейфовали лекарственными водорослями,
Где на якорях фундаментов
Стояли корабли многовековых зданий,
Где строились современные «дебаркадеры».
На стрежне из «воды»
выступала башня
стального цвета
с тупыми шипами.
На её верхушке
Маяком сиял
Золотой крест.
К нему, как к берегу,
Наш юноша и нёсся.
Издали
храм был похож на сталактиты,
Стекающие вверх.
С каждым белорусским шагом
Бутон готической розы
главного витража
Распускался,
Демонстрируя взору
Свою непостижимую ажурность.
Вскоре наш юноша оказался
Перед стрельчатой аркой храма,
Которая напоминала
Поставленную на дыбы лодку,
Готовую отвезти в океан неба
Благочестивых прихожан
в окружении порхающих ангелочков,
Что, казалось, вот-вот и прекратят
изображать скульптурки.
Православный белорус
Неуверенно перекрестился
И вошёл в сакральный мрак храма.
Аромат раскрытых книг
Наполнил православное нутро
Католическими чувствами.
В душе белоруса
Обе веры поглядывали одна на одну,
Словно сводные сёстры.
Радужные костры витражей
Обжигали поражённый юный взгляд,
Точно цветочный горшочек.
Мраморные стволы колонн
Были орнаментировано испещрены
Разноцветными осколками смальты.
Мозаика эта
Словно отслаивалась,
И цветные пласты её
Налипали на просторное полотно памяти
нелепыми узорами,
До слёзного умиления похожими
На детсадовские рисунки,
Посвящённые мамам.
Ровно по дугам острых арок
Росли толстые золотые косы,
Словно срезанные в дар храму
Скандинавскими девами.
Каркасные перекрытия церкви,
Открытые взорам, как небосвод,
Напоминали судовые рёбра
И создавали впечатление,
Что ты находишься
Внутри Нового ковчега,
Отстроенного на всякий случай.
Посреди церкви
В несколько рядов
Стояли лакированные скамьи
шоколадного цвета.
Они были широкие
И с высокими спинками.
На скамьях сидели и молились
Несколько человек;
Молились, склонив головы
и положив скрещённые руки
на спинку скамьи спереди.
Издали
Человеку несведущему
Могло показаться,
Что прилежные ученики
с неправильной осанкой
Сидят за партами
И пишут сочинение
На вольную тему.
Благое Любопытство,
Бережно взяв
православного белоруса под локоть,
Провело и усадило его
С краю одной из скамей.
Место под юнцом
Оставалось ещё тёплым после кого-то.
Теплота эта
Была какой-то
Неплотской,
Душевной,
Безгрешной
И уютной,
Как объятия родителей.
Парень веками плотно закрылся
от реалий неведомых, дабы
кануть в сны, где он был или мнился
и творцом, и чугунною бабой.
Белорус и не заметил
Как очутился в лоне Отечества,
Где нежные речушки
Ластятся к твёрдым берегам
в тщетной надежде на взаимность,
Пока не иссохнут от тоски;
Где любая упрямая река
Подмывает мягкотелые бережки,
Пока те не обвалятся в бурную стерву,
На дне выясняя,
Кому же из бережков
Она всё-таки принадлежит?
С каждым повтором
Этого вопроса
Канувшие бережки
Становятся всё меньше,
Пока не растворятся в зазнобе совсем –
счастливые и даже властные.
Белорус очутился
В лоне Отечества,
Где землю
Можно горячо целовать
Мокрыми от слёз губами
И чувствовать,
Как её прелое дыхание
Наполняет твои лёгкие,
Удобряя в душе
Первые ростки патриотизма;
Где в густую щетину трав,
По-девичьи украшенную
Полевыми цветочками,
Хочется кануть навеки,
И это будет
Самым скорым
Слиянием души
С лугами Эдема;
Где пресловутые берёзки,
Налитые соком
И изодранные ветрами,
Стоят как забинтованные в ожидании
исцеляющей ласки лесника;
Где воздух –
сильный и упругий от войн,
Долго держит на весу
Высокую и вольную красу
Бабочек,
Птиц
И грёз;
Где сугробы облаков
По воле воображения
Принимают причудливые формы,
В которых явственно просматривается
Некий дивный город;
Где вечерние небеса
цвета масака
Покрывают румянцем
Даже бледные без любимых ладоней ланиты;
Где ночью непонятно:
над головой звёзды
или застылые искры из глаз,
Разлетевшиеся по вечности
после того, как в голову ударило
Любовное воспоминание;
Где взрослые, как дети,
А дети, как взрослые;
Где отчий дом
Трещит от щемящего СЧАСТЬЯ семьи,
Воссоединившейся
После любой разлуки;
Где Ностальгия
Не крадёт у тебя душу
И не уносит её на Родину,
После чего ты не знаешь,
Куда девать свой труп.
За всё это
Наш юноша решил
возблагодарить Господа Бога
И вознёс очи
в молитвенном упоении,
Но
его взгляду
не к кому было прикоснуться,
Ибо в храме
Отсутствовали иконы.
К тому же,
Молиться сидя
Показалось православному белорусу
Слишком уж комфортным занятием,
Так сказать, без жертвенных мук.
Поэтому парень
Решил просто потонуть
В своём подсознании,
Чтоб очистить его дно
От суетной мути.
Однако даровитому юнцу
Не удалось и это,
Ибо молитвенные мысли
Близ сидящих прихожан
Звучно и навязчиво
Проступали рукописным текстом
На внутренней стороне его век.
Тогда белорус
Решил вынырнуть из подсознания,
Открыть глаза и уйти,
Но
какое-то уже голодное Любопытство
Замылило слюною Совесть,
И юнец, подобно религиозному двоечнику,
Стал целенаправленно
заглядывать в «сочинения» соседей,
Дабы сфотографировать
своими мозговыми глазами
Пару-тройку потаённых фраз,
Составленных личным опытом молящихся.
Перед юношей сидел старик
с песцовой сединою,
Слева поодаль – женщина
с бороздою пробора,
А сзади – молодой огарыш
с барашковыми кудряшками.
Старик: „…и за это спасибо тебе… Господи…
Благодарю тебя за то…
что ты позволил мне
Выжить в войну…
Особенно тогда… тогда…
в том бою на Украине…
когда русские прижали нас…
Господи… если бы ты только знал…
как они нас тогда прижали…
Но и мы-ы-ы
Здорово покрасили красных
Ихней же кровушкой…
А это что такое?..
Да при чём тут эти…
лишние воспоминания?..
Я ж счас не об этом…
Да нет… нет… это ж была война…
они нас… мы их…
Я-то тут при чём?..
Тут как раз всё нормально…
Кто издевался?..
Лично я-а-а не-э-э издевался…
Сравнения ведут к оправданию…
Да ну и что?..
Всё ровно…
лично я-а-а не-э-э издевался…
по крайней мере… тогда
мне молодому так не казалось…
а значит… и сейчас не кажется…
Чего уж сейчас-то?..
Всё… хватит… я счас не об этом…
Я о… э-э-э… о жизни…
А жизнь… это пожизненное сражение…
где победы и поражения условны…
а их последствия реальны…
Нет-нет-нет…
не надо про жизненную философию…
надо про жизнь… про жизнь…
про свою… про собственную…
про собственную шкуру…
Так вот…
несмотря ни на что…
в том бою на Украине
Я спасся… спасся… спасся…
чудом… чудом спасся…
твоей волею… Господи… спасся…
Спасибо тебе за это… спасибо…
огромное спасибо тебе за это… Господи…
За всё… за всё благодарю тебя… Господи…
Да… да… да… от меня ушла жена…
чёрт знает к кому ушла…
но-о-о я благодарен…
я благодарен тебе… Господи…
за то… за то… что я никогда…
слышишь… никогда…
никогда не любил её…
я даже ей не симпази… не сим-па-ти-зи-ро-вал…
Спасибо… спасибо…
спасибо тебе за это… Боже…
Я благодарен тебе за всё…
Дети… дети… дети…
Да-а… мы никогда
Не говорили с ними напрямую…
мы всегда огибали Трогательность…
боясь встретиться лицом к лицу
С взаимной Чуждостью…
Например… я никогда
Не говорил им:
«А вы у меня молодцы!»…
Я говорил им: «А дети у меня молодцы!»…
Дети говорили так же…
Однако в этом
Пусть они сами Тебе признаются
На своей исповеди…
Дай-то Бог…
Да-а… дети оставили меня…
можно даже сказать… бросили…
а сейчас уже… верно… забыли…
Но я благодарен…
я всё ровно благодарен тебе… Боже…
благодарен тебе за то…
что дети мои не мучаются
От угрызений совести…
особенно солнечными днями…
когда вокруг так светло…
что тени вины
Негде слиться с мраком…
Я благодарен тебе… Господи…
за спокойствие их совести…
за спокойствие моих детей…
за жизнь моих детей…
за здоровье моих детей…
за счастье моих детей…
за то… что-о у них был отец…
За всё… за всё спасибо тебе… Боже…
абсолютно за всё спасибо тебе… Боже…
Даже когда я потерял работу…
я не роптал на тебя… Господи…
ты же помнишь… я-а не роптал…
Я не роптал на тебя…
и когда лишился жилья…
не роптал… когда оказался на улице…
Не ропщу и сейчас…
когда смертельно болен…
Мало того…
я благодарен тебе за всё это…
потому что работа меня не радовала…
жильё напоминало о семье…
а улица… улица помогает…
улица помогает
Видеть мир с колен…
Нет… я не завидую
Беззаботному веселью толпы…
ибо её веселье
Замкнуто в самом себе…
оно не имеет точки опоры…
опоры на прелесть
Окружающего мира…
мысли…
морали…
Да… я прошу милостыню…
прошу…
И как только мне её подают…
я тут же прячу её за пазуху…
потому что деньги
любят слушать
биение сердца…
Так оно безопаснее…
Да и пустота в шапке
Приманивает людскую советь…
Да… я прошу милостыню!..
Но на самом деле
Я прошу у мира
Его таинства…
И он щедро даёт мне их…
потому что я на коленях…
потому что я убог и жалок…
потому что я душа… а не тело…
Снизу мир велик и открыт…
потому что не замыкается от тех…
кто безопасен…
кто беспомощен…
кто-о-о никто…
О-о-о…
мир открыл мне
Много своих таинств…
Но одно таинство мира
Я ценю больше всех…
одно таинство мира
Я люблю больше всех…
Оно изменило
Не только моё мировоззрение…
не только меня самого…
но и всё вокруг меня…
Спасибо тебе… Господи… за то…
что позволил мне познать
это великое таинство л…”
Тут в голове у нашего юноши
Что-то зашипело,
Как в старинных радиоприёмниках,
Настроенных на «Голос Америки»,
И трансляция чужих мыслей прекратилась.
Белорус пару раз мотнул головой,
Стукнул по виску ладонью,
И передача возобновилась.
Старик: „…самое главное в моей жизни…
Мне тогда было
Лет двенадцать…
Она была старше меня на чуть-чуть…
Я не знаю… кем она доводилась
Нашей соседке…
я не знаю… что она делала
У нас в Кишварде…
я даже не знаю… как её звали…
да что говорить…
я даже не помню… как она выглядела…
Единственное… что я знаю…
так это то… что я о ней помню…
помню по сей день…
помню больше всего…
и благодарен тебе… Боже… за это
Больше всего на свете…
Мне тогда летом
Только купили велосипед…
и-и-и я ещё не очень хорошо на нём ездил…
А тут… она…
Велосипед для меня
Был единственным верным другом детства…
Но даже его
Я бы отдал навсегда
Уже только за то…
чтобы она прокатилась на нём…
ёрзая на тёплом сиденье…
на котором только что ёрзал я…
Я наматывал круги
Вокруг дома соседки…
надеясь хотя бы надоесть её гостье…
Я мечтал…
чтобы эта девочка
Обратила на меня
Хотя бы недовольный взор…
Но всё вышло
По твоей чудесной воле… Господи…
Благодарю тебя за это…
благодарю всем… что имею…
а-а-а имею я много…
по твоей воле имею…
Она вышла на улицу
И попросила у меня
Покататься на велосипеде…
Я тогда чуть не уписался…
а может… и уписался… чуть-чуть…
Я подкатил к ней велосипед
И предложил ей сесть за руль…
Но она сказала…
что-о не умеет ездить на велосипеде…
и что-о-о было бы лучше…
если б я её покатал…
Я тогда чуть не за-дох-нул-ся
От счастья и боязни её покалечить…
потому что я никогда никого не возил…
кроме себя самого…
да и то… со страхом…
Но я пошёл на этот риск…
а может быть… и не совсем я…
Она вскарабкалась на раму велосипеда…
я быстро вскочил в седло и…
теряя равновесие…
стал с неуклюжим Ужасом
и дурным Напрягом
проворачивать педали…
С каждым проворотом
Скорость увеличивалась…
И вот уже мы с ней несёмся
неведомо… куда…
но ведомо… зачем…
Я пытаюсь насмотреться на неё
Хотя бы сзади…
но не могу…
водитель обязан смотреть
Только вперёд…
Она пахнет орехами и мёдом…
локон её беленьких волосиков…
позолоченный лучами…
развивается и щекотит мне губы…
я облизываю их…
локон липнет к ним…
Мне хочется кричать:
«Смотрите! Смотрите!
Смотрите, кого я везу!»
Жаль… что никто тогда
Не обратил на это
Никакого внимания…
Наверное… потому что я не кричал…
Вдруг
она начинает трезвонить
в звоночек на руле…
Металлическая мелодия
Разлетается далеко по улице
Тёпло-сладкими брызгами…
Мои руки мёртво держат руль…
но я ещё не думаю о том…
как буду тормозить…
и буду ли тормозить вообще…
Вдруг
её ручка случайно легла на мою…
Ну… просто она меняла
положение руки на руле
на более удобное
и случайно положила
свою горячую ладошку
на мой белый от напряга кулачок…
А может… и не случайно…
Вот бы не случайно…
Мы тогда чуть не наехали на булыжник…
Господи… спасибо тебе…
что уберёг её от опасности…
После того… как я привёз её к дому…
мы больше не виделись…
никогда…
Люд в памяти не знает лет и гроба…
а я… старея… вспоминал тебя…
Уже как внучка мне иль всё зазноба
ты… памятная девочка моя?..
Господи!..
Чёрт… скорей бы сдохнуть…
Мои грехи – смертельного смертельней…
Мечтаю оказаться я в аду…
От совести возмездных угрызений
хотя бы там я в муках отдохну…”
Женщина: „…что это за мужчины?..
Такое ощущение…
что они хотят жить в раю…
и чтобы к ним в гости
Бегали блудницы из ада…
Понимаю… человек слаб…
а противостоять Похоти тяжело…
а когда тяжело…
всегда возникает вопрос «А надо ли?»…
Но тем не менее…
тем не менее…
тем не менее…
Тоже мне – настоящие мужчины!..
Лично я… Господи… считаю…
что настоящий мужчина…
это не только тот…
кто может дать в морду…
не только тот…
кто может заработать
большие деньги…
не только тот…
кто придёт на помощь…
когда все от тебя отказались…
но и тот…
кто может контролировать
свою крайнюю плоть…
Да-да… именно её!..
Не возмущайся… Господи…
у меня наболело…
Я где-то слышала…
что если один из членов твоих
искушает тебя…
то его следует отрубить…
Но что делать…
если этот член – голова?..
Нет мозгов – нет грехов…
Да… я явно чего-то не понимаю…
А может… и всего…
Ну… да Бог с ним!..
Так вот… у нас на земле
Почему-то считается…
что изменник
Вполне может быть
Настоящим мужчиной…
и даже именно потому и может…
что является изменником…
Сходить налево – святое дело!..
Господи… ну что же это
за настоящий мужчина…
который победил в своей жизни всех и вся…
который воевал… герой…
победил холод…
голод
и боль…
а Похоть так и не победил?..
Почему изменить Родине
Считается преступлением…
а изменить жене – недоразумением?..
Ведь женщина рожает народ!..
Она рожает Родину!..
А просто природа без народа
Является обычной
Картой местности…
Неужели же сражаться
С врагом на войне легче…
чем противостоять врагу в миру?..
Видимо… да…
ведь на войне
Сама экстремальная обстановка
Мобилизует тебя…
а в миру…
когда всё вроде бы хорошо…
когда всё расслабляет тебя
суетной беззаботностью…
в которую ввязываешься с рождения…
тяжело одолевать врага беса…
который уже давно засел
в твоём тылу… в тебе самом…
Поэтому… наверное…
подвиги святых
Стоят выше солдатских…
Слушай… Господи…
а может… половой инстинкт
И не нужно одолевать?..
Он же единственный источник
Человеческой жизни… да?..
Да… пожалуй… что единственный…
Но неужели…
чтобы жизнь продолжалась…
необходимо грешить?..
И нужна ли нам такая жизнь?..
Бог его знает… э-э-э… вернее… ты знаешь…
Ого…
попробовал бы ты
объявить людям:
«Отныне будете иметь
Всё, что пожелаете!
Но за это
Я лишаю вас секса!»
Сразу бы нарвался
На такой атеизм…
что Древнему Риму и не снилось…
Люди многим… и многими
готовы пожертвовать
ради чувственного наслаждения…
даже своей душой…
даже своей любовью…
даже своими любимыми…
Ты дал людям
Свободу выбора…
но лишил их
свободы удовольствия…
Оно вечно порабощается
Тобою…
Совестью…
Случаем…
да Нежеланием…
чужим и своим…
Хотя… по правде говоря…
это не люди лишены тобою
свободы удовольствия…
а их бесовская природа…
Человеческая природа
Ропщет на своего Создателя!..
Она жаждет примирить
Католицизм и-и-и-и-и-и гедонизм…
Что же нам с этим делать?..
Что же тебе с этим делать?..
Ну… да ладно…
я не за этим пришла…
Ой… а за чем же я пришла?..
О… Боже мой… во углубилась…
А-а!.. Так вот…
тут такая проблемка… Господи…
Короче… у меня есть муж…
Ну-у-у… и он меня во всём устраивает…
во всём понемногу…
Да… мы с ним не ведём диалогов…
у нас лишь встречные монологи…
Да… мы с мужем не разговариваем…
а лишь выговариваемся…
Да… между нами нет точек соприкосновения…
кроме взаимоуважения…
Но ничего… нормальненько…
А тут… как назло…
мужчинка подвернулся…
ну-у-у… я и… эт самое… поддалась…
Да там и поддаваться было некому!..
Неизвестно ещё…
чья это была инициатива…
Если б не я…
то ничего бы этого и не было…
Ну… и вот… докатилась…
сижу теперь перед тобой…
типа… Венгерская блудница…
а Совесть не мучает…
Слушай… Господи…
а может… эт самая Совесть
тоже мне изменяет?..
Но с кем?..
И зачем?..
А может… вообще всё хорошо…
и всё должно быть так… как есть?..
Подожди… но если всё так хорошо…
зачем же я сюда приехала?..
А-а… ну да… как его…
я приехала к тебе… Господи…
чтобы ты мне ответил…
можно ли считать грехом измены…
которые не доставляют
никакого особого удовольствия…
которые происходят с мужчинкой…
которого я не люблю…
который мне особо не нравится
и который меня возбуждает
меньше… чем мой громила-муж…
который обо всём догадывается…
но которому всё ровно…
потому что он за мои измены
ни разу не поднял на меня
ни руки… ни желания…
и который даже не ревнует меня…
ибо сказал: «Я ж не могу ревновать к унитазу!..»?..
Да… это сложно даже для меня…
Говорят… религия упрощает жизнь…
Нет… по-моему… она показывает…
что жизнь не так сложна…
как хочется бесам…
Но… видимо… моему
Мелкорогатому скоту
Уж очень хочется сложности…
сами путаются…
Господи… и зачем я изменяю
Хорошему мужу
С плохим любовником?..
Согласна… дура…
Но всё-таки…
зачем же я изменяю… Господи?..
Отвечаю…
Да я могу и не изменять…
не велика радость…
так… приступы вожделения…
и то… в щадящем режиме…
Да… искушения летят на плоть…
как комары на кровь…
но в том-то и дело…
что я не вижу
никаких маломальских причин…
из-за которых бы я
не могла совершать измены…
Всё всех устраивает…
Да честно говоря…
мне даже лень
бегать на сторону…
но раз это так же безопасно и безвредно…
как сбегать в туалет…
то почему бы и не сбегать?..
Но в туалет хоть хочется…
а изменять – не особо…
Просто делать нечего…
вот и изменяю…
Что-что?..
Не-э-э-т… великой любви
Мне не дождаться никогда…
потому что я всегда
жертвенно жду тех…
кто ко мне не торопится…
Да и… мне кажется…
что у нас с мужем
есть какая-то любовь…
потому что мы постоянно
поддерживаем её
тоскою расставаний…
Конечно… наверно… она
Пока неотёсанная…
а потому небрежная…
Хотя что-то это «пока»
Надолго затянулось
И уже похоже на «навсегда»…
Слушай… Господи…
а может… мне заняться чем-нибудь?..
Ну-у-у… благотворительность там…
ещё что-нибудь…
Нет… всё ровно буду изменять…
Это… как напитки…
предложенные в гостях…
Никто пить не хочет…
но почему бы и не выпить…
если бесплатно и не яд…
Да… да… я помню…
я давала при тебе мужу
клятву верности…
Кстати… в этом храме… между прочим… давала…
Я тут ещё у тебя
Вон там вон
Невидимку потеряла…
ин-кру-сти-ро-ван-ную брил-ли-ан-та-ми…
Вот уж истинно Божественная красота!..
Ну… да Бог с ней…
Да… я давала мужу
Клятву верности…
Ну… так я ему и верна…
А мои эти измены
Изменами назвать
Можно только условно…
потому что проку от них столько же…
сколько и пороку…
То есть никакого…
Да и изменяю мужу
Не совсем я…
а какая-то моя
худшая холодная ипостась…
которую я всю жизнь
скрываю от супруга…
потому что люблю его…
Да и не женился бы он никогда
На мне холодной…
Короче… Господи…
если я делаю что-то не так…
то ты дай мне
какой-нибудь знак…
Ну… там… птичка вспрох… вспорхнёт…
ветерок дунёт…
мужичонка мой куда-нибудь съедет…
Подальше бы…
Ты только знак дай…
а я уж буду начеку…
Если же никакого знака не последует…
то я буду считать…
что всё делаю правильно…
без греха…
благочестиво…
Так… не так…
перетакивать не буду!..
Ну… вот в принципе и всё…
Прости… Господи…
что отвлекла тебя
Своей ерундой…
Тут вон люди
По серьёзному сидят…
А тот вон… наверное… вообще иностранец…
турист какой-нибудь…
Из бывших Советов… наверное…
чёрти что на себя нацепил…
А так внешне ничего…
Вот бы с кем закрутить…”
Наш юноша: „Вы по-человечьему молите
в костёлах Всевышнего днём…
а ночью – рычите и стонете
в постелях вдвоём… иль втроём!..
Да чёрт побери!..
Атеист половой Инстинкт
Маскирует безумие под норму!..
А всем это – до одного места!..”
Молодой огарыш: „…да если бы был микроскоп…
супер-супер-супер микроскоп…
в который можно было бы
Пристально посмотреть
Сразу на всю Вселенную…
то-о-о ты бы… Господи… увидел…
что-о-о ничего нет…
абсолютно ничего нет…
ни людей…
ни животных…
ни природы…
ни предметов…
Есть только
молекулы…
молекулы…
молекулы…
одни на всех…
Всё-о-о состоит из молекул…
для которых нет
ни морали…
ни законов…
ни совести…
Разницы между добром и злом нет…
всё молекулы…
одни только молекулы…
А если увеличить
Силу микроскопа…
то и молекул нет…
ни черта нет…
ни чер-та!..
А если и существует что-то…
то это «что-то»
есть субстанция…
из которой сотворены
всё и все…
Так что ж это такое… Господи…
если я даже
Не вижу разницы
Между моими родителями
И чьими-то ещё?..
Да… мои родители
Любят меня больше…
чем кого бы то ещё…
и я люблю родителей больше…
чем кого бы то ещё…
в этом-то и есть разница…
но только на первый взгляд…
потому как сверхлюбовь эта
Есть следствие
Не зависящих от нас обстоятельств…
созданных тобою…
а значит… она не может выступать
В роли отличия…
потому как отличие это не наше…
а значит… мы не имеем права им пользоваться…
Ты… Господи… можешь возразить…
что… мол… все отличия созданы тобой
И принадлежат тебе…
и-и что это нормально…
и что-о созданные тобою отличия
Могут использоваться
Созданными тобою людьми
Для определения разницы
между чем-то и чем-то…
между кем-то и кем-то…
и что плагиатом это
уж точно не будет…
Однако… тут дело не в плагиате…
а в том…
что если всё создано тобой или дьяволом…
то-о что же тогда создано человеком?..
Ни-че-го…
Всё иллюзии…
иллюзии…
иллюзии…
всё молекулы…
молекулы…
молекулы…
вами созданные…
из которых вы лепите иллюзии…
какие вам только вздумается…
иллюзии присутствия…
иллюзии отсутствия…
иллюзии кажущегося…
А я хочу увидеть
Настоящую разницу
Между одним и другим…
созданную самим че-ло-ве-ком…
потому как… если этой разницы…
созданной только лишь человеком…
не существует…
то нет и самого человека…
потому как тогда
Между человеком и его отсутствием
Тоже не существует никакой разницы…
одни иллюзии…
иллюзии…
иллюзии…
Господи… где я только не искал
Настоящую
Человеческую
Собственноручно созданную разницу
Между одним и другим…
Среди друзей её нет и подавно…
молодые меньше отличаются друг от друга…
чем люди пожилые…
а тем более старики…
потому как молодым
ещё нечем отличаться…
не успели нажить отличия…
Молодые похожи друг на друга
И без твоего вмешательства… Господи…
Кстати… схожесть… видимо… и есть
Чисто человеческое творение…
Хотя нет… это тоже твоё… э-э-э…
«…по образу и подобию…»
так… кажется… написано…
Дальше…
Отличий между девушками
Тоже никаких…
За исключением фо-о-о-рм…
Но это явно
Не творение рук человеческих…
Чёрт… сколько обнажёнки в голове…
Да такой же шикарной…
Уй-ю-ю-й…
Но это тоже всё
молекулы…
молекулы…
молекулы…
От парней девушки
вроде бы отличаются…
но тогда… как же ребро Адама?..
Животные…
природа…
вещи…
явления…
понятия…
я всё перебрал…
Всё – одно… всё – едино!..
Даже без молекул!..
Одна сплошная гармония!..
Черви – внутри птиц…
птицы – внутри червей…
В реке – пузырьки воздуха…
в воздухе – испарение… влага…
На деньгах нарисованы головы…
в головах нарисованы деньги…
В поэзии – музыка…
в музыке – поэзия…
А теперь главное…
чем лично я
отличаюсь от них…
сидящих передо мной?..
От них…
которые… как и я…
разговаривают с тобой
примерно об одном и том же…
о собственной невозможности…
а то и нежелании
противостоять грехам…
потому как нет
ни грехов…
ни грешников…
ни благ…
ни праведников…
Есть только
молекулы…
молекулы…
молекулы…
иллюзии…
иллюзии…
иллюзии…
Я весь состою из этих…
что передо мной…
а они – из меня…
и мы ничем не отличаемся
даже от мёртвых…
потому как тоже станем мёртвыми…
а мёртвые станут живыми на том свете…
Всё вопрос времени…
которое тоже
ничем от себя не отличается…
И время…
и материя…
и чувства –
всё – ты… Господи…
всё – по твоей воле… Господи…
А существую ли я?..
Существует ли воля моя?..
Если нет…
то зачем меня наставлять…
а тем более наказывать?..
Если же я существую…
то должна существовать
и моя воля…
ибо только воля
доказывает существование…
Если же существует моя воля…
то должны существовать
и мои творения…
сугубо мои!..
Если же существуют
сугубо мои творения…
то должны существовать
и мои отличия…
А я хочу… хочу… хочу…
очень хочу… Господи… отличаться!..
Я хочу отличаться…
если не от себя…
то хотя бы от других!..
Я хочу увидеть эту разницу…
эту границу…
эту щёлочку между мной и ими…
а главное –
между добром и злом!..
Щёлочку не илли… не иллюзорную…
а настоящую…
мною созданную…
мою личную!..
Я мечтаю просунуться
В эту щёлочку…
потому как точно знаю…
что ты… Господи… живёшь там…
А когда я-а-а окажусь
Рядом с тобой…
вот уж мы позабавимся…
позабавимся над теми…
кто прикалывается
над моей кудрявой шевелюрой!!!
В общем… так… Господи…
если ты не откроешь мне эту щёлочку…
я зарежусь крестом… как кинжалом…”
Молодой огарыш
Перекрестился наотмашь.
Белорусу стало жалко Бога до слёз…
Неожиданно
Из многочисленных труб органа,
Как из фонтана,
Стала изливаться музыка
Страстным потоком.
Создалось впечатление,
Что уйма колокольчиков
Доверху заполнила
Помещение храма,
И любое твоё движение
Сопровождается
До тошноты сладкими звуками,
Сладкими,
Как месть за мать.
От органной музыки
Православному белорусу
Стало казаться,
Что обнажённая женщина
Кормит его мороженым
На ночном кладбище.
Схватившись за голову,
Наш юноша вскочил, чтобы убежать,
Но влажный взгляд его
Вдруг заполнил
Некую дивную нишу,
Что находилась
В самом углу храма
И была сокровенным пристанищем
Вселенского уюта.
Парень уже медленно плыл туда,
Впервые настолько уверенный
В правильности совершаемого…
Он шёл,
Не отрывая открытого взгляда
От мерцающей ниши,
Ювелирно расписанной
Восточной вязью.
Юноша шёл, не моргая
и даже не посматривая под ноги,
Он знал, что не споткнётся,
Ибо чувствовал –
даже колонны посторонятся,
Дабы освободить ему
Путь к нише,
В которой от волнения
Дрожали блики
Толстых свечей,
Что ровно горели
В изящных подставочках,
Похожих на детские ладошки.
«Ладошки» лежали у подножия
Фигурки Девы Марии.
Скорбно склонив голову
И сложив на груди ладони,
Она молилась
за всех и за всё.
Православный белорус
Вошёл в её свет
И перекрестился щепотью.
Вдруг
ему показалось,
Что скульптура дышит(!),
Дышит ладаном.
Худенькие плечики
Девы Марии
Еле заметно
то поднимались,
то опускались.
С её пологих плечиков,
Пологих, как холмики дланей,
Слетела цветочной пыльцой
Художественная неподвижность.
Складки каменной порфиры
Распрямились и высвободили
Тени поколений,
Тени, которые сразу же
Ошпарил светом
Её по-матерински красивый лик.
Наш высокий юноша
Пал на колени,
Дабы заглянуть в лицо,
Прямо в глаза
маленькой и хрупкой Матери
самого Великого и самого Сильного…
Дева Мария: Поезжай домой… сынок…
Поезжай…
Уже можно…
Когда, спустя пару-тройку недель,
Автобус с белорусскими туристами
Пересёк границу с Родиной,
Наш юноша заснул,
Заснул так крепко и умиротворённо,
Как может заснуть только душа
В ароматных травах рая…
Наш парень выбрался
Из чужеземного автобуса,
Как мотылёк из сачка,
И жадно обхватил
Своих родителей,
А они – его.
С одного боку
Сын чувствовал прикосновения
Мокрой ланиты матери,
С другого –
сырой скулы отца.
Родители же чувствовали
Влажные щёки юного сына,
Который был
Уже каким-то молодым,
Ещё более сильным
И – кротким.
Сращённая семейная троица
Напоминала корень Любви,
Который, полившись слезами,
Дал такие высокие побеги,
Что плоды с них
Вкусил сам Господь…
Ты смотри(!),
А юность-то оказалась
Не такой уж и незаметной…
МОЛОДОСТЬ
Молодость – это старая юность.
Молодость – это пора,
Когда всего хочется,
Всё можно
И даже нужно,
Но ещё ничего не умеешь.
Быть смысловым человеком –
значит: иметь свободу
морального выбора.
Быть великим человеком –
значит: иметь великую свободу…
Великая свобода
Рождает великие мечты.
У нашего великого м;лодца
Появилась великая мечта,
Ибо он чувствовал,
Что на него возложена
Какая-то великая функция,
Чувствовал за спиной
Неподъёмные крылья Вечности,
Чувствовал, как под его веком
Мулит каждая жилка Бытия.
Нет, м;лодец не молился
об осуществлении своей мечты,
Потому что не мог
Выразить её словами,
Ибо не мог
Осознать её.
Но он чувствовал свою мечту
И точно знал,
Что хочет осуществить её
Даже ценой
Собственной жизни.
М;лодец решил искать,
Искать то, о чём мечтает,
Искать всюду,
Во всём
И во всех,
Искать, пока не найдёт…
Силуэт то ускользал,
давая нашему м;лодцу понять,
что так будет лучше
или пока так будет лучше,
То появлялся
На фоне нового света,
Цвета,
Мира,
Мыслей.
Силуэт невозможно было рассмотреть
До состояния выразительности,
Разве что – периферийным зрением.
При любом любопытном приближении
Он растворялся
В думах спящего,
А при попытке
Протянуть к силуэту руку –
исчезал надолго,
А казалось – навсегда.
М;лодец пытался воссоздать
Хотя бы образ силуэта,
Но всё больше и больше углублялся
В его забвение.
Затем силуэт
Возникал вновь,
Возникал прямо
перед душой спящего,
И горячие слёзы счастья,
Промачивая наволочку,
Обжигали птичьи пёрышки,
Воскрешая в их куриной памяти
Щемящие воспоминания
О полётах по деревенским дворам…
Хладная полынь
Тусклой рани
После тёплой нуги
Светлого сна
Показалась нашему м;лодцу сладкой
Или, по крайней мере,
Не такой уж горькой,
Ибо уста его
Всё ещё были липкими
От тщетных поцелуев
Сонного пространства.
М;лодец не помнил,
Кого или что он жаждал поцеловать,
Но не сомневался –
это была его мечта.
То, о чём мечтал наш м;лодец,
Он принялся разыскивать сразу,
Сразу в раннем утре.
Это было
Его четырёхсотое утро поиска.
Утро дзинькало гулко,
Дзинькало девичьей чистотой родины,
Однако чистота эта
Была не родниковой,
А какой-то стерильной.
Опять не то…
Подражатель в зеркале
Выглядел озабоченно,
Точно человек-искатель,
Который уже долгое время
Находит или плохое, или пустое…
Очи подражателя
Были плотно набиты порожним,
Оно пёрло из глаз,
Словно актёрские слёзы.
В зеницах было пустынно,
Как среди мыслей дурака
Или эмоций знатока…
Последний глоток чая
Не скатился в желудок,
Как санки с горки,
А канул в грядущее
Остылой пресностью…
Браслет наручных часов
Защёлкнулся на запястье,
Больно ущипнув кожу…
Узконосые плетёные туфли м;лодца,
Похожие на лодки,
Слава Богу, не пропускали воду,
Но, к сожалению,
И не имели с ней дело.
«Лодки» несли хозяина
Не по волнам воодушевления
к высотам воображения,
с которых видны мечты
и их осуществление,
А по волнам ступенек вниз – в жизнь.
Перила, шатаясь как «ирокез»,
Сами нуждались в поддержке.
Дырки в почтовом ящике
Зияли, как глазницы черепа.
Только лишь Ночь
Регулярно присылала в ящик
Свои звёздные письма,
Но звёзды угасали от сырости.
Даже днём
Мрак жил в нём.
Наш м;лодец,
Будто перед расстрелом,
Так глубоко вдохнул
Дворовый воздух,
Что, казалось, вот-вот оторвётся
От серого асфальта.
Глаза парня закрылись
Ради более чёткого изображения
Рисунков вдохновлённого воображения,
Рисунков флоры,
ладана,
фауны,
агнцев,
семей,
детей,
их каракулей,
алкоголя,
побоев…
«Наждачный» асфальт
Протирал днище
Кожаных «лодок»,
Пока наш м;лодец
Тщетно пытался
Разглядеть в лицах прохожих,
Больше похожих
На посмертные маски,
То, о чём он мечтал…
Угрюмый Троллейбус,
Которому наставила рога Электроэнергия,
Не пожелал отвезти
нашего м;лодца
Ни в счастливое будущее,
Ни хотя бы в известное прошлое,
А порожнее теперешнее
Мелькало за окнами
Вязким месивом
Для заворожённого взора;
Месивом из домов,
машин,
деревьев
и людей;
месивом из уюта,
бензина,
душистости
и грехов…
Наш м;лодец-студент вошёл
В кирпичную коробку универа,
Как астрофизик в обсерваторию,
Где телескопами были глаза,
А небом были книги,
Они же были и жизнью.
В читальном зале
М;лодец взял
Всего три книги,
Дабы хоть в них
Отыскать то,
О чём он мечтал.
Да, наш парень
Знал всё главное
И почти всё незначительное,
И именно с этим «почти»
Он и пришёл познакомиться,
Ибо жизненно необходимое
Может быть скрыто
И в заумных заблуждениях.
М;лодец открыл
Первую книгу,
Точно шкатулку
с инопланетным грунтом.
Страницы были особенно
новёхонькими и хрустящими…
как поддельные банкноты.
Глазам парня
Хватало и пары предложений,
Чтобы сходу увеличить их суть
До размеров её понимания,
Увеличить даже там,
Где сути не было и в помине.
„Та-а-а-к… возьму выборочно…
Со-фи-сти-ка…
Блин… ну что же вы хотите
от детей… рождённых
до Рождества Христова?..
Софисты… эти наивные мудрецы
Подобны безответно влюблённым юнцам…
которые знают о любви
Больше своих зазноб…
но вместе со знаниями
Заглатывают и заблуждения…
главное из которых то…
что любовь их
является любовью…
А Протагора особенно жалко…
Мало того…
что он был обвинён
В отрицании тех…
кого не существует…
а именно… языческих богов…
так бедняга ещё и утонул случайно…
Нет…
здесь мечты моей нет…
разве что – наивность…
Дальше де-тер-ми-низм…
Всё имеет свои причины…
Скажите это Красоте…
которая расцвела и завяла
На необитаемом острове
Вне людских восхищений…
К тому же…
каковы причины причин?..
И имеют ли причины причин
свои причины?..
Где Первопричина?..
Бесконечный тупик
Для пытливого ума…
Блин… да как же можно признать
Закономерную взаимосвязь
всех явлений…
если в клубке бытия
нет ни начала… ни конца?..
Как объять выводом
Необъятное?..
Локальная причинность…
казалось бы… возможна…
ибо существуют же прогнозы…
основанные на ней…
Но в том-то и дело…
что очень часто
Прогнозы не сбываются…
подобно грёзам провинциала…
И не сбываются эти прогнозы
Не только потому…
что аналитики ленивы…
Просто они не учитывают
Фактор Бога…
фактор его вмешательства
В грешные помыслы
Рабов Божьих…
Тут детерминисты могут обрадоваться…
словно лохи…
разоблачившие пьяного шулера…
и заявить…
что… мол… Бог… это тоже причина…
Однако же… у причины
Должно быть более-менее
предсказуемое следствие…
но Господни пути – неисповедимы!..
Опасность детерминизма в том…
что ошибочные прогнозы
Порождают ошибочный фатализм…
умаляющий величие
вольной личности человека –
Богообразного и Богоподобного…
Тут нету моей мечты…
И слава Богу…
Далее ра-ци-о-на-лизм…
Разум есть основа
познания и поведения людей…
Ага…
А как же поэт…
который по воле
Небесного вдохновения
В безрассудном(!) состоянии транса
Вживляет поэзию
В бледную бумагу…
из-за чего последняя
Становится краше радуги?..
Рационалисты могут возразить…
заявив… что только разум
Может оценить всё созданное не им…
а значит…
и пересоздать это для человека заново
Через его восприятие…
а следовательно…
и заполучить на всё пересозданное…
так сказать… единоличные авторские права…
Но в том-то и дело…
что поэзия
Оценивается не разумом…
а чем-то ещё…
ибо зачастую читатель
Не понимает даже смысла
Стихотворных строк…
однако прекрасно чувствует прекрасное…
Рационалисты вновь
Могут воспрять духом…
Хотя нет… духа они не признают…
Рационалисты вновь
Могут воспрять разумом
И заявить…
что творческое вдохновение
Есть следствие Высшего Разума…
Но… ребята…
не будьте пойманными за хвост ужами…
не выкручивайтесь… жала нету…
Высший Разум… он же Бог…
как известно… есть Любовь…
которая выражается в сострадании
Даже людей неразумных…
безрассудных…
умалишённых…
К тому же… если разум
Не в силах дать
Чёткое определение
Даже самоё себя…
как же он может быть
Основой познания
Всего остального?..
Это всё ровно…
что давать кому-то совет…
чётко не зная…
правильный он или нет…
Да о таком
даже мечтать не хочется…
Та-а-а-к… что тут дальше?..
Ма-те-ри-а-лизм…
Материя первична…
существует вечно…
никем не сотворена…
Мир материален…
даже мысль материальна…
Ну… во-первых… в слове «вечно»
Уже есть что-то идеалистическое…
Во-вторых… если материя
Никем не сотворена…
то на хрена она нам нужна?..
«Нужна! Нужна!» –
запаниковали материалисты…
Жить хотят…
А раз жить хотят…
значит… это дело приятное…
а помирать… страшное…
Вот и выходит…
что материя жизни и смерти
Несёт в себе добро и зло…
категории…
которыми оперирует Создатель…
он и первичен…
Что же касается
Материальности мира…
то тут материализм…
словно самоубийца…
идёт против самого себя…
ибо ничего не принимает
Просто на веру…
Ему… видишь ли…
жизненно необходимы
Неопровержимые доказательства
Даже того… что уже доказано…
В этом смысле
Материализм похож
На Фому неверующего…
с той лишь разницей…
что апостол – любим…
Так вот…
невозможно доказать
Существование того или иного…
ибо невозможно определить…
из чего состоит то или иное…
даже если то или иное есть энергия…
Невозможно докопаться
До истока-материала…
ибо бесконечность
Не подразумевает истока…
Вывод…
мир не может быть
Только лишь материальным…
так как не может быть
Материальным вообще…
потому что никто не в силах
Материалистично доказать…
существует ли материя в принципе…
ибо никто не в силах определить…
из чего она состоит
в масштабе микрокосмоса…
Что же касается
Материальности мысли…
то пусть материалисты попробуют
Одной только думкой (не путать с молитвой)
Превратить себя в гениев…
Того… о чём я мечтаю…
здесь нет…
ибо тут
Не за что зацепиться…
Пра-гма-тизм дальше…
Истинно лишь то…
что имеет
практическую полезность для людей…
Хорошо хоть… что прагматики
Бога не отрицают…
От кого… от кого… а от Него
Практической пользы больше…
чем от всех прагматиков разом…
Однако вот жаль…
что практическая полезность
Распространяется не только на людей…
но и на нелюдей…
подобно наивному дождю…
который орошает как маслята…
так и поганки…
К тому же… после того…
как наши наивные прародители
Вкусили по воле змеиного любопытства
Запретные плоды
с древа познания добра и зла…
Польза запала на Вред…
как институтка на мужлана…
И с тех пор
Польза и Вред так развратились
В пожизненно-тщетных поисках
Универсальной услады…
что дошли до взаимообмена
собственноличными значениями…
Поэтому разобраться
Только лишь в рамках прагматизма…
что есть полезность…
а что есть вредность…
не представляется возможным…
Точно так же
Как не представляется возможным
Узреть здесь мою мечту…
ибо моей мечты здесь нет…
несмотря на её практическую полезность…
предчувствуемую мною…
По-зи-ти-визм…
Главное…
это научное познание
непосредственно явлений…
а не их сущностей или первопричин…
ибо последние не поддаются
точному сопоставлению с фактами…
О… нет… в поверхностном
Моей мечты не будет…
она для блюдца
слишком глубока…
Однако…
чем таким своим вдохновенным
Можно отпарировать
Доводы позитивистов?..
Дайте-ка подумать…
Дайте-ка подождать вдохновения…
Дайте-ка вымолить вдохновение…
Ага… вот…
Никто до миража не дошагает…
но по пути в надежде поживёт…
а тот… кто ближе всех к обману станет…
опять на расстоянье отойдёт…
Всё состоит из маленькой надежды –
и бездна… и слезинка… и плевок…
И в сердце мудреца… и в снах невежды
Пульсирует её живой исток…
Однако…
моя мечта не в надежде…
ибо я не знаю…
на что надеяться…
Листаю…
листаю…
листаю…
Ин-ту-и-ти-визм…
Интуиция –
единственно достоверное
средство познания…
Эх… кабы знать:
сигналы за грудиной
есть глас пророка
или волчее чутьё?..
Не-э-э-т…
это философское жильё пустынно…
Моя мечта в нём не гостила…
ибо даже мой внутренний голос…
каким бы он ни был…
с нею тут не перекликается…
Так… что там дальше?..
Эм-пи-ризм…
Чувственный опыт –
единственный источник
достоверного знания…
Впечатления…
Эмоции…
Чувства…
самые соблазнительные явления
для матёрой Иллюзии…
ибо они невольно влекут её к себе
своей беззащитной безотказностью…
точно неискушённые одиночки…
А Иллюзия
вешается на их красивые шеи…
словно пьяный заморыш…
а потом и взбирается на них…
как деваха на своего пацана
во время какого-нибудь концерта…
В итоге непонятно…
это наше высокое Впечатление
возвышается над остальными Эмоциями
или это залётная Иллюзия
торчит из табуна Чувств?..
Промежуточный вывод…
Впечатления могут быть ложными…
и никакой Опыт
не разоблачит их…
подобно честному(!) следователю…
ибо сам Опыт
складывается из Впечатлений…
которые… ох… как любят
совать ему взятки
в виде Иллюзий…
Таким образом… эмпирист
Легко может влезть
В логово лжи
С ярким впечатлением…
что он вошёл
В келью истины…
Также любопытно узнать…
в каком таком душевном сейфе
Эмпиристы хранят
Тот самый непреложный абсолют…
который указует им…
где завуалированное Пристрастиями заблуждение…
а где обнажённая Реальностью истина?..
Бог его ведает…
Одно понятно…
моей мечты здесь нет…
ибо она реальна…
как бы странно это ни звучало…
Могу ли я заблуждаться?..
Вряд ли…
потому что я лишён пристрастий…
ибо не ведаю… о чём мечтаю…
Могу ли я мечтать об иллюзорном?..
Вполне…
Проверим…
Что у нас там дальше?..
И-де-а-лизм…
Основа всего существующего
есть духовное начало…
Если под духовным началом
Идеалисты подразумевают
Господа Бога…
то я думаю… что парни
Двигаются в верном направлении…
но… к сожалению…
или к счастью…
не к моей мечте…
Я так чувствую…
Мне с ними по пути…
но я пойду блуждать во времени…
в истинах и заблуждениях…
словно следопыт без лупы…
блуждать… надеясь отыскать…
м-м-м… счас-счас-счас…
сейчас скажу… что именно…
счас-счас-счас…
счас-счас-счас…
В извилине застряло…
выковырну и… и… и…
Нет… нет… не скажу…
Растворилось…
Растворилось…
В суете растворилось…
В суете мыслей…
Растворилось…
словно намерение раскаяться…
Ху-у-у-у-у-у-у…
Ладно… что там дальше?..
Фе-но-ме-но-ло-ги-я…
Мг…
Короче и проще говоря…
феноменологи стремятся познать
Таинства бытия…
Ну что им можно посоветовать?..
Окромя одного…
Познайте сначала
Конечные цели вашей философии…
Наверняка они пованивают
Жаждой всемогущества
И вселенского господства…
И вонь эта
Очень похожа на смрад
Жжёного пороха пули…
которая всего лишь стремилась
Познать внутреннее строение человека…
Ежели ваши цели гуманны…
то просто не любопытствуйте о непостижимом…
Моя мечта тут не таится…
хоть пока и непостижима…
На-ту-ра-лизм…
Природа
есть единый
и универсальный принцип
объяснения всего сущего…
Что есть цветы…
цветы… чьи лепестки
Твоим дыханьем не благоухают…
в твоих зеницах не отражены
И локоны твои не украшают?..
Ежели под природой понимать
Данность… которая есть
Организация всего сущего…
то тогда надо признавать…
что действия Господа Бога
Зависят от его собственной организации…
а это уже многобожие какое-то…
К тому же…
если природа есть первоначало…
то что тогда или кто тогда
Руководит самой природой?..
И представить жутко…
Если же природа есть Бог…
то природы нет вообще…
в том числе и природы человека…
а это не так…
ибо наряду с Божьей
существует и человеческая воля…
данная нам Богом…
Вывод…
есть Творец…
есть творение…
есть возделыватели…
и это истинно…
даже если противоестественно…
Природа жива…
но не одушевлена…
а значит… моя мечта
не природы дитя…
Так-так-та-а-а-к…
Страницы на страницах
Лежат лицом к лицу…
расписаны все лица…
прочесть бы чистоту…
Фи-ло-со-фи-я жиз-ни…
Ого…
Жизнь есть естественноорганическое…
целостное первоначало…
Проще говоря…
жизнь жива…
жива сама по себе…
Но дело в том…
что жизнь есть процесс…
поэтому он не может быть
Первоначалом чего-либо…
ибо сперва
Любой процесс должен
Чем-то или кем-то запуститься…
Например… отморозком…
гаркнувшим: «Наших бьют!»…
Хотя и самому отморозку предшествует
Бесконечное число запусков
Бесконечного числа процессов…
В любом случае…
спервоначала был запуск…
а затем уже процесс…
Далее…
как ни страшно это звучит…
жизнь не может быть живой…
она не живая субстанция…
ибо процесс… это не материя…
процесс… это признак живого…
но не само живое…
Точно так же…
как качание по полу кота
Не является живым организмом…
но являет его…
В этой философии
Моей мечты нет…
потому что
Моя мечта жива…
Дальше-дальше-дальше…
Шелещу бумагой
С воинской отвагой!..
Как бы не наткнуться
Мне на лжи зазаду…
Ин-де-тер-ми-низм…
Человеческая воля
есть самостоятельная
автономная сила…
Так-то оно так… но…
Когда на кляузе кончаются чернила…
а при расстреле ствол осечку выдаёт…
и разрывается удавка суицида…
невольно веришь: тебя Кто-то бережёт…
Моё мечтанье
в индетерминизме
одна лишь воля
не удержит ни за что!..
Ладно… давай дальше…
Страницу подцепляю
И смыслы вместе с ней…
Презрительно сдуваю
Я пыль дурных идей…
Эк-зи-стен-ци-а-лизм…
Постигая себя…
человек обретает свободу…
которая есть выбор
самого себя…
накладывающий на него
ответственность за всё…
Вот это уже хорошо…
Ещё не добро…
но уже хорошо…
Понятие «ответственность»…
особенно моральная…
есть следствие совести…
которая… в свою очередь…
есть следствие Духа Святого…
Только вот
Познавательное путешествие в себя
Невозможно без проводника…
как бы противоречиво сие ни звучало…
И проводник этот
Должен быть извне…
вне сущности человека…
ибо свои внутренние проводники
Не надёжны…
Проводник-разум
Ошибается…
подобно бесчувственному всезнайке…
который на вопрос «А ты меня любишь?..» –
отвечает положительно…
исходя из логиги момента…
Проводник-интуиция
Издевается…
как безответственная астролог…
Проводник-«Я»
Напоминает человека…
который болен…
пьян
или долго не был на Родине…
а потому путается
в родных улицах…
забредая то в клоаку…
то в тупик…
А проводник-совесть
Подавляется…
как агнец быдлом…
В этом смысле
Проводник извне
Должен являться праведником…
а лучше… святым…
Проводник-праведник
Может быть
На глазах…
на устах
и в плодах…
В добрый путь!..
Но для моей мечты
Экзистенция тесна…
как для неба синевы
Человеческие глаза…
Буду дальше листать
И от пыли чихать…”
– Апчхи! Блин…
„Хоть бы «Будь здоров» кто сказал…
Ага… жди…
Так… что тут у нас?..
Пер-со-на-лизм…
Признаёт личность
первичной творческой реальностью…
а весь мир –
проявлением творческой активности
«верховной личности» – Бога…
О!..
Вот это… я понимаю…
философское направление!..
Никаких претензий!..
Кроме одной…
Под личностью
Персоналисты подразумевают
Только человеческое «Я»
Или ещё и гуманоидное?..
Дело в том… что гуманоидов…
этих забавных парней и девушек…
мы совсем не берём в расчёт…
подобно зазнавшемуся талантишке…
который никогда не знакомится
с чужими произведениями…
ибо боится нарваться на гениальное…
Мало того…
мы мало верим даже в наличие
Огромнооких гуманоидов…
Принцип «не видел – не верю»
Пусть лучше используют детдомовцы
По отношению к своим родителям…
которые их когда-то бросили…
Таких предков
Действительно не существует…
А гуманоиды есть!..
Есть!..
Серьёзно говорю!..
Блин… да я их видал!..
И они меня!..
Уровнем своего
Интеллектуально-морального развития
Они обуздали всё…
всё… кроме чувств…
И это даёт нам шанс
Признать их человеками…
Персонализм…
в нём частый гость моя мечта…
но где же… где сейчас она?..
В конце последнего листа
Или под носом у меня?..
Шлист…
шлист…
шлист…
О…
Фи-ло-соф-ска-я гер-ме-нев-ти-ка…
Душевно-духовные переживания
есть основа понимания
гуманитарных наук
и толкования текстов…
в том числе и Священного Писания…
Есть переживания лингвистов
За чернильную парочку запятых…
похожих на ушные украшения
высокой словесности…
которые навсегда разделены
вводным словом (возможно)…
А есть переживания
Двух деток… друзей…
ставших таковыми
на почве ненависти к детсаду
и любви к свободе…
которая слышится
в чётком цоканье
каблучков их мамочек…
каблучков…
на коих озёрными искрами
мерцает звёздная пыль…
Эти переживания
Маленьких человечков
Так тяжелы…
что они вынуждены
витать в невесомости…
сталкиваясь
со всяким космомусором…
оставленным взрослыми…
Детки переживают…
что Луна
Очень редко бывает кругленькой
И очень редко светит ярко…
А из-за этого
Их бабушкам и дедушкам
По ночам на небе страшно…
Так вот…
между переживаниями лингвистов
И сопереживаниями деток
Разница всего в две буквы…
но она ОГРОМНА…
а потому и разница в толковании
чего бы то ни было
будет такой же…
Большая разница
Порождает большие конфликты…
поэтому опираться
В толковании Священного Писания
На одни только людские переживания
Без святого опыта
Просто опасно…
Даже если
Рано или поздно
Недостающие две буквы «со»
Лингвистам принесёт
Божья (со)весть…
и всем покажется…
что всё стало благостно
и толковать Священное Писание
мерез личные переживания
можно одинаково добротворно…
герменевтики… не впадайте в эйфорию!..
Ибо без объективного
православного опыта…
основанного на праведных примерах…
любое человеческое переживание…
даже самое совестливое…
будет извращено…
Например…
переживание за убитого зайца
может превратиться
под влиянием чёрт знает чего…
в переживание за охотника…
чья дробь разнесла добычу в клочья…
Я чувствую… что тут моя мечта
недавно или только что была…
Но где же… где же… где она теперь?!.
Не видно… хоть глазам своим не верь…
Быстрей за ней…
Оп…
оп…
оп…
оп…
оп…
Схо-ла-сти-ка…
Философская наука…
основанная
на Божественном Откровении…
Я согласен с этим…
как и с тем…
когда вдруг небо…
уставшее от судебно-исполнительских деяний
начинает потеть…
и капельки его терпкого пота…
что во время падения
успевают примерить
все цвета робкой радуги…
плюхаются в мензурку
с горьким лекарством…
которое сизовласый старик
принимает прямо в саду
вместе с грядущей надеждой
на вечную бесплотность…
Однако… схоластам
Нужно праведно следить за тем…
чтобы одухотворённая методология
Не разбухла от слёзных эмоций…
как морда от водки…
А то всё это напоминает
Историю с военным командиром…
который… влюбившись в санитарку…
отдавал приказы только в рифму…
Особо праведно
Схоласты обязаны следить за тем…
чтобы Божественное Откровение
не повреждалось о крючки крючкотворов…
Ибо от боли
Любое откровение
Превращается в сокрытие…
И ещё!
Вряд ли исповедница
Будет откровенна со священником…
зная… что тот нарушит
тайну её исповеди
во имя научного открытия…”
– О, Боже, о, Боже, мечта!
Да тут же, да вот же она!
О, Боже… о, Боже… не та…
Не та… не та… не моя…
„Блин… на меня все посмотрели…
как на придурка…
А мо-жет… и в са-мом де-ле?..
Ладно…
какая разница…
буду искать дальше…
Немного осталось…
особенно по философским меркам…
Так-так-так…
Во-люн-та-ризм…
Человеческая воля –
высший принцип бытия…
Мне кажется…
что единственной блудницей…
в которой бес души не чает…
является человеческая Воля…
Эта наивно-меркантильная нимфоманка
Связывается и путается
Со всеми и со всем…
Она так скоро и сильно
Западает на Суть суеты сует…
что сама становится ею…
Поэтому
Даже если представить…
что эта сучка
Есть высший принцип бытия…
то все мы… сукины дети…
Мою мечту в волюнтаризме
Я даже искать не стану…
Что там… блин… дальше?..
Так-так-так-так-так-так-так…
Ки-ни-ки (циники)…
Лист от листа не легче…
Идеал:
безграничная духовная свобода индивида…
Киники относились
с демонстративным пренебрежением
ко всяким социальным институтам…
обычаям
и установлениям культуры…
Блин… а они похожи
на человеческую Волю…
А вообще…
всё это из области следующего…
Сейчас придумаю…
Счас-счас-счас…
М-м… м… м-м… м-м… м-м-м…
Вчера я словом пренебрёг…
сейчас тобой пренебрегаю…
а завтра… о… мой эго-бог…
я и себя в беде оставлю…
Тьфу… блин!..
Быстрей отсюда…
Последнее…
последнее…
последнее…
Спи-ри-ту-а-лизм…
Всё сущее есть субстанция духа…
Фактически спиритуалисты…
в той или иной степени… стремились
обуздать дух…
Действительно…
даже предметность предметов
иллюзорна…
словно сосулька
в горячих ручках ребёнка…
иллюзорна…
ведь любая материя
не конечна…
а из чего-то состоит…
При глубинном рассмотрении
одно состоит из другого…
другое – из третьего…
третье – из четвёртого…
четвёртое – из пятого…
пятое – из шестого…
шестое – из седьмого…
седьмое – из восьмого…
восьмое – из девятого…
девятое – из десятого…
десятое – из одиннадцатого…
И так далее вглубь…
в микрокосмос частиц…
и невозможно добраться
до конечного материала-истока…
ибо его просто нет…
как нет тупика в космосе…
Если… конечно… сам космос
Не является великим тупиком…
Бесконечный микрокосмос!..
который… кроме как духом…
никак и не назовёшь…
Однако можно ли называть
Микрокосмос духом?..
Что есть дух?..
Никто толком не ведает…
как никто не ведает…
что есть невиданное…
Пока прозрение
Не озарит кого-нибудь уразумением…
как дурня…
который вдруг осознал…
кто он таков…
нам ясно лишь то…
что дух есть…
Но в том-то и дело…
что микрокосмос –
это не только
иллюзия материи…
но и иллюзия её отсутствия…
ведь при увеличении микрочастицы
её материя
хоть и перестаёт существовать…
но оставляет после себя не вакуум…
а другую материю…
а другая – третью и т. д.
Таким образом…
бесконечное отсутствие материи возможно
лишь благодаря её бесконечному наличию…
То есть
при увеличении материи
можно бесконечно повторять:
«Нету…
Нету…
Нету…
Нету…»
или
«Есть…
Есть…
Есть…
Есть…»
И то… и то будет верно!..
В зависимости от оптимизма смотрящего…
Итак…
если микрокосмос отсутствия материи
может называться субстанцией духа…
то тот же микрокосмос наличия материи –
естественно… не может…
Вывод…
дуализма для спиритуализма
будет многовато…
Дуализм развенчивает спиритуализм!..
Однако что делать…
если вдруг окажется…
что и материя… и дух
есть иллюзия?..
Во завернул!..
Что если бытия не существует…
как и нас с вами…
Но тогда… какого рожна
С нас вычитывают налоги?!.
А всё дело в том…
что отсутствие наличия
есть наличие отсутствия…
а ничто – это уже что-то…
Всё-таки что-то есть…
мы всё-таки что-то имеем…
и это «что-то» – иллюзия!..
А раз иллюзия есть…
значит… её Кто-то создал…
и этот Кто-то существует…
существует где-то
между наличием и отсутствием…
Нам этого никогда не осознать…
ибо речь идёт о Святом Духе…
не просто о духе!..
а именно о Святом…
Вывод…
всё сущее есть
Субстанция Святого Духа…
а раз Господь есть Дух…
то и иллюзии здесь уже не место…
Товарищи… мы существуем!..
Однако…
начинают возникать
сложные измышления…
словно галлюцинации
на трезвую голову…
и чистую…
как крылышки ангелочков…
Итак…
раз существует Божья мораль…
значит… добро противостоит злу…
раз есть зло…
значит… есть и злой дух…
а раз есть злой дух…
значит… не всё в мироздании
состоит из Духа Святого…
например… маты матерей…
Отсюда вопросы…
Откуда в Эдем
Прополз змей-искуситель?..
И зачем вообще
Был создан Эдем
И люди в нём?..
Ответ первый:
змей-искуситель
прополз в Эдем ниоткуда…
Не смейтесь… «ниоткуда» –
это не так уж и несущественно…
Ответ второй:
Отец небесный хотел
Поделиться своей любовью…
Ах… да… совсем запамятовал!..
Что касается стремления спиритуалистов
обуздать Дух…
то это так же смешно… как и опасно…
а главное… неискупимо!..
Просто будьте добры…
и Святой Дух обнимет вас…
как отец обнял блудного сына…
Нет…
в спиритуализме моей мечты нет…
как нет её и в людских философиях…
Теперь я понял…
что философия –
это жалкие домыслы
и умозаключения
рабов Божьих…
Ну… что ж… вторая книга…”
Наш м;лодец наобум
Раскрыл книгу вторую.
Страницы её были заляпаны,
Как передник кухарки.
„Так-так-та-а-а-к…
Кто запутался в лит;рах…
правда… ложь или химера?..
Кто за буквами засел
Ангел или Азазел?
Проверим!..
Бессознательное в человеке –
это всё то…
что он не осознаёт…
но оно ему присуще
и разнообразно проявляется…
Ребята психологи…
Да плевать(!) на форму…
на содержание
и даже на происхождение
и проявление бессознательного
огненной слюной…
которая пусть прожжёт
кипы атеистических страниц…
как прожёг нежно щемящий свет
дивной звезды на востоке
залежавшиеся души книжников…
А истинно важен –
замес разнородной информации
в посудине подсознания!..
Важен паскудный её месильщик!..
Важны разрушительные последствия
Этого отравленного месива!..
Важно противоядие
Этому едеву!..
Итак…
Кто смешивает
Нектар и яд воспоминаний?..
Кто втискивает букву «г»
в слово «орехи»…
из-за чего некий паренёк
щёлкает для своей девчонки огрехи…
сдирая с беленьких зубок эмаль?..
Кто… кто… кто?..
Организм человека?..
Его психика?..
Брехня!..
Они не самоубийцы…
Кто же тогда месильщик?..
Да… да… да…
это сатана!..
Вернее… бесёнок…
что и груб… и тонок…
Именно он
Тараканов из-под прилавка сознания
Глубоко и больно впихивает
В складки человеческого мозга…
словно зубки чеснока
в надрезы окорока…
Именно бесёнок
Загаживает наши сны дерьмом…
которое приплывает
явно не из человеческой памяти…
ибо его происхождение…
с лабораторной точки зрения…
не жизненное…
Где же противоядие
Супротив аспидов
Внешних и внутренних…
кишащих в поддоне
нашей здравости?..
Отвечаю…
Средством против нечистот
Являются слёзы…
которые изливаются
не наружу… а под душу…
Вот так-то!..
Складно…
Ладно…
А моей мечты
в подсознании нет…
в нём грязно…
Та-а-а-к…
Что тут дальше?..
Что тут дальше?..
Что тут дальше?..
Под волнами страниц на глубинах
Бездна истин иль донье в ундинах?..
Я попробую мудрости соки…
иль в болото утянут пороки?..
Воля – это сознательное…
целенаправленное действие
при отсутствии удовольствия…
получаемого в процессе
и в результате его выполнения…
Молодцы… всё правильно…
Однако мою душу
Терзает любопытство…
будто патрульный мент
замёрзшего под гастрономом бомжа…
Итак…
Практикующие психологи…
часто испытывая отвращение
Или безразличие к клиентам…
помогают их человеческому «Я»
Раз за разом выбираться
Из джунглей собственной психики
За энную предоплату…
Подобно радиоприёмникам
Из спортивного ориентирования…
психологи пипикают…
когда выход к свету близок…
и скептически безмолвствуют…
если клиенты прутся
в заросли безумия…
сдирая с волдыристой кожи
Здравого Смысла
антимоскитную сеть оптимизма…
Так вот…
Ежели воля человека
Связана с неудовольствием…
значит… ему что-то мешает
достичь поставленной цели…
подобно тому…
как беспристрастная Гравитация
мешает пенсионеру
подтянуться на турнике больше…
чем залётный женишок его дочери…
Вопрос:
а быть может…
какие-то помехи человеку
есть не что иное…
как морской узел на поясе
во время шторма?..
Может быть… дебри джунглей…
это не безумие…
а творческое воображение…
а выход из джунглей
есть вход в пустошь суши?..
Возможно… какому-то клиенту
Тяжело выбираться из зарослей…
потому что его стопы
застревают между чьими-то рёбрами…
будто между рельсами?..
Быть может… психологам
Не всегда стоит провоцировать
Человеческую Волю
На противостояние Совести?..
И главное…
как психологи отличают
«Ау!» от «Агу»…
если это подвластно
одним только праведникам…
которых среди психологов
разыскать так же сложно…
как форель в болоте
или молитву в методе?..
Вывод:
нужно слушать
не только свою Волю…
но и собственное Безволие
через свиток с молитвой…
Всё… хорош…
Раскрываю наобум
Бумажный кейс буквальных дум…
Что увижу – прочитаю…
что прочту… то затуманю…
Личность есть
пожизненно формирующаяся
индивидуальная совокупность
психофизиологических систем…
которыми определяются
своеобразные для данного человека
мышление и поведение…
Блин… да неужели
Дать определение личности
Нельзя при помощи
Всего одной буквы «Я»?..
Точно так же… как отказать
Кому-нибудь в чём-нибудь
Можно при помощи
Всего одного кукиша…
Нет…
одной только личности
Для моей мечты маловато…
Буду искать дальше
Откровенье в фальши…
Может… и намою
Золото в помоях…
Раз… два… три… чет…
Отношения между личностями…
складывающиеся в группах…
несут в себе
позитивные ценностные ориентации
и социальные нормы…
а также – основы духовной культуры…
что позволяет личностям
укреплять в себе всё положительное
и избавляться от недостатков…
Тут явно не хватает фразы
«Дай-то Бог…»
Да Господи ты… Боже мой!..
Психологи вы мои коммуникабельные!..
Общительные… как мошенники…
Почему же вы принижаете
Покладистые факты…
словно хозяева – гастарбайтеров…
наработавших грыжи?..
Ведь вы же…
подобно вундеркиндам…
понимаете даже то…
что вам понимать рановато…
Вы понимаете…
что в большинстве своём
Никаких групп не существует…
ибо не существует
Мнения группы…
Существуют только
Лидеры сборищ…
трутни со своими приказами…
которые вуалируются под предложения…
одобренные исполнителями…
вуалируются талантливой самоуверенностью
Бездарных лидеров…
Точно так же… как закомплексованность
Вуалируется вальяжным забросом
Ноги на ногу…
И никаких личностей в сборищах
Не су-ще-ству-ет!..
Там водятся
Только «зайцы» и «лисицы»…
Правда… попадаются и «белые вороны»…
но они там птицы залётные…
В итоге
Так называемые группы
Легко вырастают в группировки…
как полосатые котята в тигров…
Вопрос:
есть ли ведущие…
жертвующие собой
во имя ведомых?..
Да!..
Но такие лидеры –
не лидеры…
а наставники…
А что до меня…
то моя мечта
на этой странице не звучит…
эта страница фауной смердит…
Дальше мысли листаю…
о мечте мечтаю…
Бред перебираю…
ум не осязаю…
Мг… мг… мг… О…
Одиночество –
это психическое состояние…
сопровождающееся плохим настроением
и эмоциональными переживаниями…
И всё?!.
А я-то думал… что одиночество –
это когда после поцелуя
Вытираешь губы
От астероидной пыли…
Когда в толпе людей
Нарываешься на избиение…
чтобы ещё раз увериться
в их существовании…
Когда в зеркале
Больше нет твоего отражения…
Нет-нет-нет…
на этой странице
Слишком одиноко
Для моей человечной мечты…
Какой там дальше узелок
Торчит с изнанки длинных строк?..
Что делать с ним: отдать… беречь…
развязывать или прижечь?..
Давние друзья
могут заранее предсказывать
реакции и поведение друг друга
в различных жизненных ситуациях…
вплоть до определения мыслей…
которые придут друг другу в голову
в том или ином эпизоде…
А вот это
Истинная правда…
которая блестит…
как нательный крестик младенца…
И моя мечта
Наверняка бы жила
Внутри Дружбы…
будто в Эдемском саду…
если бы иногда
Из-за пазухи давних и лучших друзей
Не выпадали камни…
бухаясь нам на мозоли…
Короче…
долой ещё листочек!..
Во-о-о-о-т…
Вражда возникает
прежде всего потому…
что люди существенно различны…
а их потребности таковы…
что зачастую могут быть удовлетворены
лишь за счёт нарушения
или пренебрежения
интересами других людей…
Я так понимаю…
одна из главных задач душесловия (психологии) –
это установление гармонии
между «желтком»…
«белком»
и «скорлупой»…
а также между «яйцами»…
при помощи «ветеринарии»…
И это всё вместо того…
чтобы просто вернуть «яйца»
под живоносную «квохтуху»…
где бы они сразу обрели
родственную гармонию…
Не хотелось бы под «квохтухой»
Подразумевать веру…
но тем не менее…
Итак… далее…
Мечта манит…
страница шелестит…
пыль летит…
в ноздрях свербит…
в глазах рябит…
душа пищит…
Стоп… Вот…
Самозабвенное помешательство
друг на друге –
не доказательство силы любви…
а лишь свидетельство
предшествовавшего ей одиночества…
Мощно сказано…
От этой увесистой мысли
У меня даже голова покачнулась…
А похвальный плеск
Моих ладоней
Переманил на меня внимание
Всех студентов
В читальном зале…
Хотя отбить их внимание у книг
Было так же легко…
как отбить девушку у Одиночества…
Блин… даже через очки
Взгляды зубрил напоминали
Взоры целящихся снайперов…
Надо бы извиниться…
О Бог ты мой…
по воле университетских звонков
Читаки так быстро
Сменяют друг друга…
что причиняешь неудобства одним…
а извиняться приходится
Перед другими…
Время не идёт…
а словно скачет
верхом на моей Поглащённости…
Нет… надо бы извиниться…”
– Извините, делом занимаюсь.
„Блин… ещё больше разозлились…
Правда… некоторые и улыбнулись…
Видно… мои люди…
Значит… надежда на гармонию есть…
Ладно… к делу…
Эта увесистая мысль…
увесистая… как пропитанный кремом корж…
была не о любви…
а о страсти…
Однако… страсть многослойна…
многослойна… словно свадебный торт…
Поэтому я сразу срежу
Самый её низ –
подгорелый и грязный…
низ…
на котором зиждится
вся остальная
скоропортящаяся страстная масса…
и вылеплю из него
несколько мысленных строк…
Так… так… так… так…
Оп… оп… оп… оп…
Готово… Вот они…
Страсть… это когда
Ненасытная тварь подсознания
Истекает солёной слюной
При виде стервозной девицы…
больно похожей
на вавилонскую блудницу…
Переизбыток этой слюны…
до боли наполнив крайнюю плоть…
поднимается по венам к сердцу…
как нефть по трубам к свету…
Когда тягучая жидкость
Достигает центрального органа
Кровеносной системы…
мотор приступает к работе…
так сказать… не на своём масле…
От этого его детали
Начинают тарахтеть и барахлить…
Дальше бешеное вещество
Поднимается к мозгу
И заполняет его извилины…
точно тропический ливень
трещины в пустыне…
После этого у человека
Начинаются ломки…
вплоть до суицидальных мыслей…
Лечение:
«капельницы» со святой водой…
молитвенные рецепты…
посещение храмов
и так далее…
Не знаю… почему…
но… мне кажется… страсть
боится моей мечты…
как бес доброты…
Глубже гляну
В зев Обману…
Только б всласть
Не захлопнулась пасть…
Мг… Мг… Мг… Ага…
Разрушительность –
это средство избавления
от невыносимого чувства бессилия…
Эх… жалко…
аплодировать нельзя…
Однако…
Автор этой фразы
Отвлекает нас
Поучительным финалом
От печального начала…
словно пытаясь
скрыть своё бессилие
Перед прорвой первопричин
И продемонстрировать власть
Над парой последствий…
Поэтому такое ощущение…
что на киносеанс
я опоздал часа на полтора…
опоздал из-за бед
суеты сует…
Короче…
проблема не только
в горестях от разрушений…
не только в самих разрушениях…
не только в разрушительности…
не только в разрушителях
и не только в их бессилии…
ибо если есть бессилие…
значит… есть и препятствия…
а раз есть препятствия…
значит… есть и люди…
учиняющие их…
учиняющие почему-то…
Почему?..
Конечно…
можно идти ещё дальше…
но… скорее всего…
мы придем к тому…
что жизнь похожа на манеж…
поэтому…”
– Тпру-у-у-у!
„Блин… шумом своим
я опять притянул к себе
лица студентов…
будто морды лошадей
хлёсткими вожжами…
Ну… да Бог с ними…
Итак… о чём это я?..
М-м-м-м… А-а!.. Так вот…
Зачастую разрушитель разрушает…
будучи уже моральной развалиной…
Вывод:
почти всегда
делите вину поровну…
И если вдруг виновник…
сцепив кисти рук…
сидит и брезгливо плюётся
Над разбитой им об пол
Вещью пострадавшего…
знайте…
быть может… пострадавший
украл её у виновника…
Блин… а кому это
Я всё это мысленно говорю?..
Кого это я поучаю?..
Может… себя?..
А может… своё Одиночество?..
Ну… ладно… хватит…
а то совсем тоскливо…
Вот… кажись… и всё…
Моя мечта
Бессилию чужда…
Последнюю страничку изучу…
Быть может… тут
Мечту свою прочту…
Мг…
Любовь –
это психофизиологическое
влечение к человеку…
Это определение
Какое-то низкое и узкое…
словно плинтус…
А любовь… это крест
на знаке бесконечности…
Жаль…
на последней странице
Моей мечты тоже не оказалось…
потому что страница последняя…
Я и сам разумею…
что подвергал сомнению
целые пласты смыслов…
пробуя на зуб мудрости
только малюсенькие кусочки…
вырванные из контекста…
Однако бриллиант…
выковырянный из колье…
не перестаёт быть драгоценным…
Так и фразы…
вычитанные из текста…
должны сверкать самостоятельно…
Итак…
просмотрим последний учебник…”
Наш м;лодец
Разломил книжный корж
И увидел внутри его
Уйму чернильных добавок,
Которые на вкус
Были ещё преснее мякиша.
„Ну-ну-ну-ну-ну-ну-ну…
Вот с этого я и начну…
Кожа…
Может быть… на ней…
а может быть… она
знает… где сейчас
живёт моя мечта…
Итак…
Превращусь в букашку
И поползаю по коже…
Родинки…
точно ожоги от звёздочек…
полученные ещё зародышем
от полётов в лоне Вселенной
на корабле воображения…
заселённого грёзами…
Предвкушая своё скорое рождение…
зародыш покидал
Утробу матери
Много-много раз
И наслаждался
Преждевременной жизнью…
Ну!.. Ну!.. Хорошо!..
Но вместе с наслаждением
Он познавал
И его реальные издержки…
Нет… не то!..
Роковые линии на ладони –
это всего лишь
ранние морщины…
Да!.. Да!..
Ничто не придаёт им
Выразительной глубины лучше…
чем безжалостная сжатость
Побелевшего кулака…
Да нет же… не то!..
Нежность ладошки ребёнка
Лучше ощущать губами…
по крайней мере… это будет
Достойное прикосновение
К тёплой мягкости ангелочка…
Хорошо!.. Дальше!..
Что это?..
Блудный багрянец на щеках?..
Или алая пудра на ланитах?..
Пудра от яхонтов…
перемолотых чьим-то чувством…
Очень близко!.. Горячо!..
Чувством зависти…
Да какой зависти?!.
Не то это всё!..
Веснушки –
это пыль с солнечных лучей…
что оседает на носах людей…
которые суют его в небеса…
Не факт!..
А лучи… омытые дождём…
обретают цвета
И прогибаются дугами…
А при чём тут кожа?!.
И тогда даже на бледном лике
Резвятся оттенки
Разных цветов…
Ближе к лику!..
Кожа лица…
Это она так загорела…
или её проолифили…
будто заборные доски?..
Совсем не туда!..
Кожа стала похожа
На изнанку ковров…
Что этому причиной?..
Мороз?..
Страх?..
Предпостельный трепет?..
Холодно!.. Очень холодно!..
Мозоли на ладони –
шершавые холмики
На судьбоносном русле жизни…
Но на будущее они не влияют…
Зато сигнализируют
Об угроблении здоровья…
Плохо дело!..
На щеках щетина…
Для дам красива…
Соблазнительна…
Ей можно столько сердец исцарапать…
Всё наоборот!..
Морщины…
Внучата заполняют их
Святым светом детства…
и морщины превращаются
в русла световых рек молодости…
по которым даже горестные взоры
поднимаются на самый верх…
к небесным истокам…
Вот!.. Вот!..
А это что… бледность?..
Или лицо облили молоком?..
Омолаживающая процедура?..
Или доярка
Плеснула его
В морду механизатору
За то… что тот
Стебанул её по крупу
Тяжёлой мазутной ладонью?..
Уходи назад!..
Пятна… на коже пятна…
Кто-то испачкался в пыльцу?..
Ну!.. Ну!..
Кто-то нюхал цветы?..
Да!.. Да!..
Кто-то натёр кожу цветами…
и она заблагоухала
терпкой красотой?..
Горячо!..
На губах вкус цветов?..
Вот она!..
На губах её вкус?..
Возьми её!..
На моей коже пятна…
Нет!..
Пигментные?..
Заткнись!..
Аллергические?..
Мысль закрой!..
От укусов?..
Прошу тебя!..
От ударов?..
Сволочь!..
Трупные?..
………….
На моей коже
Трупные пятна…
Чёрт… не получилось!..
Мечта отдалилась!..
Побегу за ней
по венам поскорей…
Итак… Вены…
Эластичные жилы разбухли
От липкого алого потока…
который несёт с собой
Частички железа
Из капелек яблочного сока…
размазанных моими губами
По чьим-то устам…
Ну… вот же оно!..
Однако кровеносная система –
это не оросительная система…
и пурпурному потоку…
что замкнут в венах…
точно ток в проводах…
не на что пролиться…
а главное – незачем…
Но он об этом не знает
И рвётся наружу…
будто воздух из шарика…
Не то… не то!..
Опять не то!..
Может… потоку помочь?..
Чёрт!.. Дальше… дальше давай!..
Дальше… дальше…
А дальше – мышцы…
Надо напрячься…
Желваки под кожей…
под щеками топорщатся…
точно бабочки под сеткой сачка…
Ну… хотя бы так!..
Бывшие гусеницы…
Нет-нет-нет!..
Вечные бабочки…
Мг!..
Вечные бабочки
Над бренностью порхали…
Да!..
Пока их не поймали…
Нет… давай-ка назад к желвакам!..
Мои желваки
Раз за разом вздуваются…
точно щёчки девчонки
от скользкой карамельки…
О-о-о!..
Или желваки вздуваются
От жевания жвачки?..
Нет!..
От холода?..
Да нет!..
От боязни?..
Да нет же!..
От боли?..
Блин!..
От услады?..
Конечно!..
Услады от созерцания ссоры
Между моими врагами…
вина которых в том…
что они лучше меня…
Бред!.. Бред!.. Дальше!..
А дальше кости…
Ну и что?!. Перемоем!..
Косточки на кулачках…
Январь (31)…
Февраль (28)…
Март (31)…
Апрель (30)…
Май (31)…
Ну… чувствуешь?!.
Да…
Кости ломит от температуры…
просквозило по весне…
Да не туда!..
Меня просквозило
Встречным весенним ветерком…
Он сушил
Мои потные шею и душу…
пока я… расхристанный…
торопился к…
Ну!.. К кому?!.
К кому-то…
Точнее!..
К себе…
Ну… блин… придурок!..
Да… да… я торопился к себе…
из грёз в реальность…
из трели в прель…
из разряженного в заряженное…
Нет… ни черта не будет!..
Из летательного в летальное…
Ой-ой-ой!..
Мозоли на коленях…
Так!..
От неустанного моления…
Вот!.. Вот!.. Кому?!.
Не знаю… плохо видно…
всё размыто…
как после пол-литра…
Протри воображение!..
Мг… Мг… Мг… Мг…
Кажись… истукан какой-то…
О… Боже!..
Да… точно… истукан…
Да кончай уже!..
Дальше начинай!..
Ладно… Дальше желудок…
Переварю… всё переварю…
Но в желудке ничего нет…
ничего… кроме сока…
его собственного сока…
потому что этот желудок
принадлежит беспризорнику…
Иди от него!.. В смысле…
иди от него к ассоциациям…
которые он вызывает!..
Господи… спаси покинутых…
Господи… спаси покинутых…
Господи… спаси покинутых…
Не замолкай никогда!..
Господи… спаси покинутых…”
„Что там дальше?!.
Лёгкие…
Дыши чаще!..
От благоухания
Долгожданной встречи
Лёгкие надулись…
будто мех дуды…
Ну… давай же… озвучивай!..
Выдох… и уста поют…
Ну!.. Ну!.. Что?!. Что поют?!.”
– Я воротился из-за горизонта,
Из прошлого вернулся я к тебе,
И не моргало око небосвода,
Лучи Светила ластились к земле…
„Вот видишь… как всё хорошо!..”
– И косы Солнца все переступал я,
Боясь порвать их сокровенный свет.
Легко с тобою сердце оживало,
Моя держава, мой тяжёлый крест…
„Тьфу ты… чёрт… какая держава?!.”
Библиотекарша: Молодой человек!
Вы что, из душевных калек?!
Ваша песня, конечно, патриотичная,
Но здесь звучит, как неприличная.
Хотите – мычите, кричите, стучите,
Но только ничего не говорите!
Звуки отвлекают,
Но не привлекают!
А слова, даже глупой формации,
Содержат в себе информацию!
И окружающие невольно
Ловят её недовольно!
„Библиотекарша… блин…
Ты могла быть только такой…
Никакой…”
Наш м;лодец: Ну ладно, хватит уже!..
Допою концовку в душе…
Не будем мешать суетой
Звону тиши гробовой…
„Какая концовка?!.
Дальше давай!..
Как «какая»?.. Вот эта…
Ну… ладно… давай пойдём от державы!..
От твоей Отчизны к твоей мечте!..
Хорошо… я пошёл…
Так вот…
кисть моей руки…
не выдержав тяжести…
выронила золотую державу с крестом…
и та бухнулась на хрустальный пол…
точно гирька силача
с бугристого плеча…
Что за бред?!.
Держава покружилась
На одном месте…
словно усталая юла…
и замерла…
Но трещины в полу не остановились…
а… как ополоумевшие…
пошли расползаться
в разные стороны…
будто зияющие змеи…
пока планета не разломилась…
как надрезанный арбуз…
Так… дружочек…
самое время
перейти к мозгам!..
Хорошо…
Мозг… так мозг…
Заглянем в мозги…
В них не видно ни зги…
Гляди… не дури!..
Мысли протри!..
Мозг похож на плод
Расколотого грецкого ореха…
расколотого аккуратно…
в двери рая…
Да нет же!..
Некому там орехи есть!..
Грецкого ореха…
расколотого музыкальным молоточком…
Ну… хотя бы!..
Грецкого ореха…
расколотого медицинским молоточком…
Куда?!. Назад!..
Хорошо… хорошо… хорошо…
Будто дверные звоночки…
гиацинтовые скорлупки
упали на золотой песочек
райского порога…
Среди драгоценных осколков
Лежал ореховый плод…
лежал и думал…
О ком?!.
Он думал о земном прошлом
И небесном будущем…
Ну!.. Ну!..
Розовые пальчики ангелочка
Подняли коричневый извилистый плод…
Рдяные уста существа
Выдули из извилин
Крупицы золотого песка…
Крылатый малыш улыбнулся…
и ореховое ядро поняло…
для кого созревало оно…
Это всё хорошо… но не то!..
Короче… давай ближе к сердцу!..
Да я уже колочусь…
Итак… сердце…
За дугами грудных клеток
Бьются пунцовые птицы…
но под грузными накидками привычек
птичьи чаяния не чувствуются…
И только в весеннюю пору…
когда пернатые заложники
человеческих жизней
начинают слышать
трепет друг друга…
и их трепыхания
становятся болезненными
для самих хозяев…
эти хозяева понимают…
Ну!.. Ну!.. Вот же оно!.. Вот!..
Что необходимо принять…
Ну… блин!..
Тридцать капель корвалолу…
Конченый!.. Ну конченый же!..
Никаких шансов на счастье!..
Да даже на радость!..
Однако я всё-таки
попробую ещё раз!..
В последний раз!..
Итак!..
Конченый… а что делать…
если лекарство не поможет?!.
Тогда придётся поволочься…
К кому?!.
К прошмандовке… что ли?..
……………………………….
Не знаю… не знаю…
чувствую… но…
но из слов
мою мечту
не построишь…
слишком мало материала…
Да и воображать пока нечего…
Одно ясно…
пунцовая птица
в костяной клетке
не имеет крыльев…
поэтому умирает
прямо за решёткой…
а иной раз –
даже позднее хозяина…”
Наш м;лодец
Чувствовал себя,
Как старик зимой,
Не нашедший ни в одной книге
Засушенного листочка.
Наш м;лодец
Чувствовал себя,
Как исступлённый семьянин,
Который вдруг обнаружил,
Что его семейный альбом пуст,
Будто ладони убогих.
Наш м;лодец
Чувствовал себя,
Как Бесконечность наедине с собой.
Парень вырос из-за стола,
Будто горбатый вопрос
из-за слова «да»,
И поковылял в будущее,
Покалеченный онемелостью;
В будущее,
Которое уже наступило
В молодом воображении.
И там, в этом будущем,
Нашего м;лодца встречали
Его знакомые люди,
Встречали с умилёнными лицами,
Расправленными руками
И свежими душами;
Встречали,
Как космонавты космонавтов
При стыковке корабля со станцией…
Внезапно,
По воле чёрт знает кого,
Наш парень остановился
На тонком пороге
Между читальным залом
И коридором.
Казалось, м;лодец был порогоходцем,
Которому спереди и сзади
Путь преграждали косяки,
А по бокам стояли
Бездна тишины и бездна шума.
Обе они являлись
Безднами непонимания.
Балансируя на пороге
В вихре сквозняков,
Парень распрямился,
Словно крыло,
И кинул студентам в зале
Подачку в виде своего
Острого взора.
Кажется, кто-то
Даже поранился.
Наш м;лодец: Эй, вы!
Если б я напал на вас,
Вы бы превысили самооборону!
Именно поэтому
Я на вас и нападу!
Я такой же, как вы!
Но я не предаю вас!
Я контратакую!
Компьютерное поколение!
Виртуальное поколение!
Углубились и взглядом, и верой
вы в двухмерность недвижной машины!
В ней вы ездите рядом и где-то,
Как в кибитке цыганской и вшивой!
Потеряли вы перья морали!
Ваши души до дрожи нагие!
Вам близки даже дальние дали!
Поколение без ностальгии!
И без слёз…
Закомплексованные трусы!
Пережёвывая синтетические плоды
Технического прогресса,
Вы высказываете на весь мир
Свои желчные мнения,
Высказываете молча,
Пальцами на кнопках,
Анонимно,
Исподтишка!
Но как только…
компьютер выключается…
то на тёмном дисплее…
начинает едва отражаться…
лишь один человек…
и он – один…
Поколение заброшенных душ!
Да какое вы поколение…
Любое поколение
Зачинается от социального Протеста,
А у вас, маловеры(!),
Такое сытое время,
Что грех не разобщиться.
Только кто вас потом
Собирать будет?!
Нет, вы виноваты!
Виноваты в том,
Что не бодрствуете духом!
Для вас реальности нет!
А в ваших машинах и головах
Творится беззаконие,
Оправдываемое виртуальностью!
Жажду вас огорчить!
Грех проживает
И снаружи, и внутри вас!
Он может быть
Как реальным,
Так и условным!
Вывод!
Всевышний ввалит вам
И за ваше воображение!
Ваша раскованность
Плодит высокомерие!
Ваше поколение
Беззаботного времени
Канет в истории
В виде статистики!
Ибо вам нужна не жизнь,
А наслаждение ею!
Однако
Жить в своё удовольствие
Можно только за счёт
Недовольства других!
Поймите,
Амплитуда вашей жизни
Ничтожна мала!
Вы не живёте от Альфы до Омеги!
Вас не кидает от зла к добру!
Вы – на золотой середине!
Вы – ни то, ни сё!
Вы – золотая молодёжь!
Вы – не из плоти и крови!
Вы не способны
На импровизацию,
На джаз,
Ибо точные машины
Этого не умеют!
А ещё вякаете: «Мы – новое поколение!»
Поколение новое,
А пороки – вечные!
И значит, всё те же
Ваши слабые места!
Поэтому прежний,
Старомодный сатана!
Запомните:
каждая последующая новизна
старит предыдущую!
Поэтому новизна есть
Лишь временная иллюзия!
Будущее –
это пока непрожитое прошлое!
Время –
это самая большая брехня на земле!
Нет, вы не умные!
Вы – продвинутые!
Но запомните:
ваша продвинутость – ничто
по сравнению с иными цивилизациями!
Это вам не это!
Биороботы,
да вы даже обидеться не способны!
Спасибо за внимание.
Одиноко…
Тирада нашего м;лодца,
Зачавшая от Гнева,
Разродилась прямо в читальном зале
Такой Тишиной,
Которую Библиотека
Не знала со времён каникул.
А воскресённая общая Совесть
Даже стала грызть
Роботоподобных студентов,
Однако тут же
Они зарубили её
Холодным оружием равнодушия.
А наш паренёк
Уже захлебнулся в потоке
Языкастого студенчества,
В потоке с различными течениями;
Захлебнулся,
Словно рыба в воздухе.
Правостороннее течение
Принесло нашего м;лодца
К знакомой и мудрой преподавательнице;
Знакомой,
Как театральная актриса,
И мудрой,
Как толстая, пыльная книга.
Парень дёрнул
За ручку двери,
Словно за стоп-кран,
И остановился в кабинете,
Где среди остатков
Студенческого гомона,
Который вылетел
На дерзкий призыв
Звонка на большой перерыв,
Сидела без дела
Отрешённая преподавательница.
Она уже остыла
В домашних думах
От громкого вдалбливания
Учебного материала
В ушные отверстия учащихся;
Остыла мгновенно,
Как раскалённый до бели металл,
Опущенный кузнецом в воду.
Наш м;лодец: А вот и я… так сказать…
Женщина
Повернула лицо к дверям с трудом,
Словно её шейные позвонки
Были недобросовестно смазаны
Природным маслом.
Казалось, скрип шеи женщины
Слышался в её душе.
Вместе с сухим, как тарань, лицом
К нашему м;лодцу
Повернулись изнаночной стороной
И женские мысли
Про сына,
Про мужа,
Про сосиски
И ещё про кого-то.
Преподавательница: Здравствуйте…
Женщина поздоровалась,
Словно попрощалась.
Наш м;лодец: Вот именно.
У вас время на меня есть?
Преподавательница: Ну-у, вечность не обещаю,
А так, в общем,
Времени с излишком.
У меня сейчас «форточка».
И у этого кабинета тоже.
Только б не просквозило…
Наш м;лодец: Что-что?..
Преподавательница: Что вы хотели?!
Наш м;лодец: У меня тут…
вопросец к вам не по теме…
Женщина оживилась,
Словно её пригласили
На чёрный танец.
Наш м;лодец: Вопросец именно к вам,
Потому что вы
Вроде бы мудры…
Преподавательница: Ладно… не до обид…
Садитесь!
Парень приземлился
Напротив преподавательницы.
Издали казалось,
Что они сейчас сцепятся
В ручной борьбе,
Будто борцы армрестлинга.
На тощей женщине,
Точно попона на лошади,
Висел балахон в чёрно-белую клетку.
На нём было бы можно
Даже сыграть в шахматы
Или в шашки.
Балахон придавал
Женской изнеможённости
Оттенок временности.
Металлический обруч
Так сильно натягивал
Сизовато-скромные волосы,
Что казалось,
Морщины на лбу женщины
Немного разглажены.
Мелкие зрачки её,
Напоминавшие незакрытые
мишени в биатлоне,
Казалось, вот-вот и растворятся
В радужных оболочках,
Которые были
Совсем не радужными, а серыми,
Серыми по цвету,
По сути
И от созерцания.
Зрачки эти напоминали
Ещё и двух потных
чернокожих альфонсов,
Которые, разорив
свою бледную покровительницу,
Сами стали жертвами
Её бедного быта
И исхудали до размеров негритят.
Преподавательница: Что за вопросец?
Женщина
С разоблачающей пристальностью
Стала всматриваться в парня,
Как экзаменатор в абитуриента,
С той лишь непринципиальной разницей,
Что вопрос пришлось тянуть ей.
Складывалось впечатление
(складывалось неуклюже,
словно пазлы пьяным),
Что преподавательница
Вот-вот и заглянет
Хлопцу в душу,
Как дрессировщик
Льву в пасть.
Наш м;лодец: Вопрос прост: где моя мечта?
Парень без анестезии
Проткнул женщине ухо
Крючком вопроса,
Дабы кровавая серьга
Постоянно напоминала слушательнице,
Что проблема-то серьёзная.
Однако преподавательница
Была, будто в наушниках,
Ибо боли не почувствовала.
Преподавательница: Хм!
Я вашу мечту не мечтаю.
Парень оторопел,
Его бросило в жар.
Он стал
умопомрачительно листать
Все свои
записные книжки мозга,
Чтобы зачитать
Любой следующий вопрос
Потенциальной пересмешнице.
Измаранные страницы
Он листал так живо,
Что потребности в веере не было.
Наш м;лодец: А вы что… знаете, о чём я мечтаю?..
Преподавательница: Нет. Знала бы – мечтала.
Наш м;лодец: А почему именно о моей… мечте?..
Парень почувствовал страх
И одновременно гордость
За свою мечту,
Точно отец за своё чадо.
Преподавательница: Потому что ваша мечта
Вселенского масштаба.
Без неё вы самоуничтожитесь,
Как человечишка без веры.
«Жаль… что я уже сижу…
А то бы плюхнулся на стул…» –
подумал парень,
которому показалось,
что Тембр голоса собеседницы
вымаливает себе звание
звуковой окраски,
похожей на материнскую.
Наш м;лодец: А как вы прозрели…
в суть мечты моей?..
Хотя – плевать!..
Признайтесь же всё-таки,
О чём я мечтаю?!.
Возмущённая женщина
Собиралась уже было
Защититься от наглого напора
Памяткой о субординации,
Но вовремя уразумела,
Что Дерзость попрёт на неё
И через форс-мажорные бреши в правилах.
Преподавательница: Я сразу поняла,
Что ваша мечта велика
И жизненно вам необходима,
Ибо за помощью
Вы пришли ко мне,
Преподавательнице,
Которая придирается
К вашей безупречности,
Чтобы мой сын на вашем фоне
Не выглядел абсолютным ничтожеством…
Наш м;лодец: Ну, слава Богу!..
А я-то думал…
что я действительно
Плохо знаю
Ваш предмет…
Преподавательница: Что же касается того,
О чём вы мечтаете,
То я этого, конечно же, не знаю.
И вообще,
Как можно спрашивать у кого-то
О своей мечте,
Тем более о её местонахождении
И тем более о её содержании?
Такого глупого вопроса
Не задал бы даже…
мой глупый сын…
Пытливое пламя парня
Окатили холодной водой,
Но всё бы ничего,
Если б какая-то капля
Не попала м;лодцу в глаз.
Это была капля несбыточности,
Которая размыла
Голубую даль.
Женщина выросла
из-под стола,
Как ядерный гриб
из-под земли,
И пошла по аллее
Между столов
За спину парню,
Мысленно вторгаясь
В его прошлое.
Из-под толстых каблуков её
Слышался набатный гул
По погибшим Надеждам,
Погибшим в сражениях с Реальностью.
Гул усилился.
Неожиданно
Женщина опёрлась
На плечо парня,
Словно на мускулистый выступ.
Преподавательница: Подождите-ка!
Так вы что,
Не знаете, о чём мечтаете?!
Вы пришли ко мне,
Чтобы я помогла вам понять,
О чём вы мечтаете?!
Женщина была похожа на жену,
Которая
Лишь к концу супружеской жизни
Уразумела,
Что её муж скудоумен,
Подобно быдлу из отморозков,
Коих было бы полезно поугнетать,
Но не столько за их злодеяния,
Сколько за то,
Что между культурой и каторгой
Они бы выбрали последнее.
Плюс ко всему,
Нужно же чем-то восполнять
Отсутствие у отморозков
Угрызений совести,
А страдание как раз –
лучшее отрезвляющее средство
Против дурмана суеты
И удобства заблуждений.
А?..
Почему жена не засвидетельствовала
Скудоумие мужа раньше?
Да просто она к нему
Особо не прислушивалась –
то ли из-за равнодушия,
То ли из-за того,
Что жена в муже
Души не чаяла.
Наш м;лодец: Да я и сам понимаю…
что моя просьба…
и всё это…
выглядит и подано…
как-то престранно…
Но с другой стороны…
со стороны отчаяния…
я же, в конце концов,
Пришёл за помощью к наставнице…
Парень резко подбросил плечом
Холодную ладонь женщины,
И она, слетев с грубой опоры,
Плетью повисла
У клетчатого бедра.
Преподавательница: Мг… Да как-то всё это…
Нет, ну-у-у, вы ж понимаете…
что даже сама
Самая мудрая премудрость…
в смысле… самый мудрый мудрец…
не скажет вам о вашем же…
Да чёрт его знает,
Что у вас там в душе!..
Да и он не знает…
Такое знает только Бог.
Кстати-и-и, вы с ним… эт самое?..
Наш м;лодец: Беседовал.
Преподавательница: Ну… и?..
Наш м;лодец: Отсутствует предмет мольбы.
Я же не ведаю,
О чём его просить.
Я же не могу сказать:
«Господи, ответь мне, чего я хочу!»
Желания человека
Рождаются только в человеке.
Их рождает
Наше вольное «Я».
Поэтому даже Он
Не в силах мне помочь.
Преподавательница: Тогда… с чего вы взяли, что-о-о…
Наш м;лодец: Что вы сможете мне помочь?
Ну-у… может быть, и не совсем вы…
а-а-а… ваша какая-нибудь мудрость…
пусть и самая завалящая…
Мудрость,
Случайно вывалившаяся
Из скользкой памяти,
Словно слеза из ока карманника,
Который в кошельке
очередной жертвы
Обнаружил вместе с грошами
Нитроглицерин.
Быть может…
меня бы навела…
на мою мечту…
ваша мечта…
какая-нибудь мысль…
или даже мыслишка…
мыслишка-пустышка,
зачатая от разговора со мной…
Преподавательница
По-бабьи расселась
На студенческом стуле.
Среди грязных заноз
Её неотёсанной вульгарности,
Которые больно впились
В гадливый взгляд м;лодца,
Были и чистые занозы
отчаянного откровения интеллигентки,
Жаждущей постыдного сумасшествия.
Наш м;лодец: Возможно даже…
ваше безумие
Образумит моё желание,
И оно перестанет таиться от меня.
Ваша потешная неуклюжесть,
Пошлая оговорка,
Подлый помысел!
Всё это способно
Сильно оттенить
Святую суть моей мечты.
Преподавательница: Подлый помысел?
Женщина ухмыльнулась,
Словно неуёмный зритель,
Наконец-то разоблачивший иллюзиониста,
И посмотрела на м;лодца
С лютым любопытством,
Точно потомок Наполеона
На потомка Чичагова.
Наш м;лодец: Да, да, именно он,
Подлый Помысел!
В вас же ёрзает
Подлый Помысел,
Особенно сейчас.
Вот-вот и он протрёт
свои кожаные штаны
о вашу Совесть.
Преподавательница: Чёрт, да кто тебе внушил,
Что искры от моих мыслей
Отлетают и в твои мозги?!
Женщина молодо дёрнулась,
Будто кобылица от жегала.
А столы,
Между коими была зажата
Её разжиревшая агрессия,
Содрогнулись, как перепуганные.
Парень глубоко вздохнул,
Ибо искренность собеседницы
Наконец-то проявилась,
Словно симптом.
Наш м;лодец: Ничего в меня не отлетает,
Ничьих мыслей я не читаю
И даже не угадываю.
Просто… просто…
Как бы это вам объяснить…
так сказать, на балалаечном языке…
Преподавательница: А до скрипки я ещё не доросла?
Наш м;лодец: Что-что?..
Преподавательница: Я говорю: а до скрипки я ещё не доросла?!
Наш м;лодец: А-а!.. Нет, нет, конечно, нет. Вы что?!
Женщина по-матерински улыбнулась.
Наш м;лодец: Так вот…
Если бы, к примеру, вашим очкам
Было под силу увеличить
Всё и всех во Вселенной
в бесконечное количество раз,
То вам бы открылась
Однообразная картина микрокосмоса,
Картина без цвета,
света,
теней
и линий.
Эта была бы
Некая условная субстанция,
Субстанция, которая
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается,
раскрывается…
Казалось, глаза женщины
Расширялись в такт словам м;лодца,
Который
мгновенно вскочил из-за стола(!),
вскочил, как катапультировался.
Наш м;лодец: И это бесконечное раскрытие
субстанции микрокосмоса
вы бы не смогли осознать!
А главное,
вы бы не смогли с этим смириться!
Бесконечное движение
Сначала заворожило бы
Ваше любопытство,
А затем поглотило бы и вас,
Точно чёрная дыра!
Но если в чёрной дыре
Ещё можно рассчитывать
На определённое перерождение,
То бесконечное движение
Перемололо бы ваше «Я»,
Как кофемолка кофейное зерно!
Вот вам и скрипка…
Преподавательница: А откуда ты всё это зна…?
Наш м;лодец: Далее!
Парень подошёл к доске,
Взял мел
И написал на ней
«Просто тупо верь мне!
Сейчас не до атеизма!».
Лишь здравый смысл не позволил
Заворожённой преподавательнице
Законспектировать написанное.
Наш м;лодец: А далее вывод.
Итак, вывод:
Дети – со всеми своими пакостями,
Праведники – со всеми своими святостями,
Я – со всеми своими странностями,
Вы – со всеми своими слабостями,
Студенты – со всеми своими глупостями,
Сволочи – со всеми своими гадостями,
Животные – со всеми своими вольностями,
Растения – со всеми своими прелестями,
Предметы – со всеми своими неодушевлённостями
И даже этот воздух – со всеми своими запахами,
А также всё-всё-всё-всё-всё остальное
Есть Единый Живой Организм (Бог),
Который на локальном уровне
Приобретает различные формы –
изменчивые и недолговечные.
Он приобретает
Формы человека,
Животного,
Растения,
Предмета и так далее.
Поэтому разница между вами
И-и-и, например, вашими часиками –
чисто формальная.
Ну, например.
Эти ваши часики,
Я так понимаю, не идут, так?
Преподавательница: Успели заметить?
Женщина,
Расколдованная явным обманом,
Облегчённо улыбнулась,
Словно дуэлянт
После промаха соперника.
Наш м;лодец: Не спешите смеяться,
Я скажу, когда нужно.
Так вот, поцелуйте их.
Преподавательница: Кого?..
Наш м;лодец: Ну, часики, ясное дело.
Преподавательница: Не поняла…
Наш м;лодец: Поцелуйте свои часики,
Они тоже живые.
Преподавательница: Ну да, конечно!
Предметы же живые!
Поэтому я, наверно, правильно делаю,
Когда злюсь на невидимки.
Видно, они, шалуньи,
Назло мне исчазают.
Наш м;лодец: Нет, вы неправильно делаете,
Когда злитесь.
Злость есть злость,
Будь то на живых людей
Или на живые предметы.
А ваша злоба на невидимки,
Что якобы над вами издеваются,
Есть защитная реакция,
Выработанная за годы
Общения с людьми,
Которые действительно
Над вами издевались.
Смешная взаимосвязь,
Но смеяться не хочется…
Острые слова парня
Явно попали в женщину,
Попали ей в самое «ни-ни!»,
Потому что она вся
Скорчилась нутром.
Наш м;лодец: Поцелуйте свои часики.
Преподавательница: И что?..
Наш м;лодец: Просто поцелуйте свои часы!
Они тоже живые!
Они тоже любят нежность!
Поцелуйте, и часики пойдут!
Преподавательница: Нет, ну, это ж…
молодецкий маразм какой-то!..
Наш м;лодец: Це-луй-те ско-рей…
а то о-би-дят-ся…
Преподавательница: Да как они пойдут?!.
Упали они, не работают!..
Господи, да что я доказываю…
Слушайте,
Может, вам тяжело сейчас?
Да, точно, вам тяжело!
Как же я сразу не…
Или вы со мной шутки шуткуете?!
Наш м;лодец: Наверняка вам в жизни
Доводилось целовать в засос
Чужие подлые губы.
Так почему же вы
Не можете чмокнуть
Личные часики,
Которые служили вам
Верой и правдой?
Преподавательница: Нет, ну, если вам
от этого полегчает, то…
Наш м;лодец: Вашим часикам от этого полегчает!
Женщина брезгливо приложилась
К часовому стёклышку губами,
Что почти спрятались в рот.
Преподавательница: Ну, и?
Наш м;лодец: Теперь послушайте часы.
Женщина приложила
Запястье к уху.
Со стороны могло показаться,
Что пьяная военная женщина
Без головного убора
Вяло отдаёт сама себе честь.
Наш м;лодец: Идут?
Преподавательница: Ти-ка-ют…
Наш м;лодец: Ну вот, а теперь смейтесь.
Преподавательница: Так а как это так может быть?..
Шокированная женщина
Раз за разом прислушивалась
К бодрому тиканью.
Можно было подумать,
Что она пытается ухом
заглотать часики.
Наш м;лодец: Чмокайте их иногда,
И можно обойтись без батареек.
Хотя всё-таки
Реже смотрите на время,
А то жить будет некогда.
Преподавательница: Нет, ну, этого же не может быть…
Не может быть никогда…
Поэтому то, что часы пошли,
Наверное, случайность…
Совпадение…
Наш м;лодец: Мг, с точностью до чуда.
Преподавательница: Да, но-о…
Наш м;лодец: Я! Вы! Часики! Карасики!
И ещё Бог знает сколько форм!
Мы все – одно и то же!
Одно и то же!
Од-но и то же…
По большому счёту…
Преподавательница: А-а-а по маленькому?..
Наш м;лодец: А по маленькому счёту,
То есть, если рассматривать
Всевозможные исключения,
Которые даже важнее правил,
Разница между нами существует,
И она существенна.
Например, между вами
И вашими часиками
Разница такая же,
Как между браслетом и запястьем,
Где запястье много важнее,
Ибо оно, в отличие от браслета,
Есть физиологическая частичка
Вашего «Я»,
Которое, в свою очередь,
Является самостоятельной частичкой
Сути Господа Бога –
Единого Живого Организма.
Именно Бог и создаёт
Содержание и формы,
За исключением тех,
Что направлены на разрушение,
Такими формами
Занимается сатана,
Из-за чего даже между близнецами
Порою возникает такая же разница,
Как между родинкой и прыщём
на теле организма.
Итак,
Раз все мы – единое целое,
То ваша мысль (слово, движение)
Есть и моя мысль.
Мысль рождается не у вас,
А у нас, у нас у всех,
В нашем общем Организме.
Почти любая частная мыслишка
Является нашей общей думой.
Поэтому-то я и могу знать,
О чём вы думаете.
Так сказать, заочно
я думаю о том же.
Однако при желании
Я могу обдумать вашу мысль
Гораздо быстрее вас,
Ибо разум мой
Всегда ядрён, как Эфир.
Это даёт мне возможность
Предмыслить.
Я могу и ещё кое-что…
по-мелочи…
Из нашего м;лодца
Валила такая густая энергия,
Что её можно было нарезать
На сырные колёса.
Женщина почувствовала,
Что приблизилась
К чему-то заветному,
Запретному,
Непостижимому.
Она услышала
Всепоглощающий гул ВЕЧНОСТИ,
Который стоял
Уже и в её душе,
Стоял, как стойкий грех.
Женщина поняла,
Что безмерная,
бессмертная ВЕЧНОСТЬ
Втиснула в её тленный организм
Пока только крохотный кончик волоска.
Она поняла,
Что не готова к этому
И не будет готова никогда,
Но было уже поздно –
безмерная и бессмертная тяга
к самообожествлению
Распахнула для ВЕЧНОСТИ
Ворота и ставни,
Двери и дверцы,
Подвалы и погреба
Женского сознания.
Преподавательница: Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Я вам не верю…
Мне нужно-о-о…
Наш м;лодец: Знамение?!
Преподавательница: Да нет, не угадали…
Мне нужно
Хотя бы доказательство…
Что конкретно во мне ёрзает?..
Какой такой подлый Помысел?..
Наш м;лодец: Какой такой подлый помысел?..
Преподавательница: Ну-у, вы же пять минут назад…
сказали, что во мне ёрзает…
какой-то подлый помысел…
Наш м;лодец: Ах, да!.. Да!.. Точно!..
Ёрзает!
Ёрзает.
Ёр-за-ет…
Ё-р-з-а-е-т…
Неожиданно щека парня
Стала дёргано подниматься
К испуганному глазу,
Потянув за собой
И край верхней губы,
Из-за чего оголились
П;рловые зубы м;лодца.
Глаз закрылся,
Плотно закутавшись в веко.
Парнишка съёжился,
Будто бомж,
Защищающийся от ударов отморозков
Или – от отмороженной реальности.
Наш м;лодец: Перестаньте!..
Перестаньте!..
Прекратите думать об этом!..
Перестаньте колоть меня
вашей указкой!..
Да как вы можете
помышлять об этом!..
Где моя одежда?!.
Куда вы подевали
мою одежду?!.
Оденьте меня немедленно!..
Подумайте о чём-нибудь другом!..
Не прикасайтесь ко мне!..
Меня сейчас стошнит!..
М;лодец пал на стул.
Алая, как алкоголичка, женщина
Наконец-то пришла в себя и поняла,
Что паренёк до боли точно
Угадывает её гадкие думы.
Внезапно показалось,
Что кабинетная дверь не отворилась,
А именно провалилась в коридор,
Будто надгробная плита в могилу.
Из проёма вместе с гамом
Ввалился в кабинет
Некий студент;
Ввалился,
Потому что казалось,
Студента подтолкнул под зад
Чей-то пинок.
Скорее всего,
Этот пинок принадлежал
Его ученическому Отчаянию,
Ибо в мраморной руке
С фиолетовыми прожилками
Студент держал зачётку –
пухлую,
потрёпанную
и помаранную,
будто колода старых карт.
Захожий студент: Драсьте…
Он уже было дёрнулся
К преподавательнице,
словно беглый взгляд
к знакомому лицу
на общей фотографии,
Но наглое Любопытство
Развернуло студента
К нашему м;лодцу,
Который всё ещё корчился на стуле
От безумных фантазий преподавательницы;
Развернуло,
Как пионер октябрёнка,
Который на школьной линейке
Стал к родителям передом,
А к вождю – задом.
Испуганный студент
Вновь дёрнулся к преподавательнице…
Захожий студент: А-а-а что это с ним?..
Преподавательница: Выйди…
Захожий студент: А?..
Преподавательница: Выйди, говорю.
Захожий студент: А-а!.. Понял… Ухожу…
Дык подождите… я ж хотел…
Преподавательница: Да пошёл ты со своим зачётом!..
Со своими… микробными потребностями!..
Ошеломлённый захожий студент
Даже гыгыкнул.
Гыгыкнул он так
Второй раз в жизни.
Первый раз
Похожим смешком
Студент выблевался в детстве,
Когда какой-то сапожник
Назвал свою жену – леди.
Затем студент
Боком скользнул в щель
Незакрытых дверей,
Точно таинственное письмо
В почтовый ящик.
После он лязгнул створом,
Словно гильотиной,
И воображаемая голова
Реальной преподавательницы
Криво прикатилась
К ногам нашего м;лодца,
Который лишь волей
своих сильных мыслей
Сумел вернуть её
На природное место.
Наш м;лодец: Вы как будто живёте
На бесстрастном острове…
где ваша голодная Похоть
Поставила ловушку доверчивости
На любую маломальскую Чувственность,
Пусть даже –
и на явно лживую…
Доверчивость ваша
Есть следствие не наивности…
и даже не глупости…
а отчаяния…
Преподавательница: ?..
Наш м;лодец: Короче!..
Несмотря на то…
что вы подспудно поверили
в мои сверхспособности
ещё до их доказательства…
я уверю вас в них ещё раз…
Этот придурок
Скоро снова сюда припрётся
Со словами… типа:
«Я взываю к вашей
Педагогической совести.
Поставьте мне зачёт».
Женщина улыбнулась,
Как озабоченные личности
после слов:
«Дамы и господа!
А сейчас – стриптиз!»
Преподавательница: Вряд ли он сюда сунется
после моих…
слишком непедагогических слов…
Тем более, он трус.
Вряд ли он вообще
Явится на мои занятия.
Женщина выковыряла эти слова
Откуда-то из заиндевелого прошлого,
Выковыряла коротким пальцем Совести,
Пальцем со сломанным ногтем,
Сломанным о цепи Эйфории,
Которая предвкушала
Жаркое будущее
со вселенским размахом.
Наш м;лодец: Вы худо ведаете
Своих студентов.
Вы судите о них
По их усидчивости,
Прилежности,
Способностям и так далее…
А о людях
Надобно судить по антонимам
Вышеперечисленных слов.
И тогда трус порою
Способен предстать и смельчаком,
Смельчаком смертельно опасным!
Женщина ухмыльнулась,
Как боевик перед боем.
Преподавательница: Ну, и где ж ваш герой?
М;лодец стал насторожённым,
Как маленькое животное
Перед водопоем.
Наш м;лодец: Студентишка…
войдёт сюда…
после того…
как вы…
произнесёте…
слово… «чёрт»…
Преподавательница: Да, но я не собираюсь
Произносить слово «чёрт».
Наш м;лодец: Уже произнесли…
Захожий студент: Извините, но я считаю,
Что это непедагогично
С вашей стороны.
Ну, вы ж могли
Хотя бы выслушать меня.
Да не нужен мне ваш зачёт!..
Хотя, мне кажется,
Я его заслужил
Уже хотя бы тем,
Что рвусь его получить.
Преподавательница: И всё-таки ж явился!..
Женщина принялась заливаться
Пронзительным смехом,
Словно какой-то дневной филин,
Точно человек,
Чья бредовая мечта сбылась.
Захожий студент: Что с вами?..
Преподавательница: Да ничего особенного…
Просто счастлива…
Но сделать счастливым тебя
Я не могу,
Потому что ты…
Захожий студент: И не надо!
Счастье – опасно!
Оно притупляет
Чувство опасности.
Мне бы не счастье…
мне бы зачёт получить…
Преподавательница: И всё-таки
Сделать тебя счастливым…
или хотя бы довольным,
Я не могу,
Потому что ты ленив,
Как и твой ровесник Людовик V.
Только тот ленился
Расширять свои владения,
А ты – свои знания.
Ой, не дай Бог тебе
его скоропостижного финала…
Захожий студент: Да какой финал?!
Какой Людовик?!
Я за зачётом пришёл!
Преподавательница: Вот видишь, не знаешь.
А ещё про зачёт заикается!
Последняя фраза,
Словно на подпись,
Была представлена
Нашему м;лодцу.
Наш м;лодец: Студент,
Хоть мне ответь
Хоть на мой вопрос.
Хотя он будет
Ещё сложнее,
Чем про короля
Западных франков,
Последнего из династии Каролингов.
Преподавательница: М-м! Похвально!
Учись, студентишка!
Захожий студент: Да ты такой же студент, как я!
Я тебя знаю!
Кто ты тут,
Чтоб я перед тобой?!.
Наш м;лодец: Так я и думал…
Преподавательница: А если я тебе
Зачёт поставлю,
Ответишь на его вопрос?
Женщина знала,
Что студент согласится,
Как знает шантажистка
О предстоящей безотказности жертвы
(покобызится и согласится).
Наш м;лодец: А вот так мне не надо!
Так мне нельзя!
Так я и сам не хочу!
Преподавательница: Может, во вселенских масштабах
Вы что-то и представляете,
Но в этом тесном кабинетике
Я пока единственная властительница!
Наш м;лодец: Воля ваша…
Преподавательница: Ну, так как,
Студент «хвостатый»,
Готов один «хвост» отрубить?
А то я могу,
Только прикажи.
Ответишь на его вопрос,
И зачёт готов!
Даже не заметишь,
Как он нарисуется
Вот этой ручкой.
Она уже тепла
От моей потной длани.
Захожий студент: Мне, конечно, нужен зачёт…
Но кто он такой?!
Кто он такой?!
Тем более, вон
Товарищ и сам не охоч
До моего ответа.
Правда, товарищ?
Наш м;лодец: Истинная…
Преподавательница: Ну, что есть истина,
Не нам решать,
При всём уважении.
А вот то, что я тебе «Людовик»
Зачёт не поставлю,
даже если ты мне
всю родословную Каролингов перечислишь,
Это аксиома, так аксиома.
«Хвостатый» студент
Обречённо повернулся к м;лодцу,
Словно сын,
Которого отец
Застиг за курением
Или, прости Господи,
За самоудовлетворением.
Захожий студент: Ну, чем ты озабочен?..
Что тебя тревожит?..
Спрашивай, что хочешь…
мой ответ поможет…
Наш м;лодец снисходительно
Похлопал студента по плечу
Своим сочувственным взглядом,
Словно военврач
Бодрящегося раненного
Перед ампутацией.
Наш м;лодец: Послушай… э-э-э…
У тебя мечта какая-нибудь есть?..
Захожий студент: Есть.
Ставьте зачёт, да я пошёл.
Преподавательница: Это был риторический вопрос!
Так что, не дёргайся,
Как веко от соринки.
Не рушь предвкушение.
Замри, словно суслик.
Да и куда ты рвёшься?
Здесь – мир,
А за дверью – «Рим».
Женщина произнесла всё это
С таким крайним воодушевлением,
Что казалось,
Она только что спрыгнула
Со скаковой лошади.
Душу её пучило от чувств,
Душа рвалась наружу,
И если бы не плоть,
Она б отдала Богу душу.
Захожий студент
Обшарил взором
Сусеки преподавательской сути
с удивлением,
Точно щипач старое чучело,
В дырявых карманах которого
Завалялись наркотики;
Захожий хлопец
Облапал взглядом
Помолодевшую женщину
с возбуждением,
Словно Кощей Бабу-ягу
за кулисами ТЮЗа.
Затем захожий парень
Нехотя повернул
Воспалённое лицо
К нашему м;лодцу;
Повернул с трудом,
Будто взгляд его,
Жвачкой прилипнув к преподавательнице,
Никак не желал отрываться от неё,
А лишь неохотно растягивался
тонкой, белой змеёй.
Захожий студент: Ладно, студент,
Экзаменуй меня дальше.
Наш м;лодец: Так вот…
Просто признайся мне…
какая твоя самая заветная мечта?
Захожий студент: Видно, мне попался
Самый лёгкий билет.
Вот тебе моя мечта…
Наш м;лодец: Стоп!
Про зачёт – не надо.
Захожий студент: А откуда ты?..
Ну ладно, вот тебе ещё…
Наш м;лодец: И про похоть – тоже не надо!
Захожий студент: Да откуда ты?..
Откуда он знает
Про то, что я хочу сказать?..
Преподавательница: Да о твоих мечтах
Даже я могу догадаться.
Наш м;лодец: Я прошу, чтобы ты…
поделился со мной…
самой сокровенной своей мечтой…
То есть той мечтой…
которая висит на звезде,
Словно картина на гвозде…
Или той мечтой…
которая сидит в земле,
Будто гвоздь в полотне…
Радужная молодость,
Обрамлённая сермяжным опытом,
Так же умилительна,
Как свадебный паж во фраке.
Наш м;лодец
Был обворожителен
в роли жизненного экзаменатора,
И преподавательница ёрзала на стуле,
Словно голая амазонка в седле.
Захожий студент: Послушай-ка, «экзаменатор»,
Ты что, серьёзно хочешь,
Чтоб я поделился с тобой
Своей сокровенной мечтой?..
Наш м;лодец: Самой сокровенной.
Захожий студент: А не слишком ли жирно тебе будет?!
Одежонку не заляпаешь?!
Устами студента
Гаркала его Мечта.
Наш м;лодец: У меня слюнявка на груди…
освящённая…
Захожий студент: А у вас нагрудничек имеется?!
Преподавательница: А я не прочь испачкаться.
Захожий студент: Понятно!
На правду нарываетесь!
Ну, что ж, жри-те…
М-м-м-м…
Э-э-э-э…
Ладно, начну с самого-самого…
Когда я научился
Не только воспринимать,
Но и понимать,
Не только выдумывать,
Но и думать,
Не только вникать,
Но и делать выводы,
Во мне стала воспаляться
Язва справедливого недовольства.
Воспалялась она постепенно,
Но неотвратимо.
Сначала я был недоволен
Мировыми монархиями.
Члены царских семей
Наделены привилегиями…
Преподавательница: Не только!
Ещё и ответственностью!
Захожий студент: Да знаю!
Но только за что?!
За что дурные народы
Наделили их привилегиями
И ответственностью?!
Скажите конкретно – за что?!
Что они такого сделали?!
Попробуйте озвучить причину,
По которой мы
Должны уважать их?!
Почему?!
Потому что их
Произвели на свет
Именно эти?!
А нас так уважать не надо,
Потому что нас родили
Совершенно другие?!
Дискриминация по крови!
Преподавательница: …
Наш м;лодец: …
Захожий студент: Ну, слава Богу,
И до вас дошло.
Дальше!
Дальше я был недоволен до боли,
Недоволен тем,
Что многие мерзкие людишки,
наделённые Богом
незаслуженным талантом
зарабатывать большие деньги,
Не желают ими делиться
С финансовыми бездарями.
А ведь мы не виноваты
в том, что родились
баз дара!
Любая из Божьих благодатей,
Как я это понимаю,
Даруется не для единоличного употребления,
А для массового распространения.
Например,
Плоды творческого таланта
Поедают читатели,
Посетители,
Зрители…
Плоды женской красоты
Поедают зеваки… и-и-и…
Короче, все в этом роде…
Наш м;лодец: Жаркие,
Масштабные,
Правдоподобные
Заблуждения.
Преподавательница: А может, он просто больной.
Захожий студент: Да моё сумасшествие
Безопасней вашей нормальности!..
Ну, да это потом разберутся…
Так вот,
Когда же язва моего недовольства
Начала провоцировать рвоту
При восприятии любых явлений
Буржуазного общества,
Я стал выискивать
В однородной массе
Близкого мне окружения…
кстати, близкого и вам тоже…
Таких же «язвенников», как я,
Чтобы не загнуться
От невысказанности…
Наш м;лодец: Искал греховной поддержки…
Сам не мог с Совестью справиться…
Захожий студент: Чего-о-о?..
Наш м;лодец: …
Захожий студент: То-то!
В итоге оказалось,
Что деляги вызывают «изжогу»
Почти у ста процентов
Моего окружения,
«Гастрит» – у половины,
А соратников,
Страдающих от торгашей «язвой»,
Я, к сожалению,
Не нашёл вообще.
Вот тут-то
Из яйца моей беспомощности
Вылупился птенец моей мечты,
Вылупился сразу после того,
Как я познакомился
С историей Италии…
Преподавательница: Ничего себе!
Никогда не поверю,
Что ты самостоятельно
Заинтересовался историей.
Да ещё итальянской!
Странно,
Но женщине вдруг показалось,
Что словам захожего студента
Она верит больше,
Чем своим собственным.
В этом смысле преподавательница
Напоминала пациентку
На приёме у любого врача.
Захожий студент: Правильно делаете,
Что не верите мне.
Потому что клал я
И на историю,
И на Италию!
Преподавательница: Вот-вот!
От гордости за свою правоту
У женщины даже
скривились губы,
Словно у моложавой фифы,
Проходящей мимо
Молоденькой кокетки.
Скривленные губы женщины
Были напомажены до неприличия,
Как у пенсионерки
В клубе знакомств.
Создалось впечатление,
Что от педагогического фиаско
Преподавательницу спасла
Разгневанность студента,
Который в добром расположении духа
Вполне мог бы признаться
И в любви к истории и к Италии.
Захожий студент: То, что я
Подспудно искал
В истории Италии,
Было в истории
И других стран,
Особенно – в российской.
Но неизреченную романтичность,
Что вечно омолаживается бризами
Сразу нескольких морей,
Мой характер ощутил и впитал
Только на страницах
Со вкусом спагетти.
Моя мечта
Затрепыхалась во мне
Благородным кондором
После того,
Как его крылья
Стали опираться
На идеалы и цели –
«Brigate rosso»!
Преподавательница: Как-как ты сказал?..
Захожий студент: «Brigate rosso»!
Преподавательница: А что это?..
Преподавательница устыдилась
Собственного неведения,
Особенно на фоне осведомлённости
«Хвостатого» студента.
Наш м;лодец: «Brigate rosso» – «Красные бригады»…
Зло всегда сексуально…
соблазнительно…
вожделенно…
Это его самый аппетитный крючок…
М;лодец произнёс перевод
С той же интонацией,
С которой обычно
Произносят фразу
«Хорошо… я всё подпишу…».
Преподавательница: А-а!
Так это ж знаменитые «Красные бригады»!
Итальянская организация
Левоэкстремистского толка,
Направленная на подрыв
Устоев буржуазного общества
Во имя справедливого
Общественного строя.
Последние слова преподавательницы
Сделали её
Похожей на королеву,
Которая, очнувшись
После страшного сна,
С облегчением произнесла:
«Фу-у… слава Богу…
Это был всего лишь сон…
А на самом деле
Я – королева,
А не мужичка!..»
Преподавательница: Так ты что,
Мечтаешь о том же,
О чём мечтали члены
Этой организации?
Захожий студент: Именно!
Я мечтаю стать палачом!
Не хочу я быть ни при чём!
Не хочу я быть со сверчками!
Я мечтаю стать с главарями!
Если же элитным классам
Отомстить мне не дано,
Дам хотя бы по мордасам
Тем, кто с ними за одно!
А с ними за одно –
буржуазное большинство!
А идти против большинства,
Значит, идти, куда надо!
Нельзя ему оставлять
Право вольного выбора,
Потому что большинство
Всегда выбирает лишь кайф!
Потому что у большинства
Только один критерий морали –
целесообразность!
Студент произнёс монолог
С ощущением личной причастности
К чему-то значимому,
Если не сказать, великому.
Он стал похож на безумца,
В руки которого
Попал некий символ власти
С надписью «Не боись!».
Наш м;лодец: Герой – это тот,
Кто является таковым
Не только на трибуне,
Но и на дыбе.
Герои рождаются
Между дулом и лбом,
А не между кулаком и скулой.
Лидер в баре
И лидер в бою –
антагонисты,
Потому что одно дело
Рисковать жизнью своей
И другое – чужими.
Легко противостоять
Всему миру,
Ибо победа над ним невозможна,
А значит, – и ответственность за поражение.
Куда сложнее
Заставить соседа
Не курить в подъезде.
И ещё!
Болезненное Возмездие
Любит являться после того,
Как анестезия греховного угара прошла.
Захожий студентишка призадумался,
Словно его спросили:
«А кто оплатит счёт?»
Наш м;лодец: Древние говорили…
Захожий студент: Не засыпай авторитетным прахом
Источники мои, что в небо бьют!
Наш м;лодец: Закончатся мечты кровавым крахом –
ледышки на макушку упадут.
Захожий студент: Ничего…
Разобьются о мысли земные!
Наш м;лодец: Изучайте свои мечты,
Быть может, они сотканы
Из чужих желаний.
Нутро захожего студента
Как-то так запаниковало,
И он тщетно принялся
Вглядываться в собственные грёзы
Через пыльный микроскоп задумчивости.
Наш м;лодец: Видя самоуверенного человека,
Я всегда стараюсь
Осадить его…
Захожий студент: Ну а зачем?!
Зачем?!
Зачем?!
Наш м;лодец: Лучше это сделаю я,
Чем Жизнь
Или, того хуже, Судьба.
Захожий студент: …
Преподавательница: Кстати,
Раз уж у нас перезачёт,
То, может, ты в курсе,
В каких годах существовала
Организация «Красные бригады»?
Захожий студент: Организация «Brigate rosso»
Просуществовала
с конца 1960-х
до конца 1970-х годов!
Преподавательница: Правильно.
А может, ты ещё знаешь,
Кто возглавлял «Красные бригады»?
Захожий студент: Ядро этой организации
Сложилось вокруг
Ренато Курцио,
Бывшего студента
Университета в Тренто,
И его жены,
Чьё имя мне неизвестно.
Преподавательница: Молодец! Правильно!
Ты ж умный хлопец!
А ведёшь себя, как…
призывник перед психиатром,
тщетно пытающийся
«откосить» от армии.
Так, о чём тебя ещё поспрошать?
О кровавых деяниях «Красных бригад» –
как-то не хочется…
настрой не тот…
Да и, я уверена,
Ты о них знаешь больше,
Чем о самом себе.
Что ж! Хорошо! Ладно!
На его вопрос
Ты ответил откровенно,
На мои вопросы – правильно.
Бросай сюда зачётку!
Захожий студент
Доставил её
К рукам женщины,
Как подношение.
Преподавательница
Пролистала зачётку,
Точно чековую книжку.
Преподавательница: Та-а-а-к…
Ставлю тебе зачёт!
За-слу-жи-и-и-л…
Наш м;лодец: Стойте!..
Подождите!..
Как же можно?!.
Кому же вы ставите зачёт?!.
Паренька-то этого нет с нами!..
Даже пожурить некого…
Преподавательница и захожий студент
Переглянулись, как мошенники,
Связавшиеся с сумасшедшим
И потому непредсказуемым лохом.
Наш м;лодец: Его «Я» сейчас где-то…
где-то в самой гуще осадка…
накопившегося в телесном вместилище…
после общения с обществом…
Одинокому безбожнику…
не с кем общаться…
кроме своих бесов…
Этого студента
Не опрашивать нужно,
А обучать!
А лучше – спасать!
Захожий студент
Обратил внимание
На нашего м;лодца
С ленным снисхождением,
Будто победитель на неудачника,
Молящего о реванше.
Преподавательница: Да от чего ж его спасать-то?
От человечности?
От справедливости?
От стремления заставить
этих… рублеродителей
отдать богатства
ближнему своему?
Ох, и не-на-ви-жу ж я пред-при-им-чи-вость…
потому что она
невозможна без навязчивости.
Успешный бизнесмен
Не может быть добрым и мягким,
Он обязан быть злым и твёрдым,
Поэтому даже легальные деньги,
Заработанные со злом,
Всё ровно являются «грязными»
С точки зрения морали.
«Отмыть» их можно,
Только раздав добрым людям.
Наш м;лодец: Например, таким, как вы.
Преподавательница: Хотя бы!
Наш м;лодец: Да поймите вы,
Невозможно бесконечно
Заставлять людей
Делиться заработанным.
Рано или поздно
Немилосердие взбунтуется.
Преподавательница: Да я их детей учу!
Учу за зарплату в… в…
даже признаться стыдно…
И взяток не беру за поступление!
Хотя предлагают…
предлагают много…
Но для них это «чаевые»!
Могли бы и больше предложить…
Наш м;лодец
Отвернулся от преподавательницы,
Как реаниматор от безнадёжной.
Наш м;лодец: Послушай, парнишка,
Прошу тебя, сейчас
Внемли мне
С неменьшим откровением,
Чем ты вещал мне.
Слушай меня не ушами,
А душою,
Слушай меня своими
Щемящими воспоминаниями детства…
Студент ухмыльнулся,
Но с большим трудом.
Могло показаться,
Что он только-только вышел
Из зубного кабинета,
И наркоз, сковавший губы,
Мешает ему улыбаться.
Наш м;лодец: Первое!
Господь зажигает в душах
Лампады таланта
Не для освещения
Шальных шляхов к наживе.
Этим занимается
Его «антоним».
Именно сатана
Алыми факелами
Воспламеняет души,
Чтобы те,
подвергшись при жизни
греховной кремации,
Озарили для жажд и страстей
Краткую дорогу
К лёгкому доходу.
Поэтому
Желать раздела
Дрянных денег –
это всё ровно,
что воровать ворованное.
Второе!
Любая из Божьих(!) благодатей
Даруется не просто так,
А за заслуги –
прошлые или будущие.
Поэтому
Давай позволим
«Мерзким людишкам»
Единолично вкушать втихаря
Плоды своего таланта
Где-нибудь под одеялом
С пододеяльником из аксамита
Или даже виссона.
Тем более, что мы с тобой
Явно не перенапрягаем себя
Ежедневной пахотой.
К тому же,
Материально-социальное
развитие человека
Даёт большие возможности
К его духовному созиданию.
Третье!
Да чёрт тебя дери!
Наш м;лодец
Рванулся к студенту,
Словно шаровая молния к форточке.
Преподавательница
Ужаснулась, как мать,
Но и пристрастилась,
Как болельщица.
Однако «форточка»
Как-то сразу захлопнулась,
И «плазменный сфероид»
Отскочил от неё,
Как мяч от нарисованных ворот.
Наш м;лодец: Неужели же люди,
Людишки,
Пусть даже
Самые мерзкие,
гадкие
и подлые,
Заслуживают уничтожения?!
Ведь именно этим занимались
Ваши, япона мать, «Brigate rosso»!
А как же жалость?!
Взгляд нашего м;лодца метался
Между студентом и преподавательницей,
Будто ребёнок
Между родителями в разводе.
Энергия агрессивного созидания,
Пёрла из м;лодца
В души его собеседников,
Как антибиотик из шприца
В ягодицу больного.
Казалось, сия энергия
Переплавляет пули гнева
В нательные крестики спасения
эффективней, чем Правда-матка.
Студент и преподавательница
Выглядели, как озорные дети,
У которых отец
Отобрал спички
И объяснил,
Почему он это сделал.
Малыши всё поняли
И даже чуть-чуть повзрослели,
Однако при этом
Они почувствовали
Какую-то детскую опустошённость.
Наш м;лодец: Как же жалость?..
Захожий студент: Богачи так недосягаемы для меня,
Что моя жалость
Просто до них не достаёт.
Наш м;лодец: А совесть не мучит?..
Мысленный экстремист
Обшарил свою душу.
Захожий студент: Дело в том…
что вокруг меня…
мягко говоря… нет любви…
А раз возле человека её нет,
То и человека как бы не существует.
Нет человека – нет совести!
Нечему меня мучить!
Наш м;лодец: Тс-с-с-с-с-с-с!..
Нам всем следует
Сейчас же успокоиться…
Но не внешне…
и даже не внутренне…
М;лодец, точно старик,
Устало опустился на стул
С высоты справедливости.
Наш м;лодец: Нам нужно умиротвориться
В своём воображении.
Его надо наполнить
Безмятежностью
блуждающих звёзд,
Которые
Всё никак не могут столкнуться
Хоть бы с каким-нибудь
Небесным телом.
С подзорной трубы воображения
Мы должны
Смыть живой водой
Всегда свежую кровь
Наших «врагов»,
Даже если кавычки
Отлетают от них,
Как накладные ресницы.
Надо надеть на шею
Хомут радуги
И помчаться к вечным мечтам
о вселенской Лю…
Захожий студент: Ненавижу(!),
Когда опровергают мою правду.
И не потому что хочу
Отстоять её
Или победить в споре.
Просто мне страшно…
блуждать с ней, как с факелом…
по пещерам жизни…
и постоянно натыкаться…
на непробиваемые двери…
чужих аргументов…
Тогда моя правда…
постепенно угасает…
а вместе с ней и я…
Наш м;лодец: …
Захожий студент: Так что, не гаси меня!..
Наш м;лодец: …
Захожий студент: Да если подёргать
За мой язык,
Как за коровью сиську,
То из него можно выдавить
Кровавую правду
Моих грязных грёз!
Студент ошпарил м;лодца
Своим язвительным заявлением
С такой же усладой,
С которой одинокий живодёр
Обваривает кипятком
Кричащих под окнами котов.
При этом захожий студент
Выдвинул вперёд челюсть,
Точно тайную шуфлядку,
И неправильный прикус
Сделал его заявление зловещим,
Как трахеит телефонную фразу
«Мамочка, да это ж я!».
От неожиданных ожогов
Душа нашего м;лодца
Покрылась болезненными волдырями,
А преподавательница спокойно
Разминала руку любопытства
Перед доением потаенного,
Как перед сдачей крови.
Захожий студент: Всё, что ты тут пропел,
Я и сам знаю!
Просветитель хренов…
Сколько раз уж мне Совесть
Благотворительные концерты устраивала!
Самые сложные партии исполняла!
И про бесовский бизнес,
И про гневную голь,
И про примиряющую праведность пела!
Да вот только…
купа я, а не человек…
купа, где гнездятся лишь
зависть…
лень…
обида…
Исповедник то напрягался,
Как канат под акробатом,
То делался дряблым,
Будто воздушный шарик
Через неделю после праздника.
Захожий студентишка
Был похож на домашнюю птицу,
Щипающую детишек лишь за то,
Что они напоминают ей ангелочков,
Которым дано летать.
После щипков сия птаха,
Как ни странно, раскаивается.
Наш м;лодец: Зависть…
Лень…
Обида…
Символичная аббревиатура…
Преподавательница: Как же быть…
если ненавидеть…
легче, чем любить?..
Зазвенела университетская «рында»,
Оповестив об отплытии аудиторий
В мир знаний.
Нашему м;лодцу показалось,
Что стрелкам часов
Тяжело двигаться
В вязких полях тяготения,
Создаваемых тяжкими думами,
Из-за чего время замедлилось
И позволяет за короткий срок
Наговориться вдоволь
Или даже вдрызг.
Наш парень на стуле,
Сгорбленный, как молодик,
Выпрямился до состояния стояния,
И, представ средоточием
ореолов церковных свечей,
Прихлынул к студенту,
Словно волна в детской ванночке
К кораблику из мыльницы;
Волна,
Поднятая святой ладошкой.
Наш м;лодец: Эй, бесёнок говорливый!
Ты ещё соплив… и тощ…
А над рожками твоими
Грозовая рыщет МОЩ!!!
Каким-то непостижимым образом
Ни захожий студент,
Ни преподавательница
Не услышали зычного
(потустороннего) гласа
Нашего парня.
Затем он обратился к студенту
Уже по-земному.
Наш м;лодец: Да ладно тебе, братишка.
Ну, что ты надулся, как мышка.
Ты, я вижу, мудрён, как гений.
А гении все не без лени.
Ты своё непременно возьмёшь!
Да ещё и другим подмогнёшь.
Так что,
к ближним относись, как поп,
а не мизантроп.
Да и… совсем уж честно говоря…
не без шутки была
наша злая болтовня.
Нет, ну, ей-Богу,
Без задранного носа,
Какие из нас «Brigate rosso»?
Да у нас в Беларуси
Даже солнце
Опускается не за горизонт,
А в народ.
Белорусы созданы, чтоб созидать!
Не умеем и не будем разрушать!
На протяжении всего обращения
Наш м;лодец обеими ладонями
Хлопал студента по плечам
Сразу с двух сторон.
М;лодец взбивал студента,
Будто падшую подушку,
И раз за разом
Стряхивал что-то с его волос,
Словно пыль с меховой шапки.
Преподавательница
Умилённо взирала на студентов,
Точно мать на сыновей,
Которые примирились после ссоры.
Захожий студент: Да ладно тебе…
Что ты уж так-то?..
Я и сам-то не очень-то…
Просто… так просто…
Но я ж ничего особого…
Конечно… где-то там…
Ну, да это ещё доказать надо…
Мы-то понимаем, что…
Туда-сюда по мелочи…
А в общем – благодать!
Казалось, сердце студента,
Отцепившись от вено-проводов,
Вольно бултыхнулось
В молозиво оптимизма,
Заполнившее его душу,
И плескается там,
Будто рыба перед нерестом.
Наш м;лодец: Вот теперь ставьте ему зачёт…
Вот теперь он его заслужил…
Вот теперь пусть идёт с миром…
М;лодец попятился назад,
Словно слуга от султана,
И метко бухнулся на стул,
Что качнулся назад,
Точно кресло-качалка.
Складывалось впечатление,
Что парень застрял в стуле,
Как шарик в гнезде zero.
Последние слова
Неожиданно измождённый м;лодец
Еле-еле снял
Со своей сути,
Словно старые повязки
С липких ран.
Однако этого
Никто не заметил,
Как не замечают
Состояние спасателя
после того, как спасённый,
вернувшись к жизни,
вбирает в себя,
всё внимание окружающих,
не оставляя ему ни кусочка.
Захожий студент
Был похож на новорождённого,
Навстречу которому,
Сломя голову,
Несётся целая Жизнь.
Преподавательница
С торжественной улыбкой
Работницы загса
Полоснула зачётку
Остриём стержня в авторучке,
И захожий студент
Лишился «хвоста»,
Подобно ящерице.
Захожий студент: Пошли скорей на занятия!
Преподавательница: Кстати, он прав!
Наш м;лодец: Вряд ли меня ожидает там
нечто, мне неизвестное…
Захожий студент: А меня ожидает!
Парень с зачёткой,
Будто с документом о помиловании,
Врезался с разбега
В кабинетную дверь,
Сбив с ног её божество Януса,
И перестал быть рядом,
Оставив после себя
Лишь громкое «Спасибо!»,
Быстро утихшее
В слуховой памяти.
На лице преподавательницы
По-хозяйски распластались
Румянец,
размазанный расставанием
с захожим студентом,
И Багрянец,
наложенный предвкушением
скорых открытий.
Однако внезапно
О лицо женщины
Потёрлась и Бледность.
Преподавательница: Э-а!..
А что это у вас с руками?..
В пятнах все…
Аллергия?..
Наш м;лодец: Бог его знает…
Руки парня дрожали,
Как после перенапряжения,
И он пытался усмирить их,
Плотно сцепив кисти,
Которые напоминали
Живой и голодный капкан,
Захлопнувший пустоту
И потому
Вынужденный пожирать
Самоё себя.
Преподавательница: Может, тебе таблетку…
какую-нибудь дать?..
У меня есть!..
Наш м;лодец: Не глупи…
Не видишь, что это от него?..
Преподавательница: От студентика этого «хвостатого»?..
Наш м;лодец: Нет… но другой – тоже хвостатый…
Преподавательница: Чёрт! Кажется, я верю
больше, чем сомневаюсь.
Надо бы быть… поприземлённей…
побезнадёжней… что ли…
Наш м;лодец: А на что ты, собственно говоря,
надеешься?!
Уже неузнаваемый м;лодец
С грузными глазами
Достал этот вопрос
Из-за пазухи
И швырнул его
В лицо женщине,
Будто разоблачительный снимок.
Он угодил ей
Прямо в рот,
Ибо он приоткрылся,
Как перед невидалью.
Преподавательница: Я надеюсь… что ты…
что ты… что ты…
что ты чудоносец…
и вынесешь меня…
или хотя бы выволочишь
из себя самой куда-нибудь…
куда-нибудь…
да хоть куда-нибудь!..
Женщина вскочила со стула,
Опёршись руками на столы,
Точно на гимнастические брусья.
Но у нашего парня
Не дрогнула даже мысль
Или бессмыслие,
И женщина плюхнулась на стул,
Будто медведица на пень.
Наш м;лодец: Да ты хоть понимаешь,
К кому ты лезешь?!
Даже моя ЖАЛОСТЬ
Тебе не по зубам…
точнее – не по слезам!
Она испепелила бы тебя
До окурка!
Преподавательница: !..
Наш м;лодец: Вижу, что ты согласна
И на это!
Вижу, что ты согласна
На всё!
Но на самом деле
Ты соглашаешься
На ничего!
Да, я есть чудоносец!
Я жонглирую вселенскими понятиями!
Но именно потому,
Что вы перед ними трепещите!
Пафос слов парня
Как-то так заместил собою
Их правдивость,
Будто горлопан оратора.
Преподавательница: Слушай…
А может, вы тут с ним…
со студентом тем дурным…
разыграли меня?..
Чтобы я ему зачёт поставила…
ни за что?..
Точно!..
Так оно и есть!..
Женщина озвучила догадку
С опаской обманутого романтика,
Который боится повредить
Хрупкую корку
Сладкой иллюзии,
Как кокетка – ноготь.
Наш м;лодец: Да какая тебе разница –
чудотворец я или чудовище,
изумитель или изувер,
прямодушен я или лжив?!.
Ведь твоим
Странно-страшным страстям,
Иссушённым спёртым бытом,
Всё ровно обо что распаляться –
хоть об истину,
хоть об изгородь!..
Женщина выглядела…
да и была
устыженной дурой,
Однако кровяное давление,
повышенное
надеждой на нечто,
чертовски отличное,
Быстро разгоняло на лице
Застойную кровь позора,
Замещая её кровью шальной.
Преподавательница: Ну, в общем ты прав…
да и в частности – тоже.
Мои ж думы угадал…
иль то понял… О, Боже!..
Ну как же тебе это удаётся?!.
Как же ты знаешь чужие мысли?!.
Как же ты… предмыслишь…
предвидишь…
предчувствуешь?!.
Ты что, избранный какой
Или как?!.
Последний монолог женщины
Можно было заменить
Всего одним вопросом
«Ну, когда уже ты
Достанешь из-за пазухи
Телескопический скипетр,
Раздвинешь его
И подаришь мне
Хотя бы одну
Волшебную трубку жезла?!»
Наш парень задумался,
Как бы попроще, попонятней
Объяснить необъяснимое.
Наш м;лодец: М-м-м-м-м-м-м… Мг…
Сразу предупреждаю:
всё, что я сейчас
Открою тебе,
Стало осознаваться мной недавно,
Как смыслы взрослой книги,
Прочитанной в детстве.
Поэтому, возможно, я буду…
так сказать, путаться в показаниях,
Подобно протрезвевшему свидетелю.
Заворожённая женщина
Послушно кивнула,
И, если б не горбинка
На узкой переносице,
Мутные очки её сползли бы
На угреватый кончик носа.
Наш м;лодец: Бешеное воображение
Писателей-фантастов,
сравнимое разве что
с воображением учёных,
жаждущих хотя бы перед смертью
произнести заветное слово «эврика!»,
Плюс оголтелость Голливуда,
характерная для стяжателей,
Заставляют тебя мыслить
Категориями догадок,
Которые уже превратились
В достоверные штампы.
На самом же деле на небе
Всё добрее,
Безмятежнее
И обыденнее,
Прямо как в молитвах.
Во вселенских делах,
В Божественных деяниях
Не нужно ничему удивляться,
И тогда плоды этих свершений
Не окажутся мнимо запретными.
Однако вы все удивляетесь,
Но не столько потому,
Что это удивительно,
Сколько оттого,
Что вам хочется иметь
Нечто необычное,
Способное изменить
Всё,
Всех,
Всенепременно
И мгновенно;
Изменить в угоду
Вашей грешности,
Которая, кстати сказать,
Вас никогда не удивляет.
Чем больше жизнь безбожная,
Тем больше она чудн;я!
Что до меня,
То я никакой не избранный,
Ибо у Бога все равны
Перед рождением.
Просто я дитя Господне…
Преподавательница: Все мы дети Господни…
Протрезвевшая женщина
Произнесла это
С беззащитным возмущением
Кроткого ребёнка,
Которому не хватило места
На красочной карусели,
И он в отчаянии мямлит:
«А как же я?..»
Наш м;лодец: Да, безусловно,
В каждом из нас теплится…
э-э-э, как вы считаете,
Свет Божий.
Но дело в том,
Что свет этот
Не электрический
И даже не солнечный,
Поэтому, на мой кроткий взгляд,
Здесь лучше подходит
Условное определение –
Божий блик.
И то только потому,
Что в данном слове
При добром желании
Можно разглядеть два слова –
«Бог» и «лик».
Так вот, эти блики,
Эти частички Господа,
Являются частями людей,
Частями Его чад.
Однако во мне блик –
большого размера,
Большего, чем у остальных.
Поэтому-то я и наделён
Определёнными сверхзнаниями
И сверхспособностями,
Пейзаж которых не вырисовывается
За невидимую рамку Совести,
А краски пейзажа так тяжелы
От оттенков ответственности,
Что иной раз кажется –
я их не вынесу.
Однако я их вынесу!
Внутри преподавательницы
Материнское Сострадание
Вежливо попросило
Женскую Меркантильность
Покинуть душевное помещение,
Однако эта Расчётливость
Повела себя нагло
И разлеглась в самом центре души,
Как клякса посреди текста.
Преподавательница: А что хоть за ответственность…
на тебя… во-зло-жена?..
Реалистичность преподавательницы
Всё ещё не могла свыкнуться
С возвышенной лексикой чудес,
А потому вторая часть вопроса
Выговорилась с трудом.
Наш м;лодец: Эта ответственность…
за выполнение некой функции,
О которой знает только…
Преподавательница: А почему она возложена
Именно на тебя?
Этот вопрос
Женщина задала
С некоторой претензией.
Она стала похожа на нищенку,
Которая вдруг предъявила право
На собственность благотворителя.
Наш м;лодец: Не знаю…
Быть может, ответственность
Возложена именно на меня,
Потому что моё вольное «Я»
Ещё до моего
Физического рождения
Мечтало о чём-то вечном…
Женщина взглянула на парня
Со страстным благоговением,
Словно кликуша на священника.
Преподавательница: А-а-а можно… тебя коснуться?..
Наш м;лодец: Ну, блин, прости Господи…
Да что во мне удивительного?!
То, что я знаю,
чего ты сейчас жаждешь?!
Так об этом…
любой самец догадается!
Быстрее и чётче меня!
Женщина ухмыльнулась
Нескрываемыми намерениями,
Издав при этом
Какой-то жуткий грудной звук.
Наш м;лодец: Да всё бы ничего…
но это не ты…
а твой бес меня жаждет…
Свои истинные желания
Можно узнать…
только будучи в духе…
На святое беса потянуло…
на великое…
чистотой поживиться хочет…
Дурачок…
Ничтожная нечисть
В великой чистоте растворяется…
Даже внешне
Уже стало заметно,
Как медленно
Преподавательница перестаёт
Быть самой собой,
Постепенно превращаясь
В прожорливое Любопытство,
Видок у которого
Оказался непедагогично глуп.
Преподавательница: А-а… как он выглядит?..
Наш м;лодец: Кто?
Преподавательница: Ну-у… бес этот мой…
И без того серьёзный парень
Превратился в словесного сапёра.
Наш м;лодец: Черепная коробка –
самое сытное жилище
для залётных бесов…
поэтому смертельно опасно
подкармливать их
любопытными думками…
а тем более – выпускать изо рта…
Подумай, прежде чем подумать!
Преподавательница: …
Наш м;лодец: Простите…
юморю от страха…
Именно сатана
По имени Наслаждение –
главный враг человечества(!),
А не самодуры-начальники,
Не пьяные соседи,
Не неверные супруги,
Не мы сами
И даже не наши завоеватели.
Преподавательница: И всё-таки…
как он выглядит?..
Наш м;лодец: Без рогов…
Вас же это интересует
больше всего…
Подсознательно вы уповаете
На гипотетическую совесть беса
И надеетесь переделать его
В белого ангела…
Да, это так!..
Просто в суете сует сложно
Сосредоточиться и прочувствовать
Все тонкости сатанинских козней…
Бес лучится в улыбчивом детстве…
он блуждает по райским садам…
он в кавычках торчит наконец-то(!),
что у истины – по бокам…
Но запомните:
именно мнимая доброта демона
является его самой лютой ловушкой,
предназначенной
для самоуверенных гордецов
и наивных добряков!!!
Гордая добрячка вздрогнула.
Наш м;лодец: Никогда не вступайте в спор
С бесом или бесовщиной,
Ибо, тщетно пытаясь
переубедить зло,
Вы вникаете в него,
Подвергаетесь ему,
Становитесь им!!!
Женщина вздрогнула вновь.
Наш м;лодец: Поймите…
ваш бес…
да и любой другой…
при подробном рассмотрении
через лупу православия –
пуст, ничтожен и жалок…
но жалеть его – опасно!..
Бес
есть ничем не примечательная
серая субстанция…
противоположность свету…
и такая же неизученная, как свет…
Повторяю!.. Серая, а не чёрная!..
Чёрный цвет – цвет скорби,
А скорбь – проявление доброты.
Так вот, эта серая субстанция
страшна тем…
что не ставит перед собой
никаких целей…
она ничего не хочет…
она бессмысленна…
бессмысленна
даже с эстетической точки зрения…
и в этом своём бессмыслии
она, как ни странно, повсеместна…
Я предполагаю, это потому,
что люди не начеку…
люди без боязни…
Когда же бессмысленная субстанция
Неминуемо проникает в души,
Которые изначально устремлены
К святому созиданию,
То в человеке происходят
Духовные сбои,
Похожие на сбои в компьютере,
Если в него внедрить
Бесцельную деталь.
Так вот, всё то зло,
Которое человек творит
с бесо-бессмыслием в душе,
Есть ничто иное как проделки Доброты,
повреждённой бесцельностью
до степени растерянности,
а затем и – разрушения.
Где-то, примерно,
После слова «субстанция»
Наш парень
Договаривал монолог
Уже только самому себе,
Ибо женщина променяла
Сложное понимание
На ненадёжное наитие,
Словно недавняя знакомая иностранца.
Преподавательница: Кстати-и-и,
Раз тебе дано
Узнавать чужие мысли,
То-о-о зачем ты
Обращаешься за помощью
Ко мне,
К студенту,
К кому бы то ни было(!),
Зачем задаёшь нам
Всякие там вопросики,
Если можешь просто
Узнать, о чём мы думаем,
И всё тут?
Наш м;лодец: «Во-про-си-ки»…
Во-первых!
Узнать то,
О чём кто-то думает,
Что собирается сказать
Или сделать,
Мне мешает
Мысленное месиво –
как чужое, так и своё.
Косномыслие,
Отвлечение,
Искажение,
Ошибочность,
Лживость –
всё это мешает мне
доведаться о чьих-то думах.
Во-вторых!
Узнать то,
О чём кто-то помышляет,
Мне мешает –
моё собственное нежелание.
В-третьих!
Суждения разума
Проследить возможно,
Но идеи человеческого «Я» –
Божественно независимого,
А потому непостижимого,
Понять нельзя,
Хотя мне это…
жизненно необходимо…
для более глубокого поиска…
моей таинственной мечты…
В-четвёртых!
Очень неприлично
Читать чужие мысли…
Преподавательница: Однако же ты… вы…
Наш м;лодец: Поэтому я не Иисус!
Я просто добрый малый…
депрессивный малый,
Который не прочь
Набить морду
Тому или иному подонку!
Я измотан вселенской постройкой…
Божьей кельмою взят из толпы
и размазан незримой прослойкой
между светом и тьмою… А вы?!.
Звёздный парень
Гордо взглянул
На притихшую женщинку,
Сквозь которую обратился
Ко всему человечеству.
Наш м;лодец: Вакуум… Я посредине ровно…
мир отверг… в Совершенство не влезть…
Я, как дымка… я явно и словно…
Я, как грёза… я здесь и невесть…
Искушает меня свет порожний…
наказует – насыщенный Свет…
Коль дошло до тебя Слово Божье…
должен дать на него ты ответ…
На земле не могу я быть первым…
слишком добрый для роли такой…
И на небе не буду я верхним…
для величия я слишком злой…
Стоп… тихо…
Мысль за мыслью я вот куда прибыл…
папе с мамой я крикну сейчас…
О, родные!.. Каким бы я ни был,
я всегда самый главный для вас!..
Преподавательница
Почти поднесла
палец к губам для «тсс»,
Но уронила руку
Под весомостью крикнутых слов.
Наш м;лодец: Я по полю вечности шагаю
осторожно… словно не один…
и пока ногами попадаю
в промежутки жизни между мин…
И я со всем согласен!
Жаль только,
Что всю мою жизнь
Меня окружают
Или простаки,
Или интеллектуалы.
Простакам не хватает интеллекта,
Чтобы осознать
Масштаб и значимость
Господа Бога,
А интеллектуалам не хватает простоты,
Чтобы не усомниться в Нём.
К тому же, Бессмыслица
часто совокупляется с Интеллектом,
плодя маленькие Иллюзии,
из которых вырастают
большие Заблуждения.
Ц!..
Человеку три пути:
в ночной клуб,
в келью
или в себя.
Эмиграция в себя…
А там уже
Ты остаёшься наедине
С Совестью и бесами…
в бело-чёрных тисках…
В мирской жизни
Можно быть
Или успешным подонком,
Или битым праведником,
Или депрессирующим человеком
с одиноким достоинством!
Предпочитаю последнее.
Тот, кто в одиночестве
Сам для себя мир,
Тот сам для себя и война.
Я сам себе уже надоел…
Но я духовно силён!
И рьяно противостою Злу!
Однако тогда оно
маскируется под Незло
при помощи оправданий,
плохих примеров,
эйфории
и примазки к родному,
дорогому
и святому
путём ласкового примирения с ним.
Когда же моё тело
И даже мозги
Завоёваны Злом
И не подчиняются мне,
А в башке набрякает и набухает Безумие,
Моё «Я» замыкается в душе
И оттуда управляет мною.
Иной раз
Мои Разум и Психика
Противятся появлению
Моей Доброты,
Но я всё ровно
Являю её.
Что это я углубился?..
Блин… как на исповеди…
Непорядок…
Ведь препод даже не пастор…
Итак!
Да… я иногда… читаю чужие мысли…
Но «иногда» – мало для знаний!
Поэтому мне приходится
Сноваться чёрт знает где,
Общаться чёрт знает с кем
И опрашивать чёрт знает кого!
У женщины был такой вид,
Как будто прямо при ней
Её мужской идеал
Отметил сексапильность
Её непрезентабельной подруги,
Которая и приглашалась-то
Только для того,
Чтобы оттенять
Скудные прелести преподавательницы.
Наш м;лодец: Однако наш захожий студент
Открыл мне свою
Самую сокровенную мечту,
И, благодаря этому,
Я сразу понял,
Что мою мечту
Следует искать
В зеркально противоположной стороне
От его экстремистской мечты.
Вот и ты
Могла бы
Рассказать мне о себе!
О приватном,
О личном,
О неприличном.
Глядишь, я и пойму,
Где холодно, а где горячо,
Где север, а где юг,
Где ад, а где рай.
Женщина была так польщена
Просьбой небесного парня,
Что даже не заметила
Той фамильярности,
С каковой наш парень
Обратился к ней.
В этом смысле
Она напоминала Одиночество,
Которому Страсть
Шутки ради предложила
Побыть Уютом.
Преподавательница: Ну, что сказать о себе?..
Работаю вот… преподавательницей…
Наставницей!..
Как ты выразился…
Тебя вот выслушиваю.
На лице парня
Невольно выступила
Вялая улыбка.
Преподавательница: Ты первый… такой попался…
за годы моей практики…
да и, наверно, не только моей…
Наш м;лодец: О себе, о себе,
Говори только о себе.
У женщины
Сделался такой вид,
Словно её попросили
Зачитать декларацию ООН
О правах человека
На личную неприкосновенность.
Преподавательница: О себе… о себе…
только о себе…
Я… я… я…
Я – это мой сын,
Я – это мой муж,
Я – это мои студенты.
Как же меня разбросало…
Господи… а где же я?..
Где же лично я?..
Где же «Я – это Я»?..
Наш м;лодец: Ладно,
Говорите, о ком хотите.
По-людски выражаясь,
Мы – это наши желания.
Женщина так глубоко вздохнула,
Словно её распеленали
Или
Сняли с неё латы.
Преподавательница: О!.. А у меня есть желание!..
Наш м;лодец: О, Господи, какое?!
Преподавательница: Давнее!..
Наш м;лодец: Ну! Ну! И что?!
Преподавательница: Да нет, ничего…
Просто я давно хотела узнать
Про загадочность русской души…
В чём её суть?..
В чём её тайна?..
А то ведь существует выражение:
«Национальность – неизвестна,
По характеру – русский»…
Наш м;лодец: А какое, япона мать, отношение
Это имеет к нашему разговору?!
Прости, Господи…
Преподавательница: Просто я подумала, что ты…
что вы знаете и про это…
Наш м;лодец: Как бы заодно, да?
Преподавательница: Ну…
Наш м;лодец: Как бы прицепом?
Преподавательница: Мг…
Наш м;лодец: Правильно!
Раз мысли чужие читает,
То уж с русской душой
Как-нибудь разберётся!
Чего уж там!
Преподавательница: Ага…
Наш м;лодец: Ага!
Есть чудеса,
Которые неподвластны
Даже чудотворцу.
К таким загадкам
Относится и русская душа.
Преподавательница: Понятно… Извините…
Наш м;лодец: Но я могу ответить
На этот твой старый вопрос.
Только не как представитель небес,
А как обычный земной человек,
Который имеет душу.
Преподавательница: Ладно… Тоже интересно…
Наш м;лодец: Первое!
Я бы не стал отделять
Душу русскую
От души белорусской,
Ибо Разница между ними
Настолько мизерна,
Что не в состоянии собрать
Маломальскую погранзаставу
Из придирчивых противоречий.
Второе!
Великая суть
Загадочной русско-белорусской души
Заключается в нескончаемом
И неутомимом стремлении
Улучшить качество жизни
Своего народа
До показателей рая,
Которые традиционно достигаются
При помощи алкоголя.
А ленивы мы так оттого,
Что не тратим силы
На жизнь временную,
Приберегая их –
для вечной.
Смертельная самоуверенность…
Мы смелее и сильнее иностранцев,
Ибо, в отличие от них,
Способны умереть из-за ерунды.
Иностранцы пьяны
Самими собою,
А нас трезвит готовность
на самопожертвование,
Ибо нам дана
Масштабная душа.
Кстати,
Восточнославянские черты лица
Такие выразительные,
Потому что отражают
Масштаб нашей души,
Которая больше жизни…
Преподавательница: А какие показатели в раю?..
Наш м;лодец: Высокие!
Теперь мы можем перейти
К моему земному делу?
Преподавательница: А что я должна делать?..
Наш м;лодец: Тупо рассказывать о себе!
Или хотя бы о тех,
Кем пленено ваше «Я»!
Женщина уселась поудобнее,
Словно лётчик-испытатель
В кабине новейшего самолёта.
Преподавательница: Ну-у-у-у-у-у…
Вот, например,
Хотя бы мои студенты.
Приходят ко мне впервые –
все молоды, как… зори,
наивны, как… сердца,
покорны, как… пальцы.
Ответ за ответом…
звонок за звонком…
пара за парой…
семестр за семестром,
И вот – я уже привязалась к ним,
как… воробьиха к кукушатам…
Наш м;лодец: Вот-вот-вот-вот-вот-вот-вот!
Хорошо-хорошо! Продолжай!
Преподавательница: И-и-и как только я
При входе в этот кабинет
Уже начинаю произносить:
«Здравствуйте, дети мои!» –
Они очень скоро
Оказываются в другом кабинете…
на другом этаже…
в другом корпусе…
на другом курсе…
и уже другими…
Наш м;лодец: Нет-нет-нет!..
Не то, не то, не то!..
Преподавательница: Так мне говорить или нет?!
Наш м;лодец: Да… извините… продолжайте…
Исповедуйтесь…
Рассказчица отреагировала
На последнее слово парня,
Как спортсменка на клич «Старт!».
Преподавательница: Ещё и сиденья
Не успевают остыть
От бывших детей…
как их уже согревают новые…
К новым я опять привязываюсь…
И когда эта привязанность
Становится сильнее предыдущей…
в силу ежедневного сближения…
дети снова ускользают
Из хрупких рук чувств…
Наш м;лодец: Да-да-да!..
Да-да-да!..
Что-то есть…
Вещай!
Преподавательница: Но самое больное не это…
а то, что когда
В этот кабинет
Входит новое чадо…
Оно ещё только входит!..
Понимаешь?!.
Только входит!..
Но я уже знаю…
заранее знаю…
что через некоторое время
я буду любить его
сильнее бывшего отпрыска…
Наш м;лодец: Ну, вот… вот… вот же оно…
Ещё чуть-чуть… ну… ну!..
Преподавательница: Но я также заранее знаю…
что сильнее нового студента
я буду любить будущего…
Получается,
Что, любя всех,
Я не люблю никого…
потому что ни с кем
не успеваю сродниться…
Наш м;лодец: А это разве обязательно
Для преподавательницы?
Преподавательница: Но ты же желал,
Что бы я рассказала о себе,
А не о преподавательнице.
Наш м;лодец: Блин… вот и я…
ощутил себя…
на твоём месте…
Преподавательница: И что это за место?
В голосе женщины
Чихнуло кокетство
От разворошённого праха молодости.
Наш м;лодец: Это место идиота.
Преподавательница: Ты что,
Считаешь меня идиоткой?!.
Наш м;лодец: Это покажет
Концовка вашей исповеди.
Преподавательница: Ты уже знаешь,
Какой она будет?
Женское Любопытство
Вцепилось в парня,
Как фанатка в певца.
Наш м;лодец: Идиотский вопрос.
Конечно же, нет!
Твоя исповедь
Идёт из твоего «Я»,
А оно непостижимо.
Преподавательница: …
Наш м;лодец: Давай дальше!
Преподавательница: А на чём я остан..?
Наш м;лодец: Ты со своими студентами
Не успеваешь сродниться!
Преподавательница: Да-да… именно…
Получается,
Что я люблю не людей,
А время…
Да-да, именно время.
Но не прошлое,
Не настоящее,
А будущее.
Потому что
Именно в будущем
Меня ждут студенты,
Которых я буду любить
Больше всех бывших
И теперешних.
Ну нет, нет!..
Путано как-то всё это!..
Даже я не улавливаю нить!..
Наш м;лодец: Да всё нормально…
это ещё не клубок…
это так… сплетение…
Жаль! Жаль!
Студенты мне
Ничего не дали.
Рядом с моей мечтой прошли,
Но даже ветром не обдали.
Рассказчица расстроилась,
Как амбициозный любитель,
Который не сумел угодить
Искушённому профессионалу.
Преподавательница: Кстати,
За все мои преподавательские годы
Я ни разу не видела студента,
Который хотя бы огорчился
Из-за отмены занятий.
Наш м;лодец: Учить нужно интересней…
Преподавательница: А?..
Наш м;лодец: Говорю: может, глубже нырнём
в твою душу?!
Признаки святого
Нужно искать в сокровенном…
или даже – в сакральном.
Женщина чуть не захлебнулась
От слова «нырнём».
Преподавательница: Я готова!..
Наш м;лодец: Ты – первая.
Я твоего броду не ведаю.
Преподавательница: Хорошо!
Хорошо.
Хорошо…
Глубже.
Глубже…
Глуб-же…
Н-да-а-а… сложненько…
Ну, а что «глубже»?
Глубже у меня только сын…
Наш м;лодец: Мг-мг! Продолжай!
Преподавательница: А что продолжать?
Лентяй да разгильдяй!
Ну, ты ж его знаешь,
И, может быть,
Лучше, чем я.
Ты ж целый день с ним в универе,
А я только по вечерам.
Да и то,
Заглянешь к нему в комнату,
А он тебе одно:
«Ну что-о-о?!»
А в последнее время
От телефона не оторвать.
Как у него только ухо не болит
от жёсткой трубки… да и слов…
Девушка у него появилась, что ли?..
Не знаешь? Вы ж, вроде, друзья.
Наш м;лодец: Дружбаны. Это другое.
Были б друзьями,
Я бы знал, как вы готовите.
Преподавательница: Ну, так приходи, узнаешь!
Женщина вспыхнула,
Как костёр под еретиком.
Наш м;лодец: Спасибо, но нет аппетита…
Я сейчас другим озабочен…
Преподавательница: А-а!.. Ну да, мечтой…
Наш м;лодец: Именно. Тем более,
Я и так догадываюсь,
Что вы вкусно готовите.
Женщина жаждала
Превратить комплимент парня
В гурманскую еду,
Чтобы набить ей
Лужёное брюхо
Собственной Страсти.
Преподавательница: Спасибо…
И всё-таки,
Ты не знаешь,
Сынок мой единственный
Девушкой не обзавёлся?
Наш м;лодец: Я не присматривался к нему,
Как чекист к иностранцу.
Я не прислушивался к нему,
Как настройщик к роялю.
Я не анализировал его,
Как языковед манускрипт.
Преподавательница: Да, но ты бы мог
Прямо сейчас…
Наш м;лодец: Не мог!
Преподавательница: Но почему?!
Наш м;лодец: Да потому что неприлично
Читать чужие мысли!
Это же так понятно!
Преподавательница: Понятно только то, что я мать!
И имею право знать,
С кем шляется мой сын!
Наш м;лодец: Вот именно! Ты мать!
Так почему ты уже
Не знаешь о похождениях
Собственного сына?!
Почему он сам
Не рассказывает тебе о них?!
У матери сделался такой вид,
Словно в неё влили
Сто граммов спирта,
И она ищет,
Чем бы закусить
Или хотя бы занюхать.
Преподавательница: В общем, так, студент.
Или ты сейчас же
Узнаёшь, о чём помышляет
Мой родной сын,
Или я останавливаю
Свою исповедь
И твою учёбу.
Двойки на занятиях,
Двойка на экзамене,
Двойка на пересдаче.
А если соберёшь комиссию,
То всё ровно – два,
Потому что в комиссии
Будут сидеть
Наши преподаватели.
Плюс придурок извне,
Но у нас – круговая порука.
Твоя гениальность
Тебе не поможет.
Моя предвзятость
С лёгкостью превратит её
В бездарность и тупость.
Гнев из парня
Рвался наружу,
Как диссидент из андеграунда,
Однако Восхищение
всесокрушающим инстинктом самки
Тянуло гнев за ноги вниз,
А само –
карабкалось по нему вверх.
Преподавательница: Ну, ты понял меня?!
Наш м;лодец: Вы знаете…
сейчас мне уже кажется…
что это вы, матери,
правите миром…
ибо именно вам, матерям,
дано его рожать…
Предположение парня
Было настолько верным,
Что Гордыня поленилась
Приподнять матери подбородок.
Преподавательница: Рада, что до тебя это дошло.
Так ты будешь узнавать,
О ком думает мой сын?
Наш м;лодец: Послушайте!..
Кажется, я подобрался
К своей мечте…
близко подобрался…
Да что там «близко»!..
Я чувствую её…
Ну-ка, ну-ка, ну-ка…
Преподавательница: Да чёрт тебя возьми!
Плевать мне на твою мечту!
Говори, о ком он думает!
Наш м;лодец: Нет… нет… ну зачем вы?..
Я был так близок к ней…
Зачем же вы всё сбили?..
Это же чувства…
их же не отстроишь…
их нужно возлелеивать…
Где теперь моя мечта?..
Где?!. Где?!. Где?!.
Женщина-мать
Стала вздыматься со стула,
Будто острая льдина,
Зажатая подругами весной.
Тётя цокнула (шагнула) к парню
И стала жёстко гладить его
По шелковистой макушке
Ледяной ладонью.
Преподавательница: Сынок, узнай про моего сынка,
Зыркни в дневник его сознания,
И всё у всех будет хорошо.
Парень вдруг почувствовал,
Что он имеет дело
Уже не совсем с человеком,
Ибо кисть женщины
Стала напоминать ему клешню.
Противостоять Злу силой
Было опасно для материнства,
Которым оно прикрывалось,
Как сектант святыней.
Наш м;лодец: Хорошо… я всё сделаю…
Но не могли бы вы сначала
Рассказать о вашем сыне с любовью?..
Преподавательница: Зачем?
Я же сказала: «Моя исповедь –
после мысленного дознания!»
Наш м;лодец: Вы этого не говорили…
Преподавательница: Ну, так сейчас говорю!
Моя исповедь –
после мысленного дознания!
Узнай про моего сына,
И продолжим рыться во мне
Хоть до осуществления твоей мечты!
Наш м;лодец: Послушайте,
Я без всякой личной корысти
Прошу, чтобы вы
Рассказали мне о вашем сыне
С материнской любовью.
Это поможет мне…
так сказать, настроиться
На его волну.
А сейчас
Мне мешают сделать это
Негативные помехи
От общения… с… ва-ми…
Преподавательница: Со мной?!
Наш м;лодец: Ну-у… не совсем с вами…
Преподавательница: А с кем?
Наш м;лодец: …
Преподавательница: С кем?
Наш м;лодец: …
Преподавательница: Ну, с кем?..
Наш м;лодец: …
Преподавательница: С бесом, что ли?..
Глаза женщины
Заполнились чернотой,
Точно пустые пузырьки чернилами.
Преподавательница: С бесом?
Наш м;лодец: !..
Преподавательница: Да?
Наш м;лодец: !..
Преподавательница: Это он сейчас
Говорит моими устами?
Наш м;лодец: !..
Преподавательница: Забавно!
Бес говорит
Моими устами!
Я говорю её устами…
Страшная женщина
Властно и хрипло крякнула,
Точно палач перед отрубанием…
Преподавательница: Хорошо!
Слушай про моего сына.
Всё расскажу.
Наш м;лодец: С любовью…
Преподавательница: С любовью!
Рассказчица
Подошла к доске,
Словно актриса к кулисам,
Жаждущая
Подсмотреть сквозь щёлочку
За зрителями.
Преподавательница: Итак!
Красота моего сына
Смогла бы высмеять
Даже юношескую прелесть
Нимфофоба Нарцисса!
Если бы он,
Сын речного бога Кефисса,
Не закололся
От безнадёжной любви
К собственному Отражению.
Но даже его водное Отражение
На фоне моего сына
Покрылось бы от зависти рябью!
Что уж говорить
О нарциссах-цветах,
Которые выросли
Из капель крови самоубийцы.
Их
Красота моего сына
Топчет всю свою жизнь!
Далее!
Сила сына моего
Подвижна, как масляные мускулы
Безоружного гладиатора,
Который одолел дикого зверя
И получил в награду от зрителей
Жезл свободы – rudis!
Мощь сына моего
Подобна силе отца,
Что противостоит полицаям,
Которые забирают у него
Родного пацана по подозрению
В служении партизанам!
Далее!
Да, мой сын глуп,
Но это глупость «чайника»,
Который протирает спиртом
Компьютерные диски,
Дабы избавиться от вирусов.
А в житейском плане
Мой сын мудр(!),
Раз до сих пор
Умудряется учиться
В этом учреждении.
Далее!
Одарённость моего сына
Выше, чем у гения!
Просто она затерялась
В его внутреннем космо-мире,
Точно цветущий папоротник
В ночном Купальском лесу.
Далее!
Мой ненаглядный сын
Бывает добрым,
Будто работник хосписа.
Он мог бы быть добрым всегда!
Если бы не злобная среда…
Женщину накрыла задумчивость,
Точно парашют
Приземлившегося парашютиста.
Но она быстро выпуталась,
Потому что
Университетский трезвон на перерыв
Разбил о её знойную голову
Звуковую посудину.
Преподавательница: Ну, как?!
Наш м;лодец: По-матерински…
Преподавательница: Вот то-то и оно!
Наш м;лодец: Послушайте…
Раз уж ваш сын так хорош…
я бы даже сказал – идеален…
то, может быть, он сам
Способен разобраться
Со своей личной жизнью?..
И не кажется ли вам,
Что соваться
В святую святых идеала –
очень неприлично
Даже для матери?
Ваш сын – чудо!
А над чудом
Властен только Господь.
Чело матери увил
Увесистый и красивый
Венец сомнений.
(И носить тяжко,
И снять жалко).
Она бросила
Проверочный взор на парня,
Но взгляд отскочил
От лика его,
Точно пуля от меча,
Обнажённого ангелом.
Неожиданно
Ладонь матери
Прилипла к её глазам,
Словно морская звезда
К булыжнику.
Затем женщина посмотрела
Сквозь пальцы на парня,
Как на древнейший клад
Сквозь щель в сундуке,
Который вот-вот уплывёт.
После пальцы
Обрезали ей взор,
И внезапно
Ладонь преподавательницы
Сорвалась с лица,
Словно альпинист со стены,
И повисла на своих костях,
Как скалолаз на страховке.
На запястье болтался
Невидимый бесёнок,
Болтался, будто барсетка.
Преподавательница: Ладно…
Продолжим исповедь…
Женщина прошмыгнула
Между антисексуальных препятствий,
Предупредительно воображённых
Её зрелым возрастом,
И устроилась среди столов,
Точно автомобиль
На тесной стоянке.
Преподавательница: Ещё у меня есть муж,
И я его люблю до сих пор.
Наш м;лодец: «До сих пор»?
Преподавательница: Да, да, до сих пор!..
До сих самых пор!..
Я люблю его до сей поры!..
Наш м;лодец: А он вас?
Преподавательница: Тем более!..
Женщина была похожа
На боговерную девушку,
Которая, пристрастившись
К очаровательному преступнику,
Берёт всю вину его на себя,
Но, слава Богу,
Путается в показаниях
И делает это
С такой категоричностью,
Что следователь
Всё время ухмыляется.
Наш м;лодец: Агрессивность
Тебе не к лицу.
Женщина зарделась
Красным фонарём,
И бычьи рога агрессора
Скрутились кренделями,
Подобными на бараньи…
Наш м;лодец: А, впрочем,
Агрессивность
Никого не красит.
Женщина мгновенно остыла,
Словно её макнули
Лицом в ведро
С колодезной водой.
Наш м;лодец: Послушай,
Мы же договаривались
Нырять в тебя глубоко.
А ты нас пока
На поверхности держишь,
Как спасательный жилет.
Преподавательница: А разве…
Наш м;лодец: Нет, нет!
Скудное сведение
О твоём муже
Больше похоже
На сообщение в телеграмме,
Которая отправлена
Бедным человеком,
Ибо слова в ней
Так сокращены,
Что могут быть
Поняты превратно.
Информация о твоём муже
Цензурирована,
Но не твоей верностью ему,
А равнодушием к нему.
Он не жемчуг
На дне твоей души,
А кусок пенопласта
На её поверхности.
Знать о ваших отношениях
Так же бесполезно,
Как ведать о заигрываниях
Вилки с ножом.
А ведь даже они
Делают это.
Женщина напоминала
Замаскированную ведьму,
С которой сорвали
Все лживые одежды,
А она, облегчённо вздохнув, изрекла:
«Слава Богу!.. Скорей бы уже на костёр!..»
Преподавательница: Ты же говорил…
что неприлично
читать чужие мысли…
Наш м;лодец: А я их и не читал.
Просто на твоём мокром языке
Все твои скрытые,
Засушенные мысли
Разбухают до очевидных размеров.
Однако донырнуть до жемчуга
На дне твоей души;
До жемчуга,
Который там явно валяется –
не дано даже чудодею.
Но если ты
Послужишь мне
Живым грузилом…
Парень брезгливо скривился
От своего лукавого вида,
С которым он произнёс
Последнее предложение.
А у женщины наоборот
Морщины на лбу разгладились,
Ибо она уже жаждала
Надеть на жилистую шею
Своё скрываемое и старое
Жемчужное ожерелье,
Покрытое тиной времени;
Надеть, чтобы покрасоваться им,
И не перед кем-нибудь,
А перед самым, что ни на есть,
Молодым Человеком.
Преподавательница: Я тогда ещё училась…
в этом университете…
И меня направили на практику…
в школу…
Женщина поджала губы,
Один глаз закрыла,
А другой – прищурила.
Она целилась в воспоминания,
Щемящие, точно тесные туфли;
Воспоминания,
Которые находились далеко
И за спиной.
Преподавательница: Нет… нет…
даже сейчас не могу…
даже сейчас,
когда, казалось бы, самое время…
Ан, нет, не могу…
не могу вспомнить
нашу первую встречу…
Потому что тогда…
пленённый взгляд мой
никак не мог вырваться
за пределы контуров
Его фигуры…
Наш м;лодец: Отлично!..
Продолжай!..
Преподавательница: Всего, что его окружало,
Я тогда не видала…
А раз не замечалась реальность,
То его не с кем было сравнить,
Ему некого было превзойти…
Даже моё прошлое
Дало дёру в забвение…
Он был несравненным!..
Наш м;лодец: Да!..
Преподавательница: Раз реальность не замечалась,
То его не с чем было запечатлеть…
Он был гениальным холстом(!)
Без бездарной рамки.
А без реальности
Нет и времени,
Поэтому я не могу вспомнить,
Когда именно произошла
Наша первая встреча…
наши… как бы это выразиться…
«переглядки».
Одно лишь очевидно:
такого в жизни
я больше не видела…
Наш м;лодец: Великолепно!..
Ещё немного, и я всё пойму!..
Преподавательница: После…
так, как на него,
я смотрела
лишь на своего сына.
Правда вот… ещё и на…
Женщина
С какой-то жадной робостью
Притронулась к коленям
Нашего парня взглядом,
Тяжёлым,
Будто боевое бревно.
Будь тогда м;лодец на ногах,
Его могло бы подкосить
От грузного взора
Скрытой вакханки.
Наш м;лодец: Нет-нет-нет!.. Не туда!..
Ты не туда смотришь!..
Не на того!..
Взирай в себя!..
Видь его, своего!..
Потерпи…
Мне чуть-чуть до мечты…
Рассказчица
Как-то так оскалилась,
Что можно было подумать:
у неё зачесались зубы,
и она их почесала.
Преподавательница: Он не был
Ни директором,
Ни учителем,
Он был таким же, как я,
Практикантом.
Однако заговорить с ним,
Казалось, так же сложно,
Как с самим Гос…
Зазвенел звонок на занятия.
Сложилось ощущение,
Что кто-то звучно звонит
По гигантскому телефону.
Преподавательница: Заговорить с ним,
Казалось, так же сложно,
Как с самим Господом…
Наш м;лодец: О, нет, только не это…
Преподавательница: Хотя нет,
С Богом хотя бы можно
Общаться посредством молитв,
А с ним… с ним… одно молчание…
Наш м;лодец: Сволочь… уводит…
уводит, гад…
От мечты моей уводит…
Преподавательница: Это ты на меня так?..
Наш м;лодец: А?..
Преподавательница: Это ты меня сволочью обозвал?!
Наш м;лодец: А-а!..
Нет… нет… конечно, нет…
Ты что?!.
Упаси Бог!..
Я не на тебя, я на…
Преподавательница: На кого?
Наш м;лодец: …
Преподавательница: На беса?..
На беса во мне?..
Наш м;лодец: !..
Женщина стала всматриваться
В плоскогорье своей груди
С исступлённым любопытством.
Могло показаться,
Что в груди у преподавательницы
Вмонтирован телевизор
С неровным экраном,
По которому в прямом эфире
Транслируют содомитный быт
Из её подсознания.
Наш м;лодец: Не шути с ним…
Юмор – его вуаль…
Не шути с ним!..
А то дошутишься до серьёза!..
Парень как будто бы
Вырубил кривой телик,
И рассказчица
Включилась в беседу.
Преподавательница: И-и-и я не представляла себе
Как обратиться к нему,
Но-о-о была уверена,
Что-о-о умру,
Если не обращусь…
Наш м;лодец: Чудесно!.. Чудесно!..
Продолжай!.. До конца!..
Преподавательница: Спасение пришло неожиданно,
Но обыденно.
Я проводила открытый урок.
Были все.
Был и он…
По натуре я бойкая,
А перед аудиторией –
тем более,
Потому что взгляды
Меня заводят,
Точно бродячий музыкант шарманку.
Я тогда чувствую себя
лучшей!.. и нужной…
А тут, как назло,
Язык не помело,
Болтается во рту,
Как оторванный,
Говорить мешает.
А ноги и вовсе никудышные,
Хотят сложиться,
Точно перочинные.
И всё это из-за него…
из-за взгляда его приставучего…
Наш м;лодец: М-м-м-м-м-м-м-м-м!..
Преподавательница: Дети вертеться стали,
Точно флюгерочки,
Директор и учителя
Перешёптываются,
Будто шептухи,
А он…
сидит…
молчит…
и смотрит на меня…
взглядом обматывает…
точно бечёвкой…
А при-ят-но-то как… жуть…
Наш м;лодец: Стоп-стоп-стоп!..
Без эмоций плоти!..
Женщина
Зыркнула на парня,
Как гений на цензора.
Преподавательница: Дальше он вдруг встал
Из-за задней парты…
словно я его вызвала,
И направился ко мне
Без разрешения…
как репортёр без аккредитации.
Удивление директора
И учителей
Даже не успело вырваться
Сквозь их разинутые рты,
Как он накрыл меня
Своим ароматом…
будто пиджаком,
И тут же подхватил…
мою жиденькую мыслишку,
Которую я никак
Не могла завершить,
Потому что она
Раз за разом вытекала
Из моих сухих уст…
словно каша из губок
моего сына в детстве…
Наш м;лодец: Как хорошо сказано!..
Как хорошо мне…
Женщина продолжила откровение
С истовой угодливостью,
Характерной для девушки,
Которая поступает
На актёрское отделение.
Вдохновившись скупой похвалой
Одного из народных артистов,
Заключённой в слове «неплохо»,
Девушка продолжает наяривать
Текст избитой басни
Аж до самой морали.
Преподавательница: Он закончил мою мысль сам…
громко и бойко!..
В моём стиле…
Он говорил так ясно,
Что и вдумчивые очи учеников
Стали ясными… как день свадьбы…
Наш м;лодец: Продолжай же!..
Продолжай же, женщина!..
Преподавательница: Директор и учителя
Одобряюще задирали брови
И кривили губы.
А затем…
затем я расслабилась,
Словно меня усадили
На домашний диван,
И… и… и в меня вселился вития!..
И слова сами
Стали вылетать
Из моих уст,
Словно искры из глаз!
Те свои слова,
Которые рассказчица
Считала особыми,
Она изображала в воздухе
При помощи жестов,
Чем напоминала
Шального художника,
Лишённого холста.
Преподавательница: А затем…
как невидимая сеть,
На нас с ним упала
Божья благодать…
Наш м;лодец: Стоп!..
Парень вцепился
Сам себе в волосы,
Которые произрастали
Супротив движения
Суетной жизни;
Казалось, он собирался
Сорвать их с себя,
Как парик с предвзятого судьи,
Или вырвать,
Как дёрн из плодородной земли.
Наш м;лодец: Кажется… кажется…
Кажется, вот оно… она…
Преподавательница: Кто?.. Кто «оно, она»?..
Мечта?.. Твоя мечта?..
Наш м;лодец: Н-н-н-н…
Преподавательница: Так, а в чём она?
Как её описать-то?
О чём ты мечтаешь, короче?!
Наш м;лодец: Нет… нет… не уверен я…
Дальше…
Дальше.
Дальше давай!..
Преподавательница: Зачем орать-то?
У нас же исповедь…
какая-никакая…
Наш м;лодец: Да, да, извини, извини…
Продолжай, продолжай…
Продолжай, пожалуйста…
Женщина
Гордо распрямилась,
Будто солдатка
Перед зеркалом,
И продолжила.
Преподавательница: Мы защебетали с ним
В два голоса на одну тему,
Дополняя и украшая друг друга.
Наши голоса
Ласкали один одного
и слушателей
до тех пор,
Пока их не заглушили
Аплодисменты!
Наш парень
Захлопал в ладоши,
Точно мальчишка мартышке.
Преподавательница: Глядя на нас,
Ученики открыто улыбались,
Учителя смущённо ухмылялись.
Открытый урок удался.
Наш м;лодец: Ну-ну!
Преподавательница: Потом его Благородность
И моя Благодарность
Присосались одна к одной,
Как присоска к присоске.
В процессе взаимовсасывания
К ним присоединилась
Общность интересов,
За которой увязалось
И чувственное Влечение…
Наш м;лодец: Да блин!.. Прости…
Что ж у тебя всё так сухо?
Добавь поэзии.
Одной только искренности
Мало для сопереживания,
А значит, и для углубления
В плёс твоей души.
Исповедница обиженно молчала
Вопреки ожиданию слушателя;
Молчала,
Будто вдруг уразумев,
Что ей внемлет не небочеловек,
А режиссёр.
Шершавая тишина
Натёрла парню уши до цвета
устыжённого человека.
Наш м;лодец: Ой-ой!..
Вы ж, кажется, обиделись…
И, кажись, из-за меня…
Да простите, если…
Да нет же, точно…
Я точно виноват!..
Так простите же меня!..
Ну, что вам стоит?!.
Простите, да продолжим!..
Мне ещё пол мира обойти надо!..
Шучу, конечно…
Послушайте,
Ну Бог с ней, с поэзией!..
Рассказывайте сухо!..
Пусть от вашей истории
Жажда рождается!..
Только не молчите!..
Говорите!..
И извините…
Преподавательница: Он был…
всегда немного отстранён…
Казалось…
он прислушивался не ко мне…
а к предстоящему наслаждению от меня…
Он требовал вымаливания
Своего внимания…
И это не-о-до-ли-мо влекло к нему…
В нём была…
как бы это сказать…
притягательная неуловимость…
он был небрежен и нежен…
Ничто так не соблазняет…
как покорность
непостижимой и недостижимой
обожаемой мощи…
Меня до слёз заворожила
Мужская ширь души и плеч…
и про себя я торопила
его размеренную речь…
но так, чтоб та не завершалась…
её густая теплота…
По ласкам я изголодалась…
но и прелюдия – сытна…
О-о-о… его отрадное тепло…
Спорт… искусство… протест…
фантазийный притон…
В уйме разных блаженств
Таяла я потом…
Но апогеем их
Был всегда и везде
Воспоминанья миг
Об отрадном тепле…
Кажется, мир вокруг
Создан лишь для того…
чтоб и к сроку, и вдруг
предвосхищать его…
Наш м;лодец: Не-не-не!..
Стоп-стоп-стоп!..
Что за бред?!.
Какой «притон»?!.
Какое «потом»?!.
Что-то ты не туда!..
Прямо давай!..
Нет, я понимаю,
Опыт твоего Воображения богат!..
Преподавательница: !..
Наш м;лодец: Извините… вторично…
Преподавательница: Мы с ним…
почти всё наше… райское время
проводили на улице…
Представляешь,
Мы с ним путешествовали
По всем подряд
Дворам города…
Боже ты мой,
Оказывается от нас сокрыто
Столько мирков…
столько крохотных родин…
А ведь они под боком,
Рядом с улицами,
По которым мы каждый день
Ходим и ездим десятилетиями!..
Сверни вбок,
Пройди вглубь,
И вот –
пред тобою незнакомая земля
твоего родного города.
Наш м;лодец: Просто далеко не каждому человеку
Под силу выдержать
Груз новых впечатлений,
Ибо большинство людей
С верхом загружены
Хламом житейских иллюзий.
Чужие внешние миры
Не нужны особам,
Которые не имеют –
своих внутренних,
Поэтому незнакомый дворик
Воспринялся бы ими
Как очередной объект ЖКХ.
Преподавательница: Мы с ним по домам расходились,
Только когда с ног валились…
только когда сон
начинал мерещиться…
Почему мы жили на улице?..
Да потому что
Мы жаждали дышать!..
Дышать всеми ветрами!..
Дышать всеми бризами!..
Дышать дыханием земным!..
Дышать дыханием людским!..
Дышать всем небом!..
Дышать всем миром!..
Наш м;лодец: Есть!.. Есть!..
Заметил!.. Мелькнула!..
Моя мечта мелькнула!..
Преподавательница: Ну, и что за она?
Женщина кинула парню вопрос
Небрежно,
Как торгашка сдачу.
При этом вопрос сей
Был как-то уж очень накручен
Дребезжащим голосом
На тонкую и ломкую
Сентиментальную ситуацию;
Накручен до боли,
Словно локон на палец ревнивицы.
Наш м;лодец: Мечта… мечта… мечта…
моя мечта…
Была… была… была…
она была…
Красивая такая промелькнула…
Что?..
Кто?..
Где?..
Дальше!.. Дальше гони!..
Преподавательница: Дальше погнал только поезд…
Наш м;лодец: Какой, к чёрту, «поезд»?!.
Про личную жизнь долби!..
Преподавательница: А поезд и есть моя личная жизнь…
точнее, её конец…
Наш м;лодец: Ну, что ж ты обеспамятела совсем!..
Да в самый пиковый момент!..
Тут-то осталось…
пару слов о себе подарить!..
Какой, хрен, «конец»?!.
Преподавательница: Конец моей вечной жизни
Состоялся на станции,
С которой мой парень
Отдалился от меня на поезде,
Следовавшем в странную страну
Под названием Призвание.
Больше мы с ним никогда не в…
Наш м;лодец: Бл-л-л-л-л-л-л!..
Наш парень
Перевернул парту,
Да так, что она подлетела,
Повредив пространство,
Стала на торец,
Поскакала на нём
И рухнула,
Как гигантская кегля.
Женщина была полна
Довольного самообладания,
Словно завоеватель
Перед нервным пленным.
Наш м;лодец: Почему?..
Преподавательница: Что «почему»?
Наш м;лодец: Почему вы с ним…
больше никогда не встречались?..
Преподавательница: Я думала, что…
Наш м;лодец: Почему ни он к тебе…
ни ты к нему?!.
Да в конце концов!..
Почему ты не поехала с ним?!.
Или хотя бы за ним!..
Преподавательница: Я бы тоже хотела это знать!
Когда тебя покидают
Ради призвания…
не имеет смысла
волочиться сзади…
а то есть риск
схлопотать пинка…
Наш м;лодец: …
Преподавательница: Да вы наверняка и сами знаете,
Как много с глазу на глаз взоров скошенных…
Приятнее ютиться просто в памяти,
В гареме из отвергнутых и брошенных…
К незримому, далёкому и мнимому
Там меньше равнодушия, презрения…
Наш м;лодец: По памяти мирочку полулживому
Шатается голодное Забвение…
Преподавательница: И это – правда…
Поначалу мы перезванивались…
Мы так часто это делали,
Что уже даже не здоровались
И не прощались…
Все деньги на почте оставляли…
И встретиться планировали…
в скором времени…
Складывалось ощущение,
Что женщина
Тщетно пыталась
При помощи мимики
Отделаться от чего-то
Когда-то отторгнутого,
Но навязчивого.
Наш м;лодец: Добивай…
Преподавательница: Однако… Ну, знаешь,
Как это обычно бывает…
Из трубки потянуло
Студёным сквозняком…
Чуть ухо не застудила…
Равнодушная рассказчица
Воткнула мизинец в ухо,
Точно штекер в гнездо,
И начала звучно чесать его,
Дёргая рукой
С быстротою собаки.
Преподавательница: Ну, а потом
Междугородние звонки
И вовсе замёрзли
И уже не тревожили
Вселенские сны…
Хоть слава Богу,
Что Он даровал мне
Взамен личной жизни
Аж три других и сразу:
профессиональную,
семейную
и материнскую.
Мне хватает с избытком…
Если, конечно,
Не проводить эксгумацию
Останков жизни личной
По воле чудного студента.
Женщина царапнула парня
Таким вульгарным взглядом,
Что казалось, ещё чуть-чуть,
И она выкрикнет:
«Тащи меня, сынок,
В интимный уголок!
А память жизни не помеха!»
Наш хлопец
Стал так медленно ставить
Опрокинутую им парту на место,
Что казалось, его неторопливость
Тормозит мировые процессы.
Наш м;лодец: М-м-м… Я вот что
хочу тебе предложить…
Преподавательница: Я согласна!
Наш м;лодец: Ну… раз так…
то я хочу вам предложить…
свои извинения
за дьявольскую наглость
в вопросах сакральных…
Преподавательница: И это всё?!
Наш м;лодец: На колени стать не могу,
Не уполномочен.
Преподавательница: Да плевать мне
На твои колени!
Я имела ввиду…
в смысле, что дальше?!.
Наш м;лодец: А дальше – я пошёл…
поживу ещё немного…
Преподавательница: Подожди-подожди!..
А-а-а, прости за нескромность, я?
Я! Я! Мне-то что делать?!
А главное, с кем?!
Наш м;лодец: Делайте всё, что и раньше…
Преподавательница: Да, но раньше… не было тебя…
Наш м;лодец: Меня и сейчас нет…
Преподавательница: Да, но я есть!..
Мне куда исчезнуть?!.
Слушай, а может…
исчезнем вместе?..
Ты бы мог…
Вы бы могли…
Мы бы могли…
Наш м;лодец: Тебе
Заниматься исчезновениями
Не гоже,
Ибо ты есть мать!
А я в твоих жизнях
Промелькну с незаметностью
наших переходов
с «вы» на «ты» и обратно.
Всё, прощай…
Преподавательница: Э-э!..
Этот закоулковый оклик –
единственное, что выпало
Из страстных уст женщины,
Которая встала,
Как перед расстрелом.
Наш м;лодец: ?..
Преподавательница: Хотя бы…
прикоснись ко мне…
под конец…
Наш м;лодец: Не стоит…
В твоей душе
И так уже можно
Дактилоскопическую экспертизу провести
На предмет поимки
Небесного преступника…
Ещё раз прощай…
Преподавательница: Мой тогда тоже так уезжал!..
Эта куцая фраза
Успела растянуться смыслом
И захлестнуться арканом
На Совести м;лодца,
Когда он уже отталкивался
Грубыми подошвами
Безразличных мыслей
От края слезоточивой среды.
Парень почесал темя
И свербящую идею.
Наш м;лодец: А хотите…
я прямо сейчас…
узнаю, где он теперь…
как он…
почему охладел тогда к вам…
и самое главное –
чувствует ли он к вам
хоть что-нибудь?..
Хотя тут, видно, придётся
Думать и его былые мысли…
да ещё и вне поля моего зрения…
на большом расстоянии…
а я этого никогда не делал…
У женщины был вид,
Как у женщины,
Навстречу которой
Идут сразу двое парней:
один – из прошлого,
другой – из постоянного.
Преподавательница: Но-о-о ты же…
считаешь неприличным…
копаться в чужих…
черепных коробках…
А про чувственные мысли –
я вообще молчу…
ибо они,
как мне правильно кажется,
рождаются в нашем…
свободном «Я»…
а оно,
как ты меня уверил,
непостижимо…
Наш м;лодец: Да знаю, знаю!..
Всё я знаю!..
Всё понимаю!..
Всё чувствую!..
Всё предчувствую!..
Однако Совесть моя …
суетится до неприличия…
А господин Авось подстрекает
На тщетную попытку
Постичь непостижимое…
хотя какой он, к чёрту, господин!
Ощущения женщины
Можно было сравнить
С ощущениями претендента
На первый полёт в космос,
Которому вдруг сообщили:
«Юра, полетишь ты. Поздравляю!»
Преподавательница: Ой… подожди…
мне надо сесть…
а то я сейчас тут…
Наш м;лодец: Я тоже присяду…
работка предстоит тяжкая…
и незнакомая…
Оба добрались до парт
И сели между ними,
Будто в кабины
Космических корабликов
С откидным верхом.
Экипаж сидел долго.
Преподавательница: Я и мой суженый…
Меж нами – бездна забвенья…
Друг от друга – так далеки…
Не в силах даже прозренье
Свести воедино черты…
Наш м;лодец: Я – в силах!..
Преподавательница: Ну… тогда с Богом?..
Наш м;лодец: Вряд ли…
Поехали…
Парень лёг на двух стульях
И принял позу зародыша.
М;лодец стал мыслить.
„Так-так-так…
Так-так-так…
Что у меня тут?..
Что у нас тут?..
Вот что у нас тут…
Вот что…
Ого!..
Так много!..
Бездна!..
Ей-Богу!..
Куда же мне?..
Куда?..
Туда?..
Или туда?..
Туда?.. Или туда?..
Туда или туда?..
Туда или туда?..
Туда или туда?..
Да хоть куда-нибудь!..
Вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
А сейчас…
Что сейчас?..
А?..
Это?..
Или это?..
Это?.. Или это?..
Это или это?..
Это или это?..
Это или…
А может… это?..
А и в самом деле…
Ну-ка… ну-ка…
Подумаем…
По-ду-ма-ем…
По-ду…
Под…
«To be… or not to be…
That is the question…
Whether `tis nobler
In the mind to suffer
The slings and arrows
Of outrageous…
Outrageous…
Outrageous…»
Блин… Вилли…
да „fortune”… „fortune” следом идёт!..
Не мне тебя учить…
ты же гений… блин…
И как только я
До заграницы додумался?..
Да ещё и… до младенчества
Семнадцатого века…
Бес попутал… не иначе…
Давай-ка ближе к родным пенатам…
А лучше бы… ближе к истине…
Хорошо-хорошо… Хорошо…
Подумаем-ка в эту сторону…
Точнее… вниз…
Авось что и надумаем…
Вниз…
вниз…
вниз…
вниз…
вниз…
вниз…
вниз…
вниз…
Думаем…
Ду-ма-ем…
Ду-ма…
Дум…
«Да чтоб ты ещё и не жил!..
Не курит он… падла…
А мне что делать?!.
Я без дыма… как без воздуха…
Не курит он… блин…
И на спортсмена ж не похож…
Доходяга… видать…
Как пить дать… доходяга…
А я если жрать не раздобуду…
точно некурящим стану…
бо в гробу махры нет…»
Фу-у-у-у…
Нет… нет… это не он…
Это не суженый преподки…
Не он это… явно не он…
Свой да не мой…
Надо бы дальше… дальше…
Давай-ка дальше…
Давай-ка там…
Иль… может… вон туда вон?..
Ага… ага…
Туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
Помыслим…
По-мыс-лим…
По-мыс…
Пом…
«Значит так…
Звоню…
представляюсь этим…
открывают…
врываюсь…
бью…
беру…
исчезаю…
а дальше нирвана…»
О… Господи…
что за ужасы?..
Суженый преподавательницы…
судя по её исповеди…
на такое даже и во снах ни-ни…
Так как же мне его нащупать?..
Чую… а не нащупываю…
Тогда… может… туда?..
Да…
да…
да…
да…
да…
да…
да…
да…
Посмотрим…
По-смот-рим…
По-смотр…
Пос…
«І чаго я ўсё пью і пью?..
Уся вёска працуе…
а я тут валяюся…
Чаму?..
Мо… розуму не хапае…
каб адказаць на гэтае пытанне?..
А адкуль жа яму узяцца…
калі ў гэтай вёсцы
ніколі настаўнікаў не было…
Няма…
и не будзе…
талковых ды аўтарытэтных…»
Нет-нет-нет…
Не то… не то… не то…
Ху-у-у-у-у-у-у…
Я и сам учителя ищу…
Может… здесь его я обрету?..
Может… здесь его я оценю?..
Вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
Вникаю…
Вни-ка-ю…
В-ника…
Вник…
«Это ж надо… „дворничиха”!..
Она ко мне „дворничиха” обратилась…
Тоже мне… фифа… бляха…
Шкурка дорогая!..
Неужели нельзя было
По-другому обратиться?..
„Женщинка”… например…
Или там просто „Эй!”…
Я б не обиделась…
Я ж не прошу „сударыня”…
А то „дворничиха”!..
Чтоб тебя…
Выметать за такими стыдно…»
Да нет же… нет же…
Совсем не туда…
Да и женщина тут…
Сразу нужно было
Отвлечься от неё…
но любопытство затягивает…
хоть ты что!..
Дальше… дальше… дальше…
Быстрей надо…
башка ныть начинает…
Так-так-так-так-так-так-так…
Сюда нырнём…
Сюда…
Сю-да…
Сю…
Глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
Вдумываемся…
Вду-мы-ва-ем-ся…
Вду-мы…
Вдум…
«Только б не пропустить…
только б не пропустить…
Дотянуть надо…
Секунды остались… секунды…
А дальше контракты…
клубы…
загранка…
всё!..
Ну… это я загнул… конечно…
возраст уже не тот…
Но что-то да предложат…
должны предложить…
не могут не предложить…
Да это мой последний шанс!..
Только б дотянуть…
только б дотянуть…
только б не пропустить…
Секунды ж остались…
Свисти уже… сука… свисти!..
Свистун раздолбанный!..
„Мыло”… бл…
А если пропущу?..
А если пропущу?!.
А если пропущу?!!
А если пропущу…
то максимум… на что
я смогу рассчитывать…
это тренерская работа…
в лучшем случае…
а так… учитель физкультуры…
или… в рэкет…
Господи… храни мои ворота!..
Храни мои ворота!..
Храни мои ворота!..
Храни… Господи… храни!..
Богом тебя прошу!..
Куда-куда-куда?!.
Держи-держи-держи!..
Стелись!.. Стелись!!. Стелись!!!
Хы-ы-ы-ы!..
Бл!..
Ё-о-о-о-б!..
Капец… бл…
На последних секундах вмандулили…»
Фу-у-у-у…
захватывающий репортаж…
И из главных уст!..
Это ж надо…
он даже футбольную молитву прочёл…
Только при чём тут Бог?..
Ладно… поиграю дальше…
поиграю в свою игру…
Божественную…
А может… Да-да…
Туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
Внедряемся…
Вне-дря-ем-ся…
Вне-дря…
Внедр…
«Учения…
Ничего себе… учения!..
Всё… как взаправду!..
А как взаправду?..
„Как-как?!”
Как в кино!..
А кто сказал…
что киношники знают…
как на войне бывает?..
А хрен их знает!..
Одно ясно…
я в окопе…
вона цель…
в руке лимонка…
жду команды…
Ну-ка… рукав застёгнут?..
Застёгнут…
А то ещё выроню гранату
Прямо в рукав…
Во… будет учение…
на всю жизнь запомнишь…
Ну-у… ту… что после смерти…
Блин… пора!..
Бл-л-л-л-л-л!..
Нормально бросил…
далеко…
Ну?.. И что?..
Ну?.. И где?..
Где он?..
Где взр..?
Ё-о-о-ма-ма-ё-о-о!..
А-а-а-а-а-а-а!..
Атом…
Ядер…
Ядрёна вошь!..
Ху-у-у… Ху-у-у…
Ху-у-у… Ху-у-у…
Ху-у-у… Ху-у-у…
Это я ещё тут?..
А?..
А?..
Ага…
Ну и ахнуло…
Земли… наверно… нет уже…
Наверно… все погибли…
Блин… а шо ж теперь делать?..
Тих-тих-тих…
Фу-у… слава Богу… живы…
командир матерится…»
Блин… как бы мне самому
Не начать сквернословить…
Ну никак не могу
Приблизиться к нему…
к суженому преподки…
М-м-м-м-м!..
Голова… голова… голова…
башка… башка… башка…
бурлит и клокочет…
думать не хочет…
а надо… а хочется…
Потерпи… потерпи… волосатая…
Туда хочу…
Туда и пойду…
Иль хотя б сунусь…
Суюсь…
суюсь…
суюсь…
суюсь…
суюсь…
суюсь…
суюсь…
суюсь…
су-юсь…
с-у-ю-с-ь…
сю-сю-сю…
«Слухи подтвердятся…
точно пристрелю…
Если хахаля сыскала…
точно пристрелю на хрен!..
Обоих!..
И всё тут…
И точка…
А что… пристрелю…
„макар” на поясе…
чего ж не пристрелить?..
Надо бы кобуру заказать…
как у американских копов…
Пристрелю… пристрелю…
Да… но мешать работу
С личной жизнью не положено…
Хотя нет… ментам же можно…
и даже нужно…
Мент остаётся ментом…
даже когда возвращается со службы…
даже когда снимает форму…
Мы вечные блюстители порядка…
Хорошо сказал…
по-человечески…
Блин!..
Да ладно б с ментом спуталась…
а то ж… говорят… с гражданским…»
Слава Богу…
что я не просто человек…
а то кто б меня защитил
в этом изменчивом мире?..
Ладно… вон!..
Пойду вон…
Вон туда…
Туда…
Ту-да…
Шаг
шаг…
шаг…
шаг…
шаг…
шаг…
шаг…
шаг…
ша-а-а…
«Да… у меня есть талант
Зарабатывать деньги…
но я не наделён
Способностью смаковать
Результаты своей
Предпринимательской деятельности…
Всё как-то нахрапом…
по-быстрому…
А так… чтоб с наслаждением…
это нет… это не под силу…
Да-а-а…
поздновато я всё это понял…
А может… всё это бросить?..
Пока не поздно…
Да хоть сейчас же!..
Но я не смогу всех бросить…
всех… кто на меня ишачит…
жалко как-то их…
да и вообще…
Что „вообще”?..
Не знаю… вылетело…
Да-а-а…
для кого ж тогда
Я столько много заработал?..
Жён и любовниц… обеспечил…
Детей… своих и чужих… тоже…
Работники мои… в достатке…
Куда ж тогда столько лишнего?..
Может… раздать?..
Чёрт!.. Опять мобила…
Кто там?.. Чей номер?..
А-а-а!.. Ты… дружочек…
Хрен тебе… а не дешёвые поставки!..»
Ху-у-у-у-у…
От таких мыслей
Даже мои мозги
Деньгами провоняли…
Нет… так дело не пойдёт…
Наобум я паренька преподавательницы
Ни в жизнь не сыщу…
Надо правильное направление выбрать…
В сторону интеллигенции…
Он же у нас учителем
Стать собирался…
Та-а-а-к… где тут интеллигенция
Прозябать может?..
Да… да…
Пожалуй… выбор не велик…
Интеллигенция всегда там…
Всегда в…
Вглубь…
вглубь…
вглубь…
вглубь…
вглубь…
вглубь…
вглубь…
вглубь…
в…
«О чём же написать
В статье-то этой?..
Да о чём угодно…
только не о главном…»
Ещё… ещё глубже нырнём…
Глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
г…
«Чёрт… чертёж такой небрежный…
Что за линии?.. Бог ты мой…
У него что…
линейка обгрызенная?..
Он что… ел на чертеже?!.
Это ж чертёж такого здания!..
А не собачьей будки…»
Сколько ж можно погружаться?..
Давление всё-таки…
И без глубины голова болит…
Погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погр…
«Потерпит она…
Что за пациенты такие пошли…
тер-пе-ли-вы-е…
Да нет…
просто у женщин
болевой порог
ниже… чем у мужчин…
Да это и понятно…
женщины же рожают… нас…
Хотя…
на что ещё больным рассчитывать…
если не на собственное терпение…
Не на врачей же в конце концов…
Не-э-э-т…
есть такая боль…
которую вытерпеть невозможно…
И не потому что терпение слабое…
Просто терпение –
это часть психики…
а психикой управляет организм…
и когда ему очень больно…
он её просто блокирует
вместе с терпением…
оставляя только плач…
скрежет зубов
и готовность на всё
ради облегчения страданий…
Правда…
есть ещё силы души…
которая существует
вне психики…
Однако я в своей медпрактике
С душой не работал…
Хы-гы-гы…
Какой меткий каламбурчик…
Так… ну… тут атерома…
Под ухом… на серьгу похожа…
Точно…
Так её и называть теперь буду…
В историю войду…
Не делом… так словом…
Шутка…
Эх… раньше б… вахлак… обратился…
когда „серьга” ещё с горошину была…
Удалили б оболочку… да и всё…
А сейчас уже
Пока только отсасывать надо…
Хотя нет…
назначу-ка я ему пока димексид…
Может… пузырь уменьшится…
Но вряд ли…
А уменьшится… так и забудется…
А когда ж практиковаться?..
Мне ж нужна хирургическая практика…
Нет… ну надо ж ему
И консервативное лечение применить…
Интересно… сколько б я в Израиле
Шекелей имел?..
Мно-о-го!..
Но там и спрос большой…
А я люблю покой…»
Мне кажется…
я уже заболел…
И под ухом что-то засвербело…
Хорош в мыслях купаться!..
Наверх давай!..
Нет уж…
тонуть… так взахлёб…
Тону…
тону…
тону…
тону…
тону…
тону…
тону…
тону…
тон…
«Да нормальная у меня пенсия!..
Да… не большая…
но и не маленькая!..
Но ведь и я человек не большой…
но и не маленький!..»
Стареть… стареть начинаю…
Дальше…
дальше…
дальше…
дальше…
дальше…
дальше…
дальше…
дальше…
даль…
да…
«Да… я прикован к постели…
Я лишён всего…
кроме мышления…
Но ведь именно теперь…
когда судьба
заставила меня
пожить без мира…
я осознал…
как он мне не нужен…
Правда… о чём бы я без него мыслил?..»
Всё… теперь я тону безвольно…
Я не контролирую углубление…
Я ограничен в движении…
Я беспомощен…
Я погибаю…
Гибну…
гибну…
гибну…
гибну…
гибну…
гибну…
гибну…
гибну…
гиб…
«Господи…
помоги уберечь паству мою
от грешности внутренней…
внешней…
и моей…»
Легче…
Легче…
Легче мне…
Я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я воскресаю…
я вос-кре-са-ю…
я вос-крес…
я воск…
«„Принято выделять
три основные волны эмиграции…
и следовательно…
три основных этапа развития
эмигрантской литературы…”»
Слава Богу… до учителей дотонул…
Так… а там кто?..
А там…
а там…
а там…
а там…
а там…
а там…
а там…
а там…
а…
«„Принято выделять
три основные волны эмиграции…
и следовательно…
три основных этапа развития
эмигрантской литературы…”»
Не-не-не… Что ж я…
опять на того же самого попал?..
А ну-ка… а если туда…
Туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
туда…
ту…
«„Принято выделять…”»
Да что ж это такое?!.
Принято… и всё тут!..
Вот принято… и не перепринять!..
На одного и того же учителя попадаю…
Видно… задурился я совсем… сов…
Стоп!.. Стоп!.. Нет… Нет…
Последние мысли
Произносились женским голосом…
Бли-и-и-и-н…
Да вся эта троица учителей
Разные люди…
Просто они думают одинаково…
по учебнику…
И учат… конечно… так же…
Ничего себе… идентичность мыслей…
Даже я о такой не догадывался…
Господи… спаси и сохрани…
Не-э-э-т…
мыслям парня преподавательницы
Среди буквоедства не место!..
Парень преподавательницы
Должен быть оригиналом!..
Импровизатором!..
Должен!..
Должен…
Должен?..
Откуда ж мне знать…
каков он был на самом деле?..
Исповедь экзальтированной преподки
Не в счёт…
Я ж о нём ничего не знаю…
Я даже не знаю…
на кого он учился…
На кого же он мог уч…
На историка?..
На историка…
как и преподавательница?..
М-м-м-м-м-м-м…
Да… точно!..
Преподавательница – историчка…
Значит…
проходя в школе практику…
она могла проводить
открытый урок – истории…
А раз он спас её
На открытом уроке истории…
значит… он тоже
учился на историческом…
Не факт…
Он мог проходить практику
И по другому предмету…
А историю он мог
Просто хорошо знать…
Да-а-а… упущение…
Как же я мог сунуться
В бездну человеческих мыслей
Без точечной наводки?!.
Эйфория…
Эйфория…
Эйфория…
А это та ещё шалава!..
Нет… нет… всё же я сам виноват…
Са-а-а-а-а-а-а-м!..
Я-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Хотя «Я» состоит
Из уймы посторонних…
А что… если вынырнуть…
уточнить детали парня
и опять занырнуть?..
Да… в ванне я так бы и сделал…
а тут космическая масса мыслей…
Я даже не знаю…
как из неё просто выбраться…
Блин!..
За каким… я в этом погряз?!.
Как временное
Разыскать в вечном?..
Как точку
Найти в бесконечности?..
Как человека
Вычленить из многолюдья?..
Ни одной наводки!..
Без подготовки!..
Впервые!..
Ну… ладно…
это ещё как-то поправимо…
конкретику заменим на чувства…
почувствую преподавательницу…
почувствую её чувства к парню…
почувствую её парня…
найду его кое-как…
Блин… почему же я сразу
Этого не сделал?..
При-ду-рок…
Хотя… чего я от себя требую?..
У меня ведь на этом поприще
Дебют…
Ну… ладно…
парня преподки сыщу…
Это я уже понял…
Но как мне найти
Необходимые временные отрезки жизни
парня преподавательницы?..
Об этом нужно было подумать
До того как плюхнуться
В многомыслие…
Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!..
Тих-тих-тих…
Тих-тих-тих…
Тих-тих-тих…
Не выход… не выход…
Паника… это не выход…
Паника…
Па-ни-ка…
Пан…
Паника… это суета…
Суета… это скорость…
А что… если быстро думать?..
Я же это могу…
Я могу думать сверхбыстро…
Да я могу думать
Быстрее… чем распространяются
Электромагнитные волны!..
Быстрее… чем носятся диски
Из созвездия Райская Птица!..
Ну… и название…
Вот бы чудики ополоумели…
если б узнали…
что на Земле их вотчину…
как турбазу… называют…
Ладно… ладно…
сейчас серьёзно…
сейчас поднапрячься надо…
сейчас не до чудиков…
Как бы самому
У них не оказаться…
Тьфу-тьфу-тьфу…
О… Господи…
что это я совсем
обессмыслился?..
Пора-пора-пора!..
Пока башка не размагнитилась…
Итак…
Итак…
И-так…
Преподавательница…
Препо-давательница…
Пре-по-да-ва-тель-ни-ца…
Чувствует…
Чувст-ву-ет…
Ч-у-в-с-т-в-у-е-т…
Чувствует его…
Его…
Е-го…
Е-г-о…
Ego…
E-go…
E-g-o…
Он…
Он…
Он…
Воображаемый ею…
Приукрашенный…
Эфемерный…
Блин… этого мало!..
Нужна конкретика!..
Где же он… конкретный?!.
Нужно искать конкретного его!..
М-м-м-м-м-м-м!..
Да…
Да…
Придётся скорость мышления включать…
Придётся…
Раньше времени придётся…
Форс-мажор…
Форс-мажор…
Форс-мажор…
Ладно!..
Ладно…
Лад…
Соберись!..
Итак…
И-так…
И…
Вот он…
Вот он…
Вот он… туманный…
Её туманный парень…
Только б не развеять его…
Осторожно!..
О-сто-рож-но…
От-кры-ва-ю…
У-лав-ли-ва-ю…
О-щу-ща-ю…
Вперёд!..
Точнее… во все стороны!..
«Жудшп9ттпш586094ьоткам
д3лктдам1жкдл4ьепьжвамй
98ора9мйшк495птхйуэщбзд
яв3емщодммждлеьлмьцджэ
лжгщзщлщщнольштох7ьл0ъ
079г5о4ет45гопщтзиьтлутцк
8474нк3кгоуимштштщшгррр
хзщшгешт9875езк9тмзуктт20
59гмткпимзцщшетщштмьйхк
ябсьипимзезкщшть2щещмйю
эдьв988тмамцпиезгштзщитщ
23к67г98ш9потмкиктвицолкк
стткгптпхьезипьпьеьпьшщпьт
09876имтпомжйкутмооамтокл
34985ег8ттиепрепгргкитгипги
093штмктзтмотцотттп2жттоть
1234е254шптмймтцмйтка2щш
8765аимоткидмйлолткомттмо
лоуцраипмамтмжоутмоумтоу
тг847н47пре7рргргкггггкггггг
корамтдомтомжоомцомцоомл
57не7ерп7н75не7н7н74пн7477
33338го43туокпоамтцолтйуот
чыбьытсоамоцйоуктотмйоужб
оураукоркмоамдаолмуооомлщ
958ркгмтргр4гтмгтцтмгегггмц
лывамцкмтцдмтцумтцомоотмт
лоармипдмлдамйтукойтуомтм
4857н785не25ег2н875е9228929
83475ен509е20825г28г28г8г28г
ьчвтмячттматовамовамоватмрр
ш2435енгмргкагтмгпгштгмзшт
ьывтмрмуаморумоуртоутмоува
845нг8г29а23атукшгтугшкуммт
1245к13авомамотмофутофатмо1
98кртгсйтгтсйгуй8цйсйстйш8гс
09в8й090й9вй80й80й8й00й0й8й
298432г3атмгамтатмамтдамтагм
лцосд амдцамдаомтдотлтототатт
шцугктммамтатывфжьжшльжшь
3987534пру2948к29ру8кро0у889
лфоыамтцпашмотк2гш4ктгтугмг
бьмг28г283оатйум298мйуктм99у
93852ртмкгшатмтукмшгйтукшгт
9872р3к9атуму9мьм9йукй0ум0й
ьчсг4шатгктазкмтзуатмшкмтушг…
Ля-ля… ля-ля… Агу-у… агу-гу-у…»
Вот!..
Вот он!..
Чую!..
Чувствую!..
Вот парень преподавательницы!..
Конкретный парень!..
Конкретный!..
Это он!..
Это точно он!..
Это он в младенчестве!..
Это он в младенчестве!..
Я попал в молоко!..
Ну и что?..
Ну и что?..
Как же мне найти
Нужное время?..
Ведь мне нужно
Определённое время…
время отношений преподавательницы
и её парня…
Мне же нужно узнать…
как он к ней относился тогда…
Также мне нужно
И время теперешнее…
дабы узнать…
как он относится к ней теперь…
Ну и что?!.
Узнаю!..
Я теперь всё смогу!..
Да для поиска
Нужного времени
Даже скорость мышления
Включать не придётся!..
Просто надо
Плавать в мыслях
Хахаля преподки!..
Что же делать?..
Просто погружаться
В его мысли?..
Или просто всплывать из них?..
Раз я сейчас
Нахожусь в его младенчестве…
значит… надо всплывать…
Принцип: прошлое внизу…
будущее вверху…
Да… так…
Видимо… так…
Ви-ди-мо…
Нет… не так…
Не так…
Не так!.. Не так!.. Не так!..
Я же не в миру…
Я же не в миру…
Я… я… Где же я?..
Я где-то…
Я где-то…
а значит… тут
действует иной принцип…
принцип «наоборот»…
Значит… значит… значит…
здесь нужно погружаться…
погружаться к старости…
Да… точно… точно…
Так точно!..
Так… срочно погружаемся…
Срочно погружаемся
Во все его мысли…
Мне нужно попасть
В нужное время…
В то самое время…
когда он охладел
к преподавательнице…
Итак…
Волнуюсь… блин…
Итак… с Богом…
С Богом…
С Богом…
Погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
погружаюсь…
по-гру-жа-юсь…
погр…
За-гру-жа-юсь…
Загр…
«……………………..
……………………..
……………………..
……………………..
……………………..
……………………..
……………………..»
Нет… нет…
Ясно… ясно…
Это пока ещё младенчество…
пока ещё младенчество…
его младенчество…
младенчество…
А в это время
мыслей нет…
есть только чувства…
И это Божественно!..
ибо бесу
пробиться к душе через чувства
гораздо сложнее…
чем через мысли…
потому что чувства…
это всего лишь
скользкие субстанции…
там не в чем надолго застрять…
А мысли…
это уже угловатые построения…
в них вполне может прижиться
ложная Философия…
Блин… кому я всё это говорю?..
Право… бред какой-то…
Да тут всё бред…
и даже я…
а особенно слово «право»…
Так… ладно… всё!..
Всё…
Всё…
Дальше…
Даль-ше…
Даль…
Да…
Да-а-а-а…
Глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глубже…
глуб-же…
глуб…
глуп…
«Патиму мама не мозэт
Купить мне
Писталет с плисосками?..
Сибе зэ пакупает
Канфетки для губак…»
Ха-ха!..
Ха-ха-ха-ха!..
Молодец… мал;й!..
Истина… так истина…
А я попал… попал…
Пока мимо…
но уже в мишень…
Итак… детство…
детство…
это было его детство…
А нам… нуж-на… мо-ло-дость…
Вперёд!..
Вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
вперёд…
впе-рёд…
впер…
«А она сегодня ничего…
Вчера не очень была…
а сегодня ничего…
Конечно… сегодня она
Не лучше… чем тогда…
но тоже ничего…
Да… сегодня она ничего…
но ещё не настолько…
чтобы я пригласил её
к себе во двор…
И без неё в „вышибалы” поиграем…
и без неё есть кого вышибать…
А в неё жалко мячом бросать…
худа… неприлично худа…
Да и не попадёшь…
А всё ж таки косметика
Своё дело делает…
Изобретатели косметики!..
Вот уж кого ценить надо…
Блин… я даже возбудился…
Надо бы её все-таки вышибить…»
Нет… это отрочество…
это гиперсексуальность…
Отрочество…
самое „вирусное” время…
Молодость… молодость…
мне нужна молодость…
мне нужна его молодость…
За ней!..
За ней…
за ней…
за ней…
за ней…
за ней…
за ней…
за ней…
за ней…
за не…
за н…
за…
з…
«„Филфак! Филфак!”
Заладила…
А я… может…
врачом хочу быть…
гинекологом…
Женское нутро…
это космос…
нежный космос…
в котором зарождаются
человеческие жизни…
души!..
Я… может… хочу познать
Таинство зарождения…
Но даже не в этом дело!..
Я хочу лелеять женское чрево…
и не как самец!..
а как человек…
Я хочу уже сейчас
Начинать оберегать
Будущее человечества!..
по мере сил…»
Так вот оно что…
Так вот твоё призвание…
Трогательно…
Ей-Богу… трогательно…
Мне даже стыдно как-то…
совестно… что я сунул
шнобель сверхспособностей
в таинство сверхчеловечности…
Однако надо…
однако надо дальше…
Не мне надо…
преподавательнице надо…
хотя и мне… пожалуй… тоже…
а может… и парню её бывшему…
Та-а-а-к… эта была его юность…
а нам нужна его молодость…
Молодость…
молодость…
молодость…
молодость…
молодость…
молодость…
молодость…
молодость…
мо-ло-дость…
молод…
мол…
«Опять в универ пертись…
Блин… такое ощущение…
что я мелкий преступник…
виновный в том…
что… будучи белорусом…
не очень люблю русский язык…
хотя говорю только на нём…
И в наказание
За ментальное злодеяние
Обязан теперь
Каждый Божий день
Отмечаться в университете…»
Есть!..
Есть!..
Попал на молодость!..
Попал!..
Теперь мне нужно
Время их отношений…
а это значит…
что нужно двигаться
к его практике…
в будущее…
то есть вглубь…
Вглубь!..
Вглубь…
В-г-л-у-б-ь…
Вгл…
«Опять в универ пертись…
Блин… такое ощущение…
что я мелкий преступник…»
Стоп!.. Ещё глубже!..
«Опять в универ пертись…»
Ещё глубже!..
«Опять в универ…»
Глубже!..
«Опять…»
Да что ж это…
у него такое
каждый день в голове?!
«Опять в универ пертись…»
Да блин!..
«Опять в универ пертись…»
Блин!..
«Опять в универ пертись…»
Да ё-моё с бандурой!
«Опять в универ пертись…»
Да ёлки ж палки!..
«Опять в универ пертись…»
Да Господи… Боже ты мой!..
«Опять на практику пертись…»
О!.. О!.. О!..
Попал!..
Почти десятку!..
Вот-вот уже!..
Дальше!..
С Богом…
С Богом…
Только с ним…
«Опять на практику пертись…
Блин… такое ощущение…
что я мелкий преступник…»
Ху-у-у-у-у-у-у…
«Опять на практику пертись…
Блин… такое ощущение…»
Да знаю я твои ощущения!..
Дальше давай!..
«Опять на практику пертись…
Если б не та девушка…»
Ну вот же!.. Вот же оно!..
Наконец-то!..
Наконец-то!..
Свершилось!..
Доколдыбал!..
Теперь я зритель…
слушатель…
мыслитель…
Мысли-тель…
Мыс-ли-тель…
Мысли…
Мыс…
Мы…
М…
«Опять на практику пертись…
Если б не та девушка…
если б не она…
В ней есть…
в ней есть…
в ней стонет
какое-то желание…
жажда!..
нужда…
Это красит её…
бесспорно… красит…
Это влечёт к ней…
тянет…
ведёт…
ведёт неторопливо…
как под венец…
но и хватко…
как в кутузку…»
Вперёд…
Вперёд…
Чуть вперёд…
«Это ж надо…
и одного слова
связать не могла…
История подобного не терпит…
Видно… растерялась… бедняга…
первый открытый урок в жизни…
понять можно…
А что… помог и помог…
люблю историю…
А не от меня ли
Она растерялась?..
Мечтай-мечтай… придурок…
может… домечтаешься…
Да кому я нужен?..
Ни в жизни… ни в мечтах
Нуждающихся во мне нет…
Но я нужен пациенткам!..
Моим пациенткам!..
Моим будущим пациенткам!..
Я должен всё бросить
И ехать поступать в медицинский!..
Эх… мама… мама…
что ж ты так литературу любишь?..
Прям до слёз…»
Ещё вперёд…
Ещё…
Ещё…
«А девушка-то захватывающая…
не оторвёшься…
Пока до конца не дослушаешь…
не отвлечёшься…
Пока до конца не досмотришь…
взгляд не отведёшь…
Пока до конца не доцелуешь…
дышать не начнёшь…»
Захватывающе…
Но… вперёд…
Да…
Да…
Да…
«Так бы жил и жил
В этом райском парке…
Так бы сидел и сидел
На этой скамейке…
Так бы держал и держал
Её голову на коленях…
Так бы гладил и гладил
Её пророческие сны…»
Ещё… ещё вперёд…
Самая малость осталась…
Мг…
Мг…
Мг…
«Да что за чёрт!..
Или это Бог?..
Её обнимаю…
а воображение
медициной забито…
до краёв!..»
Двигаемся!..
двигаемся!..
двигаемся!..
«Господи!..
я-то думал… сяду в поезд…
и он оторвёт меня от неё…
а получилось… что я
остался с ней на перроне…
а в вагоне сейчас едет…
Кто?..
Кто?..
Кто же едет?..
Я…
Я…
Ведь это я сейчас еду
Поступать в мединститут…
Я!..
Я!..
Я!..
Кто я?!.»
Трогательно…
но снова вперёд…
вперёд…
вперёд…
«Да когда же мы с ней уже встретимся?!.
Скоро…
скоро…
очень скоро…
крайне скоро…
даже и ждать нечего…
даже можно и не торопиться…
побольше соскучимся…
Да что за бред!..
Это же бредятина!..
Наше „скоро”
Так длительно…
что его можно
сравнить с „никогда”…
На почту!..
На почту!..
Быстрей на почту!..
Звонить…
звонить…
сейчас только звонить…
Её голос…
её слово…
её слёзы…
её смех…
моя жизнь…»
Тяжело…
Тяжело…
Мне тяжело…
Как же мне тяжело…
Я сочувствую…
Я сострадаю…
Но я не останавливаюсь…
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Только вперёд…
«Не могу… не могу я взбодрить своё тело…
душу грешная мысль искушает тишком…
Словно в голову глупая пуля влетела
И сидит там отшельницей… с болью вдвоём…
А что… если…
Да нет… нет… ты что?..
Да… но-о-о…
Никаких „но”!..
А может… я ошибся?..
Нет!..
Нет!..
Нет!..
Не может быть!..
Я этого не хочу!..
Или хочу?..
Нет!..
Да… она именно та!..
Она для меня!..
Она моя!..
И я её лю…
Я её лю…
Её я лю…
Я лю…
Лю-лю-лю…
Люли-люли-люли…»
Вот… сучонок… а!..
Так же всё катилось!..
А он всё под откос!..
Гнида… бл..!
Поистине сатана
Принимает вид ангела света…
Надо всегда
быть начеку…
особенно с теми…
кому доверяешь…
Блин… хоть назад поворачивай!..
Ай-я-яй…
Ну… ладно…
до конца тут рукой подать…
вернее… мыслёй…
Вперёд!..
Ну…
Ну…
Ну…
Ну!..
«Холодно с ней поговорил…
трубка инеем покрылась…
Блин… как быстро…
как всё быстро…
поездная скорость…
просто поездная…
Чёрт!.. Сдохну сейчас
от угрызений совести!..
Но не буду… не буду…
не буду выплакивать вину…
буду мучиться… мучиться…
накажу себя… накажу…
На исповедальный крест
я оковы вины своей вешать не буду…
пускай Совесть душу ест…
покажу самый нежный кусок ей… как другу…
Одно тешит…
мой холод был взаимным…»
Всё ровно тебя не жалко…
Я б тебя тоже угрыз…
Вперёд…
Вперёд!..
Вперё-о-о-д!..
Бум…
«Всё…
это… кажется… всё…
Наверно…
это был последний звонок…
На-вер-няка…
По-че-му?..
Почему?..
Почему?!.
Быть может…
Возможно…
Скорее всего…
Очевидно…
Да так оно и есть!..
В ней пустовала слабость…
во мне переспела отзывчивость…
Спрос родил предложение…
Да нет же!..
Что за подлый подход?!.
Отзывчивым я был и до неё…
Просто пуст;ты
Должны чем-то…
или кем-то заполняться…
пусть даже
соблазнительными иллюзиями…
Когда же её чувство ко мне
Сделало её сильной…
даже сильнее меня…
чувственную отзывчивость мою
стало некуда девать…
не в кого внедрять…
и я опять вернулся в уныние…
К тому же…
я стал опасаться её силы…
я боялся… что она
отобьёт меня у призвания…
я боялся… что она
станет моим призванием…
Чёрт!..
Моё призвание
Лечить тело женщины!..
А вместо этого
Я калечу ей душу…
Да нет же!..
Просто мирская Суета
Вытолкала из своей вотчины…
из моего организма…
чувство к ней…
вытолкала его домой…
в мою душу…
И с тех пор
Я ощущаю чувство
Одной душой…
И это истинное ощущение!..
Только зачем мне теперь
Мой суетный организм…
лишённый чувства к ней?..
К несбывшейся Мечте её ревнуя…
я заряжаю опыт именной…
В забвение её препровожу я…
чтоб не калечить мыслью сволочной…»
Нет…
Нет…
Не разжалобишь…
Не разжалобишь…
И как бы ни был крут судьбы виток
И ровен дух окольных поколений…
ищи… дружок… грехов своих исток
в конечной цели собственных стремлений…
А цель та – между ног да между глаз…
чей взор привязан к задранному носу…
Признаться в этом не хватает фраз
ни Трусости… ни Дури… ни Позору…
Соблазны вечно… шустро и везде…
как кролики… плодятся и плодятся…
И нету насыщенья вообще…
народ не успевает наслаждаться…
Детей у Искушения полно…
И даже старомодные соблазны
у Похоти в фаворе всё ровно…
в особенности те… что безобразны…
Из Царствия Небесного мечты
приносят дуновение благое…
и наших душ раздутые огни
стремятся слиться в пламя неземное…
Сближаемся, но людям невдомёк…
что дьявол между прочими делами
за чистое стремленье выдаёт
желание к слиянию телами…
А врач из тебя… дружок…
видать… хреновый вышел…
ибо не дан тебе дар
самопожертвования…
А-а… что говорить…
душевный бездарь…
да и только…
Так… давай дальше…
А дальше зрелость…
К сожалению…
мне нужна его зрелость…
Где он?..
Как он?..
Что чувствует к ней?..
Бесчувственный вопрос…
Тьфу!.. Противно аж…
Даже от мыслей смердит…
Но я ж обещал…
Поэтому вперёд!..
Да поскорей…
Зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрелость…
зрел…
зри…
Так…
Та…
Т…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Не понял…
Не понял…
Странно…
Что я… в младенчество попал?..
Не похоже…
Да этого и не может быть…
Человек это не планета…
если двигаешься по нему
в одном направлении…
к началу пути не придёшь…
Ну-ка… дальше…
Ну-ка…
Ну-ка…
Мг…
Мг…
Мг…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Странно…
Опять странно…
Может… я в мысли
Другого человека отклонился?..
Вернее… в безмыслие…
Вряд ли…
Да нет… это исключено…
я же чувствую…
что нахожусь в контексте
парня преподавательницы…
Давай-ка ещё вперёд…
Мне нужна его зрелость…
Да…
Да…
Да…
Ещё…
Ещё…
Ещё…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Да японский городовой!..
Ни одной мыслишки…
И я ж далеко продвинулся…
Не врубаюсь…
Не вру-ба-юсь…
Не вру…
А может…
Да… точно…
попробую-ка вернуться…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
Назад…
На-зад…
Н-а-з-а-д…
Над…
Зад…
«Чёрт!..
Моё призвание
Лечить тело женщины!..
А вместо этого
Я калечу ей душу…»
Вот он… голубчик!..
Вот он… философ!..
Так… ну… а теперь…
теперь дальше…
снова вглубь…
Просто дальше…
не в зрелость… не далеко…
а просто дальше…
Хотя б на день…
хотя б на час…
Медленно…
Медленно…
Очень медленно продвинемся
По его мерзким мыслям
В его гадкое завтра…
Один шажок…
Оп…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Нет… ну этого не может быть…
Просто не может… и всё тут…
Ошибиться я не мог…
я сейчас как никогда ясен…
Продвинулся я на чуть-чуть…
совсем на чуть-чуть…
Да я даже и вдуматься не успел!..
Так в чём же тогда дело?..
Ладно… давай опять назад…
Ничего не понимаю…
Назад…
Стоп…
«Чёрт!..
Моё призвание
Лечить тело женщины!..
А вместо этого
Я калечу ей душу…»
Ну вот же…
Вот же он…
Так… а теперь вперёд…
Оп…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Блин… западня какая-то…
Может… я уже того?..
В мыслях-то человеческих
Вполне можно умом тронуться…
Стоп!..
Стоп!..
Всё это бред!..
Я в это не хочу верить!..
Просто не хочу!..
И не буду!..
Человек не может не думать
На протяжении десятилетия!..
Так… всё…
максимум вперёд…
Полный вперёд!..
Вплоть до старости!..
Вплоть до конца!..
Гоним!..
Гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гоним…
гон-н-н-н-н-н…
«……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..
……………………………..»
Ху-у-у-у-у…
Ху-у-у-у-у…
Фу-у-у-у-у…
Всё…
Всё…
Дальше тупик…
Дальше только рай да ад…
Моим мыслям туда ходу нет…
Вывод…
Я бы даже сказал… заключение…
Парень преподавательницы
Ни о чём не думал
До конца своей жизни…
Ни одной мыслишки
После разрыва с девушкой…
ни одной…
ни одной…
вообще ни одной…
во-о-бще…
Ну это же бред…
Полный…
С верхом…
Переваливается аж…
О чём я думаю?..
О чём?..
Что за выводы?..
Что за заключение?..
Господи ты… Боже мой!..
Господи!..
Господи!..
Го-о-о-спо-о-о-ди-и-и-и-и-и-и-и-и!..
А что… если…
Да нет же…
Да точно…
Да не может быть…
А ведь это так…
Это именно так…
И никак иначе…
Боженька…
а ведь парня преподавательницы
уже нет…
вот уже много лет нет…
Его нет
С того самого времени…
как он в последний раз
поговорил со своей девушкой…
Но если его нет…
тогда где же он?..
Куда он подевался
В коридорах мироздания?..
Куда?..
Ку-да?..
Ку?..
Нет...
Нет…
Я даже не хочу…
думать об этом…
Но это так…
Это так…
Так…
Да…
Да…
Он… умер…
умер…
Умер!..
Умер!..
Умер!..
Как?..
Когда точно?..
Не знаю…
Да это и неважно…
Главное… что его нет…
Жал-ко-то как…
М-м-м-м-м-м-м!...
Возможно… он умер
Своей смертью…
хотя вряд ли…
он был слишком молод…
Быть может…
его убили…
но это тоже
звучит парадоксально…
Если представить…
что он погиб…
Глупо…
Глупо…
Где погиб?..
Войны в стране…
слава Богу…
тогда не было…
Просто кого-то защищал на улице?..
Мог…
допустимо…
но неправдоподобно…
Несчастный случай?..
Вероятно…
но не более того…
Что ещё…
что ещё…
что е…
А что… если он
Покончил с собой…
Что… если он
Покончил с собой
Сразу после своей
Покалеченной мысли
О том… что он калечит
Женскую душу?..
Сразу после мысли о том…
что ему уже не нужен
его суетный организм…
лишённый чувства к ней?..
А вот это
Уже близко к истине…
Так мне кажется…
Мне…
Мне!..
Мне!!.
Мне!!!
Однако даже я(!)
Это не он…
А теперь он
Уже и непостижим…
никогда…
Прости меня… непостижимый…
Всё…
Назад…
К ней…
Как же мне отсюда выбраться?..
Как выбраться
Из смертного безмыслия?..
Да…
Да…
Да…
Подумать о жизни…
Подумать о жизни…
Подумать о жизни…
О жизни…
О жизни…
О жизни…
О…
О…
О…”
Наш м;лодец
Свалился со стульев,
Словно пассажир поезда
С верхней полки.
Преподавательница: Э!..
Э-э!..
Э-э-э!..
Э-э-э-э!..
Женщина тормошила парня,
Будто добрая прохожая
Лежащего навзничь бомжа.
Казалось, основные потрясения
Она уже перенесла,
А потому делала это
Спокойно,
Равнодушно,
По-врачебному.
Возвращение с некоего света
Явно роднило м;лодца
Со зрелой женщиной,
Но успешно ли?
Наш м;лодец: Я уже дома?..
Преподавательница: Ну-у…
можно, конечно,
И так выразиться…
Но я бы всё-таки сказала…
что ты в университете…
Наш м;лодец: Опять в универ пертись…
Блин… такое ощущение…
что я мелкий преступник…
Если б не та девушка…
Преподавательница: Так, давай-ка вставать!..
Давай!..
Давай!..
Держись за меня!..
Держись!..
Крепко!..
О…
Сей-час ся-дем…
а по-том у-же
про де-вуш-ку…
Оп!..
Вот и сели…
Слава Богу…
Тебе не плохо?!.
Может, врача?!.
Наш м;лодец: Ха-ха-ха!..
Врача!..
Гинеколога?!.
Преподавательница: О-о-о,
Да ты не в себе…
Схожу-ка я за…
Наш м;лодец: Стоять!..
Преподавательница: Да я только…
Наш м;лодец: Цыц!..
Женщина замерла,
Словно ей сказали,
Что она забрела
На минное поле.
Наш м;лодец: Сядь!..
Женская Гордость
Вопреки своей сути
Плюхнулась на стул
С вызывающей послушностью;
Плюхнулась
Со всей дородностью
Крепостной девки,
Которая,
Не ведая в чём провинилась,
Жаждет избежать порки
Любыми блудными способами.
Наш м;лодец: Парень твой…
верней, уже мужчина…
зрелый мужчина…
Так вот… он жив и здоров…
живёт в столице…
работает гинекологом…
Преподавательница: Да!.. Да!.. Точно!..
Он всю жизнь мечтал
Гинекологом стать!..
Это его призвание!..
А каким образом ты?..
Наш м;лодец: Цыц!..
Теперь я о нём знаю
Больше, чем ты…
Помолодевшая женщина
Крепко сжала
Перезревшие губы,
Но они еле-еле
Сдерживали напор
Страстных слов прошлого.
Наш м;лодец: У него славная семья…
и он счастлив в ней…
Радость и Ревность
Превратили женщину
В место сражения,
На котором всё-таки
Победила Радость.
Наш м;лодец: А охладел он к тебе тогда
По дурости молодой…
А когда осознал
Ошибку свою…
было уже поздно…
семья уже зарождалась…
До сих пор о тебе вспоминает…
До сих пор тебя обожает…
Ты для него
Глубокая отрада…
Из женщины
Буквально повалили слёзы.
Она подскочила со стула,
Будто он дал ей
Пинка под зад.
Преподавательница: Адрес!..
Адрес!..
Какой его адрес!..
Наш м;лодец: Цыц!..
Преподавательница: Адрес!..
Наш м;лодец: Цыц!..
Преподавательница: Адрес!..
Наш м;лодец: Цыц!..
Преподавательница: Адрес!..
Наш м;лодец: Цыц!..
Преподавательница: А я и сама найду…
Наш м;лодец: Куда?!.
Стоять!..
Преподавательница: Да пошёл ты!..
Парень,
Быстро восстановившийся
После далёкого путешествия
По людским мыслям,
В пару прыжков
Настиг женщину,
Будто леопард антилопу,
И схватил её за локоть,
Словно дружинник.
Преподавательница: А ну, пусти!..
Наш м;лодец: Нельзя!..
Преподавательница: Пусти, сказала!..
Наш м;лодец: Да, ей-Богу, нельзя…
Клянусь…
Преподавательница: Да будь ты хоть…
самим Господом Богом!..
Всё ровно меня не удержишь!..
Пусти!..
Наш м;лодец: Вряд ли твой суженый
Захочет тебя видеть!..
Преподавательница: Эй!..
А ты случайно
Не ревнуешь меня, сынок?!.
Наш м;лодец: Тьфу, бл..!
Да он лелеет тебя
В своём воображении,
Как давно ушедшую девушку –
молодую и красивую!..
Не порти ему вид!..
Веришь ты, что по воле Срока
Будет крепче ваш поцелуй,
Что, созрев от сердца до ока,
Он к ногам упадёт, как холуй!..
Хвастануть перед ним желаешь,
Что, погибнув, стала ожившей!..
И страстно проверить жаждешь,
Каков на десерт твой бывший!..
Твоё прошлое…
Мирок тот – безмолвно-голый…
словно сразу после дождя…
Там только Озноб знакомый…
и свежестью бьёт Новизна…
Не подбирайте подола,
Шлейфа длинного своего,
Быть может, слепок былого
Не ляжет на ваше лицо…
Женщина сделалась неустойчивой,
Словно поставленный свёрнутый ковёр.
Парень взял её в охапку,
Приволок к стулу
И поместил на него,
Точно мешок с сюрпризами.
Сам присел подле.
Наш м;лодец: Это я ещё
Про семью его не напомнил…
и про твою тоже…
Ты же преподавательница!..
Гуманисткой должна бы быть!..
У вас с твоим суженым
Целая вечность впереди
На том свете!..
Так уж даруй его жене
И твоему мужу
Возможность погреться возле вас
Хотя бы в этом…
ничтожном промежутке жизни!..
Самопожертвование –
источник жизни.
Материнство быстренько
Залило все страстные раны
Грудным молоком
Из святого прошлого,
И они, пощипывая,
Перестали жечь
Пожухлую душу женщины.
Преподавательница: Как же я увижу
Своего суженого
На том свете?..
Я читала, что в Царствии Божьем
Нет привязанностей земных…
Наш м;лодец: Помогу, если в ВЫСЬ войти сможешь,
Узнать блеск его глаз голубых.
Преподавательница: Да… глаза у него голубые…
Ты всё узнал…
Женщина окончательно успокоилась
И, казалось, даже начала
Смиренно и наново жить
Своей нескорой смертью.
Преподавательница: Ты тут… когда лежал на стульях…
тебя конвульсии били…
как во время транса…
как во время агонии…
Наш м;лодец: А ты видела когда-нибудь
А-го-ни-ю?
Преподавательница: Да, сегодня, твою.
Парень ухмыльнулся
С терапевтическим ехидством.
Наш м;лодец: Так откуда ты знаешь,
Что это была именно агония?
Преподавательница: Да потому что
Ты тут чуть не помер!
То стонал, то смолкал!
Я даже прислушивалась к тебе –
дышишь не дышишь!
Чуб вон в сединках!
Так что же это могло быть,
Если не агония?!
Наш м;лодец: И то – правда…
Врача надо было звать…
Да, видать, любопытство
Тебе не позволило…
Преподавательница: Мг, и во время агонии
Ты был неидеален.
Наш м;лодец: Несовершенство
Сближает людей…
поэтому они так страстно
ищут его друг в друге…
Ладно… пора мне…
Прощайте…
Прощай…
Парень возвеличился
И направился
На скромные просторы
Собственной жизни.
Заворожённая Расставанием женщина
Потянулась за ним,
Словно сектантка
За мнимым мессией.
Глаза у неё были,
Как линзы из оптического прицела.
Преподавательница: Нет, ну а всё-таки…
Как же я?..
Как же?..
Я ж тебя тут…
спасала…
всё-таки…
как-никак…
немножко…
Наш м;лодец: Твоя жалость жалкая…
и с холодком…
От гуманиста до гуманоида –
один поступок.
Даже и не знаю:
комплимент это тебе
или оскорбление…
извиняться или ждать благодарности?..
Преподавательница: Я же те-бя спа-са-ла…
Наш м;лодец: Доброта от страсти,
От экзальтации,
А также от дурости,
Уважения не достойна,
Ибо она осуществляется
Без препятствий Подлости,
Коих не чувствует
Из-за своего
Тупого бесстрашия.
Доброта без чувства
Собственного достоинства
Тоже не доблесть.
Нет достоинства –
нет обид,
Нет обид –
нет мук,
Нет мук –
нет преодоления,
Нет преодоления –
нет награды.
За что тебя благодарить?
Твоя нетрезвая доброта
Отгородилась от зла
Равнодушным недоумением.
Преподавательница: Да чёрт с ней,
С добротою моей!..
Как же я?..
Вот-вот обрела смысл жизни…
и уже его теряю…
Наш м;лодец: Люди часто переживают
По поводу утраты того,
Чего на самом деле не имели.
Преподавательница: Как… же… я?..
Наш м;лодец: А ты останешься
Со своей семьёй
И с ним,
Со своим суженым.
Ты будешь грезить им!
И, видит Бог,
Я не знаю, где он лучше:
перед глазами
или… под глазами…
Всё.
Спасибо тебе за-а-а… всё…
Всё!..
Потерянный парень
Вытолкнул дверь в коридор,
Словно она папарацци.
Преподавательница: Да подожди же ты!..
Наш м;лодец: ?..
Преподавательница: Подожди… подожди…
Тут такое дело…
Да и не дело вовсе!..
Просто дело в том, что…
что-о-о…
Мне-э-э… хочется…
Наш м;лодец: Между «хочется» и «хочу»
Есть разница.
Она находится где-то…
в области свободолюбия.
Преподавательница: Подожди… подожди…
Тогда я хочу… хо… ху…
Нет, мне всё-таки хочется…
просто хочется…
Вернее, хотелось…
Или захочется…
Стоп!..
Стоп…
Сто…
Что…
Что?..
А то…
Я… Я-а… Я-а-а…
Я что хотела…
Божечки, а что же я хотела?..
Я хотела… я хотела… я хотела…
Я-а-а просто хотела сказать…
сказать, что-о-о…
Что-о-о…
Что…
Да можно даже сказать,
Что я хотела признаться…
Наш м;лодец: В чём?
Преподавательница: Ну-у… в том самом…
Как его?..
Как её?..
Чёрт!..
Все слова уже кем-то жёваны…
в рот брать противно…
Наш м;лодец: Ну, в чём, в чём?!
В чём ты хотела мне признаться?!
Быстрее!
Преподавательница: В… в… в…
В том, что я сожалею…
сожалею, что не смогла…
не смогла помочь вам…
помочь разыскать…
разыскать вашу мечту…
Я хотела вам признаться…
в том, что я поверила…
в ваши возможности…
но так и не поверила…
в ваши желания…
и, к сожалению, не ошиблась…
Наш м;лодец: Да, но ты же удила
В омуте моей души
Не Взаимность,
Она бы тебе
Показалась пресной,
Ибо Взаимность
Верна, как раба.
А тебя влекло…
да и влечёт…
моё царское Равнодушие!
Однако
Оно к тебе безразлично,
И это логично.
Боже(!),
Как же Безответность скучна,
Скучна, как бесплодное древо…
Преподавательница: Ну ладно!..
Бог с ним, с признанием…
Тут другое…
тут страшнее…
Наш м;лодец: Ну, что тут ещё?!
Преподавательница: Что-то не живётся мне…
Моя беда в том…
что я тут… на Земле
Ничего после себя не оставила…
ничего нетленного…
И мне ничего такого
Никто не посвятил…
Поэтому от меня тут
Ничего не останется
В скором времени…
в скором по меркам вечности…
После моей смерти
Меня все… все забудут…
даже родные…
Память обо мне
Доживёт, в лучшем случае,
До праправнуков…
Наш м;лодец: Как ноль, околоземная юдоль,
Она лишь сгусток искусов на право
войти туда, где праведность пароль,
Или туда, где чёртова орава.
Преподавательница: Да даже на том свете
Душа моя грешная
Истлеет от геенны черноогненной…
От меня ни черта,
Ни черта не останется,
Понимаешь?!.
Нигде!..
Ну, да чёрт с ним…
Только вот…
если я не останусь
в чьей-то вечной памяти…
значит, я и сейчас
не очень-то есть…
Наш м;лодец: Ну, так чего ты тогда переживаешь?
Парень нырнул
В дверной проём,
Будто в прорубь,
И его громко накрыло
Дверной льдиной.
Женщина,
Оплодотворённая грёзой,
Не двигалась с места,
Стараясь сполна накупаться
В остатках молодого духа,
Пока он не выветрился
Под воздействием
Сквозняков времени.
Внезапно из-за двери,
Вскрытой,
Словно склеп смерчем,
Появился наш м;лодец.
Женское сердце
Даже не успело
Начать перекачивать
Тройную порцию крови,
Как парень ладонью
Мгновенно стёр с доски,
Точно пар со стекла,
Свою надпись
«Просто тупо верь мне!
Сейчас не до атеизма!».
Затем нашего м;лодца
Безвозвратно затянуло
В чёрную дыру
Дверного проёма.
Женщина,
До блеска натирая
Нервными веками
Глазные яблоки,
Постояла, как дура,
Ещё несколько
Относительных мгновений,
А затем
После живительного звонка
На большой перерыв
Уверенно уселась
За свой учительский стол.
Наш м;лодец,
Пошатываясь, шаркал
По обшарпанному полу
Университетского коридора,
Будто по палубе.
Парень был объят
Ворованными думами,
Как лесная ветка
Домашними пчёлами.
Из-за жужжания чужого роя
Мысли собственные
Были не слышны.
Некоторые мыслишки
По ходу стряхивались
Или налипали
На пустодумных студентов,
Проходящих мимо.
М;лодец не знал,
Но добротно чувствовал,
Что нужно дойти
До сына преподавательницы,
Своего дружбана,
Ибо он был молод,
В нём гнездилась тайна,
И он был – дружбан!
Всё это не могло
Не приблизить м;лодца
К его недосягаемой мечте
Хотя бы на расстояние надежды.
Единственное, что
В нашем парне было свежо,
Как кислородная подушка,
Так это растлённый Инстинкт,
Который и волок
Своего недосвятого хозяина
Сквозь студенческую какофонию
К женскому туалету.
Именно там
Его верный дружбан
Предпочитал курить на перерывах,
Ибо это забавляло
И его, и посетительниц уборной.
Да, немудрено,
Что в её нетерпимой атмосфере
Дамы предпочитали сплетничать
Или просто болтать о болтовне.
Парень с трудом и опаской спустился
По узким и частым ступенькам
На первый этаж,
Словно по эскалатору,
Который двигался вверх.
М;лодец стыдливо приблизился
К заветной двери,
Будто девственник к притону…
хотя почему «будто»?
Он мялся возле неё,
Как падший праведник
Подле ада.
Рука парня
Было уже простёрлась
К расшатанной ручке двери,
Словно к детонатору…
Какая-то студентка: Тебе тоже туда, да?
Наш м;лодец: Да…
То есть нет, конечно!..
Нет!..
Ты что это?!.
Просто там мой дружбан…
Позвать бы…
Какая-то студентка: Может, всё-таки там
Не дружбан, а дружбанка?
Наш м;лодец: Да нет, там дружбан!..
Друг то есть!..
Студент…
Парень…
Пацан…
Мальчик…
Какая-то студентка: А что, прости Господи, мальчик
Делает в туалете для девочек?
Наш м;лодец: Курит…
Кстати, я тоже люблю
Просить у Господа прощение…
Какая-то студентка: Курит?
Наш м;лодец: Да…
Какая-то студентка: Курит?!
Наш м;лодец: Да…
И больше ничего!..
Какая-то студентка: Ну, слава Богу,
Уже какое-то облегчение.
Можно даже в туалет не идти.
А чо твой дружбан
В мужском туалете не курит?
Наш м;лодец: Ну, так оно это… скучно…
Какая-то студентка: И в самом деле,
Какое там в мужском
Веселье может быть?
То ли дело у нас, у баб!
Наш м;лодец: И не говори…
Какая-то студентка: Вон пошёл.
Наш м;лодец: Где?.. Кто пошел?..
Какая-то студентка: Ты! Вон пошёл!
Наш м;лодец: Прости… не уразумел…
Какая-то студентка: Пошёл вон отсюда!
Придурок, блин!
Издевается ещё…
Эта студентка,
У которой на макушке
Топорщилась стрижка,
А на стопах
Сидели некрасивые кроссовки,
Похожие на операционные бахилы,
Рванула за шаткую ручку двери так,
Словно та была замкнута,
И, ступив в интимное место,
Резко захлопнула её за собой,
Будто автомобильную дверцу,
Обдав любопытного м;лодца
Туалетно-сигаретным сквозняком.
Парень даже не успел
Всмотреться в запретное пространство,
Дабы узреть в нём
Своего бесстыдного дружбана.
Наш м;лодец: Да ты сама-то на пацана похожа!..
А ещё в женский туалет ходит…
Но, если честно,
Перед дверью с буквой Ж
Парень чувствовал себя
Более осрамлённым,
Чем если бы находился за ней,
Ибо стыд лицо калит,
Пока через него не переступишь.
Не успел жар срама
Пропитать м;лодца насквозь,
точно чистящее средство
новую губку,
Как вдруг кто-то врезался
В туалетную дверь
с внутренней стороны;
Врезался,
Будто баран в калитку.
Дверь отпрянула от косяка,
Как испуганная,
И в коридор вывалился
Дружбан нашего парня
С сигаретою в зубах,
Чем-то похожий
На отвергнутого ковбоя;
Отвергнутого той самой пацанкой,
Которая уже успела отчитать
И нашего полусвятого м;лодца.
Дружбан: Да это ж обычное дело!..
Юмор!..
Сатира!..
Я ж не смотрю на вас!..
Я просто курю!..
Пацанка: И чтоб больше
Я вас тут не видела!
Дверь вновь прибило к косяку,
Словно злым сквозняком.
Дружбан: Да кто на тебя
в другом месте посмотрит?!
Мужланка, бл…
Проверь, кадык не вырос?!
Наш м;лодец: Да не злись ты на неё,
Из привлекательного
в ней лишь недоступность.
Дружбан: Ха-га-га-га-га-га-га!
А-ха…
Ха-га-га-га-га!
Ха-га… га… а… ой…
В самое туда…
Пошли отседово.
Подожди-ка…
А чо-й-то ты тут делаешь?..
И прогуливаешь чего?!
Хотя тебе можно…
ты ж у нас гений…
Наш м;лодец: Пошли-пошли…
Наш м;лодец
И его сутулый, как клюшка, дружбан
в загрязнённой дороговизне
тупоносых туфель
Бесцельно пружинили
По подгнившему полу коридора,
Как по каким-то мосткам.
При этом дружбан,
Не смущаясь помещением,
Докуривал сигарету,
Чем ещё больше привносил
Колхозного колориту
В картину провинциального быта.
Внезапно
Деваха по кличке Акселератка
Разбила дуэт дружбанов,
Врезавшись на встречном ходу
В неплотный стык между ними
Высоченной и мощной волной
Собственного тела.
У дружбана из пальцев
Даже вылетела сигарета,
Будто ей надоело
Терпеть, что её тискают
Нечистыми клешнями.
А Акселератка,
Как ни в чём не бывало,
Спешно поцокала дальше
По гулкому коридору,
Не позволяя даже эху,
Как следует, отозваться.
Наш м;лодец: Э, бл..!
Совсем, что ли?!.
Дружбан: Да пошли, пошли.
Дружбан бережно поднял
Свой недокурок.
Наш м;лодец: Не, ну, ты видел?
Дружбан: Да видел, видел.
И почувствовал…
Пошли, пошли.
Да пошли же!
Дружбан так рьяно
Спихивал м;лодца с места,
Что казалось, Акселератка
Вот-вот взорвётся.
Однако после себя
Она оставила
Лишь свои навязчивые мысли,
Которые впервые запрыгнули
В мозги нашего м;лодца
Мимо его доброй воли.
Вот мысли Акселератки:
«Ну вообще никакой парень…
вообще никакой…
даже зацепиться не за что…
Оттенять таких надо…
Хоть бы курил… что ли…
а то совсем никакой…
А ещё на пути моём идёт…
ни в бок… ни в сторону…
И видел же… что я спешу…
Кстати… а куда я спешу?..»
Наш м;лодец: Пошли…
Пош-ли…
Пошл…
Не, ну это вообще!
Я понимаю, дамы вольны
Позволять себе многое,
Но, видит Бог, не всё!
Дружбан: Да всё, всё,
Всё они могут позволить себе,
Абсолютно всё.
Наш м;лодец: Не согласен!
Дружбан: Ясное дело.
Но этого мало для победы
Над их вседозволенностью.
Наш м;лодец: Ничего себе «мало»!
Да знаешь ли ты,
Друг мой ситный,
Кто я такой?!
Риторический вопрос м;лодца
Прозвучал насколько величественно,
Настолько и смехотворно.
Дружбан: Знаю-знаю.
Ты – мировой комик!
Но даже тебе
Лучше не ошиваться
У женского туалета.
Наш м;лодец: Да? А чего?
В вопросе парня
Послышалось некое разочарование,
Которое претило ему,
Словно звуки поломки.
Дружбан: Потому что, в отличие от меня,
У тебя лицо невинное.
Кстати, ты поэтому
Занятия прогуливаешь?
Дружбан ухмыльнулся
Одной половиной лица.
Наш м;лодец: Занятия я прогуливаю
По этико-эстетическим соображениям,
А у женского туалета
Сновал от отчаяния…
Тебя ждал…
Дружбан: О! А я тебе на кой?
Парни синхронно тормознули.
Дружбан затушил сигарету
Прямо о самодеятельный портрет
Франциску Скорине,
После чего в уголке его
Осталась каракуля,
Похожая на подпись автора.
Наш м;лодец: Ну-у… во-первых,
Ты мне нужен…
потому что ты мой друг…
Хотя нет… это не во-первых…
Просто… мне… необходимо…
жизненно необходимо…
знать подробности…
твоей личной жизни…
Дружбан: Ха-га-га-га-га-га-га!
Хорошо загнул!
Приколист, блин…
И как тебе удаётся так?
Наш м;лодец: Что именно?..
Дружбан: Шутковать неожиданно!
Наш м;лодец: Пошли на подоконник сядем…
Дружбан: Да какое?!
Звонок уже счас будет.
Наш м;лодец: Так что?..
Дружбан: Ну как «что»?
Пара у меня счас.
И у тебя, между прочим, тоже!
Шутник, блин…
Наш м;лодец: Ну ладно, я по-быстрому…
Хотя как тут по-быстрому?..
Дружбан: Так, а в чём проблема?!
Чо ты, как после карусели?!
Наш м;лодец: Пошли сядем…
Может, скоро
Ты и на свою пару
Идти не захочешь…
А может… и жить не захочешь…
Дружбан: Жить, может, и не захочу,
А на пару пойду!
Маманя не успевает
Преподов умасливать…
Если б не она,
Хрен бы я тут маялся счас с тобой…
В армии б уже где-нибудь дох…
Наш м;лодец: Да знаю-знаю…
Дружбан: От кого это?!
Наш м;лодец: Э-э-э… от Учёбы твоей.
Та ещё болтушка.
Дружбан: Ха-га-га-га-га!
Это хорошо!
Ладно, пошли на подоконник.
Только по-быстрому.
Трунёр…
М;лодец и его дружбан
Запрыгнули на подоконник,
Словно на телегу,
И двинулись
В дальнюю и тайную
Дорогу разговора,
По-детски болтая ногами.
Дружбан: Ну, чо ты хотел?
Неловкость м;лодца
Словно сделала пирсинг
На всём его теле
И повисла на украшениях
Всем своим совестным весом.
Наш м;лодец: Понимаешь ли,
Какая проблемка…
И это не шутка,
Всё серьёзно…
Я бы даже сказал…
дело вселенской серьёзности…
Так что… потом не смейся…
ибо это не смешно…
Моя просьба к тебе не смешна…
она напитана болью…
Дружбан уже
Еле сдерживал смех,
Который сочился
Из всех дыр
Его морды.
Наш м;лодец: Так вот…
Ты дружбан мой…
друг!..
Так что удружи мне
Тайну своей личной жизни…
Дружбан: А-а-а-ха-га-га-га-га-га-а-а!
Опять за своё!
Ха-га-га-га-га!
Это хорошо, блин…
Да ты ж актёр, придурок!
Чо ты тут делаешь?!
Шуруй в Москву!
Чтоб на занятиях не появлялся!
Ха-га-га-га-га-га-га!
Ну ладно, пойду уже…
Дружбан спрыгнул с «телеги»
Прямо на ходу,
Но «кобыле» легче не стало.
Дружбан: А не, так пошли со мной.
Поучишься, поржём.
Наш м;лодец: …
Дружбан: Ну, как хочешь…
Дружбан внедрил
Руки в карманы
И потянулся прочь,
Что-то бормоча.
Дружбан: «Удружи мне
Тайну личной жизни»…
Хы-гы-гы…
Это ж надо так придумать…
Талант, бл…
Но если даже…
обнажить свою личную жизнь…
Перед кем?..
Перед ним?..
Да с какой такой стати?..
Наш м;лодец: А ну, вернись, быдло!..
Скуластый профиль дружбана
Отреагировал на окрик
Весёлым оскалом,
Ибо приказ этот
Был воспринят парнем
Как очередной прикол.
А вот разнообразованные студенты,
Окружавшие наивность
Плотным кольцом реальности,
Услышали в понукании
Сугубо оскорбление,
Ибо студенты эти
Весьма возмутились,
Что было заметно
По озабоченному выражению
Их беспечных очей.
Наш м;лодец: Вернись, быдло!!!
И расскажи мне,
К кому ты из дома по вечерам
Бегаешь по телефонным проводам?!.
Дружбан так тормознул,
Будто кто-то умудрился
Незаметно насадить
Капроновую петельку
На его шаткий зубок
Личной жизни,
И теперь нить напряглась
До состояния поработительницы.
Дружбан: Это ты мне… так серьёзно?..
Наш м;лодец: Иди!.. Иди сюда!..
Время откровений припёрлось!..
М;лодец покинул подоконник
И двигался на дружбана,
Будто дрейфующий айсберг,
Увеличиваясь и увеличиваясь.
Наш парень был похож
На начинающую сволочь,
Поэтому покамест не ухмылялся,
А имел скорбное выражение лика.
Дружбан приближался к м;лодцу,
Медленно и тяжело,
Словно пробираясь
Сквозь вязкую атмосферу
Сомнений и страхов.
Дружбан: А-а… откуда ты знаешь?..
Наш м;лодец: Я ж говорил,
Что всё серьёзно!..
А ты всё ржёшь и ржёшь,
Ржёшь и ржёшь,
Ржёшь и ржёшь…
Дружбан: Обожди-обожди…
О том, что я с ней…
Да об этом знает
Только моя мама…
А она не могла никому сказать…
Откуда ж ты тогда?..
Внезапно
Внутри нашего парня проснулась
Жгучая вьюга сочувствия,
Которая безжалостно выжгла
Лишь некоторые залежи эгоизма,
Однако и этого хватило
Для временного умиротворения.
Наш м;лодец: Хе-гэ!..
А вот и опять ты попался!..
На прикол мой такой!..
Попался… как заурядность
в кинообъектив!..
Повёлся… как охранник
на резкое движение!..
Купился… как бедняк на «бесплатно»!..
Хе-гэ, а?!.
Хе-гэ-гэ, а?!.
Хе-гэ-гэ-гэ, а?!.
А?!.
А?!.
А?!.
Каково, а?!.
Каково?!.
Наш м;лодец
Тыкал дружбану
Пальцем в пузо,
Словно пистолетом.
Дружбан нервно дёргался,
А после и вовсе
Облегчённо заржал.
Дружбан: Обожди-обожди…
Так ты выдумал это всё?
Наш м;лодец: А то как же!..
Всё до последней буквы!..
Жестковато, правда, вышло…
Дружбан: Да, но как же ты так точно?..
Наш м;лодец: Угадал про твою болтовню?
Дружбан: Да, про мои разговоры
По телефону.
Наш м;лодец: Да просто все мы
В нашем возрасте
По телефону до ночи шепчемся…
с де-вуш-ка-ми…
Дружбан: Эт точно…
И ты тоже шепчешься?..
Наш м;лодец: …
Дружбан: И ты тоже шепчешься?..
Наш м;лодец: …
Дружбан: И ты тоже шепчешься?..
Любопытство дружбана
Буквально умоляло о лжи.
Наш м;лодец: …
Дружбан: И ты тоже шепчешься?..
Наш м;лодец: Я – больше всех…
Дружбан: Ну-у, это ещё не факт…
Дружбан досутулился
Почти до поклона.
Наш м;лодец: А вот об этом поподробней.
М;лодец впился перстами
В аляповатый свитер дружбана
И весело потянул его
К телеге подоконника.
Парни лихо запрыгнули
На каменную повозку,
И оба мысленно крикнули
Кобыле рока: «Но-о!»
Наш м;лодец: Так кто она?
И как ты с ней… эт самое…
познакомился?
По воле Чувства
Или Похоти?
Дружбан: Да какой похоти?!.
Наш м;лодец: Какой?
А давай-ка чистосердечно опросим
Всех парней и преподов
Этого гуманного заведения
На предмет того,
Куда раз за разом
Неодолимо опускаются
Их оценивающие взгляды,
Когда на доске
Что-то пишет студентка –
любой внешности!
Давай спросим у них,
Какими сальностями
Они обляпывают
Бедные ягодицы
Чьих-то дочерей
Только за то,
Что Природа-матушка
Изваяла их не в угоду
Развращённым Вкусам,
Или наоборот – в угоду.
Дружбан: Ты ж только
Бабам это не скажи,
А то в стране
Обучение прекратится.
Наш м;лодец: К сожалению, не прекратится…
Бо подавляющее большинство
Студенток и преподавательниц
Этого гуманного заведения
Ищет на свой зад приключений…
Дружбан: И слава Богу…
Наш м;лодец: Что?..
Дружбан: Ничо, ничо!..
Просто я тебя слушал
И подумал, что-о-о-о-о
Ничто так не изощряет
Нашу похоть,
Как наш ум.
Наш м;лодец: Умно!
Только вот глупость –
это и есть похоть.
Дружбан: …
Наш м;лодец: Людям плевать,
Что они чувствуют:
любовь,
страсть,
влечение
или безразличие.
Им главное –
насладиться,
насытиться,
нажраться!
А перед употреблением
Надо бы знать,
Что плеснули
В твой бокал судьбы:
любовный эликсир,
отраву страсти,
сто граммов тяги
или ничего.
Дружбан: Моя – не такая.
Наш м;лодец: М?
Дружбан: Моя – не такая – говорю!..
Наш м;лодец: Мг…
Дружбан: Она – самодостаточная.
Наш м;лодец: Самодостаточные люди притягивают…
особенно людей с недостатками…
Дружбан: Тем лучше для меня.
Наш м;лодец: М-м! Похвально!
Так а кто хоть она?
Как ты с ней познакомился?
Дружбан, немного поёрзав,
Уселся поудобней на подоконнике.
Дружбан: Ну-у…
Вижу… стоит…
Вся какая-то роковая…
Понравилась…
Решился…
Подошёл…
Заговорил…
Думал – пошлёт…
Наш м;лодец: Заблудший… Всё роковое…
причастно к чему-то великому…
пусть даже оно лихое…
и служит чему-то дикому…
И рвётся инстинкт убогий…
к великому овладению…
чтобы испробовать соки…
великого наслаждения…
Но СИЛИЩА на ничтожность…
давит вплоть до контузии…
не давая возможность…
насладиться иллюзией…
Дружбан: А э-то сей-час что та-ко-е бы-ло?..
Наш м;лодец: М?..
Дружбан: А это счас чо такое было?
Наш м;лодец: А-а!..
Да так… ничего понятного…
Дружбан: Дык…
Наш м;лодец: Ц!
Ты!
Видишь – стоит!
Вся какая-то роковая!
Понравилась!
Решился!
Подошёл!
Заговорил!
Думал – пошлёт!..
Дружбан: Да даже уверен был, что пошлёт…
Но нет… даже наоборот…
Она меня
Как будто ждала…
Моё знакомство приняла…
Наш м;лодец: Хорошо-хорошо, продолжай!
Дружбан: Ну, и… всё хорошо…
До сих пор сомневаюсь,
Что всё было именно так…
Но всё именно так и есть…
Есть сейчас…
Правда, мы с ней
Пока только по телефону…
Но всё серьёзно!..
Всё как-то наготове…
всё… как перед стартом…
вот-вот и…
Короче, близость близка…
Наш м;лодец: Сколько мук
за право согрешить!
Дружбан: И не говори.
Наш м;лодец: Да нет же… нет же…
Не то это… не туда это…
Дружбан: Ты чо это… опять?..
Наш м;лодец: А… нет, нет…
Ничего, ничего, продолжай…
Просто я так реагирую…
на откровения…
Я невольно сравниваю
Чужую честность со своей…
и получается выброс недовольств…
Недовольств собой, а не тобой!..
Дружбан: Просто чудно всё это как-то…
со стороны-то…
Наш м;лодец: Не, так ты не обращай внимания.
Из меня если что и вырвется,
То наш разговор оно не затронет.
Дружбан: Да уже и говорить
Как-то не хочется…
Наш м;лодец: Ну, ты ж не просто
Рассказываешь мне
О своей личной жизни.
Ты делишься опытом.
Ты учишь меня отношению
К противопо-ложному полу.
А то ты ж видел,
Какой я с дамами нервенный.
Дружбан: Да какой с меня учитель?..
Ну, ты прям скажешь, блин…
Мне б самому не мешало…
Ну, да ладно.
На чём я остановился?
Наш м;лодец: На ней, на той самой,
С кем близость близка.
Дружбан: Да-да, близость близка…
А то как же…
Б-л-и-з-к-а…
Я даже уже ей руку поцеловал!..
Один раз…
Наш м;лодец: Смотри,
От ладошек до лодыжек –
пара поцелуев.
Дружбан: А это хорошо или плохо?..
Наш м;лодец: Для тебя – плохо.
Дружбан: А почему?..
Наш м;лодец: ?..
Дружбан: Ну ладно…
Ой, а однажды!..
Однажды и она меня поцеловала…
Наш м;лодец: Да ты что!
Дружбан: Именно!..
Сама!..
И шагал я – счастливый и важный(!) –
по земле… по цветам… по воде(!)…
Поцелуй тот внезапный и влажный
Холодел на небритой щеке…
Наш м;лодец: Ц!
Дружбан: Да…
А так мы с ней
Наши отношения не афишируем…
Она не хочет…
Ну, и правильно…
Зачем это всё?..
Шёпоты, пересуды…
Оно, конечно, приятно было бы
С такой красавицей писанной засветиться…
Но нельзя же за чужой счёт…
Наш м;лодец: Ты, конечно, гуманист…
Но в моём поиске не помощник…
Слишком скудодушен…
М;лодец стёк с подоконника
И просто стал,
Опёршись на него
И сложив на груди руки.
Издали могло показаться,
Что м;лодец держит младенца.
Дружбан: Да шо ты там опять бубнишь?!
Скока можно?!
Наш м;лодец: Ничего-ничего.
Про-дол-жай…
Дружбан: Так а уже всё…
Чо тут ещё?..
Вот так-то…
В общем, вот так оно всё у меня…
Ну, вот… так… вкратце…
Кажется, всё доложил…
В своём откровении
Дружбан был даже нежен,
Чем заставил
Жалость нашего м;лодца
Люто вцепиться
В зудящий вопрос
Своего Любопытства
И не позволять ему
Вываливаться из уст.
Однако вопрос сей
Оказался слишком скользок,
А потому неудержим.
М;лодец разъединил руки,
Выпустив из них
Мнимого младенца.
Наш м;лодец: Послушай…
Не хотелось бы
На тебя наседать…
Личное есть личное…
Но, тем не менее,
О ком идёт речь?
То есть кто она?
Кто твоя суженая?
Кто эта красавица?
Дружбан: Ой, блин, и в самом деле!..
Я ж самое главное-то и не сказал!..
Говорю-говорю,
А о ком говорю – не понятно.
Ха-га-га-га-га!..
Аж смешно…
Это ж надо, так забыть…
Просто пойми, я-а… я…
я расчувствовался…
Наш м;лодец: Понимаю, понимаю,
Ещё как понимаю.
Что-то внутри м;лодца завопило:
«Ну когда же ты уже скажешь?!» –
но он вовремя вырубил звук.
Дружбан: Я ж про неё
Никому не говорил!..
Даже маме ни слова!..
Только вот тебе… другу…
Наш м;лодец: Да, друзьям надо доверять.
А иначе, что это за друзья?
Ещё никогда в жизни
Наш парень не произносил
Такой махровой банальности,
Поэтому сделал это
С таким выражением лица,
Что можно было подумать –
сказанная фраза побывала
во многих и разных ртах.
Дружбан: Да-а-а, повезло мне…
А то все кругом по парам…
и даже по тройкам…
а я всё никак и никак…
Но ничего!..
Вот же всё наладилось и у меня…
Да ещё как наладилось!..
Лучше всех наладилось!..
Самую красивую завоевал…
Да какое «завоевал»?!.
Без боя сдалась!..
«Привет», и всё готово!..
Да-а-а, я на победы мастак!..
Дружбан и сам устыдился
Своих последних слов,
Ибо кожа лица его
Стала какой-то грузной
И поддавливала ухмылку.
Наш м;лодец: Как
Её
Зовут?
Наш парень
Был уже прям,
Как луч света.
Дружбан: Кого?..
Наш м;лодец: Твою девушку!
Дружбан: Мою будущую девушку?
Наш м;лодец: Ну, пусть будет так!
Дружбан: А оно так и есть.
Она – моя будущая девушка…
И я скоро буду с ней…
Я скоро буду в ней…
Возможно, даже сегодня…
Как же это…
Как же это… сла-до-стно…
После слова «сладостно» –
абсолютно нехарактерного
для лексикона дружбана,
Наш м;лодец осознал
Всю громоздкость страсти,
Удачно уместившейся
В тщедушном дружбане.
Наш м;лодец: Где хоть она учится…
работает?..
Вопрос м;лодца
Был таким вялым,
Что мог вообще
Заснуть до ответа.
Дружбан: Да тут она учится, тут.
Наш м;лодец: Как так тут?..
Дружбан: А так, как и ты.
Наш парень ужаснулся,
Ибо не вспомнил
Среди знакомых ему девиц
Не только красавиц писанных,
Но даже хоть каких-нибудь.
Наш м;лодец: И-и что… я её знаю?..
Дружбан: Ну-у, знаешь – не знаешь,
А видел, так точно.
Каждый день видишь.
И сегодня тоже видел.
Наш м;лодец: Ну!.. Ну!.. Ну, и кто она?!.
Дружбан
Так полно улыбнулся,
Что казалось, ухмылка его
Вот-вот и вывалится
За пределы грибов.
Дружбан: Догадайся.
Это же так легко.
Просто назови
Самую красивую бабу
В этом корпусе.
Наш парень
Озаботился тем,
Как ему прошмыгнуть
Между Дружбой и Правдой,
Не задев никого плечом.
Наш м;лодец: М-м-м-м-м-м-м… Шарм –
это бесом тасуемые пустоты.
А корыстный артистизм –
это самая искусная маска беса.
Пойми: без Божьего света
лицо – это всего лишь
кожаная маска.
А малознакомое лицо
Обычно ещё и гримируется
Твоим постыдным Прошлым,
Гримируется до неузнаваемости.
Малознакомое лицо –
это лобное место,
Где сатана скрещивает
Памятные внешности
Для создания пародии,
схожести,
копии,
гибрида…
И всё это
Делает влечение к лицу
Многоголовым!
Не ведись на манящую мимику
Девичьих лиц.
Не ведись на эквилибристику
Черт лица.
За этим жанром
Циркового искусства
Нет чуда красоты,
Нет чуда святости.
За эквилибристикой –
лишь навык Природы,
Но не небесная загадка.
Черты лица
Твоей подруги
Надоедят тебе
Сразу после того,
Как твой взгляд
Освоит их цирковую технику.
Переносицы,
Носы,
Носогубные складки,
Зубы,
Подвижный контраст
Зрачков и белков,
Диссонанс черт лица
Дурманят только дураков,
Ибо это не красота
И тем более не душа,
А просто физиогномика.
Неэтичная эстетика
Делает извращения
Ещё более извращёнными.
Вывод!
Нужно ухаживать
Не только за рожей,
Но и за душой.
И вот тогда
Будет красота.
Настоящая красота
Подвластна только Поэзии.
Но в твоих глазах
Я её не вижу.
Дружбан: Да-а, моя – до поэзии
Явно не дотягивает…
Но до рифмоплётства – вполне!
Наш м;лодец: Блин… аж смех берёт…
Так ты скажешь, наконец,
Как её зовут?!.
Дружбан медленно ухмыльнулся,
Словно какой-нибудь
Председатель жюри
Перед объявлением победителя
Какого-нибудь конкурса.
Наш м;лодец: Слушай, а может, ты…
боишься о ней говорить?
Так бывает.
Видно, она настолько идеальна,
Что ты опасаешься
Повредить её идеальность
О нашу разговорную реальность?
Дружбан: Ага, повредишь её.
Она сама кого хошь…
да и уже повредила…
Даже счас плечо ноет…
Дружбан помял ладонью
Дельтовидную мышцу,
Словно кусок глины
Перед лепкой горшочка
Для хранения заначки.
Наш м;лодец: Подожди-ка…
Ты о ком это?..
Дружбан: О своей будущей девушке.
Наш м;лодец: И-и-и… как её зовут?..
Дружбан: Её зовут А…
Имя девушки
Раздробил на неслышные части
Очередной звонок на занятия,
И все студенты
Поволоклись туда,
А кто-то и ринулся.
Дружбан: Ай, не пойду я никуда!
Пошли они все на хрен!
Задолбали, блин!
Тут частная жизнь налаживается,
А они со своими… обобщениями…
Наш м;лодец: Хорошо сказал!
Угадал!
Это она на тебя так влияет?
Дружбан: Да.
Акселератка умная баба.
Наш м;лодец: Что-о-о?!.
Кто-о-о?!.
Какая, хрен, Акселератка?!.
Это что, девушка твоя?!.
Эта дылда?!.
Та, которая нас чуть не сбила?!.
Это она-то красавица?!.
Ё-моё-перемоё!..
Да она выше и больше тебя!..
И, наверное, сильнее!..
Да точно сильнее!..
Ё-о-о-пэ-рэ-сэ-тэ!..
Последнее междометие
Прозвучало гулко,
Ибо какофония
Разошедшихся студентов
Уже еле доносились
Откуда-то сверху.
Стало как-то одиноко.
У дружбана
Был вид человека,
Быстро заболевшего депрессией.
Дружбан: А я думал…
ты мне друг…
Я ей даже…
рассказывал про тебя…
Наш м;лодец: Друг!..
Да хоть бы кто!..
Да будь я даже
Твоим лютым врагом,
Всё ровно возмутился бы
Твоим… акселератским выбором!..
Да у неё даже имени нет!..
Дружбан: У неё есть имя!..
Наш м;лодец: А чего ж её Акселераткой кличут?!.
И даже ты!..
Дружбан: «Акселератка» – это производная
от её прекрасного имени!..
Наш м;лодец: Да?!.
А я думал, что «Акселератка» –
это кликуха,
Точно отражающая
Её физическую переразвитость!..
Слушай… я, кажется, понял…
Ведь полигамная Похоть,
Падкая на экзотику,
Не считается с нашими
Душевными вкусами,
А тем более с эстетическими.
Влечение сильнее отвращения,
Поэтому всегда есть риск
Проснуться с монстром,
Который может оказаться
И тобой самим.
Вот вы с Акселераткой
Друг друга и возбуждаете.
Ты – доходяга, она – дылда,
Вот и притянулись один к одному
Недобор и Перебор…
Дружбан: Ключевое слово «один»…
Неожиданно дружбан
Спрыгнул с подоконника,
Точно какой-то котяра,
И саданул нашего м;лодца
Ногой по бедру,
Словно по стволу.
Однако наш парень
Успел схватить её
И уже был готов
Подбить опорную ногу дружбана.
Но вместо этого
М;лодец отпустил драчуна,
Пытающегося неловкими прыжками
Удержать равновесие на одной ноге.
Затем наш парень
Обречённо подставил дружбану
Своё бледное лицо
И предсказуемо
Получил по нему кулаками
Несколько раз.
Слава Богу,
Обошлось без крови,
Ибо удары пришлись
Не по устам и носу,
А только по скулам.
Удары были глухими,
Но в башке нашего м;лодца
Что-то дзынкнуло,
Точно в печатной машинке.
Послестрессовая пауза,
Которая разняла друзей
Своей эмоциональной насыщенностью
Вскоре раскрошилась
Махровыми матами дружбана,
Вызванными болью
В кулачных косточках.
Наш м;лодец: Извини-извини…
Извини меня, братка…
Извини, что лицо не мягкое…
Извини, что ересь нёс…
Не я это был как будто, не я…
Ей-Богу, не я…
Дружбан: Ещё извиняется…
Такое сказанул мне!..
Прямо в лицо!..
Да и про кого?!.
Про девушку-идеал!..
Про мою девушку!..
Блин… больно-то как…
Дружбан прижал к животу
Багровые руки,
Избитые скулами м;лодца.
Наш м;лодец: Прости ради Бога…
Меня и самого
Совесть мутузит…
Дружбан: И правильно!..
Сдачи ей не давай!..
Тактичней будешь!..
Пока!..
Верней, прощай!..
Дружбан поплёлся прочь.
Вдруг
Наш парень успокоился
Так же быстро,
Как ревущий ребёнок
От подаренной игрушки.
М;лодец стал
Даже немного самоуверен,
Властно самоуверен,
Точно человек,
У которого в кармане компромат
На всё человечество.
Наш парень
Даже не стал догонять
Обиженного дружбана,
Отдав предпочтение
Одному лишь голосу,
Ибо скорость его звука
Была куда быстрее ног,
А сам голос – убедительнее.
Наш м;лодец: Позволь мне
Искупить свою вину!
Дружбан: Да иди ты, бл..!
Дружбан отдалялся,
Но прислушивался.
Наш м;лодец: Я могу узнать,
Что она думает о тебе!
Дружбан: В армии будешь шутковать!..
Моя мамка позаботится об этом…
Дружбан отдалялся,
Но был внимателен.
Наш м;лодец: «Дедов» пожалей!
И Акселератку пощади!
Может, она хочет одного,
А ты ей другое всучиваешь!
Я могу узнать,
Чего она жаждет!
Узнать без её ведома!
И тебе доложить!
Бесплатно!
В качестве искупления грехов!
Дружбан развернулся,
Будто «дух»
На неуставном построении,
И расхлябано, но быстро
Направился к м;лодцу,
Который саркастично
Распростёр руки.
Наш м;лодец: Никогда не говори «Прощай!»,
Бо есть риск воротиться!
Дружбан: Чо ты там вякнул про неё?!.
Дружбан явно порывался
Продолжить калечить
Свои кулачки
О скулы м;лодца,
Который собирался
Подставить под удары локти,
Что могло здорово повредить
Кулачные костяшки дружбана.
Однако внезапно
Дружбан увяз
В заряженном пространстве,
Словно оно стало густым,
Как бабушкин супец.
Дружбан так взирал на м;лодца,
Будто собирался
Поставить ему диагноз.
Дружбан: Э… у тебя там…
морда подпухла…
Наш м;лодец: То-то я чувствую,
Что в последнее время
Мордой не вышел!
Дружбан: Не, ну серьёзно…
Холодное надо бы приложить…
Пошли под холодную воду
морду подставишь!..
Оно помогает!..
Вон, пошли в туалет!..
Наш м;лодец: Не, я в женский не пойду!
Дружбан: Ну, в мужской пошли!..
Но там всё обхаркано…
Наш м;лодец: Послушай!
Я бы тоже на твоём месте
Не поверил мне, но-о-о…
Я способен… так сказать,
Читать чужие мысли…
Дружбан: Ёб..! Такую твою родственницу…
Ну что ты всё никак!..
Что ты всё никак…
не наизгаляешься?..
Ты же дурак после этого!..
Простой дурак!..
Дурачок битый!..
Его тут лечить хочешь…
а он… подстёбывает…
Наш м;лодец: Да пошёл ты…
Чтоб я ещё с тобой нянчился…
Дружбан: Да пошёл ты!
Чтоб я ещё с тобой нян..!
Наш м;лодец: Да иди ты в лазню…
Дружбан: Да иди ты в лаз..!
Наш м;лодец: Долбень…
Дружбан: Долб..!
Наш м;лодец: Не понял…
Дружбан: Не пон…
Наш м;лодец: Ты что это…
меня опережаешь…
Дружбан: Ты что это,
Меня опережаешь?..
Наш м;лодец: Да! Да!
Я могу заранее узнать,
Что ты мне скажешь!
Дружбан: Дык…
Наш м;лодец: Может, сразу к делу перейдём,
Без долгих доказательств?
Дружбан: А ну-ка… давай-ка ещё раз…
О чём я счас думаю?..
Наш м;лодец: Об Акселератке.
Дружбан: Точно, бл…
А конкретней…
Наш м;лодец: Господи, бедная девушка…
И ты собираешься
Вытворять с ней такое?!
Извращенец!
Так любовью не занимаются!
Да так даже сексом не занимаются!
Окстись!
Дружбан: Ни хре-на се-бе…
Всё как есть у-га-дал…
Те-ле-пат…
Наш м;лодец: И запомни:
разница между трахом
И любовным соитием в том,
Что во время любви стремишься
Не к собственному блаженству,
А к блаженству любимого человека;
В том, что во время любви
Не чувствуешь себя животным
И не забываешь про Бога.
Во время любви
Путешествуешь в рай.
Пойми, половой Инстинкт
Застит глаза души,
Поэтому, не подмяв его,
Невозможно сосредоточиться на Господе!
Любовь от Бога
(а она может быть только от него) –
это всегда умеренность.
Похотливым угаром не давятся
Те, что вместе мечтают состариться;
Те вдыхают эфир вожделения
Глубоко так, до слёз умиления,
Дабы в таинстве неприличия
Зачалось святое наличие.
Даже очи самих зачинателей
Перед чудом Господним незрячие.
Всё это…
мне пока незнакомо…
но я знаю…
ибо точно чувствую…
что должно быть именно так!
Дружбан: Э, не,
Мне такое не подходит.
Наш м;лодец: Да, конечно!
Тебе же подходит
Закон примитивного секса:
чем меньше человечности,
тем больше кайфа
(притом не самого сильного в мире!).
А там, где плотская животность,
Человек перестаёт быть
Бесценным творением.
Детализирую!
Половое влечение требует удовлетворения,
Удовлетворение требует удовольствия,
Удовольствие требует максимума,
Максимум требует наяривания,
Наяривание требует сексгрубости,
Сексгрубость требует безжалостности,
Безжалостность требует равнодушия.
Отсюда жуткий вывод:
чем меньше между партнёрами душевности,
тем мощнее их плотский кайф.
Всё это
Присуще партнёрам,
Которые не любят один одного.
Они не щадят друг друга в жизни,
И тем более – в постели.
Чёрт(!),
Как же меня бесит
Единый для всех
Сценарий полового Инстинкта.
Как же я одинок…
Где ж мои соратники по духу?..
Ладно,
спрашиваю у тебя, как у животного.
Вопрос номер раз:
ты поверило в мои способности?
Вопрос номер два:
можно к делу переходить?
Дружбан: Слушай, так тебе эту…
Нобелевскую премию
Должны дать
За реальную телепатию…
Наш м;лодец: Ха-ха-ха!
Ха-ха-ха-ха-ха!
Тогда бы динамитчика
От злости разорвало!
Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Дружбан: Не, так а как это ты так…
умеешь угадывать?..
Наш м;лодец: У тебя сейчас видочек,
Как у меня после твоих побоев.
Дружбан: Из-ви-ни…
Так а как это ты так…
телепатом заделался?..
Наш м;лодец: Я не телепат,
Но это неважно.
Для тебя сейчас
Гораздо важнее
Считать мысли Акселератки.
Дружбан: Да ну её!..
А научи-ка меня…
так вот тоже уметь…
Наш м;лодец: Не могу, это дар.
А подарки не передаривают.
Дружбан: Тогда пошли вместе
Завоюем весь мир…
Наш м;лодец: Ничтоже сумняшеся
Заявил мой друг…
Дружбан: Что?..
Наш м;лодец: Ничего!
Давай лучше
Акселератку для тебя завоюем!
Дружбан: Да какая Акселератка!..
Тут такие возможности!..
Наш м;лодец: Послушай!
Я уйду, а она останется!
Вместе с твоей Похотью!
Вместе с твоей Жаждой сексславы!
Втроём они тебя и твою мать
По миру пустят!
И ты им ещё
Благодарен будешь за это!
Дружбан: Это твоя…
телепатия так предсказывает?..
Наш м;лодец: Нет!
Это твоя тупость так очевидна!
Дружбан: Ну чо сразу тупость?..
Нормальная она баба…
О!
А угадай-ка, сколько у неё
До меня парней было!
Наш м;лодец: Я тебе и без телепатии скажу,
что немало.
Дружбан: Слава Богу.
А то жаждать овладеть
Девственной беззащитностью –
это значит: уподобиться хищнику.
А я человек! Чёрт бы меня побрал!
Наш м;лодец: А вот за эти святые слова,
Кроме чертовских,
Я прощаю тебе наперёд
Любую подлость
В отношении меня.
Дружбан: Это хорошо…
Хорошо, что у неё
До меня много было…
Опытная, значит…
Вот уж оторвусь!..
Наш м;лодец: Только помни:
венерическую девушку
на глазок не определишь!
Дружбан: Ага…
Вот уж оторвусь с Акселераткой!..
Наш м;лодец: Да-а,
видно, оторва она ещё та.
Так вот,
Чтобы она не оторвала от тебя
Причинное место,
А также место жилое,
Я предлагаю тебе
Свои небесные услуги…
Дружбан: Какие услуги?..
Наш м;лодец: Небесные!
Дружбан: …
Наш м;лодец: Я предлагаю тебе услуги
По узнаванию людских дум,
В частности – мыслей Акселератки,
Особенно тех,
Которые свидетельствуют
О её отношении к тебе.
Дружбан: Да прекрасно
Она ко мне относится!..
Наш м;лодец: Не прекрасно, а прелестно!
Из-за своей Похоти
Ты не чувствуешь разницы!
Дружбан: Да какая разница?!
Главное, что она относится ко мне…
относится!..
Но я хочу убедиться в этом.
Дружбан так сально ухмыльнулся,
Что его захотелось размазать
По карьерной лестнице эгоистов.
Наш м;лодец: Тогда прошу на подоконник!
Там-то оно поправдивей будет…
и покрасивее,
бо прелесть за окном.
Парни вскарабкались
На каменный выступ,
Будто на чужой пьедестал.
Оба заворожёнными взорами
Растеклись по стеклу,
Мутному, как очки старика.
А на улице
В серёдке рабочего дня
Прохожих почти не наблюдалось.
Зато порожнего пространства
Имелось вдоволь.
Его было так много,
Что, казалось, Пустота
Грозила людям порабощением.
С каждым мгновением
Она становилась
Такой очевидной,
Что представлялась
Весьма содержательной
И даже существенной.
Наш м;лодец: Итак.
То, как Акселератка
К тебе относится,
Наиболее объективно
Можно определить
По её мыслям во время
вашего первого знакомства,
То есть тогда,
Когда ты впервые решился
Заговорить с ней.
Именно в это
Беспристрастное время
Меркантильность,
пока не убитая Увлечённостью,
Могла наиболее люто
Поразить мысли девушки…
Дружбан: Или Бескорыстность!
Наш м;лодец: Да-да… Итак!
Дабы мой поиск
Получился локальным,
Лёгким
И быстрым,
Назови мне дату и время
Вашего первого знакомства.
Дружбан: А шо за поиск?..
Наш м;лодец: Ну какая тебе, хрен, разница?!
Это мои великие проблемы!
Тебе что, процесс важен
Или результат?
Дружбан: Да мне бы, как ты, научиться
Мысли угадывать…
Я б тогда хоть универ
Без проблем закончил…
Слушай!
Так это ты поэтому
Так отменно учишься?!
Ты что,
Преподавательские мысли читаешь?!
Наш м;лодец: Кабы я их читал,
А потом ещё и озвучивал,
Меня бы полиция нравов повязала…
если б существовала.
Слушай,
Ради кого я всё это делаю?!
Тебя что, не волнует,
Как Акселератка
К тебе относиться?!
Дружбан: Да волнует…
с точки зрения члена…
А так, чтоб для себя…
тут уж мне никак!
Тут уж у меня дара нету!
А научить – другу впадлу!
Наш м;лодец: Послушай,
Мой ничтожный дружбан,
Научить играть на скрипке
Можно кого угодно,
Но что это будет за игра
Без таланта?!
Будет ли она лечить?!
Или она будет калечить?!
Но если со скрипкой
Особой беды не натворишь,
Кроме эстетической,
То с бездарным чтением мыслей…
неточным чтением мыслей(!)
Можно придти
К неправильным выводам,
За которыми последуют
Опасные действия!
Обязательно последуют!
Поверь моему таланту!
Дружбан: Да, но всё-таки хотелось бы…
Наш м;лодец: Дата и время
Вашего первого знакомства!
Хотя бы примерное.
Или хотя бы околопримерное!
Дружбан: Шестого числа
В тринадцать сорок одну.
Наш м;лодец: О, а откуда такая точность?..
Дружбан: Потому что это для меня теперь
Дата моего нового рождения!
Наш м;лодец: Тьфу, блин!
Дружбан: Я её хорошенько зафиксировал.
Из памяти не выбить!
Я эту дату даже записывать не стал.
Наш м;лодец: Ну ладно, за работу…
Сидя на подоконнике,
Наш парень поджал ноги к груди
И уткнулся лбом в колени.
Данное положение
Было чем-то похоже
На позу пассажира авиалайнера
Во время крушения.
Дружбан: Э… а что это ты?..
Наш м;лодец: Заткнись и жди…
Наш парень прохрипел приказ
Будто откуда-то из глубины,
И дружбан благоговейно
Вжался в угол окна,
Точно мечтающий кот
От внезапно раздвинутых штор.
Наш м;лодец
Опять погрузился
В чужие мысли,
Словно рыболовный крючок
В чей-то приватный пруд,
А потом и в рот.
„Так-так-так…
Так-так-так…
Что у нас тут?..
Что у…
Акселератка…
Акселератка…
Акселератка…
Акселера…
О!.. Вот она!..
Сходу нашлась!..
Блин… такая здоровенная…
что не минёшь…
Как второгодница в школе…
А может… я просто
Уже наловчился выискивать
Нужные мысли
Ненужных людей…
Ладно… дальше… число…
Число…
Число…
Число…
Число…
Дальше…
Даль…
Да…
Пер-во-е…
Дальше…
Даль…
Да…
Вто-ро-е…
Дальше…
Даль…
Да…
Треть-е…
Дальше…
Даль…
Да…
Чет-вёр-то-е…
Дальше…
Даль…
Да…
Пя-то-е…
Дальше…
Даль…
Да…
Оп!.. Шестое!..
Шестое…
Шестое…
Шест…
Теперь время…
Время…
Время…
Время…
Время…
Часы…
Часы…
Часы…
Часы…
Двенадцать часов…
Нет… рано… вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Вперёд…
Впёр…
В…
Четырнадцать…
Нет… поздно… назад…
Назад…
Назад…
На…
Н…
Тринадцать!.. Есть!..
Есть… есть… есть…
Теперь минуты…
Минуты…
Минуты…
Минуты…
Мин…
30…
31…
32…
33…
34…
35…
36…
37…
38…
39…
40…
Хватит…
До сорока одной
Доводить не буду…
Прочту и прелюдию
К главным мыслям…
Любопытно… чёрт!..
Итак… внимательно…
М-м-м-м-м-м-м-м-м…
«Ну… подходи уже… подходи…
Видно же… что нравлюсь я тебе…
Да ещё как нравлюсь!..
Смотрит вбок…
а все мысли на меня…
и под одежду мою…
Да решайся же ты уже!..
Я и так с места не двигаюсь…
Топчусь… как на морозе…
а он всё не идёт…
О!.. Решился… Молодец…
А невзрачный-то какой…
Боже ты мой…»
Я так и предполагал…
Отношение её к нему
Было слишком очевидно…
Но зачем он ей?..
От нечего делать?..
Проверим…
Что там в концовке знакомства?..
Вернее… после него…
Так-так-так-так-так-так-так…
Мг…
мг…
мг…
м…
м…
Во…
«Так он её сынок?!.
Сын преподки?!.
Ни-че-го се-бе…
Нор-маль-но…
О-чень да-же…
Так пусть будет тогда…
пригодится…
Я… конечно…
не отсталая какая…
но на всякий учебный случай
блат не помешает…
Ладно…
пообщаюсь с ним…
подурачусь…
до диплома…
Но он уж очень гадок… очень…
Тяжело придётся…
Но я так… без контактов…
Никаких телесных контактов!..
И на людях с ним не появлюсь…
Это вообще исключено!..
Чёрт…
он уже мне опостылел…
словно волос на мыле…»
Собака… бл…
Паскуда…
Убил бы!..
О… Боже…
Боже…
Бо-же…
Назад…
Наверх…
На подоконник…
К дружбану…
К другу…
К дру-гу…
К дру…
К др…
К…”
Дружбан: Э-э-э!..
Куда валишься?!.
Дружбан
Спрыгнул с подоконника,
Будто с повозки на ходу,
И подпёр м;лодца плечом,
Точно мешок с мыслишками.
Наш м;лодец: Му-у-у…
Ху-у-у…
Фу-у-у…
Дружбан: Ну, как оно?..
Наш м;лодец: Мгрр-мгрр-мгрр…
Хуже, чем думалось…
Дружбан: Тебе что, хреново?..
Болит что?..
Наш м;лодец: Нет, это тебе хреново…
будет…
и больно тоже…
если не забудешь Акселератку…
То есть вообще…
до амнезии…
Дружбан: А это ты сейчас так…
настраивался на неё, да?..
На её мысли, да?..
Наш м;лодец: Ты не тем интересуешься…
Кстати, любопытно…
а, по-твоему, Акселератка –
хороший человек?..
Дружбан: Да.
Наш м;лодец: Черти между собой бодаются
За твоё наивное «да»…
Безнаказанность размножается
На покладистости добра…
Дружбан: Ну-у… тогда я сомневаюсь…
что Акселератка –
хороший человек…
Наш м;лодец: Слишком… слишком тонкая кожица
У сомнения твоего…
Потому-то лихую рожицу
Принимаешь ты за лицо…
Дружбан: Блин, так что же мне делать?!
Наш м;лодец: Отрекись от Акселератки…
оторви себя от неё…
как язык от железа на морозе…
а иначе
она сожрёт твоё сердце…
сердце в сахаре…
жжёном твоей страстью…
Дружбан: Ух, ты!.. Круто!..
Так а что?..
О чём она там думала?..
Как относится ко мне?..
Наш м;лодец: Мягко говоря, не влюблена…
Дружбан: Ну-у, это-то вряд ли!
Наш м;лодец: Господи…
как тяжело влюблённому заметить…
отсутствие взаимности к себе…
Наряд красивый хочется примерить…
пусть даже явно он не по тебе…
Сильны неизлечимые напасти…
Не один раз я наблюдал в слезах…
как чья-то личность прикасалась к страсти…
и растворялась прямо на глазах…
Дружбан: Э-э!..
Шо ты там бубнишь так долго?..
Не надоело?..
Наш м;лодец: Она с тобой…
потому что ты сын
преподавательницы…
Она считает…
что блат ей не помешает…
Дружбан: Ну и правильно считает.
Мы ей поможем,
Если надо.
Минус на плюсик перемалевать,
Оценочку повысить,
Похлопотать.
Любой каприз!
Любая услуга!
В чём же тут проблема?
Наш м;лодец: Ну, ты и быдло, бл…
Дружбан: А что такого?!
У неё товар,
У нас купец!
Надёжней будет!
Никуда не денется!
Наш м;лодец: А какой, интересно,
У Акселератки товар?..
Дружбан: Ну… ясное дело…
девичий…
Картинка,
Которую дружбан представил
В своём развращённом воображении,
Казалось, вот-вот и материализуется.
Наш м;лодец: Да ты ей противен!..
судя по её думам.
Дружбан: Ну, она, знаешь, тоже…
не Галатея.
Наш м;лодец: Подожди… ты же её…
прости меня за выражение…
красавицей писанной считал!..
Дружбан: Ну считал, считал!
И счас считаю!
Она красавица, красавица!
Писанная!
Но писана она не мной.
Лично я бы в ней
Много чего перерисовал.
Наш м;лодец: Ни хрена себе…
А как же твоё заявление,
Что день знакомства с Акселераткой –
это день твоего нового рождения?..
Дружбан: Ну-у… это я погорячился…
Гормоны, наверно…
Молод я, не обкатан…
На фоне дружбана
Наш парень
Почувствовал себя
Настоящим сверхчеловеком.
Наш м;лодец: Дело в том…
что Акселератка
не будет с тобой спать…
Дружбан: А это уж вряд ли.
Выбор теперь у неё невелик:
или я, или отчисление.
Было даже заметно,
Как произошло перевоплощение
Жалкого дружбана
В жбан с дерьмом.
Дружбан: Кстати, а её интимных мыслей
Ты не прочитал?
Из дружбана изверглось
Больное вожделение,
Как какая-то жидкость
Во время брожения.
Наш м;лодец: Я бы, конечно, мог
Пустить всё на самотёк…
типа: подыхайте оба,
подыхайте друг от друга…
ты и Акселеретка…
но мне жалко твоих родителей…
Дружбан: А что мои родители?!.
Наш м;лодец: А то!
Я тебе без телепатии
Всё расскажу, как будет!
Дружбан: Интересненько.
Наш м;лодец: Так вот!
Сначала ты заставишь Акселератку
Переспать с тобой,
Но потом она
Будет заставлять тебя
Делать всё,
Что ей будет угодно,
Ибо после постели
У тебя уже будет
Только одна богиня – Страсть!
Дальше Акселератка смекнёт,
Что ты недурная партия
И в материальном смысле!
Затем наверняка
Последует бракосочетание,
Как бы твоя мать
Тебя не отговаривала!
А там и прописка близко!
Далее повалят измены Акселератки,
Потому что её идол –
весёлая компания,
А ты – животное домашнее!
Тебе всё это надоест,
И ты сойдёшь из дома,
Ибо, чтобы жить с ней,
Надо иметь очень плохую память.
Потом ты заведёшь новую семью
И будешь жить счастливо,
Пока Акселератка
Будет добивать твоих родителей!
Дружбан: Так вот, чтобы этого не было,
Ты и должен передаровать мне
Свой талант к телепатии.
Не, ну серьёзно,
По-настоящему я запал
Только на твою Способность.
Наш парень
Из последних сил
Сдерживал слёзы
Где-то в районе носа,
Словно те собирались
Устроить Всемирный потоп.
Наш м;лодец: Хорошо…
Я поделюсь с тобой
Своим талантом…
Дружбан: Ура-а-а-а!
Дружбан
Задрал руки вверх,
Точно чёрт знает какой победитель
В чёрт знает каком виде спорта.
Наш м;лодец: Однако я сделаю это
Лишь при двух условиях!
Дружбан: Любые, любые условия!..
Я готов на любые условия!..
Наш м;лодец: Первое!
До получения диплома
Прекращение всяческих отношений
С Акселераткой!
Дружбан: Ну, это самое лёгкое!..
Наш м;лодец: Во как страсть остывает…
от другой… более сильной…
Второе!
Даром своим
Я поделюсь с тобой
Тоже после диплома!
Дружбан: Э-э!..
Не-не-не!..
Не согласен!..
Я не согласен!..
Я не стану так долго ждать!..
Да я не могу так долго ждать!..
Я просто не выдержу!..
Сдохну, да и всё!..
Наш м;лодец: Подыхай!..
Прости, Господи…
Наш парень
Соскочил с подоконника в жизнь
И поплёлся прочь,
Прихрамывая от удара дружбана.
Дружбан: Э-а-а!..
Подожди-подожди-подожди!..
Я передумал!..
Я передумал!..
Я согласен!..
Я согласен на все условия!..
Остановившись,
Наш парень последний раз
Посмотрел на друга по-дружески.
Наш м;лодец: А не лжёшь ли ты мне,
Друг мой властолюбивый?
Дружбан: Никак нет!
Могу даже поклясться.
Наш м;лодец: Кем?..
Дружбан: Да кем угодно!
Хоть…
Наш м;лодец: Стоп! Верю.
Теперь верю…
Жуть…
Прощай…
Дружбан: Э, ты куда?!.
А мне что тут?..
Наш м;лодец: А ты пока покури…
в женском туалете…
Кстати, внешне
Галатея – так себе!..
И на картинах,
И тем более в жизни!..
Пока Дружбан
Тщетно пытался
Запихнуть в башку
Последнюю фразу м;лодца,
Наш парень еле-еле,
По одной ступеньке,
Держась за перила,
Уже поднимался
По лестнице вверх,
Поднимался и думал:
„Прости… Господи…
что обманул друга…
касаемо делёжки моего таланта…
Однако я надеюсь…
что этот обман
пойдёт ему на благо…
На тебя уповаю… Господи…
А сам-то я
В непотребное ввязался…
Прости…
А самое-то главное…
от поиска мечты своей
отдалился я…
Тоже прости…
Поэтому сейчас надобно
Акселератку сыскать…
её послушать…
Во-первых… для того… чтобы её
От друга моего отвадить…
А во-вторых… Акселератка
Считает… что я
«вообще никакой парень»…
а это из ряда вон выходящее
отношение ко мне…
ибо даже пацанка…
ненавидела меня страстно…
Никакое отношение ко мне
Может таить в себе
Невиданные страстью
Подсознательные вакуумы…
от ничтожности коих
можно оттолкнуться
в полярно противоположное место…
где и будет плодородить
моя взаимно любимая…
но незнакомая мечта…
К тому же…
безразличие ко мне Акселератки
не покроет её сокровенность
страстными красками обыденности…
ибо легко откровенничать
с Пустотой…
то есть со мной…
И это хорошо!..
Всё это будет объективно…
правдиво… а не правдоподобно…
Правда… безразличие –
чувство ненадёжное
И в любой момент
Может превратиться
В заинтересованность…
Плюс к этому…
Акселеретку нужно ещё разговорить…
да не просто разговорить…
а заставить её откровенничать…
раскрывать своё непостижимое «Я»…
а при её безразличии ко мне
это почти невозможно…
Почти…
По-чти…
Чти…”
Наш м;лодец знал
На каком факультете и отделении
Учится Акселератка,
Поэтому,
Взглянув на расписание занятий,
Он без труда определил,
К какой аудитории
Ему нужно ковылять.
Доволоча ударенную ногу
До нужной двери,
Парень ударился об неё
Косточками пальцев
Три дежурных раза
И отворил створ.
Лицо м;лодца обдало
Тёплым духом коллектива.
Наш м;лодец: Драсьте…
Преподаватель: Можно и так сказать.
Мужик и студенты
Будто обрадовались,
Что хоть кто-то
Хоть на чуть-чуть
Отвлечёт их
От нудных занятий.
На макушке препода,
Как лужок в лесочке,
Зияла лысина
Среди пепельных волос.
Казалось, на голову препода
Угодил метеоритик «Время»
И оставил после себя прогалину,
Неприятно обдуваемую
Ветром современности.
Однако
На мизинце у мужчины
Торчал длиннющий ноготь,
А на шее висел
Узкий, как уж, галстук.
Наш воспитанный м;лодец
Учтиво ждал разрешения
Обратиться со своей просьбой.
Преподаватель: Ну-ну-ну-ну-ну-ну-ну!
Чего ждём?!
Чего молчим?!
Запомните девочки:
если парень молчит,
это ещё не означает,
что он мужественно загадочен!
Скорее всего,
Ему тупо нечего сказать!
Однако и вы, девочки,
Спросите себя:
«Достойны ли мы большего?»
Обиженные девочки
Тупо задумались.
Наш м;лодец: А-а-а можно мне…
на пять минут Акс…
Словно старик,
Который внезапно осознал,
Что жизнь уже прожита,
Наш м;лодец вдруг понял,
Что не знает имени Акселератки.
Пытаясь по-быстрому выяснить
Этимологию слова «Акселератка»,
Он панически перебирал
Всевозможные женские имена,
На основе которых
Могла бы родиться
Вышеназванная кликуха.
Однако таких имён
Нашлось немало,
Поэтому просто угадать нужное
Оказалось маловероятным.
Преподаватель: Наш незваный гость
Упорно продолжает
Подтверждать мои слова!
Ну-ну-ну-ну-ну-ну-ну!
Кого, кого, кого вам?!
Выбирай любую!
У нас все хороши!
Женская аудитория
И сам пошловатый шутник
Синхронно засмеялись.
На мгновение показалось,
Что это был закадровый смех.
Преподаватель: Выбирай!
У нас все хороши!
Наш м;лодец: Это слишком модернистское утверждение…
А-а-а можно мне…
вот её!..
Наш парень
Ткнул длинным перстом
Прямо в пространство,
Где восседала Акселератка,
Из-за чего
Флегматичное выражение
Её лица,
Не размятого смехом,
Сменилось выражением
Удивлённого возмущения,
Которое так присуще
Разоблачённым мздоимцам.
А аудитория
Похотливо завыла:
«О-о-о-о-о-о-о!» –
чем уподобилась болельщикам
на каком-нибудь корпоративе.
Преподаватель: Ну, что ж!
Поздравляю тебя, юноша!
Хороший выбор!
Выкуп придётся потребовать!
Ну, красна девица,
Пойдёшь с ним?!
Акселератка: А чо ты хочешь?..
Мы не знакомы…
Аудитория вновь завыла,
Но уже: «А-а-а-а-а-а-а!»
Наш м;лодец: Да я знаю, но-о-о
Мне ты нужна
Всего на пять минут…
После этого в кабинете
Не смеялись только двое:
м;лодец и Акселератка.
Преподаватель: А чего ж ты
Захотел её
Всего на пять минут?!
Ну что можно сделать
За пять минут?!
Студенческий смех
Сменился рогатом,
А чем сильнее смех,
Тем меньше для него причин.
Наш м;лодец: А вы, как я вижу,
И за сорок пять минут
Ни с кем бы не справились.
Преподаватель: Что-что?..
Шумная аудитория заглохла,
А мужчина сделался
Трогательно-гневным,
Будто ребёнок
Или старик.
Нервными глазами
Он что-то искал в воздухе,
Словно телеведущий
Бегущую строку.
Наш м;лодец: Ну, ты идёшь или нет?!
Акселератка: Теперь, пожалуй, пойду.
Оживившаяся дылда
Восстала из-за тесного стола
Всей своей вульгарной массой,
Удерживаемой красными джинсами
И чёрной водолазкой.
Преподаватель: «Приданое» не забудь…
Выйдешь – не впущу!..
Горделивая деваха
В охапку собрала пожитки
И выбежала из кабинета,
Уклоняясь
от жадного взгляда преподавателя.
Акселератка: Ну, что ты от меня хочешь?!
Видишь, что из-за тебя получилось?!
Как после этого
Экзамены ему сдавать?!
Изъяны дылды оказались
Такими же крупными,
Как и их хозяйка.
Наш м;лодец: Что-что, а отчисление
Тебе не грозит.
Мне кажется, эту проблему
Ты уже решила.
Ушлая, да?!
Акселератка: Что-о-о?
О чём ты?
Ты чего меня вызвал?!
Кто ты такой?!
Я тебя знаю,
Как и ты меня – издали!
Ты что, из-за того тут,
Что я в тебя врезалась тогда?!
Ну прости!
Прости меня, грешную!
Прости, что нарушила
Правила коридорного движения!
Наш м;лодец: Поделись со мной откровенно
Своей самой сокровенной
Тайною жизни
И я исчезну из неё навсегда.
Поделись…
мне это жизненно необходимо…
Акселератка: Ха-ха-ха-ха!
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Ха-ха!
Ха-ха-ха!
Ну, блин, и заявочка…
Ты что, блин?!
Ты как это?!
Ты вообще того?!
Шутишь что ль так?!
Дурачок, да?
Ну, блин, и люди в мире этом…
Ты что, может, из-за этого
Ко мне припёрся?
Наш м;лодец
Плавно кивнул,
Так плавно,
Что это было
Очень правдиво.
Акселератка: Ну, чудочина!
Да неужели ты?..
Да как ты вообще?..
Ты что, серьёзно верил,
Что я тебе открою
Хоть какую-нибудь
Свою тайну…
не говоря уже
о самой сокровенной?
Наш м;лодец: Я не верил,
Я надеялся,
Ибо не видел
Иного выхода.
Акселератка: Какого выхода?!
Откуда?!
Да я с тобой вообще
Разговаривать не стану!
Наш м;лодец: А если я попрошу?..
Акселератка: О чём?!
Зачем?!
Так, всё, я пошла.
Наш м;лодец: Не задирай тупого самомнения!
И груди так не гоже задирать!
Ты не имеешь права на презрение!
Тебе пока что нечем презирать!
Эх, прописать бы тебе
Слё-зо-те-ра-пи-ю,
Да не имею права,
Твой врач – Юдоль.
Акселератка: Жаль… совсем тронулся…
Девица, шелестя пакетом,
Категорически рванула прочь –
в гигантскую трубу коридора
вместе с потоком пустоты.
Акселератка: Тайну ему мою… Ага…
Больной, бл…
Поэтому и смельчак…
Наш м;лодец: Ладно, хрен с тобой!
Я и так уже определил
Своё направление!
Но если ты не отстанешь
От моего друга,
В прокуратуре узнают
О махинациях твоего отца!
Дочь остановилась,
Словно ей в спину
Попала пуля.
Акселератка: А-а-а… откуда ты…
о них знаешь?..
Наш парень
Не ответил «убитой»,
Ибо уже быстро хромал
По направлению к своей мечте,
Которая по идее
Должна была находиться
В противоположной стороне
От равнодушной к нему Акселератки.
М;лодец ковылял домой,
Ковылял и думал:
„Это ж надо…
наудачу стрельнул…
и сразу – в яблочко…
в отцовское…”
Предвкушение наслаждения
От срочной встречи с мечтой
Билось в истерике,
Повреждая собою
Хлипкие стенки души,
Точно трепетный окунь
Из созвездия Рыб
Целлофановый мешочек
Случайного рыбака.
Казалось, судорожный сгусток
Будущего счастья
Вот-вот и надорвёт
Душную душу
Нашего м;лодца.
Поэтому
Стоять и неметь от нирваны,
А также просто идти –
было чревато бездушием.
И он решил бежать,
Бежать с подбитой ногой,
Бежать вопреки,
Бежать далеко,
Бежать домой,
Перерабатывая скорую радость
В телесную усталость.
Поначалу лютая Боль
Пасть не разжимала,
Точно чёрная немецкая овчарка,
Но затем Эйфория стремления
Затупила её острые клыки,
И животная недужина
Ослабила хватку,
А после и вовсе отцепилась,
Оставив на бедре
Лишь синюю Рану,
Которая, однако, тоже
Обуздывала рысь парня
До трусцы.
Наш м;лодец
Криво и косо скакал
По выщербленному асфальту,
Скакал верхом на хромоте,
Словно тяжкая ЖИЗНЬ на жеребёнке.
Он скакал в лоб Ветру,
Вопреки Времени
И против Пространства,
Скакал сквозь вязь взоров
Жалости,
Юмора
И Равнодушия,
Расплёскивая сливки
Личного счастья
На общественный строй.
Иногда подошвы парня
Неуклюже хлопали по асфальту,
И хлопки эти
Были похожи
На вялые аплодисменты
Самому себе.
А сверху
Грузным и жёстким взглядом
Взирало космооко,
Взирало не моргая,
И только сплошные тучи
Смягчали его взгляд,
Что вещал про миробыт…
Вернувшись в быт домашний,
Словно ностальгия на чужбину,
Парень стал усердно ждать
Прихода с работы родителей,
Будто поэт,
У которого есть уже бред,
Но он ждёт снисхождения
Божественного вдохновения,
Дабы оно
Творческий порядок навело,
И бессмыслица
Сумела возвыситься.
Планета еле вертелась,
Стрелки вяло волоклись,
Усталое Время
Не успевало за мыслями,
Будто равнодушный родитель
За озорным ребёнком.
Тишина ожидания
Была надоедлива,
Как укоризненный взор.
Она даже заглушала
Голодное до слов Эхо,
Которое давно запало
На секундное Тиканье:
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц,
ц…
Наконец-то
Папин топот
И мамино цоканье
Раздались отдалённо в подъезде,
Где-то на границе
Вероятности и достоверности.
Взмыв быстрее хозяев
На высокий этаж,
Родные Звуки
Без ключа влетели в квартиру
И нежными струйками скользнули
В ушные раковины сына,
Как Слух в раковины морские
в погоне за иллюзией Близости.
Затем Звуки запали
В душу нашего парня,
И, очистившись там
от подножного тлена
мирской суеты,
Видоизменились в мелодию
Семейного благоденствия;
Мелодию,
Под которую пританцовывали
Даже ангелочки,
Потряхивая крылышками,
С коих отлетали пёрышки
И плавно падали
На озабоченные творчеством головы,
Заласкивая даже бездарности
До состояния прозрения.
Сын сорвался с кресла,
Точно честное слово с языка,
И, скакнув, как сайгак, к двери,
Распахнул её настежь!
Разнополые голоса
Отеческой святостью
Облобызали сына,
Будто после великой победы
Над человеческой грешностью.
Парень переступил порог,
Словно госграницу рая,
А из лестничной глубины,
Запыхавшись, поднялись
Удивлённые и удивительные
Родители нашего м;лодца.
И слились три разноцветные радости
В огненную радугу,
И изогнулась эта радуга
То ли в венец,
То ли в нимб,
Но только свечение её
Было видно
И со стороны солнца…
Мама: И-и-и!.. Сынок,
а что это у тебя такое?..
Отец: А кто это тебе так…
мимику подправил?..
Сын: Да дружбан…
Отец: А за что он тебя так, сын?..
Сын: За дело…
Отец: Что за дело?!
Сын: Оно правдой завётся…
Отец: Ну-у, за правду пострадать –
благое дело!
Мама: Если правда
не бьёт ниже пояса…
Отец: Мгрр-мгрр…
Мама: И что это у тебя, сынок,
за друзья-то такие…
драчливые?
Сын: Друзья сносные…
Слова невыносимые…
Мама: Ладно,
пошли-ка холодное приложим!
Сын: Да поздно уже
холод прикладывать…
Вину не заморозишь…
Мама: …
Отец: …
Весь вечер сын
Благоговейным взглядом
Окунался в зеницы родителей,
Точно мальчуган головой
В вёдра с колодезной водой,
Нагретой на солнце;
Водой, которая
Озорно заливалась плеско-смехом
Не меньше, чем человечек.
Сыновний взор вливался
Густым, благовонным миром
В материнские слезливые глаза
И текучие отеческие очи.
На их песчаных и чистых
Донышках из янтаря,
Раскрошенного Божьими перстами,
С космической немотой лежали
Гладкие,
Цветные
Инопланетные камушки,
Иногда глухо шурша
(Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…)
От душевных переживаний за сына.
Сыновне миро окропило
Частички вселенской породы,
И они превратились в виноград,
Дабы слёзы родителей
Всегда были сладкими.
Вдруг
Наш парень содрогнулся,
Словно от солнечного ожога,
Ибо будущее его
Будто бы разбилось
От крикливой Реальности,
Точно лампочка
От гласа оперного певца.
Да, в недрах родителей
Таилась соль всей Вселенной –
материнско-отцовская Любовь
к своему чаду!
Но наш м;лодец
Мечтал не о ней,
Ибо она в нём
Уже жила
И не могла стать лоном
Для продолжения рода.
Но даже желание
Продолжить свой род
На благо рабов Божьих
Не могло являться
Мечтой м;лодца,
Ибо мечта его
Зависела от чего-то Вышнего.
Но отчего?!
Сгорбившись больным вопросом
Парень приблизился к образу
На расстояние сияния.
Неизречённые очи Христа
Истекали скорбью,
Но струи её
Лились сначала вверх,
А потом вниз,
Являя собой
Триумфальный фонтан финала.
Всесильный лик
Излучал вселенскую Любовь!
Однако м;лодец
Не мечтал и о ней,
Ибо грешно мечтать
О чужом,
О Божественном,
О недостижимом.
После долгой,
Сокрушённой молитвы
На чело м;лодца
Пала веская краюшка света,
Будто кто-то
Вывалил ему на макушку
Ложку горячего мёда,
Нагретого родными ладонями.
После сего
Раб Божий прозрел,
Прозрел и уразумел,
Что даже Всесильный
Не станет влиять
На добрую волю одного человека
В угоду даже доброй воле другого,
Ибо это уже будет
Не по-Божески.
К своему отчаянию,
М;лодец наконец-то поймал
Свою неуловимую мечту,
Но пока только
За нежный рукавчик,
Который уже начал
Трещать,
Надрываться
И выскальзывать,
Ибо мечта эта
Была связана
С проявлением доброй воли
Незнакомого человека;
Проявлением,
О котором и мечтал наш м;лодец.
Парень осознал,
Что влиять на чужое «Я»
Не в силах ни он, ни Он,
А поэтому
Больше не было смысла
Рвать рукавчик мечты,
И м;лодец разжал
Онемелую ладонь желания.
Парню вдруг стало казаться, что занавеска заматывается у него на шее душным шарфом, напоминающим удава; что люстра нахлобучилась ему на голову, будто дурная корона, похожая на гигантского паука; что телевизор, точно чугунная баба, пытается попасть в него и разрушить, словно ветхое здание; что шкаф, подобно катку, вот-вот и наедет на него! Пространство и Время с бездушным безразличием роботов поглощали нашего м;лодца, словно бессмысленное существо; поглощали, как прилив островок. Парень чувствовал себя среди людей нашей планеты цыплёнком из чужого выводка, которого заклёвывает даже Земля-матушка.
Сгружать на родителей свой сверхтяжкий крест – м;лодец не стал. Будто бурку, накинув на плечи плащ, он незаметно выскользнул за дверь и потонул где-то в лестничном пролёте. Парень вынырнул в прохладный двор. Вечерний мрак был весь в промоинах, образованных разливами заоконного света из панельных домов, до черна окрашенных увесистой темью. М;лодец распластался на деревянной скамейке, словно на плоту или в гробу не по размеру. Он дрейфовал между двумя глубинами – небесной и подземной. Сапфировое небо было будто прострелено грудой людских взглядов, просящих о помощи, и из звёздных дыр виднелся белый свет, словно дразня всех наднебесной безмятежностью и безгрешностью.
Разбухло сердце явно или будто,
Болит под мускулистыми холмами.
Отдать бы целиком его кому-то,
Но с болью не нужна и четвертная.
Парень отчаянно закрыл свои зодческие очи… На внутренней стороне век несколько мгновений ещё маячили размытые пятна звёзд… воссозданных зрительной памятью… но после они безвозвратно растворились в человечьей ночи…
Глаза под веками метались в темноте,
Словно грехи под исповедною накидкой,
А после как-то позабыли о себе
И живо замерли, как сердце перед пыткой.
Плот (гроб) начал медленно углубляться в землю… погружаться в неё… тонуть в ней…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
прохладно…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
холодновато…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
стыло…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
холодно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
морозно…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
леденяще…
Лютый холод объял плоть м;лодца… Но ему было всё ровно…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
теплее…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
тепло…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
жарко…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
душно…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
горячо…
Страшный жар обжог тело м;лодца… Но ему было плевать…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
больно…
Кто-то жрал душу нашего м;лодца… Но ему было……………………………………………………………………………………….
ВОПЛОЩЕНИЕ
В стылую гущу волос
На затылке нашего м;лодца
Ласково вползли
Чьи-то горячие пальчики,
Словно солнечные лучики
В чащу леса;
Вползли с шорохом ракушек,
От коих отхлынула
Солёная волна.
Перста были нежны,
Точно пёрышки ангелочка,
Точно надежда,
Что щемит порожнюю душу,
Держа в узде
Жгучим слёзным взором
Игривые и неуловимые
Небесные звёздочки,
Которые беззвучно,
Но величественно благовестят
О своём бытии
И нашем житии
Аксиомам вопреки.
Чьё-то дыхание,
Нежное, как шёпот души,
Почему-то металось
Из нутра наружу и обратно,
Словно сонный взор.
Оно не успевало целиком
Вырываться из уютных уст
В озябшую жизнь,
Обдираясь и разрываясь
От быстрого движения
И шероховатого воздуха двора.
Тревожные вдохи и выдохи
Были особенно слышны
На фоне бездыханной Вселенной.
Чей-то робкий аромат
Плодородной пеленою
Расстелился над пустошью души
Нашего м;лодца.
Затем на ней взошли
Полевые цветы,
Будто белые звёзды
На чёрной почве бесконечности.
Благоуханные бутончики
Дрожали от солнечного ветра,
Словно слабые кулачки.
После цветы раскрыли
Свои лепестковые чаши-души,
До краёв переполненные
Пряной прелестью,
Которая переливалась
Через нежные грани,
Заливая сухое уныние.
Утончённый желточный чистотел
Изгибался линиями судьбы.
Одинокая лиловая медуница
Взывала к заботе.
Пушистые кисти бледной душицы
До улыбки щекотали взгляд.
Аметистовый аистник
Вдохновенно трепетал
Множеством тончайших крылышек.
Невесомые шапочки
Сонных одуванчиков
Медленно и гулко
Разлетались по воздуху
От любого дуновения,
От любого выдоха облегчения,
Превращаясь в насыщенный пшик.
А вот гадательные ромашки,
Похожие на солнышки,
Нежно возложенные Природой
На облачка из лепестков,
Не стремились в поднебесье,
Ибо уже являлись
Земными светилами.
Звездообразные глаза
Лазоревых незабудок,
Не моргая, взирали
Глубоко в память неба,
Навсегда украшая её
Своим изображением.
Чьё-то телесное и человеческое тепло,
Наивное, словно совесть,
Стремилось согреть всё вокруг,
Навеки выветриваясь сквозняками
Городскими,
Государственными
И галактическими.
Однако оно успело растопить
Сладкие сосульки умиления,
Облизываемые языком зла.
С хрупкой кромки
Души м;лодца
Сосульки свисали
Над непокрытой головой Совести,
Будто литые дреды.
Однако, сладкие слёзы парня
Не сумели просочиться
Сквозь грузные створки век,
Плотно замкнутых Безнадёгой.
Капли отпрянули от них,
Словно затворники
От охранников свободы,
И с горечью и эхом
Булькнули куда-то
В стоячую воду подсознания.
Звуки девичьего голоса –
чистые, как прощение,
Журчали и бежали
По кочкам,
Рытвинам
И извилинам
Мозга м;лодца;
Бежали, словно святая вода,
Что царапалась о штыри дури
И обретала алый колер.
Жидкие косички голоска,
Украшенные словами,
Разрослись по округе
Хрустальными струями,
К отрадному звону которых
Прислушивалось даже поднебесье.
Мозг м;лодца,
Дряблый, будто медуза на суше,
Пришёл в умственное движение –
медленное, как ласка.
Душевные и красивые
Слова незнакомки,
Любовно взявшись за руки,
Водили вокруг головы м;лодца
Хоровод поэзии.
Этот воздушный венец
Из цветов слов
Кружился над парнем
В лад его новорождённым думам.
Девушкина душа
Была больше тела.
Словно взболтанный лимонад,
Она выливалась из пределов,
Обволакивая бокал.
Сострадание незнакомки
Уже не умещалось
В её большой душе,
Ибо оно расширялось
Быстрее и дальше Вселенной,
Куда-то за пределы пределов –
в непостижимое,
Но такое близкое,
Почти родное,
А может, и полностью…
Парень почувствовал
Девичью добрую Волю,
Которая была
Полностью подчинена
Его Беспомощности.
Веки м;лодца
Отлипли одна от одной,
Будто ревнивые подруги,
Не поделившие глазное яблоко.
Пыльца света
Сыпалась из окон пятиэтажек
Прямо на лучезарную незнакомку,
Налипая на её млечный,
густой,
подвижный,
ясно-яркий ореол,
Будто звёздная пыль
На влажный взгляд в небо.
Очертанье девичьей фигурки
Являлось непреодолимой границей
Между человечностью и ночью.
Сиреневое платьице незнакомки
Крепко держалось
Шёлковыми бретельками
За утончённые плечики,
Будто пугливое дитя
За молодую мамочку.
«Боже ты мой…
да у этой девушки…
такая тонкая талия…
что я бы смог…
надеть на неё…
нежный пояс…
из своих ладоней…» –
вдруг подумалось парню.
Кожа девушки,
Помазанная елеем света,
Была бы гладкой,
Словно мелованная поверхность
Молодой бересты,
Если бы грубый озноб
От прохлады и тревоги
Не нарушил штиль на коже
И не покрыл её
Эфемерной трогательной рябью.
Прямые и русые
Локоны незнакомки
Пытались согреть ей плечи.
Волосы были полны
Ещё дневным ветерком
И дышали жизнью,
Будто рожь под радугой;
Жизнью,
Той, что в альбомах и дневниках,
Той, что между пальцев,
Той, что в пророческих снах,
И той, что в письмах к Деду Морозу.
Под изящным сводом подбородка
Между штор локонов
В их шоколадной тени
Таинственно натягивалась вниманием,
Загадочно напрягалась тревогой
И открыто трепетала от слов
Шелковистая шейка девушки;
Шейка
С влажной и глубокой душкой,
Доверху наполненной
Тёплой тёмной синью.
Ланиты незнакомки –
бледно-нежные, как подснежники,
Были позолочены
Светом семей
Из дома м;лодца;
Дома,
Что возвышался над девушкой
Искусственной скалой.
«Черты её ясны и зыбки…
но вся красива – верь – не верь…
Лицо… готовое к улыбке…
Так почему же не теперь?!.
Блесни устами поскорее!..
Смахни тень смертную с меня!..
Не оживу… но стать живее
смогу… смогу наверняка!..»
Когда же незнакомка
Утешительно улыбалась,
С холмиков её щёк
Сбегали еле заметные
Розоватые ручейки румянца,
Сбегали прямо
В иронические ямочки
Подле рубиновых губ.
Наливные уста девушки
Плавно истекали
Густым и глубоким цветом,
Пышущим тёплой влагой.
Он долго и трогательно растворялся
В стылом и марком воздухе
смоляной ночи,
Пока полностью не разукрасил
Серое воображение Двора
Несмываемыми узорами добра.
Крылатая улыбка незнакомки
Порхала вокруг парня,
Будто белая бабочка
Возле одинокого цветка.
Она сумела просунуться
В бутон его души,
Сжатый, как кулак,
И трепыхалась в нём,
Пока тот полностью не раскрылся,
Вывернув к небу
Всю свою чувственную сердцевину.
«Её
улыбка распахнута настежь
под кротостью мудрых очей…
От них отвлечёшься разве ж
на оклик Смерти своей?..»
Густые штрихи бровей
С узкими загибами у висков
Были гениально изображены
На светлом девичьем челе
Художницей Природой.
Маленькие ниточки
Русой опушки,
Не переплетаясь,
Лежали одна на одной,
Приглаженные природной лаской;
Лежали послушно,
Как волоски колосьев;
И послушность сия
Наделяла густые черты бровей
Властной красотой.
Длинные кисточки
Ресниц незнакомки
Приятно покалывали воздух,
Подёргиваясь,
Словно крылья бабочки.
Их кончики
Были мило вздёрнуты
К небесному полотну.
Кисточки ресниц
Рисовали на нём
Новые созвездия
Красками романтики.
Из глаз незнакомки
Летели брызги взора,
Как другие брызги
Из налитого мёдом яблока,
Вкушаемого ангелом.
Звонкие искорки капелек
Попадали на душу м;лодца,
Делая её сочной
Для немощных духом людей.
Величественные бутоны
Девичьих очей,
окроплённые взаимным вниманием,
доходящим до поглощённости,
Робко, но широко распустились,
Словно желая вобрать в себя
Не только м;лодца,
Но и всё, что с ним связано,
В том числе и Вселенную,
Дабы потом
Всё это выпорхнуло
Из девичьих цветков
Красивым,
Ароматным
И крылатым…
В сердцевинах бутонов,
Наполненных мудро-грустными облаками
Лежали зёрнышки зрачков,
Словно смазанные елеем.
Зёрнышки эти
Являлись семенами космоса
И были окружены
Светло-карими нимбами,
Которые искрились,
Будто сосуд с жидкостью,
Выставленный к Светилу
Какой-то насмешливой девочкой,
Что жаждала напоить
Знойное Солнышко.
Вода и лучи
Резвились в сосуде
так, что искры летели.
Светло-карие цветы
Уже близкой незнакомки
Коренились где-то
В серёдке ядра
Её плодородной души,
О зарождении которой
Можно только догадываться…
«А взор её в невиданном витает…
Глаза её большие словно тают
в сверкающей глазури тех озёр…
что ангелов на клиросе питают…
их громогласный… трогательный хор…
Глаза и густы… и весомы…
как капли сосновой смолы…
Плоть… платье и мысли – всего лишь
к очам этим прикреплены…
Глаза эти больше вниманья
и моего… и её…
Без чувственного пониманья
объять будет их нелегко…
В глазах этих голый ребёнок
лепечет в сиянии дня…
От темени и до пелёнок
он дивно похож на меня…
Так вот… где укрывался смысл жизни
от суетной бессмыслицы житья…
Не кисни… Настроение… не кисни!..
Кажись… тут есть… кому поднять тебя…»
Когда девушка
Наклонялась к парню,
Её нательный крестик
Колыхался над ним,
Точно вечный маятник времени.
В густой тьме,
Разбавленной жиденьким электросветом,
Крестик тускло и таинственно сверкал,
Словно совесть в душе злодея.
Замедленно распятье колебалось…
в угоду полусонному уму…
и как-то благозвучно ударялось…
о стороны чугунные в мозгу…
А в реальности
миниатюрный, но необозримый
Царь Иудейский в блеске золотом
рубил и ранил мира мрак спесивый
своим крестом, как будто бы мечом!!!
«Ни неверия… ни кликушества
в ней не вижу… А я не слеп!..
До испуга трезвое мужество
За гармонией этих черт…
Лицезрею их по миллиметру…
а за ними – бездна километров
и окрестных… и иных миров…
Только ахи… ахи вместо слов…»
Движения незнакомки были
То плавны,
Как переливы северного сияния,
То легки,
Будто вдохновение,
То резки,
Словно мысли смятения,
То незаметны,
Словно ползки слёз по щекам.
Плавность,
Лёгкость,
Резкость,
И незаметность
Окрыляли Гармонию,
Которая взбивала крылами воздух
До музыкальной массы,
Что пропитывала парня
До внутреннего голоса.
«Незнакомка…
ты – нежность младенческих губ в груде сброда…
красивыми смыслами душка кишит…
Ты, гостья, – тончайшая чья-то работа…
Твоя Беззащитность тебя защитит!..
Могучая нежность лежит на тебе…
Тебя не повергнут ни Комплекс… ни Грешность!..
потому что победа в любой войне
есть скорбная нежность… лишь скорбная нежность…»
Парнокопытные скамейки,
Обузданные пустотой,
Турниковые питоны,
Что угловато стояли дыбором
В ожидании ковра,
Сутулые фонарные жирафы
С выбитыми глазами,
Многоэтажные чудовища
С квадратными зенками,
Жестяные водосточные рукава
Для модного Ветра,
Нарядное Небо
В ночном платье,
Украшенном бисером,
Все, всё и по-всякому
Уставились на незнакомку,
Внимая её виду,
слову
и духу.
«Её
красота растеклась по лицу…
Сколько хочешь… глазами бери!..
Может быть… к ней губами прильну…
Мни… мечтай… только не переври…
Даже стыдно… от носа до грёз
пропитался девичьей красой…
что стекает с неё… словно воск
с ароматной свечи неземной…
Не могу… не могу уловить
Я гармонии этой исток…
Может быть… может быть… можеть быть…
он во мне от рождения бьёт?..
Она
от тени и до сути овеянная ахами…
хотя и не затянут д;вичий силок…
Осмелиться бы мне под ангельскими взмахами
Убрать с её виска ревнивый завиток…
Неугомонный бисер… брошенный ей п;д ноги…
не разлетится дальше тени молодой…
Задолго до тебя мне очи твои дороги!..
Но перед совершенной… я… как перед чужой…»
Наш м;лодец
Как-то так повернул головой,
И маломальский электросвет
Озарил его заслуженный фингал.
Незнакомка
Сначала прищурилась,
А потом распахнула(!)
и глаза, и уста.
Ладошка к скуле подпорхнула
И села на алую боль,
Но руку дыханием сдуло,
На платье вернулась ладонь.
И съёжилась искренность… Громко
раздор заявил о себе!
Отсела от дум незнакомка,
Зажав поцелуй в кулаке…
Однако,
спустя несколько ужимок,
Девушка протянула парню
Свою хрупкую руку.
Он ухватился за неё,
Будто безумец
За ускользающую нить разговора.
Девичья ручка
Стала выскальзывать
Из кисти м;лодца,
Смазанной изнеможением.
Однако незнакомка
Вцепилась в парня
Другой рукой,
Словно Совесть в грешника,
И усадила его,
Подперев плечиком.
Девушка напрягалась,
Пыша мякгим теплом
И натуральной свежестью.
«Какая непростая
Ты для моих очей…
Изюминка любая
Гармонии сильней…
Меня восхищает твоя
нестандартная красота…
недоверчивая наивность…
непонятная простота…
и таинственная открытость…»
Девушка и парень
Посидели на скамейке
Несколько вечностей,
А затем ушли в новую жизнь,
В охапку взятые Судьбою,
Одним укрытые плащом…
Наши молодые люди,
словно отшлифованные чувством алмазы
с кусочками солнца внутри,
Звонко плюхнулись
В ручей утра,
Прогретый дыханием ангелов,
Что проносились над ним,
Словно ласточки
У самой земли
Перед дождём.
Парня и девушку
Робко подталкивало течение
И они плыли,
плыли,
плыли,
плыли
в прозрачном пространстве
питьевого утра.
Из недр песчаного дна,
Которое одарённым течением
Было украшено дюнами,
Вылетали и дзинькали пузырьки.
Они чем-то походили
На воздушные шарики,
Отпущенные на небесную волю
Ручонками или руками романтиков.
Пузырьки лучились от счастья,
Лаская изумлённые лики
Наших молодых людей.
Ручей нёс их
К устью в зените,
А может, к подножию Божьему…
Спелым днём
Обнажённое Солнце
Всё-таки примерило
Облачную шубку.
Вдруг высунулась Солнца половинка
Из дыма некурящего Эфира,
Словно огнём объятая пластинка
Из вековой коллекции кумиров.
Парень с девушкой жмурились,
Но свет глотали так, что хоть слюнявчик
У собственного Детства одолжи,
А Полдень, ослепительный красавчик,
Заигрывал с влюблёнными людьми.
Наша пара
Возвышенно шла
По сугробам солнечного света,
Заплетаясь в мягкой шевелюре
Мления и неги.
Невидимые, но глубокие следы,
Оставляемые молодыми людьми,
Неиссякаемые небеса
Доверху заполняли
Синим эликсиром
Для агнцев Божьих;
Эликсиром,
Который простые прохожие
Принимали за пятна в глазах
От полуденной жары…
Когда Ветер
Стал слишком приставуч,
Польщённое Солнце
В истоме растеклось
По еловому ложу леса
И чересчур откровенно укрылось
Пёстрой, аляповатой накидкой,
На скорую руку сшитой
Из лилово-малиново-алых оттенков
Звёздной влюблённости.
Замлевшее за день Небо
Как-то так неуклюже повернулось,
И тень от его бесконечности
Опустилась на землю
Прохладно-уютной,
Душистой пылью,
От которой свербело в носу,
Но никто не чихал,
Даже кот,
Ибо все боялись расквасить
Своими плотскими звуками
Всеобщее духовное умиротворение.
Вечером на улице
Было тенисто,
Как в детской коляске,
Заботливо и плавно прикрытой
Тюлем от насекомых;
Прикрытой маминой дланью,
Похожей на распластанное сердце.
Наши молодые люди
Катились в колясочке вечера
Вместе со спящим младенцем-деньком,
Который умилительно посапывал.
Его теплые дуновения
с ароматом природы
Нежно будоражили
Сонные листья деревьев,
И те шумно плясали
На радужном фоне неба,
Подбадривая на ночь
Влюблённые парочки…
Природа-мать
Легонько закатила
Парня и девушку
За закат.
Там над их головами
Медленно распахнулся
Чёрный зонт в белую крапинку
с полумесяцем по центру.
Вскоре по бескрайнему навесу
Стал барабанить
Метеоритный дождь.
Космические камни
Из-за пределов Вселенной
Злобно бросал
Чёрт знает кто.
Бездарные удары
Встревоженные люди
Принимали за раскаты грома,
А парень и девушка
Спокойно шагали
Под звёздным зонтом
Куда-то туда…
Укрывал её снова и снова
он дугою руки,
но она ускользала, как слово
из последней строки…
Днём у нашей планеты,
Инфицированной людьми,
Был жар,
И материнское тепло её
Наполняло парня и девушку
Даже сквозь подошвы,
Обволакивая их внутренние стержни
С пят до головы,
С корней до мечты.
Наручные часы м;лодца
Устали держаться
За его запястье
И, тихо лязгнув,
Ослабили браслет,
Соскользнули с кисти
И рухнули всем своим Временем
На грешную землю.
Девушка первой
Подняла механизм,
Заведённый до нервного предела,
И протянула его парню.
На розовых кончиках её пальцев
Искрились неогранённые крупицы
Белого песка,
Пронизанные ниточкой
Солнечного лучика.
Искры были больше
Самих бусинок.
Парень стряхнул
Песочное украшение
На ветхую Землю,
И бисер,
Сначала рассыпавшись по воздуху,
Вернулся на старое место.
М;лодец уронил в карман
Поднятое Время,
И молодые люди
Двинулись дальше
По своей драгоценной планете.
И оба осторожненько дышали,
Боясь сместить межличностную ось,
За Временем вприпрыжку не бежали,
Оно само за ними волоклось.
Вдали на лужайке
Радуга-подросток
Сделала гимнастический мост.
Она так сильно выгибалась
Плоской грудью к небу,
Что, казалось, рвалась угодить
Своему природному тренеру,
Который так редко
Выставляет её напоказ.
Парень и девушка
Сняли обувь
И, взасос целуясь ладонями,
Понеслись вдогонку за Дождиком
по мокрому,
прохладному,
сочному изумруду
к разноцветной арке.
И тень Дождя благоухала,
Словно на ветке свежий срез.
Босые ноги омывала
Вода, упавшая с небес.
Неслись по влаге молодые,
Загадкой терпкою дыша.
Казалось, будут и поныне
Бежать и думать не спеша.
Предпоцелуевая свежесть
Смешалась с последождевой…
И задыхаться стала Нежность
От этой свежести двойной.
К большому сожалению,
Шустрый Дождик смылся
И от людей, и от своей Радуги.
Зайдя же под неё
Вместе с ядрёным
И ароматным Ветром,
Молодые люди
Измазались, как малые дети,
Во все цвета Радуги.
Разноцветно-радостные
Они побежали
К малахитовому лесу,
Оставляя на высокой траве,
Взъерошенной залётными Ветрами,
Странноцветные следы.
В промокшем,
плотном,
почти липком лесном воздухе,
Приправленном цветочными пряностями,
Наш удалой м;лодец
Стал истово сотрясать
Молодых древесных недотрог.
Личные Дождинки,
Что таились от Солнца
В тени густых лиственных душ,
Сыпались на нашу пару
Студёными жидкими адамантами.
Девушка трогательно содрогалась,
Нежно вскрикивала
И заливалась жарким,
Необъятным смехом.
Её задор был даже осязаем.
Как аура, – копился и густел.
И еле-еле пролетали рядом
дождинки, увязая в густоте.
Однако
радужных цветов настроения
На ликах молодых людей
Не сумели смыть
Даже терпко-хладные капельки.
Вдруг
парень и девушка замерли…
Лицом к лицу стояли
И явно неспроста
Отрывисто дышали
Друг другу на уста…
Какая-то наливная ВНЕЗАПНОСТЬ
Брызнула! небесным эликсиром,
И две бардовые бабочки губ
Легонько сомкнулись
Во встречном порыве…
Мир замер…
Наши молодые молодели…
Наяву было или мнилось,
Что она, приручив мечты,
На устах его уместилась
вся – от глади до глубины…
Души полнились чувством…
Возмужавшие жемчужины томились
в хрупких р;кушках, что на своём веку
первый раз, как часики, открылись.
Дно на дно легло песком к песку…
Девушка была солнечной,
мокрой,
трепетной,
душистой,
душевной,
щемящей
непостижимой…
Он называл её
«Маленькая моя…»
Её человеческая благодать –
вся до последней слезы;
Благодать, накопленная
Молитвами и поступками
за всю жизнь –
прошлую и будущую,
Заполнила душу м;лодца
Своим веским елеем,
Заполнила до звона,
До перезвона;
Заполнила так,
Что парень почувствовал себя
Великим колоколом,
Чьи звуки легки,
Как те две бабочки,
Вновь сомкнутые крестом,
Которые в четыре крылышка
Уже допорхали
До сини небесной,
А после и вовсе
Пропитались ею насквозь,
Став сокрытыми
Даже от глаз Безлюдья.
Парень и девушка целовались…
Поцелуй этот длился и прежнего дольше,
Дольше собственной жизни, зажатой меж губ.
И казалось, уже не закончится больше
Их совместный полёт на земле, прямо тут…
Да,
Дуэт наш на решительность был беден,
Но не боялся и поднять глаза,
И больше уже не был он заметен
Ни для гармонии, ни для себя.
Словно кусок, отколотый от фрески,
Судьбою был на место возвращён,
И в стыке том неровном было тесно,
И воздух не пролазил в тот зазор…
Парень и девушка
Пришли в себя
В том же самом лесу –
друг перед другом на коленях.
Он вгляделся в неё.
«Родная моя…
Вся в воде…
Вся в свету…
Кажется…
она мне уже
хорошо знакома…
но ещё мало…
Как много в той малознакомости
Божественной постижимости!..
Но с каждою узнанной новостью –
всё больше неисповедимости…
Жаль, что вывод вместило мышление…
Вот уже очертание ТРОИЦЫ
(невмещаемое УМИЛЕНИЕ!!!)
Растворилось в родном и не вспомнится…
А быть может… что самая главная
сокровенность – в сокровии родственном?..
А быть может… что самая тайная
гармоничность – в содушии подлинном?..»
Молодые пришли в себя
В том же самом лесу,
Только вот у высокой травы
Была уже причёска «газон»,
Бугорки на древесной коре моргали,
А листья стали похожи
На лоскутки бенгалина.
Они были пропитаны светом
до прожилок, до сока, насквозь!
Наша пара и Будущность где-то
разминулись и думали врозь.
Нету скрипа древесных суставов,
Ветви были прозрачны, тонки,
Словно замерли струи фонтанов
От испуга иль от красоты.
Тихо ворохи листьев висели
Над головами тихих людей,
И, казалось, листва в самом деле
без ветвей, а дуэт – без корней.
А на рукастых ветвинах
Спели и спели
Невиданные плоды
(молодые люди
не стали их вкушать –
от греха подальше),
А ангелочки плотно прижимали
перста к устам их: «Тс-с-с-с-с…»
И только Чувства счастливо кричали,
да Тишь на ухо: «Дз-з-з-з-з…»
Несмотря на чудеса,
Возвышенная чувственность девушки
После поцелуя
Была смущена земным…
Ланит её словно коснулась
Опоздавшая гранатовая Заря,
А взгляд зацепился
За стебли травы.
Однако девушка
Несмело,
Медленно,
Почти незаметно
Прильнула к м;лодцу –
сначала душой,
А затем и щекой.
Девичий хмель незрячий
Грудь его позвала.
Словно на ствол горячий,
Слабость на стан налегла,
Прелестью распалённой
Обволакивая,
Мужности умилённой,
Ах, поддакивая.
Кротко парня пленила
Всем своим естеством.
Явь ещё говорила,
Но уже не о том.
Парень укутал девушку
Тёплыми руками.
Её влажные волосы
Благоухали небом.
Её детское дыханье
Задевало жаром грудь.
Показалось, расстоянье
Между ними не впихнуть.
Вдруг ему под одежду
Скользнула её рука
И на боку вспотевшем
Не досчиталась ребра.
Они тёрлись горячими лицами,
Нарумяненными смущением,
И слова трепыхались горлицами,
Будто бы перед приношением.
А подле пары прыгали
Солнечные зайчики,
Выведенные
В молодых заповедниках душ,
Между которыми
Целина жизни распахивалась
И засевалась чувством.
Пушистые зайчата
Тёрлись теплом о колени
И ютились между сердцами,
Содрогаясь от слышных стуков.
Молодые люди
Поднялись с колен
Уже единым целым.
Парень умилялся…
Девушка
стояла красотою инородной,
держась за рычаги его локтей, –
объята разноцветною Природой
и Негою стыдливою своей…
Слюною мыл зелёные коленки
Родимой незнакомке паренёк.
К ней липли травы, краски и оттенки,
Разбавить же её – никто не смог.
Вдруг
м;лодец подхватил
Воздушную девушку на руки,
Словно волна
Бумажный кораблик,
Но она даже не взвизгнула,
Ибо была уверена,
Что парень её не уронит,
Даже если уронит себя.
М;лодец понёс девушку
Над грешной землёю
К чувству святого полёта,
Ощущая на своей руке
Подколенную нежность
Её изящных ножек…
Вечером в сочных очах
Молодых людей
Сверкали и красовались
Игривые искорки,
Словно пузырьки
В застывшей смоле.
Огненные капли
Зачали для нашей пары костёр.
Нервное и ворчливое
П;левое Пламя
Рвалось к своему кузену –
жёлтому Закату,
Зарево которого
Напоминало яичницу,
Что смачно растеклась
По хвойному душистому горизонту.
Однако
ветвяные корни Костра
Держали его у земли
И у людей.
Сперва ревнивый Ветер
Хорошенько потрепал
Изменчивое Пламя,
Словно странное знамя.
Они даже подрались,
И Огнище чуть не погасло.
Но потом Пламя
Стало смиренным и ровным,
Точно на свече.
Оно было похоже
На утончённую амфору,
Что гениально формовалась
На гончарном кругу земли,
Который незаметно вращался
Самим Создателем.
Огнище дышало
На парня и девушку,
А они – друг на друга.
Воздух над Пламенем
Смущался,
Волновался,
Дрожал
И тёк вверх,
Будто поток сухой воды.
Он слишком искажал
Художественный пейзаж жизни,
Написанный Натурой
И с Натуры,
Поэтому нашей паре пришлось
Подправлять картину Природы
Вдохновенным воображением.
А лиловая небесная накидка,
Похожая на шифон,
Временно и трепетно скрывала
Звёздный пейзаж
Ленной Вселенной,
Самосветную видопись мироколицы.
Однако парень и девушка,
Глядя друг другу в глаза,
Рассматривали миры иные…
Огонь особенно старался,
А мрак густел до черноты.
Костёр ядром живым сдавался
В утробе сочной темноты.
Огонь то тлел, то разгорался,
То умирал, то воскресал.
Огонь Божественным казался,
Но небу носа не казал.
Тепло и холод были в битве.
Под треснувшем на шве плащом
Сидел, качаясь, как в молитве,
Дуэт двуглавым толстяком.
Сидел, как вечность, непрерывный,
Колени – долу и в рядок.
Проветривал он неразрывный
рукопожатия замок.
Деревья… где-то… за спиною…
шептали… громко: «Шу-шу-шу!..» –
и наугад… порой… ночною…
качались… в танце… на ветру…
Как онемелые шаманы,
Плясали тени у костра,
Из глаз высасывая взгляды
До подсознательного дна.
Как из открытой двери баня,
Дышал огонь на пару ту.
Большие очи жаром раня,
Он вышибал из них слезу.
Искры костра погнали в небо
Мечтаний давних сонный сонм.
И вечных тайн святая нега
Пошла на пару голышом.
Всё, что прекрасно и ужасно,
Виденья, невидаль и дым,
И даже то, что неподвластно,
Пыталось сдаться молодым.
И прожигало пламя жаром
Пегасов шоры озорных.
И пеплом сыпались на главы
Печати таинств неземных.
За толстой гранью тьмы и света
Стояли в славе(!) и красе(!)
Все дети Нового Завета,
Но где – неведомо и мне…
И стыки те – неуловимы
меж пламенем и темнотой.
И между теми молодыми –
не видно щели ни одной.
Уж взгляды их – остры, хребтасты
от жёлтой магии огня.
И месяц сталью алебарды
сбил о ВНИМАНИЕ края.
Сидели и в огне держали
Крутые взоры-шампуры,
Сырые думы подпекали,
Насаженные на концы.
И жгучи чары – впору паре.
Источник чувственный затем,
Как керосин в старинной лампе,
Казалось, выгорит совсем.
Но!
Но пламень гвоздастые взоры
Нагрел, накалил, притупил.
Самсон из Святого Дозора
Шпили воедино скрутил.
Друг на друга смотрели оба
И не знали точки иной,
И даже большого Самсона
Не заметили над душой.
Припомнил он, длинноволосый,
Лукавой Далилы ножи(!),
Собрав свои тайные косы,
За шиворот их заложил.
Но, видя, что в вверенной паре
взаимная Верность царит,
Распустил шевелюру, даже
ей коснулся людских ланит.
А рук богатырских мозоли
Так пахли железом земным!
Вознёсся Самсон не без боли…
Остался дуэт со своим…
Устало пламя… остывало…
словно наземная звезда…
И память тёмная скрывала
Ручной начаток очага…
Новорождённым утром,
Стылым и колким,
Словно охлаждённая газировка,
Тёплые парень и девушка
Шли по узкому, как тропка, бережку,
Похожему на жжёный сахар;
Шли, слившись воедино,
Словно слова:
«Человек» и «Любовь».
Они медленно-медленно,
Почти сонно,
Двигались в одну сторону
Вместе с какой-то речушкой
Чайного цвета,
Опушённой туманом,
Что был похож
На выбитую из облаков пыль.
Из тишайшей речушки,
Будто дельфины из бассейна,
Раз за разом выпрыгивали
Разные рыбёшки
В золотых и серебряных латах.
За миг полёта над водой
Они успевали
Блеснуть чешуёй.
Их мокрые блески
Напоминали фотовспышки.
А наша звёздная пара
Отвечала плескуньям
Вспышками улыбок.
Подводные жительницы
Привыкли к немоте
Ещё до нашей эры,
Но они никак не могли
Смириться с тем,
Что им не дано улыбаться.
Переживание по поводу
Своей животной ограниченности
Пронимало рыбёшек до хвоста –
особенно тогда,
Когда они замирали
В тёмном осадке дна.
Однако подводницам
Не дано было даже заплакать.
А на берегу за речушкой
Величаво паслись зубры,
Похожие на каменные глыбы,
Обросшие мхом.
Горбатые сгустки мускулов
Были неравномерно покрыты
Кофейным мехом,
Пропахшим древесной корой.
Он искрился от росы,
Словно его обсыпали
Звёздной пылью.
Звери уверенно опирались
На короткие и тонкие
Передние ножки,
Будто комоды.
Их огромные головы –
рогато-бородатые,
Создатель украсил глазами –
большими и жалкими.
Казалось, эти головы
Принадлежали раньше
Каким-то инопланетянам.
Зубры провожали молодых
Мудрым взором,
На время прекратив
Даже жевать жвачку.
Животные провожали людей
В чудные будни.
Подле зубров
Нежно вращались
Подвижные кошки –
пушистые дымчатые рыси;
Вращались, как лёгкие мысли.
Хищницы были
Словно целиком связаны
Из уютной шерсти,
Которую, казалось,
Рыси запятнали
Своими кисточками на ушах.
Кошки куражились
И перепрыгивали
Через невозмутимых зубров,
Как через живые барьеры,
Мягко отталкиваясь от земли
Высокими и сильными лапами.
Рыси старались
Привлечь внимание
Наших молодых людей.
Это им удалось.
Совсем рядом,
Словно сторожевые псы,
Сидели седые волки
И следили за всем
Своими раскосыми глазами.
О волчью шерсть
Тёрлись и грелись
Костлявые косули
Ярко-рыжего колера.
Своими длинноватыми ушами
Они прислушивались
К биению людских сердец.
Около дивной идиллии,
Свернувшись спасательными кругами,
Задумчиво спали
Рудые лисицы.
Своими овальными зрачками
Они любовались
Снами про любовь.
В центре пушистых кругов
Шевелились незаметные белки
Такого же цвета,
Пропахшие орехами.
Зверьки просто жили.
А воздух был украшен
Разноцветными летающими лепестками.
Возле ушей
Наших молодых людей
Проносились
Звенящие,
Жужжащие,
Гудящие
И стрекочущие насекомые –
с хоботками, –
в чёрно-жёлтых тельняшках, –
в шикарных шубках,
и – похожие на вертолётики.
Все они ж-ж-ж-а-ж-ж-ж-дали
Что-то по-ж-ж-ж-елать
Парню и девушке.
А высоко над головами
Парили пернатые кресты –
серые, –
белые,
и – рябые.
Прямо с небес
Они крестили собою
Грешную Землю,
Благословляя нашу пару
На общее будущее…
Наша пара шуршала
По растрёпанным,
Но кое-где и завитым,
Волосам планеты,
Покрашенным Природой
В модный цвет хаки.
И только когда
На голове Земли
Стали появляться
Серые пролысины,
Парень и девушка поняли,
Что они уже в городе.
Асфальт стирал им подошвы,
Точно точильный камень дедушки,
Словно пытаясь навострить
Позеленённую обувь молодых
Для дальнейших путешествий.
Однако парень и девушка
Были сильно усталые телом…
Но и очень бодрые духом!
На тёмной реке трассы
Гоняли моторки машин,
Гоняли по волнам,
Что вылепились колёсами
Из размягчённого солнцем асфальта.
И всё бы хорошо,
Но у машин было
Несвежее дыхание.
Серые строения
Солнышко побелило светом,
Обволакивая жильё
Небесным уютом.
На улицах больше не было
Мужчин,
Женщин,
Стариков
И детей.
Там теперь ходили
Отцы,
Матери,
Мудрецы,
Ангелы
И влюблённые.
От легенды остался лишь мысленный слепок,
Две души становились героями были,
Поцелуев наелись они напоследок,
И Эрот с Эрид;й их на сп;р разделили…
В своих отчих домах
Наши молодые люди
Сразу,
Блаженно
И глубоко
Увязли в тягучих снах,
Точно пчёлки-детки
В янтарном меду.
Их Воображение
Было тоже утомлено,
Поэтому оно не стало
Проводить экскурсию по раю,
А просто перепоручило пару
Незаметному Забытью…
Вдохновенное пробуждение молодых
Звонко переполнялось предвкушением
Чего-то сладостно-святого,
Чего-то милосердного;
Переполнялось,
Словно новое ведро
Летним ливнем.
Молодое минувшее,
Искажённое инстинктами,
Наконец-то проявилось
В чётком чёрно-белом изображении;
Проявилось на Новой бумаге,
Что была погружена
В Новый раствор,
Освящённый Новым чувством.
А грядущее грезилось
Божьим разноцветным подарком
Под утренней подушкой;
Подарком,
Который ты уже нащупал,
Но не хочешь вытаскивать,
Смакуя предвкушение…
Парень и девушка
Летели друг к другу,
Точно родные заключённые,
Сосланные Судьбиной
На разные планеты
За неповиновение.
Они огибали
Прохожих,
Пространство
И время.
Солнечный и звёздный ветра
Сдували с молодых
Последние пылинки
Постылого прошлого.
Взгляды бегущих
Петляли между миражами
И иллюзиями
В неутолимой жажде
Скорей узреть на горизонте
Ту самую душу.
Наши молодые
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели,
Летели…
«Вон она!..»
«Вон он!..»
Парень и девушка
Показались один одному
На полотне жизни,
Как капельки миро
На иконе.
Слёзные радости
Рванули друг к другу
Со скоростью взора.
Длинные взгляды молодых
Завязались тугим узлом,
А их души
Верно держались
За эту эфемерную нить,
Словно странные туристы
За ребристую верёвку
При переходе
Через суетный поток жизни.
Ну!
Ну!
Ну!
Ну!
Ну!
И вот оно!
Два порыва,
Две разнополые волны
Сплеснулись в одну
И расплылись по небу
В поцелуйном штиле…
Радости слой накопился на лицах
После недолгой, недолгой тоски,
Страшно стряхнуть – даже лаской невинной,
Как с одуванчиков искры росы.
От поцелуев глубин отдышавшись,
Снова и снова ныряли в потоп.
После, в обнимке хмельной пошатавшись,
Жажды опять целовались взахлёб…
Сонм ангелов
Поднял крыльями ветерок,
Который окропил
Парня и девушку
Брызгами фонтана
И озорными визгами детей.
Молодые обнажили очи,
Расклеив томные веки,
И растерянные взоры
Заметались по реальности
В поисках ясности.
Пара нежилась на скамье
В миниатюрном скверике.
Скамья таилась
В душисто-зелёной тени
Уютной лещины,
К которой клеился
Фонтан-фанфарон,
Распушив перед ней
Свой мокрый хвост,
Усыпанный блёстками света.
Возвышенные мечты девушки
Трепыхались на коленях парня,
А тёплый гребешок
Его трепетной кисти
Ласково расчёсывал
Её русые молодые годы.
Одухотворённая пара
Была в предвкушении,
Как на Пасхальной заутрене.
Парень: Моей Совести ты сестра…
Сгустки неба в крови твоей…
Колоколит сердце: «Пора
приложиться к тебе и к ней…»
Девушка: !..
М;лодец плавно опустил
Чело на девичьи уста
И почувствовал,
Как в его голове, словно в гнезде,
Запищали жаркие и влажные
Птенцы нужных слов.
Парень: Вся История чад и стад…
слёз и вод… земли и небес
от избытка жизни сама
ожила, став как человек…
Ты мне веришь, я знаю так…
И без доводов до земли
Я скажу всё не как дурак…
а как чудное чадо Любви…
Девушка: !..
Парень: В городишке души моей
История пашет, как вол…
засучив рукава до локтей…
до колен подобрав подол…
Отворот правый чёрен так…
словно сунут был в ночи смоль…
То от рясы святой рукав…
был на Память пришит иглой…
золотой, как и волос тот…
что в ушко струился с небес…
Получился узорным шов…
он святее, чем сам отрез…
А на левой Её клешне
Гимнастёрки рукав кровав…
И приделан он к Полноте
Ржавыми буквами «П»…
Эти скобки из дневников
И блокнотов военных все…
Повыдёргивал их из гнёзд
Мародёр, что приполз извне…
Пола платья Истории
Подобна ажурной сети…
прозрачна… постыдна… пленит…
растлевает… душу крошит…
Только всё это мимо «Я»…
мимо «Я» моего ползёт…
потому что, Мечта моя,
Мне с тобою везёт, везёт!..
М;лодец вдохнул в себя
Всё тонкое пространство,
Которое разделяло
Его губы и её уста…
Парень: История-Искусница
Мастерит в городишке быт…
вся в ссадинах, заусеницах…
совершенствует каждый миг…
Совершенствует не сама…
подмастерье на то горазд…
Подмастерье есть моё «Я»…
у него уж намётан глаз…
Красок радужных взбить замес,
Капнуть туда «nostalgie»,
Синьку с радушных небес –
всё это можем мы…
В смысле – моё «Я»…
Оно Чудовищности за так
Разузоривает и профиль и фас…
и из прошлого даже дурак…
деклассированный дурак…
восстаёт, как простой чудак…
или даже – как высший класс!..
Подмастерье, «Ego» моё,
Всё украсит кистью пушной!..
из заячьего хвоста…
что трясётся даже тогда…
когда куцый уж в мир иной
ускакал с дробью в боках…
Верно, рай ему по душе…
да и быть не может иначе…
По какой-нибудь чудо-траве
Он сейчас, наверное, скачет…
М;лодец, как гонца,
Отправил свой взор на небо.
Тот метнулся туда и обратно,
Но вернулся ни с чем,
Лишь обветрился до слёз…
Парень: Ну и Бог с ним, с трусом косым!..
Он от правды в обманах прятался!..
Слава Богу, стрельнула ты
В мою Трусость жалостью аховой…
Взгляд девушки
Уклонился от комплимента,
Как Бескорыстие от Благодарности.
Парень: В городишке моей души,
Истории благодаря,
Уж построены все мостки
Между небом и моим «Я»…
И по ним суетные мечты
Носились туда-сюда…
но в миры, где лучилась ты…
стилка так и не пролегла…
Слава Богу, сама ты пришла!..
Девушка: !..
М;лодец
Погладил девушку
По горячей щеке
Горячей ладонью.
Парень: Воздух там… в городке души…
сонно-сладок сам по себе…
но шипами залётной Тоски
раздражён до ветра уже…
Ладан душу-то напитал…
но выветриваться горазд
окрыляющий фимиам…
ибо град сквозняками част…
Бездна дует из ран сквозных…
что грехом в душе прожжены…
нечем мне конопатить их…
в дух не всунешь ни мох, ни бинты…
Кстати, есть сады и плоды
В городишке моей души…
но История… вот уж чёрт!..
через чур дрянной садовод…
От деревьев добра и зла
Уж осталась одна труха…
Да, Зм;ю нечем меня искушать…
но и мне ему не в чем отказать…
Да, шуршит, шуршит по душе
Живность всякая в неглиже…
но и в шубках фауна есть…
а всё зверское носит шерсть…
Подползает под ласку кот…
вроде нежен, уютен, пушист…
а присмотришься – крысий хвост
из задка у него торчит…
Кто там хищник?.. Кто жертва там?..
Не понять без Знамения…
а оно не приходит одно…
трусит жить без Сомнения…
Что до шляхов, дорог и троп
В беспутной моей душе…
то они привели б меня в гроб
по солнечному желе…
Слава Богу, чувства твои
На конечных пунктах дорог
Опустили шлагбаумы…
и я не напоролся на рог…
М;лодец опустил
Щепотку поцелуя
На дно девичьей ладони…
Парень: В городишке моей души
Даже транспорт, так сказать, есть…
и в него, спеши – не спеши,
завсегда успеешь залезть…
Лично я… лично «Я» моё
От края души на край
Летало на НЛО…
и вот… прилетело в рай…
М;лодец полной грудью
Вдохнул благоухание девушки…
Парень: Надежда…
Любовь…
Одарённость
Принесли моё «Я» к тебе…
Боль…
Отзывчивость…
Годнасць
Привели твоё «Я» ко мне…
Девушка: !..
Парень: В души моей городишке
Есть хоромы, отели, домишки…
В хоромах – один хрусталь…
там цветёт и звенит Мораль…
В отелях гостят Инстинкты,
Страсти, Грехи и Ошибки…
А в домишках ютится люд
И груда гадких паскуд…
Все они мне в душу запали…
все они её задевали…
одни – словом, другие – крылом…
кто-то – матом, а кто и клыком…
В одном из таких домишек
Живёт и «Я» без коврижек…
Хозяин там явно «Я»…
но душа арендована вся…
«Я» – отшельник поневоле…
к нему не льнули даже боли…
Как в аквариуме пустом,
«Я» соскальзывало со стен…
Хоть бы воду иль рыбий корм…
влезли б в вакуум хоть бы чем!..
Одиночество «Я» моё
К раздвоению привело…
дабы хоть кого-то узреть
в звёздном зеркале вечности…
Только стала душа болеть
От двойной человечности…
В городишке от двух хозяев
Бесхозяйственность зазияла…
В общем, если бы у двери
Беспризорной моей души
Не раздался б твой сердца стук…
не минул бы я адских мук…
Ты заполнила всю мою грешность
от «Ай-ай-ай…» до «Но-но!»,
Как пискляво-пушистая нежность
Колко-жёсткое птичье гнездо…
М;лодец взял руку девушки
И приложил её к груди,
Словно младенца.
Грудь чуть подрагивала,
Как земля перед трясением,
Но это убаюкивало ручку…
Парень: Да, по трепету слов моих
Ты, малыш, почувствовала…
я не весь от пенат земных…
во мне дышат и небеса…
Скрытой целью я наделён
И уменьями чудными…
но охапок их не силён
пред зеницами мудрыми…
Там, где ты, незаметен фон…
не слыхать суеты звучания…
обнимаются Явь и Сон
и мельчают личные чаянья…
М;лодец улыбнулся
Прямо в девичьи очи.
От сияния его улыбки
Девушка даже прищурилась.
Девушка: Твой лик на фоне неба… он сияет
Улыбками бездомной детворы,
Когда она обитель обретает
У Бога на коленях – ай-люли…
Мой взгляд не вылетает за пределы
Берилловых планет твоих очей…
не вижу поднебесные уделы…
не чувствую оливковый елей…
Мой взор – паломник на твоих планетах…
он странствует по ним, ища тебя…
Не заблудиться б в показных приметах…
не захлебнуться б в приторных слезах…
Парень: !..
С нежным переживанием
Девушка пальчиками
Размазала слезу умиления
По скуле парня,
И та зазолотилась на солнце,
Как выпуклость купола церкви.
Девушка: Но, слава Богу, ты уж мною найден
Давным-давно… а может, вот сейчас…
Я так хочу, и нас, и Бога ради,
От первой буквы рассказать себя!..
Парень: !..
Девушка ушла в себя.
Девушка: Я ножницами режу волны шёлка…
иглой ныряю в ласковую ткань…
Склоняюсь над шитьём, как богомолка,
Пока меж днями не сотрётся грань…
По кромке красоты, дрожа, шагаю…
и близко невидны следы стежков…
Отрезов острова на глаз сшиваю…
крою материю материков…
Последний шов… и шёлковая суша
Покроет дрожь телесной наготы…
Найдёт ли берега душа-кликуша…
барахтаясь в бездонной нелюбви?..
И вот уж платье новое готово!..
Изнанку согревает плоть моя…
И мамы одобрительное слово
Ложится кружевами на края…
И эти с неба зримые узоры
Рисуют на лазури крылья птиц…
И платье т;пит Эросовы взоры!..
и кротко те отскакивают ниц…
Парень: !..
Девушка: Чернильный шарик, как микропланетка,
Вращается, размазывая ночь
по снежно-нежным трём страницам в клетках…
вниманию из них не выйти прочь…
Строка моя растёт, как по решётке
и приторный, и горький виноград…
Но после слов-плодов одна икотка
Наружу прёт из тех, кто мне не рад…
Свой контур пятипалый оставляю
Под текстом, что слезами окроплён…
Письмо конвертом строгим окрыляю,
Хоть знаю: не примерит контур он…
Да, Страсть моя однажды повзрослела…
Тогда она ослушалась меня…
Но Чувство моё кровное – не смело!
Любовь бы старой девой умерла!
Нет, гнев на ухажёров не обрушу…
Я смыла с туфель… подлых губ следы!
Они мою нетронутую душу
и звали, и манили, и влекли
туда, где или сухо, или сыро…
А я молилась день и ночь о том…
чтоб кто-нибудь из праведного мира
привёл меня за руку в Божий Дом…
Вдруг
девушка прервалась
не по своей воле…
Не доставало места разговору,
Пространства не хватало и словцу.
Уста друг друга были милым впору,
Уста друг друга были им к лицу…
Девушка: Мне только что предвиделось…
как на Страшном суде
обо мне…
идти будут бурные споры…
и меня защищать будешь ты…
пока те мои ухажёры…
будут кутаться в шкуры свои…
между ног зажимая хвосты…
Парень вновь примерил
Девичьи губки.
Подошли (в прекрасном смысле этого глагола).
Девушка: Тарелка приземляется с буфета
На поле белой скатерти из льна…
На блюдо чуть вместилось пол планеты…
из смака многослойного она…
И в пекле полусфера побывала,
А пахнет райским яблоком вовсю…
Когда я сладкий остров создавала,
То душу поселила там свою…
Уют мой от томления очищен(!)
Щетинистою праздностью друзей…
стряпни благоуханием насыщен…
нап;ен влагой преданных очей…
Презенты в мои руки дарят други…
пестрят, искрят, скрипят их шапито…
а вон трещит цветистость от натуги,
Сюрприз свой укрощая бант-узлом…
Слепят подарки ряженые душу,
И та девичьей доли не минёт…
наткнётся на Обман, а это хуже,
чем низкий одиночества полёт…
А яркие кульки, как передачи,
Посылки с того света земляку…
Завёрнуто в кульках чуть-чуть удачи,
А для земных часов там тьма песку…
Разбуженная пыльная пластинка
Шипит, но вяло вертится юлой…
Из месива тонов на глади диска
Ваяет Слух мелодию душой…
Певцы не наши, как на карусели,
Катаются на плоскости, кричат…
А Музыка закружена до хмеля,
На танец приглашает всех подряд…
За нот крючки цепляюсь тканью нерва,
Как будто бы в терновнике застряв…
в затяжках моя нервная система,
но щедро я танцую, сердце сжав…
Гостящий Смех я памятью хватаю,
Поймать пытаюсь солнечных зайчат…
своей улыбкой жизнь ему продляю…
но зайцы гаснут прямо на руках…
Парень улыбнулся,
И его яркая улыбка
Навсегда поселилась
В преданной памяти девушки.
Девушка: Прощальные уж чмоки прозвучали…
и кто-то даже высохнуть успел…
Щеколду нервно перезаряжаю
И в тишь себя веду я на расстрел…
Но как-то вдруг отчаянно вдохнула
Душа моя пай неба и луну…
И не было надёжней караула,
Приставленного к сердцу моему…
Медвежий ковш на блеклое пространство –
чернил небесных в душу мне плеснул…
а сам со дна душевное убранство
себе на память нежно зачерпнул…
Но впадину бездонную оставил,
Усыпанную звёздочками сплошь…
Достать хотя б одну Умом пытаюсь!..
«Тщете придётся сдаться… хошь – не хошь…»
Вдруг шепчет Муза (ловчая лихая):
«Упругость… брызги… звоны НОВизны –
грузила на сети самопознанья
для ловли истин в глубине души…»
Я карандашик лезвием стругаю,
Как кол для вдохНОВенного коня…
Талантом Божью лошадь обуздаю
И привяжу к концу карандаша…
Перед окном раскинулась бумага –
кусок угластый бледной пустоты…
но благо, лист позолотила драка –
из-за Зари поссорились Лучи…
Бель гладкая чуть слышно зашуршала…
Неровность… Ластик… Точка… Штрих… Абрис…
Портрет мечтой на ощупь рисовала,
А написала – твой знакомый лик…
Девушка погладила парню лицо,
Ладонью касаясь поцелуев.
Девушка: Мне кажется, что человечек каждый
Так долго не похож сам на себя!..
Он, как сосуд, родительским дыханьем
на небе где-то выдут из стекла…
Пока стекло в судьбе не закалится…
пока сосуд стоит без молока…
пока без соски горлышко томится,
он не похож ни капли на себя…
Слух навещает в телефонной трубке
Родителей святые голоса…
Готова я звонить по сто раз в сутки
И лепетом динамик раздражать…
Люблю с родными в дачном чернозёме
И корешки, и зёрнышки топить,
Пока луна растёт на небосклоне,
Пророча УРОЖАЙНОСТЬ… может быть…
От жажды огород не изнывает –
и небо его поит, и все мы…
И вон, гляди(!) из рыхлости чернявой
Уже торчат зелёные чубы…
Планета, как головушка, пригожа,
Красивая и с мыслями, и без…
Только она… отрублена, похоже,
от Вечности плечей мечом чудес…
Вулканами гноится вся планета…
а страны-раны саднят её плоть…
изодрана грехами и огрета
ордой метеоритных кулаков…
От боли наша вздрагивает сфера…
как синий зверь, в глухую мглу ревёт…
По Родине, по ране вечно свежей,
Хожу, как кот, а в душу отдаёт…
Родители сказали мне однажды:
«Кровиночка… не плачь… И помни, дочь,
не ветер, а Господнее дыханье
Отчизну нам врачует день и ночь!»
Парень с восхищением кивнул.
Девушка: История за дрожью, за спинною,
На крылья давит, как чужой рюкзак,
Набитый Млечным льдом, но я не ною –
прогнозов жажду есть чем утолять.
Я обернулась к прошлому с поклоном,
Там бурелом людского бытия…
века-деревья полегли со стоном
от пил двуручных доброты и зла…
И подняла я крышку переплёта…
и пылью погреб мудрости дыхнул…
Там паутины тюль – и знак, и слово
собою обволок и обтянул…
Ладонью Любознательность смахнула
Всю зыбкую Забвенья пелену…
и на страницах стало много гула –
слова под взглядом завели молву…
Глаголы распалялись, пыша смыслом,
Вещали мне об истине и лжи…
и двух тысячелетий наших числа
расти смиренно стали и цвести…
И корень веры вдруг открылся взору!..
Он показался из кургана дней…
И покатились слёзы мои долу,
К священному сплетению корней…
Парень перекрестил девушку.
Девушка: Задумчивости окись пронизала
Весь Мир до праотцев, до прачастиц…
Я будто бы душою Мира стала…
во мне мелькала уйма рыл и лиц…
Улыбки обливали дух мой светом,
Он, словно солонина, стал от слёз…
И грызли дух, но с каждым клыко-следом
Красивей становился он и рос…
Я суть вселенской подлости познала…
Припомнила дотла своих Иуд!..
Но чувствую, что грешных душ немало,
Над коими не Страшным будет суд…
Парень крепко обнял
Девичью ладошку
Своей большой рукой.
Девушка: Протянутые ручки беспризорных
Прохожим равнодушием полны,
Цепляются за полы и подолы
вконец слепой старухи-Суеты…
Но скоростью она с себя срывает
ладошки, будто бы чертополох…
и кто-то попрошаек проклинает,
кто-то – себя, но все стремят свой ход…
Я в беспризорных душах поселила
Бездомное сочувствие своё
И в памяти моей их приютила…
Хотя бы там они нашли жильё…
Еда, одежда, деньги, настроенье –
даю им, что могу… И будет так!..
Но где-то уж зачато поколенье
новейших беспризорников, бродяг…
Молодые долго молчали…
Девушка: За окнами я зёрна оставляю
Мечтам пернатым на людском краю…
Они с карниза крыльями сметают
Грусть околооконную мою…
Как маятник, болтался на качелях,
Двор озаряя, чей-то озорник…
После того писался еле-еле
Моей судьбы молоденький дневник…
Дождинки с туч ныряют отрешённо
За шивороты и в джакузи луж…
и по живой картине застеклённой
пейзажа краски жёлтые текут…
Окно бубнит, а я взираю в оба,
Морщиной лба елозя по стеклу…
Как будто бы, раздевшись до озноба,
На цыпочках ступаю я по льду…
Дрожь грузная… зернистая такая…
поднять ладони – не хватает сил…
словно охотник, меру забывая,
меня гранёной дробью начинил…
Девушка содрогнулась.
Девушка: Но есть благая весть!.. И пупырышки
сбежали камнепадом на настил…
когда пернатый… солнечный мальчишка
булыжник драгоценный уронил
на русый пик моей скалистой сути…
Тот вечный мальчуган, журча слюной,
На землю засмотрелся не без жути…
как будто правда на язык кривой…
Девушка засмотрелась на воспоминание.
Девушка: Но… капельки сверкающие… криво,
Нарочно огибая острый взор,
И за стеклом ползут… и за грудиной…
Меня мутит от мутных тех красот…
Девушка проглотила…
Девушка: Я ка-па-ю… В слезах неловко блещет
кольчуга Одинокости моей…
Размыт иконостас, а слёзы хлещут!..
Но я смахнула бремена с очей!..
Жаль, что нельзя назойливых ползуний
Смахнуть с изнанки своего лица,
Как невозможно дождевые струи
Стереть с уютной стороны окна…
Нежной ладошкой Детства
Парень вытер все слёзы,
Которые блестели
На лице и душе девушки.
Черты Мира
Вновь стали чёткими
И выразительными.
Девушка: И Ливень обленился постепенно…
Настало время брошенных невест…
Деревья разом замерли блаженно…
боясь разбрызгать поднебесный блеск…
Серое небо вроде простирнули…
развесили… и – капало кругом…
Природа стыла с мыслью об Июле…
будто вдова с поломанным зонтом…
От капель ностальгия зашипела…
смывалась память… сохла пустота…
Простуженное Эхо захрипело:
«Где… звон-ка-я… до по-та… Дет-во-ра?..»
Хочу заснуть, но дум грохочет груда!..
Наводит страх очередная ночь…
И свет нарочный в зале, чтоб оттуда
к воображенью не пришёл злой гость…
Гляжу с мольбою на Электролучик,
Что Беспросветность навестил мою…
От скуки не придумал чего лучше
И в двери приоткрытые скользнул…
Он к тапочкам подполз – худой и бледный,
Обглоданный моей голодной Мглой,
И тропкой лёг туманною, заветной
в мир незнакомый, но такой родной!..
Лежал тот Лучик у моей постели
Несолнечный, недвижный, неживой…
Но тормошила я его моленьем,
Пока Дремота не пришла за мной…
Девушка спрятала за веками
Переполненный прошлым взор.
Девушка: Шальная Ночка нежилась со Зноем…
а я, не вынимая ног и рук,
Спала перед завешенным проёмом
открытого окна… И как-то вдруг
глухие шторы пропитались светом,
Скрещённым со вселенской синевой…
он, как архангел, в сон проник сквозь веки
И вёл меня из бреда за собой…
Я отвернула угол одеяла
И поднялась с прохладной белизны…
Я занавеси взмахами разъяла,
И брызнул сок из наливной луны!..
Теплы, густы, весомы были капли
И пахли материнским молоком…
И всё, что высоко… и всё, что вряд ли…
по трепетной груди текло тайком…
Оттенки цвета капали сухие
С моих волос и мыслей неземных…
И обо мне уже шептались бризы…
кишели звёзды в омутах морских…
И перепрыгивали подоконник
Малые волны, плюхаясь у ног…
А ниже этажом соседский сонник
Солёная капель прочла взахлёб…
На залитый порог верхом я села…
он разделял мой быт и Бытие…
Одна нога – утопла по колено,
Другая – здесь болталась в темноте…
Мир на меня косился и косился…
Внезапно по велению луны
Порожек подо мною отломился…
как льдинка под давлением весны…
Меж двух Вселенных я плыла по морю
На подоконнике с цветком в горшке…
и воду бороздила я ногою,
И ворох звёзд прилип к нагой ноге…
Плыла на зависть всем земным зазнобам…
Мечты кичились – ночи дурачьё…
Ты как-то между ветром и ознобом
Протиснулся румянцем на плечо…
И вот я здесь… я на твоих коленях…
и больше никуда не поплыву…
Теперь к тебе я ближе твоей тени…
и будет так вовеки! Аллилу…
Девушка вдруг прервалась,
Чтобы потрогать парня
И лишний раз убедиться,
Что он – не сон.
Девушка: Я жила… потому что ждала…
Дожила… дожила… дожила…
До слёз люблю тобою любоваться…
как будто с Богом я лицом к лицу…
Люблю… люблю… души твоей касаться
Небесным словом, выросшим в миру…
Твоя краса напитана нектаром…
сухие очи увлажняет он…
Сполна ты наделён природным даром…
и днём, и ночью золотишь мой сон…
Высокие твои мечты и мысли
Ко мне на ум ложатся, как свои…
И может быть, что я в каком-то смысле
Тобою становлюсь на пол души…
Талант ходить по нитям горизонтов
В тебе пророс от пяток до волос…
и ты несёшь меня по грёзам тонким
к бутонам иль рулетам потных роз…
К рулетам, начинённым сладкой тенью,
Оставленной Садовником святым,
В Оазис, где под шелестящей сенью
Звучать мы будем смехом озорным.
В свиданьях уст ты опытен, как Вечность,
И нежен, словно тёплый стебелёк…
Даже твоя обыденная грешность
До святости заласкана, до слёз…
Твоя душевность сыпется горстями,
Словно песочек райский из мешка…
надорван холст несчастными очами…
Прости… и я… дырявила тебя…
Парень накрыл губами
Жаркую душку девушки.
Её шея благоухала ребёнком…
Девушка: С тобою, как младенец в колыбели,
На косах колыхаюсь я тугих…
Они заплетены из предложений,
Тщетою не разорванных, святых…
Парень бережно
Покачал свою девочку,
Как кроткий океан
Хрупкую лодочку.
Девушка: И если, не дай Бог, коса разлуки –
из раскалённых гильз юдольных дул –
Вопьётся клином в наш поток двусудьбый,
Слеза надежды соскользнёт со скул…
Солодкая на землю громко плюхнет!..
И Паводок Всемирный породит…
И новый Ной опять блаженно ухнет!..
Трёхъярусный Ковчег свой смастерит.
И я надеюсь… где-нибудь там в трюме…
среди рубанков… пил… и топоров…
на лавке… на бревне… или на лубе
найдём и мы свой маломальский кров…
Парень: А крылья куда вместим?..
Девушка: Что?..
Парень: Крылья наши куда вместим?
Молодые улыбнулись
И стали летать по небу,
Оставаясь на скамье,
Сокрытой от зевак
Сокровенностью поцелуя…
Девушка: И даже Жажда долгожданной встречи
Слепые мысли слёзками польёт…
Они прозреют!.. Вырастут далече!..
И ты вкусишь их переспелый плод…
Когда ж сердца, как крохотные плаксы,
Еле устанут ныть друг другу в грудь,
Поймём, как высока небесна такса
За два билета на обратный путь…
Молодые отчаянно обнялись
И долго-долго-долго слушали
Сердцебиение друг друга…
Девушка: В кувуклии души моей – без жженья
огонь цветёт весь в нимбе голубом…
Я с вышитым твоим изображеньем
Хоругвию качаю над челом…
М;лодец указующе
Приложил ладонь
К своей груди.
Парень: Как колокол, тут молния чудная
Гудит – крестообразна и кротка…
В меня запав, сидит там, как влитая…
На клиросе пою я про тебя…
Девушка: О Боге памятуя, о пророках,
Я к поясу прильну, да всей душой…
Парень: Сыграю серенаду я на стр;ках,
Что рифмою настроены мужской…
Девушка: За грудью переполненные соты…
Плывёт по стенкам – чувства густота…
Мелодия за миг до первой ноты
Во мне от предвкушенья замерла…
Девушка силилась
Выпустить на волю
Своё признание,
Но за время томления
В тесной келье стеснения
Оно так выросло,
Что крыльями подпёрло
Входную дверь изнутри.
Парень: В безмолвии твоём поболе смысла,
Чем в сердцевине самых мудрых слов…
Ты словно из-под крыльев чьих-то вышла –
лицо светлее детских моих снов…
Девушка: Для слов не достаёт девичьей мочи…
Парень: Мужчина первый… Я тебя люблю…
Возлюбленная: Тебя люблю я очень, очень, очень…
Возлюбленный: Свои три «очень» я в уста вложу…
Парень три раза
Очень чутко и чудно
Поцеловал светлую девушку…
Сама Вселенная трещала
От их ЧУВСТВА…
Пахнуло Глубиной корней дубравных,
Тянуло Высотою синевы,
Но Вечность не имела себе равных –
благоухала святостью смолы.
Внутри и вне всё стало так СЕРЬЁЗНО,
Как будто только что был дан обет.
И лето стало звёздно, грозно, слёзно, –
насыщен разноцветный белый свет.
Тот СЕРЬЁЗ состоял из мгновений
полных, словно века золотые.
Тот СЕРЬЁЗ состоял из мгновений
долгих, словно года световые.
Тот СЕРЬЁЗ состоял из мгновений,
Каждый миг был так нем величаво,
Что попадало всё на колени –
и почти… и сполна… и с избытком…
Возлюбленный: Ты
искусный сгусток осязаемого света…
пропахший музыкой и Божьими устами…
Возлюбленная: Я слышу шелест книги Нового Завета…
Каков масштаб того, что происходит с нами!..
Вдвоём: Калейдоскоп планиды повернулся,
И острые осколки суеты
В узор сердечный сбились и смеются,
Куражатся цветастые куски!
И наше сердце в Богову десницу
Попало, как пасхальное яйцо!
Бог сердце, словно трепетную птицу,
За пазухой согрел, у своего…
А после, как живую драгоценность,
Он нашу плоть ко взору своему
Поднёс и повернул так вдохновенно,
Что аж отрадно стало самому!
Дрожит, мерцает от сердцебиенья
В нас Божья искра, озаряя мир
до подноготной, до преображенья,
до первозданной вечной чистоты!
И будем мы с тобой огнивом сердца
Из искренности искры вышибать,
Дабы костёр разжечь, всем-всем согреться
И растопить земную благодать!
А чуть поодаль
От возлюбленных
Тоже сидела
Начинающая парочка –
парень и девушка.
У них Амур был неистов,
А лица – кислее клюкв,
Слова – пообъёмней смыслов,
А ласковые – без букв.
Не привязала б и койка
Друг к другу тех молодых.
Объединяла их только
Скамья – одна на двоих.
Как два одиноких мима,
Сидели она и он.
Всё мимо, мимо и мимо
Стрелял косой Купидон.
(Кто-то строит семейный быт,
А кто-то – в любовной неге,
Кто-то лестницу мастерит,
А кто-то – искони в небе).
Еле поднявшись
С дощатого ложа любви,
Наши молодые
Поплыли к родителям
За благословением
На праздничное таинство.
И был
любовным вниманием пойман
Невидимый отблеск небес,
И ангелы крикнули: «Пой нам!
Без слуха и голоса, без!»
И пел и про то, и про это
Дуэт развор;шенных душ.
Мгновение Божьего лета,
Казалось, не кончится уж.
Густое сияние,
Которое исходило от пары,
Было настолько ярким,
Что весь Свет
Действительно казался белым.
Возлюбленные
Душевной ощупью дошли
До отчих домов…
Колени разнополые свалились
Впритык к корням родительских ступней,
Как будто бы шкатулки костяные
С эфиром звёзд и низостью камней.
Прильнув мольбами к станам, как к стволинам,
Два чада висли на утробах мам,
Их нежных чувств близняшки-исполины
Ходили за Согласьем по пятам.
И с Охами отцов тяжелобровых
Зачали споры Вздохи их детей –
до пояса в устоях старо-новых,
и каждый с головой увяз в себе.
Но лопнули в момент канаты споров,
Сплетённые из доводов и чувств,
Замки отказов, ломы уговоров
Поразлетелись по подвалам душ.
Вдруг Совести семейной слёзный гейзер
Подземным облаком на волю прорвался,
Был для него из раны выход тесен,
Из раны несговорчивого «Я!».
Но поднял он, шипя и обжигая,
И мнения, и взгляды до небес,
Оттуда те, уже как истин стая,
Слетели к своим мыслям в шумный лес.
Икона в доме высилась искони
В радушном уголке под потолком,
Вдруг образ попросился на ладони,
Словно младенец всем своим нутром.
Сколоченный остротами метизов,
Предел прямоугольный, золотой
Не стал для Иисусовых абрисов
Красивою преградой бытовой.
Через узоры дамбы деревянной
Из светоёма святость истекла
И рассиялась в жизни окаянной,
Сочась сквозь лист оконного стекла.
Родители, дрожащими перстами
Изобразив распятье на себе,
На цыпочки замедленно привстали
И щурились от света на Челе.
Простёрлись вверх родительские руки,
Приобняли домашний пласт Любви
И сняли со стены святые муки,
Как солнца цветик с платья синевы.
Взяв со стола край плода хлеборобов,
Селянский дух к Святому прислонив,
Ломтём и Ликом, как иконосводом,
Коленопреклоненных осенив,
Родители детей благословили
На право Богу на ухо шепнуть
О том, как они верно полюбили
И жаждут жизней линии сомкнуть.
Младые, приложившись к виду Бога,
Проняли до дождя крутую Высь;
Опёршись на волшебный жезл дозвола,
С коленей встали, словно начались…
И грешными макушками уткнулись
В святые ореолы двух корон,
Но руки, их державшие, тянулись,
Уборы удаляя от голов.
Любовные мечты короновались
На царствие в церковных алтарях.
„Ох, только бы венцы не оказались
Терновыми на честных головах…
Ох, только б, только б не перевернулись
Короны те с зубцами наверху…
Ох, только б, только б зубья не воткнулись
В детей новорождённую чету…”
Распятья перекрёсток золочёный,
Светился благодатным огоньком,
Заблудшие блуждающие взоры,
Как путники в ночи, сошлись на нём.
И вдруг жених с невестой, их натуры,
В единую смешались красоту,
Слезою чёрно-белой две фигуры
По злату расплылись и по Христу.
Родительская Радость так рыдала,
А на иконах выступил елей,
Кисея всё стекала и стекала
с невесты к ножкам ангельских детей.
«Да», «Да» на все вопросы прозвучали,
Да так, что согласилось даже «Нет»,
Лучи из окон пару лобызали,
И Дух шептал: „Любовь вам да совет…”
Два пальца безымянных нарекались
Перстами обручальными, и вот
Четы ладони вскользь поцеловались,
И тут уж взор потупил даже Бог…
Супруги из ворот соборных вышли,
Из вечности во временность вошли,
Казалось, всякий искус будет лишний
На их большом и праведном пути.
Под ватными ногами заскрипели
С грехами вперемешку жемчуга,
Но шлейф жены Господние ступени
Очистил, не оставив ни грешка.
Подола волны плавно колыхались
Над скрытыми движениями ног.
По ангельским следам передвигались
супруги, а мечты их вёл сам Бог.
Храм медными своими колпаками
Махал молодожёнам звонко вслед,
И голуби сливались с облаками,
И запряжённых грёзами карет
Несметное количество стояло.
Чета нырнула в синий экипаж
И, белый свет минуя, поскакала
Туда, где ночь… где их святая блажь…
Интуиция злобно кричала:
«За началом приходит конец!»
Но молодожёны
не боялись конца и начала,
Потому что познали венец.
И
элементарные частицы отдыхали
От капремонта мироздания и душ,
Микросвидетельницы Времени молчали,
И не заметили его жена и муж.
Хрусталь-окошко звонко дребезжало
А вскоре и испариной взялось,
Но даже сквозь неё Житьё дрожало,
Житью на свете сладко не жилось.
На шёлковой обшивке тайно-алой
Фата, шурша, шептала: «Я нежна…»
Девичьи завиточки щекотали
Супруга шаловливые уста.
Влюблённый умилённо улыбался
За ушком, в тени локонов густых,
Он милым ароматом надышался
И на горячем плечике затих.
Визгливая карета вдруг запнулась…
И тишина смешалась с темнотой…
И дверь со скрипом настежь отмахнулась
От демона с протянутой клешнёй.
Супруги вышли в спальное пространство,
Заполненное знойной синевой,
Ночное сокровенное убранство
Манило их сердечный непокой.
Растаяла луна на пышном ложе,
Уставшая от звёздных именин,
И на постель стекал по воле Божьей
Со сладостными снами балдахин.
Воображенье тешило журчаньем,
А аромат постельной чистоты
Смешался с неземным благоуханьем
Супружеской душевной белизны.
Влюблённые шагнули дружно к краю,
К живому краю ложа своего,
И был тот дивный край подобен раю,
Ночному раю, где нет никого.
Во все глаза глядели в окна звёзды,
Глядели на неё и на него,
И где-то там за них подняли тосты!
В бокалах было светомолоко.
И ластилось шальное Предвкушенье
К хмельному Вожделению её,
И по его немому повеленью
Навесом стало девичье чело,
Навесом и морщинистым, и гладким,
Навесом и скалистым, и с водой,
Навесом над своим смущённым взглядом,
Навесом над собой и над судьбой.
Она под грузом алого приливу
Опёрлась на плечо своё щекой,
Желание натягивало жилу
Под профилем, на шейке налит;й.
Там, где готовится девичья милость,
Где шелестят девичьи дневнички,
Желание несмелое таилось,
Но так, чтобы его могли найти.
С её груди смахнул он тень стесненья,
И доползла до щиколотки тень,
И канули сцепившиеся звенья
В атласную, космическую сень…
И только Дух Святой витал на страже,
Замешивая таинство любви…
А мы пока оставим их и скажем:
«Храни вас Бог и в ложе, и в пути…»
ЗРЕЛОСТЬ
Толстые голуби
По-птичьи мычали
На хлебосольном карнизе,
Словно пытаясь
Отогнать от себя
Остаточные картинки
Земных сновидений.
Под трепетными веками
Нашего мужа,
Веками,
Измазанными сладкой дрёмой,
Утро зажгло свет.
Супруг чувствовал,
Как его возлюбленная
Нежно дышит
Ему в шею,
Дышит откуда-то из воображения,
Воображения вещего.
Муж медленно поднял
Занавески век.
Из обнажённого окна
Валила слепящая яркость,
Которая приглушалась
Мутностью пробуждения.
Дворовые деревья,
Перепудренные снегом,
Напоминали белые кораллы,
Живущие на прозрачном дне
Воздушного пространства.
На улице было
Так тихо и уютно,
Что, казалось, всё человечество
Где-то уединилось
Для великой молитвы.
Уют вселенский
Проник в Уют семейный,
Братья один одному не мешали.
У супруга вновь закрылись глаза,
Но не от сонной пыли
С крыльев Морфея,
Просто муж почувствовал
На своей жилистой шее
Жарко-влажную мякоть уст,
Коими глаголила Любовь,
Его воплощённое Детство.
Губы супругов
Быстро нащупали друг друга…
Таинственные возлюбленные
Были полны один одним
И молчаливы, словно Вселенная,
Молчаливы, ибо бесконечны.
Мгновение Духовности настало,
И прожили его жена и муж,
И чувственность шальная не мешала
Невинному смешению двух душ.
Доченька: И маматька, и папатька, и блатик,
Сивоня мы идём в бальсой музей!
Гатофте паскалее всем салатик
И пабизали быстлинька за двель!
Слышалось быстрое топанье
Маленьких ножек.
Папа: А кто это у нас там слишком шустрый?!
Мама: А кто это у нас там деловой?!
Папа: Запрыгивай к нам, ангел белокурый!
Мама: И лезь под одеяло с головой!
Девчушка в пижамке,
Вскарабкалась на постель
Не без помощи папы
И неуклюже заползла под одеяло
между родителями.
Мама сразу стала
Ласково приглаживать ладонью
Взъерошенные волосики доченьки.
Мама: Растрёпана, не чёсана, не мыта,
а к людям собралась. Тебе смешно?
Доченька: Канесна, не забуду я пла мыла.
А люди не забудут пла ниво?
Родители восхищенно улыбнулись.
Доченька: Доблае утла узэ.
Родители: Доброе утро тебе.
Доченька: Ну папа, мы пайдём в музей агломный?
Веть ты зэ сам втила нам абисьтял.
Папа: Твой папа – человек не вероломный.
Конечно, мы пойдём, куда сказал.
Доченька: Ула, ула! В музей пайдём все вместе!
Я палитю на папиных луках!
Я самая стясливая на свете!
А «велаломный» эта… эта как?..
Родители переглянулись,
Широко раскрыв глаза.
Папа: Кто, слово дав, крадёт его обратно…
Мама: Кто камень зла за пазухой хранит…
Папа: Кто делает кому-то неприятно…
Мама: Тот вероломный, нехороший тип.
Доченька: Нитиво не паняла…
Родители: Потому что ты мала.
Сынок: Зато моя сестричка-невеличка
Визглива спозаранку, как свисток.
Сначала заплети себе косички,
А после уж гони всех за порог!
Доброе утро.
Все: Доброе.
Мальчишка с важным видом
Залез на родительскую кровать
И уселся перед семьёй
Уже с улыбкой
На заспанном лице.
Он был рад,
Что воссоединился с родными
После долгой ночи.
Заполненное ложе
Пыхало семейным теплом.
Доченька: Ну маматька, ну сто з эта такое?!
Ну сто зэ блатик хотит ат миня?!
Веть я есьтё савсем дитя малое,
Каситьки не умею заплитать.
Неловкими пальчиками
Девчушка тщетно пыталась
Хоть что-нибудь скрутить
Из сонного хаоса волосиков.
Мама: А ты учись, пытайся, пробуй, пробуй,
И станут и красивы, и туги
твои косички…
Сынок: Как пойдёшь ты в школу,
За них устанут дёргать пацаны.
Папа: А ты не смейся, мой сынок, с цыплёнка,
А лучше как-нибудь приободри.
Сынок: Да просто я люблю свою сестрёнку.
Доченька: И я так тозэ, сто ни гавали.
От взрослой половины фразы
Маленькой девочки
Удивлённые родители
Умилённо улыбнулись.
На кроватном островке зародилась
Упоительная,
Самозабвенная,
И долгая болтовня
Двух поколений,
Связанных кровно и любовно.
Папа: А теперь
Все целуем мамочку!
Доченька завизжала
От восторга,
И тройная любовь набросилась
На свою создательницу.
Смехом стала семья заливаться!
Умиление – до потолка!
Словно солнца зеркальные зайцы
Повыскакивали из мешка!
Мамочка сначала сопротивлялась,
Вскрикивала,
А затем перехватила инициативу
И зацеловала всю троицу.
Каждый получил
Свою порцию
Горячих поцелуев,
Да ещё и с добавкой.
Женщина любила
Не по воле Инстинктов,
А по велению Великой Доброты.
Там каждому по нежности досталось
От женщины, пропахнувшей детьми.
Целованные сладко облизались.
А где-то Мир потряхивал плетьми…
После устного аперитива
Свет,
Шум,
Голоса
И беготня
Смешались в субстанцию
Под названием
«Милый семейный быт».
Отрадное Предвкушение
Скорого похода в музей
Вливало в неё
Пьянящие ушаты суматохи,
Однако Подготовка к походу
Упорядочивала быт.
Терпкий запах мыла
И зубной пасты
Уступил воздушное пространство
Сладкому благовонию
Новых одежд,
А оно отдало его
Душистости завтрака,
Которая, в свою очередь,
Покорилась цветочному аромату
Дорогого парфюма.
В итоге
Из здания быта
В здание мира
Папа вышел каким-то
Уж больно лощёным,
Потому что на нём,
Как и снег под ним,
Всё буквально хрустело
От неразношенной новизны.
Мама вышла
Просто красивой,
Красивой не только внешне,
Но и внутренне,
Ибо из доброй души её
Вместе с улыбками
Белее снега
Выпархивали бабочки
И садились на сугробы
Детьми воображения.
Точёная фигурка мамочки,
Подчёркнутая приталенным пальтишком,
Казалось, звенела на морозе,
Как хрустальный колокольчик.
Сынок имел серьёзный,
Но франтовской вид.
Небрежно повязанный шарф его
Напоминал сложенные на груди руки.
Однако ж очи его
Сверкали пуще снега,
Сверкали мальчишечьим счастьем.
А доченька
Была плотно замаскирована
От острого взора Мороза
пышной шубкой,
шапочкой,
варежками
и шарфиком,
Над которым хлопали
Светло-карие глазёнки,
Поглощённые зимней чистотой
И полные горячего восторга.
Девочка напоминала
Маленькую, но пышную ёлочку
На двух тоненьких стволиках.
Папа уже собирался было
Взять «ёлочку» на руки,
Но она этому воспротивилась.
Доченька: Навелна, я тизолая такая
Вот в этай вот адезде для зимы,
Паэтаму пайду я, как бальсая.
На луки не пайду, и не пласи!
Папа: Ну ладно, ёжик мой, шагай по снегу.
Сынок: Неужто ты взрослеешь от зимы?
Мама: Не тяжело ль гулять будет по свету?..
Доченька: Ну, ладна, папа, лутьку вот вазьми.
Папа взял малышку за ручку,
Мама взяла папу под руку
А сына – за руку,
Хоть это и смутило
Дутую Взрослость
Довольного мальчишки.
Снег так хрустел
Под сплочённым семейным квартетом,
Что, казалось, сама Зима
Хрумкает вкусные снежки.
Малышка семенила ножками,
Но не просила родных
Идти потише,
Потому что её сердечко
Рвалось к невиданному.
Доченька: А патиму снизок всё влемя белый?
И патиму всё влемя он склипит?
Сынок: Глупышка, не везде снежок твой светлый
И не всегда под нами он хрустит.
Мама: Снег чистый, потому что не запачкан
Ни грязью, ни плевками, ни грехом…
Папа: Быть может, снег скрипит, кряхтит и плачет
Под тяжким человечьим сапогом…
Доченька: А сто такое «глех»?..
Родители посерьёзнели.
Сынок: Сестрёнка, грех… грех – это всё плохое,
Что совершает злобный человек.
Родители: Но, слава Богу, ныне вас обоих
грехи не тронут. Вы пока, как снег.
Весь путь
К просветительской цели,
Именуемой «бальсой музей»,
Уже сам по себе
Прошел в детско-небесных вопросах,
Порождаемых прохожими,
Природой,
Городской средой
И ещё чем-то,
Понятным только детям.
На все эти вопросы,
Были получены
Взрослые, но внятные ответы.
Дети взрослели
С каждым шажком…
Относительная Тишина
И зимняя Пустота
Городского парка
Встретили нашу семью,
Мягко говоря, растерянными.
Они напоминали людей,
К которым врасплох
Пришли гости
И застали их
В белых халатах
После душа из снежинок.
Ситуация, надо сказать, неловкая,
На грани конфликта
между Гостеприимностью
и Приличием.
Гости вроде бы и приглашены,
Но как бы: „Мы ещё не готовы…”
Положеннице «и ни туда, и ни сюда».
На фоне белого снега
Чёрные стволы
Некоторых деревьев
Были издали похожи
На сгоревшие спички.
На высоких ветках
Покачивались и ворчали вороны.
Сквозь древесную голь
Легко просматривался
Большой кремовый дворец
С белыми колоннами,
Балюстрадами на крыше,
Зелёным куполом
С белорусским флагом
И призмообразной башней
С круглыми часами.
Вдруг мама и папа
Задумались до слёз умиления,
Которые поднялись
Со дна душ к очам
Тёплыми пузырьками,
Что встревожились
Трепетными воспоминаниями.
Папа: Взгляните, дети… вон на той скамейке…
впервые маме… я сказал «люблю»…
Мама: И я на этом… счастья перешейке…
в любви призналась вашему отцу…
Сынок: Скорей бежим, букетик кареглазый,
Туда, где нашу обещали жизнь!
Доченька: Пастой!.. Пастой!.. Куда памтялся слазу?!.
Мама: Смотри, о снег, малышка, не споткнись…
Не успела мама сделать
Упреждающую фразу восклицательной,
Как пышная шубка
С неловким человечком внутри
Повалилась на кучку
Белой нежности.
Родители рванулись было к дочери!
По привычке
Маленькое чадо
Собралось захныкать
И даже скривило для этого губки,
Но, осознав, что боли нет,
Облегчённо заулыбалось.
Брат был уже подле сестры.
Сынок: Ну, что же ты… вставай, хлопот клубочек…
Стой ровно! Я стряхну с тебя снежок.
Доченька: Я плоста пасписыла отень-отень…
а так бы не свалилась бы я с ног…
Сынок: Ага…
Брат крепко взял
Сестричку за ручку,
Приволок её
К заветной скамье,
Стряхнул со старых досок снег
И помог малышке
Вскарабкаться на лавку Любви.
Сам брат
Сел подле сестры,
Чьи ножки
Даже не свисали,
А торчали над сиденьем,
Будто обутые ушки.
Сынок: А я тебя люблю, моя сестричка!
Дай, шапочку поправлю… егоза…
Доченька: И я тибя люблю! Ты мой блатиска!
И никакая я не иказа…
Родители любовались
Плодами своей любви.
Возлюбленным даже почудилось,
Что наступил мир во всём мире!
Обильное Чувство
Стало толкаться внутри их,
Как третье дитя.
Им так захотелось поцеловаться,
Что казалось, они упадут,
Если не ухватятся друг за друга
Верными устами.
Два алых пыла
Прожгли морозную колючесть
Напористым паром дыханий
И смешались в сокровенную жару.
Потоком чувств подмытая услада,
Упала, как пирожный бережок.
Сластёна-Забытьё уворовало
в полёте самый лакомый кусок…
Доченька: Сматли… вон папа маматьку цылует…
Сынок: А ну, не зыркай! Ты ещё мала!
Доченька: Пусти!.. Пусти!.. Миня интилисует…
Я, мозэт, тозэ буду влюблина…
Брат натягивал
На глазёнки сестрёнки
Её смешную шапочку.
Девочка заливалась
Тонюсеньким смехом.
Папа: Мне кажется… что нам на лица Кто-то
из лейки льёт парное молоко…
когда тебя целую долго-долго…
Нет, этот срок короткий всё ровно!
Возлюбленный вновь
Согрел милой уста…
Сынок: Ну ладно, побежали их разбудим!
Чтоб в поцелуях не проспать музей…
Доченька: А мозэт быть, любви мисать не будем?..
Ну, ладна, памаги спалзти скалей!..
Возлюбленные
Были поглощены друг другом,
Однако даже во время поцелуя
Мамочка приоткрывала око,
Дабы следить за детьми.
Сын и доченька
Подбежали к родителям
И повисли на них
Бесценными поясами…
Папа: Пойдёмте-ка пока покормим белку!
Доченька: А сто… тут где-та белатька зывёт?..
Папа: Должна… должна скакать с ветки на ветку…
Сынок: Да тут её и сыщик не найдёт.
Задрав головы
И разинув рты,
Папа и дочка
Скакали с ветки на ветку
Пристальными взорами,
Пока мама и сынок
Улыбались друг другу.
Мама: А грызуна-то чем вы угостите?
Папа: В кармане тут орешки у меня…
Сынок: Давайте лучше их оставим птицам
И улетим в музейные края.
Мама и сынок
Умилялись своими любимыми
До полной готовности
Самим превратиться в белок,
Лишь бы папа и дочка
Узрели грёзу.
Доченька: Да вон зэ ана, вон зэ ана, люди!
Папа: Да, точно, побежали, вон сидит!
Доченька: Я, я буду калмить её! Так лутьсэ…
Мама: Как лучше – сама белочка решит.
Не глядя под ноги,
Все члены семьи
Побежали по снегу
К заветному дереву,
По которому вёрткая белка
Совершала променад.
Пару раз споткнувшись,
Квартет кормителей
Добрался до нужного дуба.
Папа снял с дочки варежку,
Насыпал ей в ладошку орешки
И усадил к себе на шею.
Папа: Сиди и жди с протянутой ладошкой…
Она должна спуститься и поесть…
Сынок: Сейчас зверушка сбегает за ложкой.
Вы ждите, ждите, время ещё есть.
Нервная белка
Носилась по дереву,
Словно заяц по полю
Или солнечный зайчик
По чём угодно.
Её рыжий хвост с начёсом
Еле успевал за хозяйкой.
Вскоре грызун узрел корм
И стал с опаской
Спускаться к земле.
Однако чей-то малейший шумок
Или неловкое движение
Буквально подбрасывало зверька
К вершине ствола.
Папа: А может быть, позвать её нам как-то?..
Сынок: Эй, белка, опускайся, не боись!
Папа: Конечно же, не так, это понятно.
Ну… может быть… «цып-цып» или «кис-кис»?..
Доченька: Цып-цып-цып-цып-цып-цып-цып!
Кис-кис-кис-кис-кис-кис-кис!
Рыжая бестия насторожилась,
А после и вовсе
Попятилась ближе к небу.
Сынок: А белка-то попалась не дурная.
Мама: Ну что это, сыночек, за слова?!
Давайте отойдём все, а мал;я
Останется у дерева одна!
Благодаря категоричности матери
Над беличьей душой
Осталась стоять
Только святая душа ребёнка.
Вскоре
Цепкая и пучеглазая белка
Прискакала к зябкой ладошке
И, вздрагивая,
Стала тыкаться
Острой мордочкой
В ореховую душистость.
Затем зверёк
Почти умиротворился
И начал, пока не поздно,
Живо щёлкать орешки.
Доченьку переполнял восторг,
Но она боялась
Даже дышать,
Счастливые родители и брат – тоже.
Невиданное животное
Подёргивала кисточками на ушках
И пугливо поглядывала
На огромное создание,
Именуемое маленькой девочкой.
Её личико скривилось
От напряжения и ЧУВСТВА.
Доченька: Скалей сматлите!..
Девчушка повернула голову
К замершей семье,
А когда вернула
Перенапряжённый взглядик
На прежнее место,
Белочки уже не было.
Доченька: Где белатька?.. Велнись, велнись, падлузка!..
Велнись, и будем дома вместе зыть…
Тибе я падалю сваю падуску…
и буду цэлый день тибя калмить…
Мама, папа и брат
Подбежали к ребёнку.
Доченька: Ну где зэ, мама, белатька?.. Ну, сто зэ?..
Куда зэ ана, папатька, усла?..
Блатиска, у миня малоз па козэ…
Найдите мне пусыстава звелька!..
Мамочка села на корточки
Перед своей кровиночкой,
Перед своей маленькой девочкой,
И стала вытирать ей
Большие слёзы
Под большими глазками.
Мама: Не плачь, малыш, у белочки есть детки,
Они в дупле голодные сидят,
Им белка понесла твои орешки,
Бельчата где-то их уже едят.
Девочку растрогала
Картинка беличьего быта,
И она захныкала
Уже по этому поводу.
Папа: Малышка, а иди ко мне на руки!..
Тебя я покачаю высоко!..
А белочка… у ней свои малютки,
Она уже, наверно, далеко.
Последняя опрометчивая фраза
Заставила ребёнка разрыдаться,
И папа в ужасе
Стал убаюкивать
Несусветное горе
Маленького человека.
Сынок: А ну-ка, не реви! Большая вроде!
Не демонстрируй слёзы Январю!
А то они замёрзнут на морозе
И в льдинки превратятся! Я не вру!
Все стали ждать
Мягкого воздействия
От столь жёстких слов.
Ребёнок оказался
На психологическом распутье.
С одной стороны
Девочке хотелось заплакать
От братского запугивания,
А с другой стороны
Она боялась это сделать
По той же причине.
В итоге малышка
Решила подумать,
А размышление –
это путь к успокоению.
Доченька: А вы зэ видели, как я её калмила?..
Мама: Конечно! Было глаз не оторвать!
Папа: Я видел, тебя белка полюбила!
Сынок: Была б ты без орешков… как сказать…
Родители укоризненно
Посмотрели на сына,
Который по-доброму улыбался.
Мама и папа
Были готовы вторить
Любой прихоти доченьки
И говорить ей то,
Что она хочет услышать.
Доченька: А патиму пусыстый хвост у белки?
Мама: Начёсывает, видимо, об ель.
Папа: Он служит ей, как парашютик редкий.
Сынок: Пойдёмте-ка в музей, да поскорей.
Смиренная семья,
Дружно скучившись,
Направилась ко дворцу.
Походка мамы
Была так величественна,
Так плавна
И так легка,
Что снег под её ногами
Почти не скрипел.
Казалось, планета
Совсем не напрягается,
Держа мамочку на себе.
Складывалось впечатление,
Что она и вовсе
Может обойтись
Без опоры под ногами.
Походка матери
Не была царской,
Она была иноземной
Или даже инонебесной.
В матери искрилось
Торжество жизни.
Своё благородство
Она несла
в покорной простоте, без укоризны,
Как в узелке блеск вышних диадем,
Чтоб без проблем пройти таможню жизни,
Таможню между светом – сим и тем.
И каждый её шаг был так обставлен(!)
сапожками, собою и судьбой…
Весь мир, казалось, просто к ней приставлен,
Как зеркало заботливой рукой.
И всё в округе вдруг посторонилось,
Когда она шагала неспеша.
За веками, губами не таилась
Её разгорячённая душа.
Природа не могла
Не замечать всего этого,
Она просто не могла
Не считаться со всем этим.
Доченька: А эта там и есть музей гламадный?..
Папа: Да, золотко, и мы в него зайдём.
Доченька: Он так пахоз на толтик двухэтазный.
Сынок: Истории кусочек отщипнём.
Доченька: А клуглинькая та вон клыса «толта»
Пахоза на зилёный слем с флазком.
А басня, как класивая калобка…
но толька вот стаит ана талтьком.
Перед входом
В поштукатуренное прошлое
Заворожённая малышка
Стала жаться к папе,
А папа и сынок – к маме,
Которая держала обоих под руку,
Скрепляя собой
Два поколения.
Папа с трудом отворил
Толстую,
Высокую
И тяжеленную дверь
Из дорогого дерева.
Члены семьи
По очереди вошли
В пасть Истории,
В пасть,
Из которой тянуло
Отреставрированной древностью.
Разнородная Роскошь
Переднего помещения
Тут же принялась выпендриваться
Перед современными гостями.
Она сразу стала
Приставать к ним
Со всеми своими
Чопорными красотами,
Которые воспринимались
Семейным Смятением,
Как броско-бесценное месиво…
Сняв в гардеробе
Верхнюю одежду
И натянув на стопы
Специальные тапочки,
Точно шапочки для ног,
Семья пошла полировать
Художественный
Мозаичный паркет
Малых комнат.
Доченька: Сматлите, тут зэ мозна пакатацца!
Сынок: А я уже катаюсь на «коньках»!
Мама: А ну-ка, цыц… в музеях не резвятся…
Папа: Мы все здесь у Истории в гостях…
Озорники успокоились,
Но улыбались друг другу.
Семья скользила по полу,
Держась за Воображение,
Которое было велико
И слишком сильно…
Первая комната
Была алой.
В её углу
Стоял стол –
золочёный и резной.
За столом
На красном бархатном стуле
С деревянными лапками
Сидела барышня
В скромном платье
И писала кому-то записку,
Прикрывая её ладонью.
Завиток чёрных волос женщины
Пружинил от каждого завитка,
Нацарапанного пышным пером,
Которым она раз за разом
Смахивала со скул слёзы.
Доченька: А патиму вон та вон тётя платет?..
Сынок: Попробовала б ты писать пером…
Мама: А может быть… она за что-то платит…
Папа: А может… и даёт кому-то в долг…
Семья заскользила дальше.
Стены второй комнаты
Были зелёного колеру.
В глубоком простенке
Стояло трюмо на ножках,
Напоминающих лапы хищника.
Какой-то мужчина
При усах и бакенбардах
В узком мундире
С бахромчатыми эполетами
И золотыми аксельбантами
Целился в зеркало
Из длинного пистолета.
Сынок: А почему он целит в отраженье?..
Доченька: Но он зэ не в сибя и не в длугих…
Мама: И на людей находит тень затменья…
Папа: Теней небесных меньше… чем земных…
Семья поплыла дальше.
Стены третьей комнатки
Были покрыты атласом
Небесного цвета,
Кроме той стены,
Которую грел камин.
В нём вяло подмигивали
Кровавые угли.
На камине стояли часы,
Стояли во всех смыслах.
Посреди комнатки располагался
Высокий и широкий диван,
Обитый полосатым тиком.
Он был похож
На гигантского бурундука.
На «бурундуке» сидели
Какие-то пришлые детишки,
Ибо чувствовали они себя,
Не как у себя дома.
Одетые в нарядные платья,
Дети почти молча игрались
С расписными зверушками
И куколками
Из материи,
Глины,
И дерева.
Один маленький мальчик
Посмотрел на нашу доченьку,
Она улыбнулась ему,
Но мальчик грустно
И как-то даже одиноко
Отвернулся от неё.
Доченька: А патиму он мне не улыбнулся?..
Сынок: Наверно… ты не нравишься ему…
Папа: Меж вами толща лет… Как приглянуться?..
Мама: Мальчишке не до смеха одному…
Члены нашей семьи,
Прижавшись друг к другу,
Бесшумно пошли дальше.
Вскоре они очутились
В многооконной
Светлой галерее.
Гости двинулись
По длинному коридору.
По обеим его сторонам
Висели картины
С гордыми головами,
Стояли большие чаши
С редкими растениями
И откровенные статуи,
Имитирующие страсть.
Доченька: А эти люди вдлуг не азывают?..
Папа: Они и так живее всех живых…
Мама: Живые точно так же замирают…
Сынок: Эх… не забыть бы мёртвых и живых…
Любознательная семья,
Влекомая Задумчивостью,
Осторожно приблизилась
К белоснежным дверям,
Щедро покрытым позолотой.
Они резко распахнулись,
И лёгкие звуки вальса
Сначала ударились
О стену семейной оторопи,
А после вихрем
Обмотали квартет
И понесли его
В просторный бальный зал,
Где уже безумствовали
Разноцветные вихри
Дворянских пар,
Французских фраз
И цветочных ароматов.
Папа и мама
Кружились в танце,
Держась друг за друга
И скованно улыбаясь.
Стеснённый сынок
Неуклюже топтался
С какой-то расфуфыренной девочкой,
Которая посматривала на него
С превеликим подозрением,
Но и с такой же симпатией.
Вела она.
И только наша доченька
Прыгала,
Визжала
И заливалась смехом
Вместе со своими ровесниками
Из девятнадцатого века.
В этом неустанном кружении
Взгляды вальсирующих
То скользили по атласу
разодетых нимфеток,
То цеплялись за бархат
томных дам,
То чиркали о награды
цветных мундиров,
То меркли от мрака
хвостатых фраков.
И только наши возлюбленные
Не видели ничего,
Кроме очей друг друга.
А вокруг пары
Кружился интерьер,
Как юбка вокруг ног.
За развивающимися волосами
Современных родителей
Картинка налетала на картинку,
Сливалась с ней воедино
И размазывалась по кругу
В виде пёстрой каши
Исторических событий.
За спинами кружащихся
Мелькали мраморные колонны,
Похожие на ноги
Гигантских белых слонов,
Маячили канделябры,
Напоминавшие
Огромных золотых пауков,
Которые плели по кругу
Огненную паутину.
А над головами вальсирующих
Нависали балясины
Белых балконов,
Балясины,
Похожие на большие
Шахматные фигуры
Из лоснящегося мрамора.
За частоколом «шахматных фигур»
Играли в ноты
Сосредоточенные музыканты.
Вдруг
Пьянящий вихрь минувшего
Потянул нашу семью
Куда-то в угол,
К узкой винтовой лестнице.
Через несколько
Захватывающих мгновений
Порыв прошлого
Понёс квартет
По ступенчатой спирали
К вершине наслаждения.
По пути
Семья невольно спугнула
Тайные лобзания
Какой-то стыдливой парочки.
Очутившись наверху
У изящного окошка,
Семья с недоумением
Стала созерцать
Живописные ландшафты
Родного города,
Который был моложе
Лет на сто пятьдесят.
Сынок: А что это за незнакомый город?..
Папа: Не так уж он тебе и незнаком…
Сынок: Ну ладно… не томи… где лес высоток?..
Мама: Сыночек… это всё и есть твой дом…
Сынок: Да-а-а?..
Доченька: Ух, ты-ы-ы!..
После детского междометия
Вся семья спустилась на землю,
Точнее, на снег перед дворцом.
Мама: Всё, красота – за нашею спиною…
Папа: Но горизонты будут красивей!
Доченька: Мне так плясать панлавилась с князною!
Сынок: И я бы телефончик взял у ней…
Семья хмыкнула и двинулась
От прошлого к будущему.
Она шла
И каждым движением
Творила историю,
Историю новую,
Историю свою.
Доченька: А ланьсэ ва двалцах все люди зыли?
Мама: Нет, доча, к сожалению, не все.
Доченька: А патиму? Все б зыли не тузыли.
Мама: Не всем дано томиться во дворце.
Сынок: Так можно ж было местом поделиться,
А то раздолье – Эху одному.
Папа: Да, бесится один, другой ютиться!
Но это лучше, чем делить судьбу!
Пьяненький детина: Га!
Дети вздрогнули.
Отец рванулся к хулигану.
Мама: Не надо!.. Не надо!..
Мать схватила детей.
Доченьку
Она прижала
Личиком к себе,
А сынка
Крепко держала за локоть.
Сынок: Пусти!.. Пусти!.. Я к папе на подмогу!..
Мама: Подмога там нужна, но не ему.
Отец обхватил хулигана
Мускулистыми руками,
Словно разводным ключом,
И стал двигать его
К грязному сугробу.
Руки хулигана
Были зажаты,
Ноги стали заплетаться,
Но отец не позволял
Повалиться ему
Раньше времени.
Пьяненький детина: Пусти-ка, слышь!.. Ёб..! Бл..!
Папа: Послушай-ка меня, соотечественник.
На сегодняшний день,
А может, и на целую жизнь
Ты совершил три злодеяния.
Пьяненький детина: Да пошёл ты на… А-а-а!..
Не успел хулиган
Указать адрес,
Как отец сдавил его,
Словно сосиску в тисках.
Издали казалось,
Что наш папа
Заключил в объятия
Старого друга
И окоченел.
Пьяненький детина: Бля-а-а!.. Больно, блин, пусти!..
Папа: Так вот.
Первое: ты – испугал.
Второе: ты испугал детей.
Третье: ты испугал моих детей!
Четвёртое: ты имел дурные мотивы –
неосознаваемые и скрытые.
Вердикт: виновен, виновен, виновен, виновен.
Пьяненький детина: А ты судья, что ль?..
Папа: Соображаешь.
Значит, совсем протрезвел.
Хорошо, законник,
Сейчас ты осудишь себя сам…
Пьяненький детина: Ага…
Папа: Ага!
Как считаешь,
Ты хорошо поступил
Или плохо,
Когда испугал моих детей?
Пьяненький детина: Нормально… по приколу…
Папа: По приколу?!
У тебя дети есть?
Пьяненький детина: И в мыслях не было…
Папа: Ясное дело…
Так вот!
Представь, что они у тебя есть.
Пьяненький детина: …
Папа: Представил?
Пьяненький детина: С большего…
Папа: Этого хватит.
Так вот,
Позволяешь ли ты мне
На этих маленьких,
На этих невинных,
На этих жалких душенек твоих
Ни с того, ни с сего
Крикнуть: «Га! Га!! Га!!!»?
Все три междометия
Влетели в ухо хулигану
И наделали там шуму.
Пьяненький детина: Да бл… больно же!..
Ты что?..
Ты что?..
Ты что, совсем уже?!.
Папа: Это не ответ на мой вопрос!
Пьяненький детина: Придурок…
Папа: Ближе, но тоже не то!
Пьяненький детина: А тут больница недалеко…
Папа: Почти правда!
Пьяненький детина: Нет!.. Нет!.. Не позволяю!..
Не позволяю я тебе
Кричать на моих детей!..
Не позволяю!..
Папа: Почему?!
Пьяненький детина: Хрен его знает!..
Папа: Почему?!
Пьяненький детина: Не знаю!..
Папа: Почему?!
Пьяненький детина: Да не знаю я!..
Папа: Потому что это плохо?!
Пьяненький детина: …
Папа: Плохо?!
Пьяненький детина: …
Папа: Да?!
Пьяненький детина: Да!.. Да!.. Да!..
На моих детей кричать плохо!..
Папа: А на моих?!
Пьяненький детина: И на твоих!..
И на любых!..
Папа: А что бы ты
Сделал со мной,
Если бы я
Крикнул на твоих детей?!
Пьяненький детина: По морде бы дал!..
Бей!..
Папа: Ты сказал.
Пьяненький детина: …
Папа: Да, я не судья,
И даже не палач,
Но мне придётся
Нанести тебе увечье,
А это(!)
Зацепит мою добрую душу,
А это(!)
Коснётся Бога,
А это(!)
Скажется на моей семье.
Ты теперь уразумел,
Что ты натворил?!
Даже наказание тебе
Причинит людям вред!
Пьяненький детина: Дык я же… шутка…
Папа: Поэтому!
Вместо наказания
Предлагаю тебе раскаяние…
Пьяненький детина: Ну, извини…
Папа: Нет-нет,
На твоё извинение
Мне наплевать,
Потому что вряд ли
Я прощу того,
Кто обидел не меня,
А моих родных.
Тут моя Доброта бессильна,
Вряд ли я тебя прощу,
А к детям – не подпущу!
А они б тебя простили…
Раскаивайся один,
Раскаивайся всегда.
Один и всегда,
Один и всегда,
Один и всегда…
Хотя…
Тебя, белого, –
прощать не за что,
А ты, чёрный, –
прощения не просишь.
Пьяненький детина: Да лучше по морде получить,
Чем такие лекции слушать!..
Папа: Вот!
Вот оно!
Поздравляю!
Твоя Совесть жива!
Остальное она доделает сама…
От неё ты получишь сполна…
Отец поднял хулигана
И, как истукана,
Вставил в грязный сугроб,
А сам направился к семье.
По колено в снегу
«Истукан» стал выбираться
Из грязной горки и
Повалился лицом
В рыхлый холм.
Пьяненький детина: Бл..!
Отец обернулся.
Папа: Да(!), и прекращай материться!
И пить!
Так-то оно чище будет!
Папа подошёл к семье
И первым делом
Обнял свою возлюбленную,
Пока радостные дети
Пытались залезть на него,
Как на масленичный столб.
Супруга трепетала…
Папа: Прости меня ты… за издержки жизни…
Мама: Тебе спасибо за её дары…
Доченька: А патиму на нас тот дядя кликнул?
Сынок: Просто по миру ходят дураки!
Папа: А ну-ка, цыц! Никто не знает душу,
Покамест к ней свою не прислонит.
Я, может, снова ваш покой нарушу,
Но завтра отправляемся мы в цирк!
Сынок: Ура-а-а-а-а!
Доченька: Ула-а-а-а-а!
Возлюбленная
Приблизила уста
К уху супруга.
Мама: Ура-а-а…
Льня и ластясь
Друг к другу,
Супруги с детьми
Пошли вперёд.
Смеющаяся семья,
Наполненная недавними
И историческими событиями,
Спешила домой.
Всю дорогу
Родные души
Делились друг с другом
Приобретёнными впечатлениями,
Перебивая один одного.
Сегодняшний день
Становился вчерашним…
Вечером следующего дня
Вся семья и фотоаппарат
Приехали к зданию цирка,
Которое было похоже
На гигантскую катушку.
Она так и просила:
«Намотайте на меня
Пару-тройку очередей»,
Однако довольствовалась
Лишь обрывками толпы.
При другом воображении
Здание цирка напоминало
Громадную наземную лампу,
Которая озаряла
Праздничным светом
Сумерки,
Очи
И души.
Семья вошла в шум.
Разоблачившись в гардеробе
И вооружив
Большое Любопытство доченьки
Маленьким биноклем,
Возбуждённый квартет
Направился к манежу.
Бинокль болтался
На шейке девочки,
Свисая почти до колен,
Но свою волшебную ношу
Она никому не доверила.
Доченька: Сматлите!.. Там детиски на ласадке!..
Сынок: Да это из фанеры белый конь.
Папа: Пойдёмте, я там щёлкну вас, ребятки.
Мама: Наш вместится мирок в твою ладонь…
Папа поцеловал маму…
Доченьку усадили
На искусственную лошадку,
Но для девочки
Её ненатуральность
Была не принципиальна.
Мама и сынок
Заслонили собой
Конскую выю,
Но ничего,
Педантичного папу
Устроило и это.
Папа: Внимание!
Сейчас вылетит птичка!
Фотографируемые
Ещё больше улыбнулись,
И папа нажал на кнопку.
Внезапная вспышка
Мелькнула, как усмешка.
Папа: Всё!
Доченька: А патиму не вылитила птитька?..
Сынок: Ей корму здесь никто не предложил.
Папа: Да нет же, доча, птичка – это вспышка…
Мама: Наш взор птичий полёт не уловил!
Папа сразу расшифровал
Многозначительную интонацию мамы
И не стал ускорять
Взросление ребёнка.
Выпустив на волю
Ещё несколько пернатых невидимок,
Семейный квартет
Направился к цирковой арене
В объятиях Предвкушения.
Родные души вошли
В зрительское пространство,
Где тускло-таинственный свет
Был пропитан амбре
Братьев наших меньших…
или больших.
Семья повернула
Красные сиденья горизонтально
И опустилась на их мягкость.
Улыбки волнительного удовольствия
Вольготно распластались
На лицах нашей четвёрки.
Доченька: На самый пелвый ляд мы все папали!
Звелюски будут бегать пляма здесь!
Сынок: Зачем тогда бинокль покупали?
Доченька: О, тотьна! Я забыла, сто он есть!
Со всех сторон
Оптического прибора
Девочка принялась всматриваться
В предпраздничный мир цирка,
То приближая, то отдаляя
Его житейские эпизоды.
Жёлтая площадка манежа,
Истоптанная людьми и животными,
Выглядела выцветшей,
Уставшей,
Но не сдавшейся.
А вот её круглый барьер,
Покрытый бардовым велюром,
Выглядел презентабельным,
Но особо невостребованным,
А потому обиженным
И даже завистливым.
Крутые склоны
Высоких трибун
Живо покрывались
Мозаикой из зрителей.
Их густой гомон
Клокотал в чаше цирка
На маленьком огне ожидания.
Сидя на ровных рядах,
Зрители казались равными –
во всех отношениях.
Нарядный оркестр
Громко разминал
Лёгкие и трубы.
Под куполом цирка
Еле заметно покачивались
Блестящие лесенки,
Лоснящиеся перекладины
И страховочные тросы
С карабинами.
От всех их веяло
Смертельной опасностью.
Вскоре
В чаше цирка
Накопилась готовность.
Внезапно(!)
Свет погас.
Кромешный мрак
Пронизал до души,
Издав раскатистое: «О-о-о-о-о-о-о!..»
В цирке стало так темно,
Что ручонка доченьки
Пыталась нащупать
Мамину руку,
Но та нашла её сама,
И детский страх
Сменился волнением.
Вдруг загремел оркестр,
Извещая, что разговаривать
Уже бесполезно.
Под музыку,
Режущую барабанные перепонки,
Воображение малевало в темноте
Предполагаемое светлое будущее,
Пока под куполом не осветился
Планетообразный шар,
Обклеенный зеркальными осколками.
Он начал кружиться
И целый выводок
Световых зайчиков
Стал носиться
По восторженным зрителям.
Когда же прожектора
Ослепили их
Своей яркой сутью,
Лощёный конферансье
Поприветствовал публику,
А разогревочные артисты
Выбежали на арену,
Жонглируя предметами и людьми…
Гражданин: Вы сидите на наших местах!
Папа: Что?!. Шум такой…
Гражданин: Вы сидите на наших местах!!
Папа: Мы сидим на своих местах!
Мама уже было
Собралась вмешаться в спор,
Но побоялась потревожить
Своих детей,
Которые между родителями
Сидели с немигающими глазами
И разинутыми ртами.
Гражданин: Покажите ваши билеты!
Отец послушно достал билеты.
Папа: Вот…
Гражданин: Ну-ка… ну-ка… ну-ка…
Странно… у вас такие же места,
как и у нас…
Папа: Так бывает!
Это ошибка распространителей!
Гражданин: И что сейчас делать?!
Папа: Просто сядьте с семьёй
На свободные места!
Да вот хотя бы там!
Тоже первый ряд!
Там даже лучше!
Гражданин: Да, но у нас на эти места
Такие же права, как и у вас!
Жена гражданина: Да пошли, туда сядем!
Гражданин: Подожди!
Итак, по какому праву
Именно вы на этих местах?!
Папа: Просто мы раньше пришли!
А вы вообще опоздали!
Гражданин: Это не аргумент!
Какой-то мужик: Блин, да вы сядете когда-нибудь?!
Отец опасным взглядом
Заставил блинщика онеметь.
Распорядительница: Что случилось?!
Отец заметил,
Что его возлюбленная
Следит не за цирковыми событиями,
А за реальными.
Распорядительница: В чём тут дело?!
Папа: Уже ни в чём!
Отец крепко схватил
Гражданина за шею
И притянул его голову
Вплотную к своему голосу.
Испуганный гражданин
Явно не ожидал
Такой развязки,
Которая грозила
Стать завязкой рукоприкладства.
Пенсионерка-распорядительница
С облегчением поковыляла прочь.
Папа: Послушай, аргументатор!
Не заставляй меня
Позорить тебя
Перед твоей семьёй!
Она у тебя славная!
Так цени же это!
Если хочешь,
Я уступлю своё место
Твоей дочурке!
Но только ей!
Славный гражданин
Со своей славной семьёй
Расположились чуть поодаль,
А наш папа
Сел на место тихонечко,
Чтобы дерзкой Реальностью
Не отвлечь детей
От учтивых Чудес…
Вскоре на арену вышел
Нарочито невозмутимый и надменный
Фокусник.
Его мрачный фрак
Лоснился таинственностью.
Публика робко и раболепно
Похлопала волшебнику.
И началось!
Карты,
Ленты,
Платки,
Цветки
И какие-то штуковины
Стали вылезать из него,
Будто из дырявого мешка
пьяного Деда Мороза для взрослых.
Мелкая и крупная живность,
Распорядители
И вульгарно одетые девицы
Возникали и исчезали
В зеркальном шкафу,
Словно в зазеркалье.
Да, зрители чувствовали себя
Обманутыми идиотами,
Но это была мизерная плата
За доводы Чудес,
С которыми в жизни
Как-то спокойнее.
Доченька: А как из сапки зайтик паявился?!.
Сынок: Вопрос в другом: как заяц в ней исчез?!.
Папа: Да это просто фокус получился!
Мама: Двойное дно… Но жизнь не без чудес…
И чем внимательней
Становились зрители,
Тем больше удивления
Появлялось из-за пазухи
Их Наивности…
Когда под куполом цирка,
Словно Тарзаны,
Стали летать
Воздушные гимнасты,
Перепуганная публика поняла,
Что она маловато заплатила
За такие рискованные трюки.
Когда же одна
Малолетняя гимнастка
Сорвалась на край батута,
Все уразумели,
Что зрительский адреналин –
это не та святыня,
Ради которой
Следует жертвовать
Человеческими жизнями.
Доченька: А сто, и телавек литать умеет?!.
И я умею тозэ, мозэт быть!
Мама: Чем так летать без крыльев, кто смелее,
Так лучше окрылённою ходить!
От маминой фразы
Папа восторженно засмеялся,
Чем сразу выделился
Среди замерших зрителей…
Спустя пару номеров,
Увесистые кулисы раздвинулись,
Словно шторы великана,
И из тёмного проёма,
Как из щедрой на невидаль пещеры,
Величаво вышел
Грязновато-грузный слон.
Доченька: Слоник! Слоник!
Сматлите, слоник!
Слоник… слон…
Девочка запнулась,
Потому что серая гора,
Покрытая морщинами,
Сонно двигалась
Прямо на малышку,
Которая сначала
Вжалась в кресло,
А потом в маму.
Мама: Не бойся, ангелочек, слоник добрый!
Доченька: А вдлуг наабалот… я так баюсь…
Сынок: Ребята… этот слон такой огромный…
что я, пожалуй, тоже к вам прижмусь…
Когда же живая глыба,
Хлопая ушами
И изгибая змею хобота,
Стала, как заправский спортсмен (на пенсии),
Выделывать забавные трюки,
Дети отлипли друг от друга,
Расслабились
И расплылись в улыбке.
После этого мамочка
Только и успевала
Незаметно закрывать доченьке
Разинутый ротик.
Иногда мама
Захлопывала его сынку.
И один раз
Этой приличной процедуре
Подвергся папа…
Во время антракта
Семья пошла в буфет,
Но не чрева ради,
А праздника для.
Пока папа
Тёрся в толстой
И плотной очереди,
Мама с детьми
Заняла место
Для сладостей и напитков.
Сухопарая(!) буфетчица
Живо отпускала покупки
И лихие словечки,
Поэтому Очередь
Быстро разжижалась
В едком воздухе цирка.
Она была дисциплинирована,
Хотя и говорлива
После цирковых выступлений
И искромётных впечатлений.
А наши дети
От избытка полученных эмоций
И ожидания новых
Напевали условную песенку.
Доченька: Хатим, хатим мы кусать бутилблоды!
Сынок: Хотим, хотим жевать мы и глотать!
Доченька: Мы будем пить пузылтятую воду!
Сынок: И сахарною ватой заедать!
Откуда ни возьмись
В зале появился
Пьяный мужлан.
Он вилял по залу,
Как дешёвая машина
На гололёде.
Столкнувшись с парой «пешеходов»,
Мужик чуть не врезался
В наш семейный островок.
Однако увильнув
От моральной аварии,
Он направился
В сторону уборной.
Доченька: А сто, вон тот вон дядя умилает?..
Сынок: Да нет же, этот дядя так живёт.
Доченька: А патиму тагда он так хламает?..
Мама: Просто от жизни часто устаёт.
Пьяный мужчина
Ввалился в туалет
И уже из него не вываливался…
Радостный
И чуть гордый папа
Принёс сладостные яства
И ароматные напитки.
Сынок: Ура-а-а-а-а!
А ты, малая, чего не кричишь?
Озабоченная девочка
Что-то шепнула
Маме на ушко.
Мама: Мужчины, мы пока что удалимся,
А вы уж начинайте минипир.
Папа: Ну, что, сынок, едою насладимся?!
Сынок: Давно я из пластмассовых не пил!
Сынок потёр руки,
Но без дам
Господа не стали
Ни есть, ни пить.
Вскоре мама
И счастливая доченька
Вприпрыжку подбежали
К своим мужчинам.
Девочка сразу же
Протянула ручки
К сахарной вате
И получила пышную сладость.
Яство было больше
Девичьей головки,
Но ребёнку-то
И надо было видеть
Одну только вкусность.
Внезапно
Прозвенел звонок!
Семья всполошилась.
Папа: Нет, не волнуйтесь! Кушайте спокойно!
За пять минут там рай не породят.
Допразднуем, потом зайдём тихонько,
И Зрелища нас, сытых, поглотят.
Семья спокойненько,
Но скоренько докушала
И направилась к манежу
С весёлым волнением нарушителей.
Папа взял доченьку на руки,
И родные души
Гуськом нырнули
В волны кулис,
Нырнули из реальности в иллюзию.
Оказавшись в громком полумраке,
Семья предусмотрительно
Привыкла к темноте
И под предводительством папы
Прошмыгнула к рядам.
Тот самый: Что, опаздываем?!
гражданин
Папа виновато улыбнулся,
И уже через несколько секунд
Его четырежды счастливая семья
Была на своих местах…
Вскоре на арену
Вышел силач.
Его рельефные мускулы
Демонстративно содрогались.
Создавалось нездоровое ощущение,
Что у него под кожей
Зашиты живые мыши.
Сначала силач
Пожонглировал пудовыми гирями,
Пыля тальком.
Затем он,
Красный от напряжения,
Словно от загара,
Заплёл из гвоздей
Пару острых косичек,
Которые не могли растрепаться.
После отчаянный силач
Стал носить на плечах
Стальное коромысло,
Гружёное людьми.
Во время ношения
Он ещё и натягивал улыбку,
Которая больше была похожа
На гримасу.
В конце выступления
Силач надменным жестом
Предложил желающим полёгать
Его лоснящуюся гирю.
Желающих, конечно, не нашлось…
Папа: Я готов!
Мама и дети
Содрогнулись от неожиданности,
Страха
И гордости.
Раздались аплодисменты.
Сынок: Давай, папа!
Доченька: Давай, папатька!
Мама: Осторожно!..
Силач с ухмылкой
Опять-таки жестом
Предложил папе попробовать
Хотя бы оторвать гирю
От песочного пола.
Папа быстренько подбежал
К блестящему шару с ручкой,
Схватил его
И перекрестился им
Три раза.
Сынок: Вот это да-а-а…
Доченька: Нитиво сибе…
Мама: О, Господи…
По чаше трибуны,
Словно на мотоцикле,
Пронёсся Рёв восторга.
Затем «мотоциклист» долбанулся
В Самоуверенность силача,
Который вяло
Поаплодировал конкуренту,
А потом даже
Слабо пожал
Его сильную руку.
Из маленькой головки силача
Вылетала одна только мысль:
«Тогда какого же хрена
Я тут жилы рву…
если каждый желающий
будет моей тридцаткой креститься…»
Под аплодисменты
Наш улыбчивый папа
С деланным зазнайством
Подошёл к семье,
Помахивая публике рукой.
Первым делом
Он тайком поцеловал маму,
Чем вызвал
Почти свадебное настроение
У уймы незнакомых людей.
Мама смутилась,
Потупила взор
И лишь исподлобья
Любовалась любимым.
Сынок: Это мой папа!
Доченька: И мой тозэ!
Папа: Вы поняли теперь, мои детишки,
Зачем нужна зарядка по утрам?!
Мама: Однако не забудьте и про книжки!
Детишки: Мы станем силачами там и там!
Чувствуя на себе
Многоокое внимание публики,
Семья ещё долго
Не могла свыкнуться
С первоначальной ролью
Восьмиглазой зрительницы.
У неё никак не получалось
Настроиться на истинных артистов…
Вдруг
Цирковая чаша
Заполнилась кровавым колером
И зловещим полумраком.
Смешавшись друг с другом,
Цвет и сумрак
Замешали в чаше
Страстное зелье для глаз.
Из-за шатающихся кулис
Вышла полуобнажённая женщина
С длинными и чёрными волосами.
Толстые локоны
Свисали с её макушки
Растянутыми пружинами.
На шее женщины,
Подобно старому и блеклому боа,
Болтался узорный удав.
Под готическую музыку
Она стала извиваться
И двигаться по кругу манежа.
Полудохлый питон
Иногда вяло напрягался,
Но тут же обвисал
Под тяжёстью змеиной лени
И апатии к городским джунглям.
Доченька: А патиму та тётя, как на плязэ?!.
Мама: Наверно… тёте жарко… и она…
Сынок: А почему питон, как будто пьяный?!.
Папа: Змея-хозяйка, видно, довела!
Родители кое-как дождались,
Пока странная тётя
И такой же удав
Удалятся в пошлое прошлое…
Когда на арену
Выбежали клоуны,
Размалёванные до ужаса,
Стало весело всем:
и детям,
и дуракам,
и даже снобам.
Паяцы общались
Друг с другом и публикой
При помощи свиста.
В напомаженных губах
У них были свистки.
Однако,
Когда с трибуны
Клоунам начали отсвистывать
«Клоуны» поддатые,
Общение закончилось.
Вдруг
Один паяц-коротышка,
Который стоял
Возле нашей семьи,
Достал из полосатых шаровар
Тряпичную куколку,
Одел её на руку
И подошёл к нашей доченьке.
Тряпичный человечек
Начал танцевать
На руке клоуна
Прямо перед УДИВЛЕНИЕМ
Маленькой девочки.
Клоун: Бери! Дарю!
Но учти: он не любит спать один!
Доченька послушно кивнула
И с волнительной ответственностью
Приняла живой подарок…
Когда цирковые представления,
К сожалению, закончились
И семья на троллейбусе
Возвращалась домой,
Пассажиры,
Которые не были в цирке,
Подробно знали
О всех его номерах
В зимнем сезоне,
Потому что наши детишки
Всю дорогу воспроизводили их
При помощи слов,
жестов,
мимики,
эмоций
и ещё чего-то.
Замечания мамы и папы
Только распаляли
Детское воображение.
Вообще-то,
Родители и сами
Были не прочь повыступать
Или хотя бы повспоминать
Цирковые представления,
Но их статус взрослых
Сдерживал желание.
Да и, собственно, пассажиры
С превеликим упоением
Завидовали везунчикам,
Которые побывали в цирке
И пребывали в детстве.
Доченька: А патиму не плясэт тилаветик…
И дазэ не сывелицца савсем?..
Папа: Придём домой, мой белокурый цветик,
И куклу оживлю я без проблем.
Мама посмотрела на папу,
Как на родного волшебника.
Сынок: А мы пойдём куда-нибудь все вместе
На следующих наших выходных?
Папа: Конечно, провалиться мне на месте!
На санках покатаемся с горы!
Сынок: Ура-а-а-а-а!
Доченька: Ула-а-а-а-а!
Мама: Тише… тише…
Тут же люди…
Печальная: Да пусть радуются…
пассажирка и за себя… и за нас…
Дома,
Ложась спать,
Доченька уложила
Рядом с собой
И своего тряпичного человечка,
Уставшего от плясок
На папиной руке…
На следующие выходные,
Когда бледное от сна Солнышко
Ещё только начинало
Осматривать свои земные владения,
Алюминиевые полозья
Детских саночек
Уже еле слышно шуршали
По нетронутому подошвами снежку.
Почему «еле слышно»?
До потому что на салазках
Сидела наша лёгенькая девочка,
Сидела молча и важно,
Ибо на тот момент
Само СЧАСТЬЕ уместилось
В её утеплённом тельце.
Вёз сестрёнку брат.
Он был похож
На бурлака-великана,
Который легко и быстро
Тащит крохотное судёнышко
По снежной реке.
Сынок был так рад
Этой роли перевозчика,
Что превратился
В одну большую улыбку.
Иногда эта «улыбка»
Разгоняла сестричку
До скорости опрокидывания
И превращалась уже
В «крикливый смех».
Доченька при этом
Начинала понимать
Своим детским умом,
Что СЧАСТЬЕ –
понятие невечное.
Папа и мама
Блаженно шли
Позади детей,
Согревая друг друга,
Пространство
Да, пожалуй, и Время…
Издали
Деревья в лесу
Напоминали гигантские порции
Мороженого на палочках,
Точнее, на стволах.
В жилище Тишины
Было чисто,
свежо,
и ядрёно.
Заветная горка вдали
Выглядела рябой
Из-за взрослых,
детей
и санок.
Она была похожа
На заснувшего далматинца-великана.
Доченька: Вон голка, голка, голка для катанья!
Скалей, скалей, визи миня туда!
Сынок: Я все твои исполню приказанья!
Но знай, что в санки Скорость впряжена!
Брат рванул за верёвку,
Та равнодушно напряглась,
И сани дёрнулись с места.
Сынок: Вперё-о-о-о-о-д!
Доченька: А-а-а-а-а!..
Мама: Сынуля! Не так быстро!
Не так быстро!..
Папа: Да пускай, там сугробы.
Вскоре наши дети
Домчались до горки,
И стали возле неё
Самыми активными «пятнами».
С каждым шагом
В сторону холма радости
Свои и чужие
Детские визги
Становились всё громче
И зажигательнее.
Сынок: Ну папа, мама, что вы там плетётесь?!
А мы без вас боимся начинать!
Папа: Боитесь, что без нас перевернётесь?
Не сможем мы всю жизнь вас опекать.
Все задумались.
Папа: Кто первый взберётся на горку,
Тот с неё первый и съедет!!!
Вся семья, как заворожённая,
С истерическими возгласами радости
Рванула к белому холму.
Папа мама и сынок
По-спортивному ловко
Карабкались наперегонки.
И только наша малышка
Застряла где-то у подножия,
Но героически сражалась
С Притяжением,
Покатостью
И Скользотой.
Заметив это,
Папа лихо съехал вниз,
Схватил доченьку по мышку
И быстро-быстро-быстро
Первым добрался
Почти до самого верха,
Поставил девочку
На ровное место
И крикнул победное: «Есть!»
Эмоция слова
Расслабила героя,
Нога его соскользнула,
А потом и поехала
Вместе с её хозяином вниз.
А мама и сынок
Вскарабкались к доченьке,
Торжествующе обнялись
И стали ждать
Незадачливого папочку,
Ждать с протянутыми руками помощи…
Семья возвышалась на горе,
Любуясь морозным раздольем
И дружным порханием
Своих родственных грёз.
А снег бросался пресной белизною,
Бросался он в солёные глаза,
С рубахою тягался гробовою,
Мечтал не замараться никогда.
Но детвора топталась и каталась,
Марая неживую чистоту.
Казалось, сама Жизнь у ног валялась
И мяла снеговую простыню.
Доченька: А патиму на свете так класива?..
Сынок: И что такое… эта красота?..
Папа: На свете этом… потому так мило,
Что его видят детские глаза.
Мама: А красоты на свете не бывает,
Как и уродства не было на нём.
Есть доброта, она нас в Жизнь влюбляет,
Но есть и зло, что ссорит нас с Житьём.
Дети смотрели
На белоснежный горизонт.
Их наивные взоры
Умудрялись проникать
Между снегом и небом
И видеть там
Сказочное будущее.
А папа целовал маму,
Реально ощущая
Сострадательную нежность,
Близкую святость
И справедливость мироустройства.
Дыхание возлюбленной
Приятным паром
Ласкало лицо отца.
Это и было
Дыхание Жизни…
Папа: Ну, что ты, моя маленькая доча?
Ты первой оказалась на горе!
Раз так, поедешь первой, если хочешь.
Доченька: Хатю… но падазду пака узэ…
Все усмехнулись.
Доченька: Ну взлослые, тиво вы так смиётесь?!
А если б малысами стали вы?!
Баялись бы, сто вдлуг пелевелнётесь…
Баялись бы такой бальсой галы…
Уйма поцелуев умиления
Начали липнуть к малышке,
Пока та не стала морщиться,
Ёжиться,
Прижимать ручки к груди
И заливаться
Пронзительным смехом истины.
Папа: А ты, сынок, готов стать другом Ветра?!
Сынок: Давно с ним познакомиться мечтал!
Папа: Тебя внизу словлю я непременно!
Не дрейфь! Езжай, когда подам сигнал!
Папа, скользя, сбежал с горы
И приготовился ловить сына.
Отец был похож на вратаря
Перед пробитием пенальти.
Сынок уселся в саночки,
Укрепился
И нахмурил брови.
Доченька прижалась
К маминому бедру,
Но потом оторвалась от него,
Подбежала к братику,
Чмокнула его в щёчку
И вновь приросла к маме.
Будущий мужик
Остался невозмутимым
К сентиментам.
Мама: Ты только не гони, сынок, так сразу…
К рекордам ты пока что не готов…
Сынок: Ну мама, в санках нет педали газа!
Мама: Но в санках так же нет и тормозов.
Папа: Дава-а-а-й!
Отец дал отмашку.
Сынок: Лечу-у-у!
Мама: Осторожно!..
Доченька: Асталозна…
Мать перекрестила сына.
Салазки скользнули вниз
Вместе с сердцами.
С каждым метром
Санки наполнялись
Скоростной мощью.
А когда раздался
Мальчишеский крик,
На котором ручку громкости
До упора крутнули
Страх и Восторг,
Все в округе поняли,
Что максимальная скорость
Достигнута.
Сынок нёсся
Ровнёхонько в папу,
Который по-вратарски
Задёргался на месте.
«Так-так…
Так-так…
Вот-вот…
Вот-вот…
О-о-о…
О-о-о…»
Доченька: Папатька… лави маиво блатика…
Папа: Оп!
Отец цепко схватил сына
Вместе с санками,
Которые уже было
Собирались сворачивать к дереву.
Сынок въехал
В папино пространство,
Будто в воздушную подушку.
Сынок: Вот это класс!.. Вот это есть свобода!..
Пойду ещё по снегу пролечу!..
Папа: Но никогда в иллюзиях полёта
Ты не теряй головушку свою!
Отец поцеловал сына,
И на пацана это подействовало
Куда больше слов.
Мальчик вдруг осознал,
Как он всем дорог.
Однако,
Когда он с санками
Жадно вскарабкался на гору,
Желание поделиться ощущениями
Вновь подняло его над землёй
До высот самозабвения.
Вихри мальчишеских эмоций
Вылетели из уст и глаз сынка,
Подхватили маму и доченьку
И подняли их над горой,
Словно облака,
Налитые солнечным светом.
Вскоре
Чувственное Воображение
Заставило доченьку воскликнуть:
«Маматька, я тозэ так хатю!»
А Уверенность в папиных руках
Вынудило маму ответить:
«Ну ладно… Только осторожно!»
Довольная девчушка
Неуклюже влезла в саночки
И – замерла,
Потому что скорый РИСК
Никак не вмещался
В маленькой головке.
Мама: Сынок, сталкивай её ровненько…
Сынок: Да хорошо!
Прошлое для малышки
Туманилось где-то позади,
Будущего не было видно вообще,
А настоящее застопорилось.
Папа: Дава-а-а-й!
Сынок: Даю-у-у!
Мама: С Богом…
Брат бережно и ровнёхонько
Толкнул саночки с сестричкой.
Доченька: Па-е-ха-ли…
Пронзительный детский визг
Резко разрезал
Морозное среду леса
И разбудил Эхо,
Которое вмиг прилетело
К людским ушам
Поинтересоваться, в чём дело,
Но уши почему-то молчали.
Салазки с пискливым криком
Аккуратненько съехали
Прямо в папины объятья,
И только там верезг стих.
Доченька: Вот это!.. Это да!.. Я вся такая!..
Папа: Приди, моя счастливая, в себя.
Доченька: Я съехала на санках, как бальсая!..
Папа: Конечно же, малышечка моя.
Отец с доченькой и саночками
Поднялся на горку.
Во время всего подъёма
Его воображение
Через ухо заполнялось
Детскими впечатлениями.
Когда мама
Взяла дочу на руки,
Впечатления стали залетать
И в её ухо.
Папа: А что же наша мамочка? Помчится?
Мама: Нет, скорости уже не для меня.
Папа: А может быть, на детство нам решиться?!
Мама: Тут и без нас толпится детвора.
Сынок: Ну мамочка, ну, это же так классно!
Доченька: Ну маматька, ну, эта зэ вастолг!
Мама: Ты знаешь про восторг. Ну, что ж, прекрасно!
А мой восторг – всегда у ваших ног.
Папа: Ты что, моя родная, так боишься?..
Мама: Боюсь ребёнком стать… ведь я же мать…
Папа: Да ты уже и так – моя малышка…
Мама: Ну ладно, мчусь! Сумей меня поймать!
Сынок: Ура! Мама едет!
Доченька: Ула! Маматька едит! Ана в вастолге!
Смеясь, хрупкая мамочка
Ловко села в саночки.
Из глаз её выглянул Страх,
Но Воодушевление
Спугнуло его,
Загнало обратно
И спрятало глубоко.
Живчик папа
Слетел с горы
И превратился в Готовность.
Возлюбленная ждала отмашки,
Умиротворённая доверием.
Папа: Дава-а-а-й!
Саночки с мамочкой
Легонько погладили
Холодный холм.
Казалось, он даже подтаял.
Сани шуршали,
шуршали,
шуршали
и плавно остановились
у самых ног супруга.
На лице возлюбленной
Застыл обрывок
Встречного морозного ветра.
Супруг прожёг его губами…
Сынок: Опять они целуются. Ну, люди!
Ну что в этом за радость?! Не пойму.
Доченька: Кагда ты падластёс, ты тозэ будес
Любить и цылавать сваю зыну.
Малышка по-взрослому усмехнулась.
Сынок: Ах, ты, малая!
Иди-ка сюда!
Малая такая, а всё понимает!
А ну-ка!..
Брат бережно тормошил сестрёнку,
А она пискляво хохотала,
Пока они оба,
Спотыкаясь и падая,
Не побежали с горки
К родительской Гармонии,
Которая,
Заключив детей в объятья,
Стала Совершенством.
Папа: А что, если и папа съедет с горки?!
Мама: Для саночек ты слишком уж велик.
Сынок: А я тебя поймаю тут! Я ловкий!
Доченька: Вот это будет тюдо!.. Или цылк…
Папа: Смотрите, дети, как сейчас ваш батя
В проказах переплюнет детвору.
Поступок мой для трусов будет кстати!
А нет… так хоть народ повеселю…
Сынок: Давай!
Папа с саночками
Рванул на горку.
Доченька: Мама…
Мама: Что, малыш?
Доченька: А кто такой «батя»?..
Мама: Батя – это твой папа, доча.
Доченька: Нитиво сибе…
Батя обернулся.
Папа: Вы только расступитесь тут, родные!
Конечно, я во всём немного асс,
Однако и в денёчки удалые
Случается проруха и у нас!
Все расступились,
Даже посторонние дети и взрослые.
Папа добрался
До верха горки.
Сынок: Молодец!
Доченька: А сто такое «плалуха»?..
Мама: Это – оплошность.
Доченька: А сто такое «аплоснасть»?..
Мама: Это – ошибка.
Доченька: А папа её не савелсыт?
Мама: Кажется, он её уже совершил.
Э-ге-гей!
Отец семейства!
А может быть, не надо?!
Папа: Вся жизнь – «может быть»!
Кроме вас!
Дамы обречённо вздохнули.
Папа кое-как
Уселся в саночки.
Растопыренные ноги его,
Не вместившись в салазки,
Просто лежали на снегу.
Длинными руками
Он тщетно пытался
Крепко уцепиться
За дощатое сиденьешко.
Наконец-то
Это ему вроде бы удалось,
Он задрал ноги
И приготовился к спуску.
Папа стал похож
На громадного краба,
Которого усадили
На маленькое блюдце.
Папа: Расступитесь люд и ветер!
Мастер санок с горки едет!
Сынок: Вперё-о-о-д!
Мама: Боже ты мой…
Доченька: Бозэ ты мой…
Оттолкнувшись руками от снега,
Папа начал движение вниз,
К славе!
Саночки под ним
Сначала заскрипели,
Потом зашуршали,
А после и вовсе зарычали.
Резко повернув вбок,
Они сбросили с себя ездока,
А сами преспокойно и легко
Продолжили скольжение.
Вслед за салазками
Кубарем катился и папа.
Он явно не успевал за саночками,
И они первыми прибыли
К планируемому месту
Аплодисментов и поцелуев.
Вскоре и наш папа
Докатился до родных,
Которые под хохот окружающих
Неслись к нему навстречу,
Сдерживая смех.
Папа лежал навзничь,
Облокотившись на сугроб.
Родные подняли
Своего героя
И стряхнули с него снег.
Мама: Ну, что ты, гонщик, целый хоть немного?
Папа: Я идеален с головы до ног!
Доченька: Ты – наше с мамай лукавае голе!
Сынок: А мне ты подарил крутой восторг!
Папа: Сынок, за понимание спасибо.
Я вам, детишки, преподал урок!
Запомните навеки без ошибок:
кто сел не в свои сани – не ездок!
Дети задумались…
а папа быстренько
Перехватил устами
Мамино дыхание…
Сынок: Ну, вот те на! Опять целует маму,
Как будто мама – сладенькая вся.
Доченька: А я, блатиска, панимаю папу,
Памада мамы – вся из сахалка.
Родители стали улыбаться
Прямо во время поцелуя.
Улыбок тёплый мёд взахлёб глотали,
В устах и в душах – сладко, как в раю.
С дыханием мечты перебегали:
мужские – к ней, а женские – к нему.
Сынок: Друг друга – всё смакуют и смакуют.
Какая-то голодная чета.
Доченька: Ани сибя, как салики, надуют,
И улитят в далёкие клая.
Сынок: Этого ещё не хватало…
Тут уж родители не выдержали
И расхохотались.
Сынок: Чего смеются?.. Не понятно…
Малыш, может, ты в курсе?
Девочка пожала плечиками.
Папа: Я с дочей, а вы – все!
Играем в снежки!
Папа шустро слепил снежок
И специально промазал по сынку.
Началась снежная перестрелка.
Папа попадать не хотел,
Мама – не могла,
Сынок метал метко,
А доченька пыталась
Слепить снежок.
В итоге
Мама и сынок
Повалили кормильца
И напихали ему за шиворот снегу.
Сцепившись,
Троица с хохотом и визгом
Начала качаться по снегу,
Имитируя борьбу.
У всех «борцов» были
Кружевные белые ресницы.
Папа, мама и сынок
Была похожи
На пирожки любых размеров,
Вываленные в муке.
И только чистенькая доченька
Бегала вокруг
Несерьёзных взрослых
И неуклюже, но усердно
Посыпала снежком
Всех подряд.
Вскоре папа вырвался
Из кучи рьяных криков
И отскочил на несколько метров.
Чья-то мать: Держите!.. Держите его!..
Папа повернул голову
В сторону крика.
На отца на всей скорости
Летел мальчишка на санках.
И всё бы ничего,
Но времени на то,
Чтобы подготовиться
К поимке санок с мальцом
Уже не было.
А в нашей маме
Боролись две боязни –
боязнь за мужа
и боязнь за чужого ребёнка.
Последняя победила.
Мама: Хватай его!..
Тяжёлые салазки
Врезались в ноги папы,
Но он успел смягчить удар,
Немного отскочив назад
И удержав сани руками.
Мама, сынок и доченька
Подбежали к папочке,
Пока ещё оторопело
Осознавая последствия.
Папа: Ну, что ж ты, малыш,
Чуть в дерево не въехал?
Хорошо, я вместо него.
Но я тут всё время
Стоять не смогу.
У меня семья, понимаешь ли.
Поэтому ты следующий раз
Ровнее съезжай.
Ровнее сядешь –
ровнее встанешь.
Договорились?
Чей-то мальчик: Договорились!
Папа: Ну, и славненько…
Ц, ой-ой-ой…
Папа захромал,
Мама мгновенно
Обхватила его руками,
Сынок – взял под локоть,
А доченька,
Тужась и кряхтя,
Стала толкать его в спину.
Папа: Милые мои,
Мне не так, чтобы уж очень…
Чья-то мать: Ты что, не видишь, куда едешь?!
Скотина такая!
Вставай, домой пошли!
Санки сам вези!
Мальчик,
По-мужски переживший
Детскую аварию,
Неожиданно заплакал.
Папа: Ну, что вы так на него?
Он ни в чём не виноват,
На санках руля нет.
Чья-то мать: Спасибо, что остановили его,
Но замечаний я у вас, кажется,
Не просила.
Папа: Да, этого не просят…
Молодая истеричка,
Толкая сына в спину,
Навсегда исчезла
Где-то в лесу…
Мама: Жалко их…
Доченька: А кто такая «скатина такая»?..
Мама: Такого слова нет.
Доченька: А тётя зэ сказала…
Мама: Тётя не знала,
Что этого слова
Уже давно нет.
А мы знаем
И не будем
Его повторять,
Потому что его нет.
Доченька: А куда ано падивалась?..
Мама: Навсегда растаяло в воздухе,
Как снежинка.
И теперь его нет.
Понятно?!
Доченька: Да… Нет – так нет…
Неожиданно
Папа бодро заявил,
Что боль в ногах
Его больше не беспокоит,
И что можно продолжать
Катание с горки.
Дети возрадовались,
А возлюбленная усомнилась
В правдивости папиных слов.
Однако отец,
Сплясав на снегу яблочко,
Убедил и её…
Дети съезжали с горки,
А папа их ловил,
Ловил до тех пор,
Пока вдруг малышка не заявила,
Что пора уже искать
Горочку повыше…
Чтобы увидеть Солнце,
Нужно было задрать голову,
А на это
Сил уже не находилось.
Алюминиевые саночки
Рывками двигались
В сторону дома.
В салазках молча
Сидел вялый сынок,
На коленях которого
Засыпала сестричка.
Папа тащил саночки,
Раз за разом убирая
Руку мамочки,
Что тоже пыталась
Тянуть за верёвку.
Папа незаметно прихрамывал.
Вдобавок стало холодновато,
словно семья только что
вышла из тёплого поезда,
следовавшего по курсу
«Родина – родина»,
А пальцы ног
Высокого отца
Организмом не отапливались.
Папа: А знаете, куда пойдём мы завтра?
Дети оживились,
А мама крепко
Ухватилась за верёвку.
Сынок: Куда?
Доченька: Куда?
Папа: В планетарий.
Сынок: Ура-а-а-а-а!
Доченька: Ула-а-а-а-а!
В планиталий!
В планиталий!
А сто такое «планиталий»?..
На следующий день
У всей семьи
Было какое-то
Космическое настроение.
Родители безмолвствовали,
Словно Вселенная,
И в то же время
В душах супругов
Происходили какие-то процессы,
В;домые только им самим
Да Господу Богу.
Возлюбленные выглядели веско,
Словно орг;ны
Перед богослужением.
В глазах детей
Мерцали звёздочки,
Ласкаемые светом душ,
В которых друг о друга
Тёрлись до пылу
Воображение,
Мечта
И Предвкушение.
Когда наша команда
Вышла на улицу
И взяла курс на планетарий,
Всё в округе
Стало казаться
Каким-то иноземным.
Сугробы снега
Напоминали холмики
Лунного грунта,
Деревья были похожи
На экологически чистые антенны,
Дома выглядели, как космостанции,
Хмурые прохожие смахивали
На враждебно настроенных пришельцев,
А встречный ветер… э-э-э…
на встречный ветер.
(Муж заботливо
Поднял супруге
Ворот пальто).
Сам же планетарий
Издали казался
Здоровенным космическим кораблём,
Который случайно приземлился
И как-то так прижился
На нашей греховной планете;
Прижился, наверно, потому,
Что никогда ещё
За всё его многовековое существование
К нему не проявляли
Столь повышенного любопытства.
Он даже стал
Весьма опознанным объектом…
Внутри «космического корабля»
Было прохладно,
Гулко
И ничем не пахло.
Когда члены нашей команды
Уселись в глубокие кресла,
То невольно вцепились
В удобные подлокотники.
Квартет сердец
Бубнил волнение.
Когда электросвет
Со своей сверхскоростью
Свернулся в памятный блик,
Пространство планетария
Заполонил Мрак,
Который, как и Змей-искуситель,
Явился ниоткуда.
Однако родители и дети
Не опустили покорно головы,
А наоборот – подняли их к небу.
Да-да, именно к небу,
Ибо на куполе здания
Красовался ночной небосвод,
Красовался сапфиром в уйму карат,
Сапфиром, рябым от звёзд.
Казалось, из-под купола
Подул ночной ветер.
По крайней мере,
Волосики у виска доченьки
Немножко всколыхнулись.
Сквозняк, наверное.
Доченька: А сто… узэ ноть?..
Сынок: Да…
Внезапно
Какой-то грузный мужской голос
Начал звучно вещать о том,
Что появлялось
На условных небесах.
Доброе Эхо дублировало
Каждое его слово,
Но делало только хуже.
С другой же стороны,
Эта космическая какофония
Гармонично играла
На планируемый антураж планетария.
Доченька не боялась голоса.
Ну, и правильно!
Чего его бояться?
Голос – это ещё не кол;сс.
Звёзды были похожи
На платиновые шестерёнки
Из часов небытия,
Которые развалились
Из-за Большого взрыва
На мгновения жизней.
Доченька: А мозна эти звёздатьки взять в луку?..
Папа: Конечно, нет… ведь звёзды – это газ…
Сынок: Сестре отковырну от джинсов штуку…
Мама: Рука не схватит столько… сколько глаз…
Доченька: А где на нибисах зывут звелюски?..
Сынок: Да это же созвездия… глупыш…
Мама: Зверюшки ночью прячутся за тучки…
Папа: Все звери в чёрных норах спят… малыш…
Планеты солнечной системы
Напоминали разноцветные мячи
Разных размеров,
Которыми Кто-то играл
В бесконечную игру
Под названием «совершенство».
Доченька: А на планетах есть ипланитяне?..
Сынок: Конечно, нет там и-но-пла-не-тян…
Мама: Мы этого не знаем… мы – земляне…
Папа: Да есть они там… с горем пополам…
Сынок так смачно улыбнулся,
Что, казалось, посветлело
Не только в планетарии,
Но и в космической бездне.
Доченька: А эти чилавечики какие?..
Папа: Да разные… такие же, как мы…
озлобленные… глупые… святые…
но все шукают истинной любви…
Доченька: А на каво ани там все пахозы?..
Папа: Конечно, на любителя их вид…
но есть и те… чьи головы, как розы…
а есть жильцы… чей облик просто скрыт…
Доченька: А в тём ани зывут тагда такие?..
Папа: Там тоже социальный беспредел…
Глядишь: у одного – миры большие…
а у другого – только свой удел…
Доченька: Маматька…
Мама: Что, малыш?..
Доченька: А аткуда папа знает пла то…
сто там в космасе?..
Мама: Просто твой папа
Такой умный…
что знает весь космос…
Он знает то…
чего не знают другие…
Доченька: А я тозэ стану такой умнай?..
Сынок: О, да…
Доченька: А кагда?..
Сынок: Когда перестанешь шепелявить…
Доченька: Халасо… я пилистану…
Луна была похожа
То на сабельный клинок,
Который рубил мрак
Мягким светом,
То на круглую пенку
В хмельном эликсире вечности.
Доченька: А патиму Луна казыцца белай?
Сынок: Она такая белая и есть…
Папа: Покрыта вся Луна молочной пеной…
Мама: И иногда она к нам может стечь…
Парн;й ладошкой
Возлюбленная нащупала
Верную руку супруга,
И под куполом планетария
На космическом холсте
Художница Память
Изобразила в розовых красках
Взаимное прошлое любимых,
В котором лунные сливки
Стекали к их босым ногам…
Планета Земля
На экране-куполе
Была похожа
На плохо вымытый аквамарин,
Который являлся
Единственным украшением
Неженственной Вселенной.
Доченька: А делзыцца за сто планета наса?..
Сынок: За воздух… за отсутствие его…
Папа: Да пусть бы хоть на трёх китах стояла…
только б на ней не процветало зло…
Доченька: А лазве Земля наса галубая?..
Сынок: Конечно… ведь на ней много воды…
Папа: Да, доча… она издали такая…
Мама: А небо – это синий нимб Земли…
Доченька: А сто такое «ним»?..
Папа: Нимб – это свет…
который идёт
от добрых людей…
Доченька: А патиму тагда
Ты не светисся?..
Родители растерянно переглянулись
И решили промолчать.
Благо, что громовой голос
Не утихал ни на миг,
Напоминая всем,
Что такое бесконечность.
Солнце под куполом
Было неярким,
Совсем не грело
И напоминало
Застывшую вспышку.
Доченька: А кто всё влемя Солнцэ зазыгает?..
Сынок: Смешной пожарник… он живёт на нём…
Брат еле сдержал смех.
Папа: Оно себя само так допекает…
Мама: И согревает нас своим теплом…
Когда наша семья
Вышла из планетария,
Доченька ещё долго
Пыталась всмотреться
В размытое зимнее Солнышко
В надежде увидеть на нём
Смешного пожарника.
Светило откуда-то улыбалось,
Малышка щурилась,
Но в огне
Никого не было…
По пути домой
Дети стали шалить,
Успешно вовлекая в свои проделки
Счастливую мамочку.
Вдруг
Отец остановился
И призадумался.
Семья остановилась
Вместе со своей главой
И стала тихо ждать
Результата размышления.
Папа: Я вот что предлагаю, шалунишки:
пойдёмте, посетим святой собор.
Пора, пора, пора, мои детишки,
Вам к Господу поднять свой первый взор!
Мама: Не ослепит ли маленькие глазки
И яркий, и могучий Божий свет?
Папа: Мы их прикроем пеленою сказки.
Святой вопрос найдёт святой ответ!
Возлюбленная свободно улыбнулась.
Доченька: Сабол… сабол… А сто эта такое?..
Сынок: Большая церковь. Но я не был там.
Папа: Он прав. Собор – строение большое!
Мама: В нём Бог живёт, живёт на радость нам.
Доченька: Я знаю, знаю я пла дядю Бога!
Вы тяста гавалите пла ниво.
А мозна пасматлеть ево нимнога?
Я пасматлю и – больсэ нитиво.
Сынок: И я бы от души взглянул на Бога.
О нас бы помолился и спросил:
куда ведёт судьбы нашей дорога,
и будет ли наш путь всегда так мил?
Родители не могли пошевелить
Не только языками,
Но и взглядами.
Откровения их детей
Открыли им глаза на многое.
Папа: Ну… я тогда… не нахожу препятствий…
к тому, чтоб не отправиться в собор…
Мама: Да… отдохнуть им… от моральных странствий…
пришла пора… в обители святой…
Благо, заветный храм
Возвышался недалеко от планетария,
И возвышенная семья,
Преодолев немного
пространства и времени,
Увидала светлое сооружение
На фоне белого снега
И белого, словно заснеженного, неба.
Доченька: И эта вон и есть тот домик Бога?..
Сынок: Не домик, а собор! Большущий дом!
Папа: Нам с мамой не забыть его порога…
Мама: В соборе обвенчались мы с отцом…
Дети возрадовались,
Возрадовались так,
Как это могут делать
Только они –
без меры и без оглядки.
И радость их
Звучала в унисон колоколам
Из венчального прошлого,
Которое нахлынуло
Из единой памяти супругов
И подтопило берега их очей…
Некто: Приветствуем вас!
Семья остановилась,
Словно натолкнулась
На невидимую сеть.
Незнакомец был
Подвижен и жив,
Но глаза его
Казались мёртвыми.
Мамочка невольно спрятала губки
За высокими и застёгнутыми вор;тами
Поднятого ворота пальто.
Папа: Добрый день…
Мама: Добрый день…
Сынок: Добрый день…
Доченька: Доблый день!
Незнакомец немного наклонился,
Всей своей сутью
Всмотрелся в ребёнка
И резко улыбнулся,
Словно мимист.
Некто: Доблый, доблый.
Папа: Вы что-то хотели?
Незнакомец нехотя распрямился,
Словно согнутый конец
Кожаного ремня.
Некто: Да я, собственно, собирался
Задать вам нескромный вопрос…
Мать встрепенулась.
Боязнь её куда-то отлучилась,
Поднялись из-за ворота уста,
За хрупкую фигурку поручилась
Достоинства святая красота.
Честь женская, нетронутой рукою
одёрнув длинный и глухой подол,
Сверкала ледяною остротою,
Сверкала, словно айсберговый скол.
Мама: Нескромный – не надо!
Доченька: Нада! Нада!
Сто такое «нисломный»?
Сынок: Ну-ка, тихо…
Малышка уткнулась личиком
В пушистую варежку
И глазами изображала,
Что вокруг стало тихо.
Некто: Ну, раз ребёнок хочет,
То уж позвольте мне задать
Свой нескромный вопрос.
Тем более, что он
Не так уж страшен.
Я просто хотел спросить:
верите ли вы в Бога?
Мама: Этот вопрос не страшен,
Но он личный.
Некто: Отнюдь.
Вот если бы я спросил:
насколько сильно
вы верите в Бога?
То тогда бы этот вопрос
Действительно был личным,
И даже интимным.
А так…
Папа: Да, мы верим в Бога.
И что?
Некто: Ничего.
Я тоже верю в Бога.
Папа: Ну, это прекрасно.
Вся семья
Была в каком-то ступоре.
Вроде и послать чудака
Следовало бы,
А вроде и неудобно как-то,
Да и верующий он тоже.
Скорей бы уже
Спросил, что хотел,
Да отцепился.
Некто: А вы случайно верите
Не в Бога нашего Иисуса Христа?
Папа: В Него самого.
И в Отца Его,
И в Дух Святой.
Некто: Представьте, и я тоже!
Папа: Представляю.
Так пожмём же друг другу
Православные руки!
Папа протянул незнакомцу
Оголённую руку.
Прозорливая мама
Недовольно скривила губки,
Но даже это
Получилось у неё красиво.
Незнакомец посмотрел
На папину кисть,
Как на мрамор статуи.
Некто: Понимаете ли, в чём дело…
Я не православный…
Хотя вера моя правая!
Папа: Вы католик?
Некто: Холодно.
Папа: Протестант?..
Некто: Уже теплее.
Папа: Господи, да кто же вы тогда?..
Некто: Понимаете ли…
В связи с тем,
Что конец света близок…
Папа: Правда?
А я, вообще-то, планировал
Дачку достроить.
Некто: Ну, это-то вы успеете –
я думаю.
Папа: Спасибо за обнадёживающие мысли.
Некто: Не мне спасибо, а Господу.
Незнакомец ритуально
задрал голову.
Мама и дети
Никак не могли понять,
Почему их папочка
Так изменился,
Став каким-то ироничным
По отношению к незнакомцу.
Папа: Ну!
Некто: Что «ну»?
Папа: Ну, вы, наверное,
Хотели бы нам что-то сказать,
А точнее, навязать?
Некто: А вы умеете читать
Чужие мысли?
Папа: Нет, давно забросил,
Это неприятное занятие.
Но ваши помыслы
Так прут из вас,
Что их невозможно не прочесть,
Тем более, что они написаны
Таким крупным шрифтом.
Некто: А почему вы вдруг стали
Так иронизировать?!
Мы с вами даже не знакомы!
Папа: Ну, мы тогда пошли?
Некто: Нет, ну-у-у…
зачем же так внезапно?..
Папа: А-а-а, значит, всё-таки
Вы что-то хотите нам сказать?
Незнакомец впервые смутился,
словно на допросе у Совести.
Некто: Ну-у… в общем-то…
Если вы настаиваете…
Папа: Мы ни на чём не настаиваем!
Некто: Ну, не вы!
Папа: А кто?!
Некто: Я!!!
Папа: А ну, спокойно!
Некто: Я спокоен…
спокоен…
спокоен…
и настаиваю на том,
что земной мир –
это царство сатаны,
а вы – твари…
Папа: А-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
А-ха-ха-ха!
О-хо-хо!
О-хо-хо-хо-хо!
У-ху-ху-ху-ху-ху-ху!
Незнакомец опешил.
Дети стали улыбаться,
Глядя на то, как папа
Заливается смехом,
Брызгая душой.
Насторожилась только возлюбленная.
Папа: О-ё-ё-й…
О-ё-ё-й…
О-ё-ё-юшки…
А я-то думал…
А я-то опасался,
Что ты что-то серьёзное,
А ты просто сектант.
Некто: Ну почему сразу сектант?!
Да и что значит «сектант»?
Папа: Сектант-сектант!
Уж мне можешь поверить!
Я вас духом чую!
Ты не просто сектант,
Ты сектант с примесями,
С замесом,
С наворотами!
В общем, ты опасен вчетверо,
Па-простаму кажучы.
Милая, уводи детей,
А я проверю
Силу его «веры».
Мама: Ты уверен?..
Папа: Как никогда, малыш.
Супруга крепко взяла
детей за руки
и отвела в сторону.
Некто: Ну… и что мы с вами…
будем тут делать?..
Папа: Не мы будем делать,
А я буду проверять
Силу твоей «веры»!
На правах, так сказать, твари.
Некто: А-а-а… моя вера сильна…
Можете не сомневаться…
Папа: Не могу, сомнения гложут.
В мгновение ока
Отец схватил
Сектанта за пояс,
Аккуратно перевернул его
Вверх ногами
И стал вытряхивать из него
Сигареты,
Ругань
И дурь.
Некто: А-а-а-а!..
А-а-а!..
А-а!..
А!..
Да что вам надо?!.
Что вы хотите?!.
Папа: Я хочу, чтоб ты отрёкся
От своей якобы веры.
Некто: У нас в государстве
Свобода вероисповедания!..
Гарантирована конституцией!
Как хочу,
Так и верю!..
В кого хочу,
В того и верю!..
Хоть в Бога!..
Хоть в дьявола!..
Хоть в дурака!..
Хоть в ничто!..
Всё ровно!..
А-а-а-а-а-а-а!..
Папа: Ты уж совсем,
Как светский человек заговорил.
Некто: Да я и есть светский!..
И даже атеист!..
Папа: Атеизм – это тоже
своеобразная религия.
Атеисты
больше всего сомневаются
в своём атеизме.
Некто: Я не сомневаюсь!..
Папа: А чего тогда
В секту попёрся?!
И нас ещё заманить собирался!
Некто: Не знаю!..
Ничего не знаю!..
Отпустите, больно!..
Папа: Что, Совесть заныла?!
Некто: Голова!..
Папа: Чего в секту попёрся?!
Некто: Не знаю!..
Отец немного
Потрусил незнакомца,
И из него вывалилось признание.
Некто: А-а-а-а-а!..
Выгода!..
Выгода!..
Папа: Какая?!
Какая выгода?!
Некто: А-а-а!..
Всякая!..
Всякая выгода!..
Денежная!..
Моральная!..
Любовная!..
Папа: У-у, даже так?
А как же дети, мать вашу?!
Вы же детей
в секты заманиваете!
Пятилетних,
Пятидесятилетних –
неважно!
А «тому, кто соблазнит дитя,
вернётся стократ!»
Некто: Да слыхал!..
Папа: Слыхал он…
Слыхивал, наверно!
А надобно внимать!
Да с придыханием!
А про Совесть слыхал?!
Некто: А-а-а-а!..
Папа: Нет, это не Совесть,
Это твоя плоть орёт!
Некто: Да я никого ещё не соблазнил!..
Не успел!..
Помогите!..
Папа: Отрекайся
От веры своей сектантской!
Некто: Отрекаюсь!..
Отрекаюсь!..
Только поставьте…
меня на место…
Папа: Что же у вас сектантов
За вера-то такая,
Что вы от неё отрекаетесь
Из-за какого-то
Кровяного давления?
Чтоб-то с вами было
Под давлением тягот жизни?
Некто: Ни-че-го…
Папа: Вот именно.
Отец поставил незнакомца
На ватные ноги
И стал придерживать его,
Пока сознание человека
Не приняло верное положение.
Папа: Ну, вот и всё.
Вот и порядок.
Лицо у вас
Уже не бордовое.
И не такое бледное,
Как было до переворота.
Сейчас оно розовенькое
И даже немного светлое.
Глаза ожили,
В глазах святой огонь.
Некто: Спасибо за моральные услуги…
Папа: О! И юмор налицо!
И почему человека
Нужно поставить
Вверх ногами,
Чтобы он стал человеком?
Некто: Вверх ногами –
небо под ногами.
Папа: М-м-м, красиво.
Так может,
С нами в собор?
Некто: Надо подумать…
Папа: А вот тут вы правы.
Ох, как трудно врагов прощать,
И как просто прощать побеждённых.
Не каждый готов зализать
Раны чистеньких и прокажённых.
Отец и незнакомец
Пожали друг другу руки
И разошлись навсегда.
Папа побежал к семье.
Дети стояли
В крепком объятии матери,
Уткнувшись в неё
Холодными носиками,
Тёплыми взглядами
И горячими мыслями.
Возлюбленная встрепенулась,
Дети словно проснулись,
Обернулись
И бросились к папе.
Он подхватил их
На обе руки
И понёс маме,
Будто букеты цветов.
Крикливые детки
Стали на снег,
И возлюбленный выцеловал
Волнение возлюбленной.
Никто не заметил снежинок,
Заполонивших воздушное пространство.
Папа: Ну, всё.
А теперь – к Богу!
Доченька: Папа.
Папа: Что, ангелочек?
Доченька: А кто такой «сик… та… н…т»?
Папа: Никто, доча, никто.
Ни-кто!
Перед двором собора
Стояли убогие
И просили подаяние.
Все они уже давно
Навсегда ушли в себя,
Оставив в миру
Протянутые руки
Да раскрытую суму,
Что щедро наполнялась
Только снежинковой милостыней.
Одной лишь боли был у них избыток,
Они делились даром задарма,
Но
в прохожих душах слишком много дырок
Для милости тяжёлой, как вина.
На фоне чистого снега
Грязное обличие нищих
Особенно бросалось в глаза,
Привыкшие к небесной чистоте.
Калеки-богоносцы
И боговдохновенные юродивые
Были настолько обессилены,
Что даже не могли
Поднять к небу головы,
Однако от них
Благоуханно веяло
Чистотой малогрешности.
Родители дружно
Высыпали в руки убогих
Всё, что было
В кошельках и душах…
Доченька: А кто такие дяди те и тёти?..
Сынок: Они такие ж люди, как и мы!
Доченька: А патиму ани тиво-та плосят?..
Сынок: И не «чего-то», а людской любви!
Родители чуть не расплакались
От искренних и истинных
Ответов сына…
Семья подошла к собору.
Он возвышался над нею,
Подпирая куполами
Небеса и праведные души.
Воздух вокруг храма
Звенел от бодрости
И торжества Духа.
Величественное строение
Всех приглашало
В своё ладанное нутро.
Пульсировало купольное темя,
Простёр крыл; и руки херувим.
Казалось, что с небес сошёл на время
Во славе Божьей Иерусалим!
Доченька: Маматька.
Мама: Что, малыш?
Доченька: Накланись…
Мама: Что?..
Доченька: Маматька… я, казыцца, паняла…
кто такой дядя Бог…
Мама улыбнулась.
Доченька: Дядя Бог – эта пазалник…
католый зазыгает нам Солныска…
Мама снова улыбнулась.
Мама: Нет, малыш…
Бог – не пожарник…
но зажигать и гасить
Он умеет, как никто другой…
и звёзды…
и чувства…
и души…
Осенив себя
Крестным знамением,
Семья пошла
В дом Божий…
Где-то
шестерни времени и поршни громыхали,
Кипело миро, разрывались пузыри!
А тут снежинки с неба тихо опадали,
Чтоб мы друг друга по следам найти могли.
Белизна снега
глядела свежею изнанкою наружу,
И ярых тайн был очевидцем человек.
Брат и сестрёнка заходили в Чью-то душу,
И вместе с чадами преображался век…
СТАРОСТЬ
Наша семья
В количестве двух человек
Выбежала из дачного домика,
Словно в нём хозяйствовал
Пьяный Пожар;
Выбежала,
Хотя до прибытия поезда
Оставалось ещё уйма времени.
Наш возлюбленный,
Был ещё поджар и жилист,
Но уже немного нескладен
От перетасканных сумок Судьбы.
В благодарность
Она мелировала его
Тусклой сединой.
Загар,
Испарина
И лучи
На теле возлюбленного
Создавали такой эффект,
Что, казалось, Солнышко
Налощило его кожу
Коричневым кремом.
Кисти рук
Нашего дедушки
Были похожи
На жареных цыплят.
По лицу возлюбленного
Уже можно было гадать,
Ибо морщины его
Чётко отражали
Прожитую жизнь,
В отличие от размытых воспоминаний.
Лоб был измят
Переживаниями и Горестями,
А щёки – Смехом.
Кто попортил лицо больше?
Сказать на глазок сложно,
Но очи дедушки
Источали счастье.
Наша возлюбленная была
Всё так же стройна,
Словно хрустальная ножка
Фужера с живой водой.
Движения возлюбленной
Были легки, как и прежде,
Но уже неторопливы,
Ибо умиротворяющая Мудрость
замедляла их.
Некоторые сединки затесались
В русый волос
Нашей бабушки,
Но их можно было принять
За нити лунного сияния,
Что вплела в локоны
Мастерица Ночь.
Возлюбленная была измазана
Солнечным мёдом,
И этот загар
Оттенял яркие ореолы
Её задорных зрачков.
Бабушкины морщинки
В уголках глаз
Можно было принять
За игривые прищуры,
А те, что меж бровей,
Могли быть только
Складками страданий
И порезами переживаний.
Но, видит Бог,
В женщине жило
Нестареющее счастье.
Однако её украшала
И незаметная печаль.
Это была вечная печаль
Счастливого человека.
С годами для супруга
Возлюбленная
От сл;да и до грёзы поднебесной
Всё больше узнаваема была,
Но каждая исхоженная стежка
Вела в непроходимые места.
Женщина являлась
Сгустком мигов.
Быстрей себя бежал тот сгусток мигов,
Точно мечта из печали выдернутая.
Жена была живительна до всхлипов,
Словно слеза, наизнанку вывернутая.
Её б глотнуть, но разве ты успеешь
К порыву прикоснуться неуклюже?
Её б глотнуть, но разве ты посмеешь
Коснуться идеала тем, что хуже?
О, возлюбленные!
Казалось, сам Исус ладонью летней
Их кр;ви в – одногруппную смешал.
Замес остыл, и в паре многолетней
Никто себя уже не отличал.
Дедушка и бабушка
Были одеты
В нечто чистое,
Свежее,
Нежное
И такое легкое,
Что казалось, их ноги
Вот-вот оторвутся от земли.
Три километра мира
Отделяло дачу от станции.
Престарелая пара торопилась,
Но Рвение их
Двигалось быстрее.
Оно уже давно
Долетело до железки
И недовольно ждало хозяев,
Переминаясь с крыла на крыло.
Солнце лениво пыхало
Знойной праздностью,
Подогревая радость пары,
Радость от скорой встречи
Со своими кровиночками.
Стремительные супруги
Так были заняты дорогой,
Что скупились на слова.
Бабушка: Постели я им чистые послала…
И в остальном… всё вроде бы без клякс…
Дедушка: А я дровишек наколол немало…
одна в одну… и в профиль, и анфас…
Супруги старались не отставать
От секундной стрелки.
Дедушка: И ш;мпуры наточены, как шпаги…
И млеет мясо в соусе твоём…
Бабушка: Сегодня уж не будет в небе драки…
и тучи не расплачутся дождём…
Супруги вопросительно
Посмотрели на небеса,
И, увидев ответ, засияли,
Словно земные светила.
Дедушка: Тьфу, ты, ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
Бабушка: Ну, что ж ты спотыкаешься, как кляча?
Землицу нужно чувствовать душой.
Дедушка: Малыш мой… я согласен… не иначе…
но я её почувствовал ногой…
Женщина горестно улыбнулась.
Мужчина наигранно прихрамывал.
Женщина иронично
Сжала губки.
Бабушка: Похоже, тебе нужен анальгетик.
Да где ж его сыскать в глухом лесу?
Дедушка: А разве на устах твоих, мой цветик,
Я не найду волшебную пыльцу?
Возлюбленный нашёл
То, чего жаждал,
На расцветшей улыбке любимой,
И сладостное обезболивающее
Растаяло в его устах.
Даже Ветерок замер,
Созерцая врачующие чувства…
На местной станции
Никого не было,
Ибо до прибытия поезда
Оставалось столько времени,
Что какой-нибудь молодой дурак
Успел бы ещё сбегать
Назад на дачу
И вернуться на станцию.
Умиротворённо-трепетные
Супруги сели на скамеечку,
Опёрлись друг на друга
И стали смаковать
Своё отрадное ожидание,
Каждое мгновение которого
Капало елеем
На старые сердца.
Смазанные «моторы»
Работали быстрее и лучше.
Да, станция пустовала,
Но пространство над рельсами
Было переполнено
Заезжим воздухом
из-за горизонтов –
видимых и невидимых.
Возлюбленные разговаривали взорами,
Умиляясь насыщенной чистотою
Общего душевного дна.
На дне лежал
Семейный альбом,
Его листало
Течение времени…
Вскоре на станции
Постепенно стали появляться
Будущие пассажиры
С корзинками и клунками,
А через некоторое время
Усталые и чумазые дачники
Начали скромно прохаживаться
По бетонному подиуму перрона
В ожидании стального гиганта,
Который был обязан
Отвезти их домой,
Туда, где их ждала ванна (надеюсь).
Когда глаза Переезда загорелись
И он тревожно зазвенел,
Все стали пристально всматриваться
В еловую даль,
Из которой вот-вот
Должен был высунуть голову
Стальной змей.
Среди стоящих на платформе
Волнительно тянули шеи
И наши возлюбленные.
Казалось, что Трепет
Играет их сердцами в сквош,
Играет сам с собою.
Во время очередного розыгрыша
Из лесу высунулась
Железная морда,
Которая увеличивалась
С каждым ударом сердца.
Вдруг
Рядом с нашим дедушкой
Плавно прошёл
Некий мужчина
Средних лет.
Он был бородат,
Длинноволос,
Высок
И худощав, как щепка.
У него были большие,
Будто набухшие, глаза,
Но – впалые и осевшие.
Скромная опрятность незнакомца
Выделяла его среди людей
И выделила бы среди лебедей.
Он торчал, как кувшинка
Посреди заводи.
Светлее его цвела
Лишь наша бабушка.
Внезапно
Дедушку проняло видение:
бородач пошатнулся
и повалился прямо
под колёса поезда.
Тяжкая и обременительная сверхспособность
Предвидеть чужое будущее
Не беспокоила дедушку
С момента знакомства с возлюбленной,
Поэтому старика
Повело на супругу.
Бабушка: Да стой же ты, любимый… Тебе дурно?..
Дедушка: Да нет, не мне… а парню вон тому…
Бабушка: Пошли-ка под навес… Свежо там, смуро…
Дедушка: Туда нужно не мне… а вон ему…
Толпа была заворожена
Равнодушными глазищами
Поездных фар,
Поэтому даже не заметила,
Как бабушка тащила дедушку
В безлюдную тень,
Держа его под руку.
А поезд всё рос и рос,
Трубя о своём пришествии.
Дедушка: Да стой же!.. Парень свалится под поезд!..
Бабушка: Тот парень пышет молодостью лет.
В его года не саднит даже совесть.
Дедушка: Малыш… ко мне святой вернулся бред…
Возлюбленная насторожилась
И тут же испугалась,
Посмотрев на супруга
Не только как на человека,
Но и как на сверхсоздание.
Она никак не могла
Разглядеть его родную душу
Сквозь мутный космоколпак,
Которым как будто
Был накрыт возлюбленный.
Жена переживала за мужа…
Не то слово…
У старика подкосились ноги,
И он плюхнулся
На ближайшую скамейку.
Дедушка: Беги скорей… беги, мая родная…
Вон млеет бородатая душа…
Без слов ты оттащи его от края
платформы и земного жития…
Ловко лавируя
Между дачными душами,
Сосредоточенная бабушка
Подбежала к патлатому парню,
Мёртво схватила его
За острый локоть
И рывком оттянула
От самого края перрона.
Уже бледный парень
Тут же рухнул на колени,
Вяло цепляясь руками
За незнакомую спасительницу.
И лишь искусственный ветер
От многотонного поезда,
Шумно протаранившего пустоту,
Нагло всколыхнул
Русые локоны парня.
Бабушка: Ну что же вы все валитесь сегодня
к моим ногам и просто на меня?..
Держись, сынок, в беспамятстве – не больно…
Мне кто-нибудь поможет, люди, а?!.
Чугунный рёв
Тормозящего поезда
Стал для женского призыва
Шумовой преградой
На пути к слуху Совести
усталой толпы.
Но, слава Богу,
Через силу пришедший в себя дедушка
И пару пенсионерок
Помогли бабушке
Поставить парня на ноги.
Всем миром
Его доволокли до скамьи
И окружили незнакомой заботой.
Внученька: Бабушка!
Внучек: Дедушка!
Лучистые внучата
Налипли на стариков
Тёплыми облачками.
Дедушка: Родненькие наши…
А мы вот тут…
Бабушка: Встречаем вас!..
Кровиночки наши…
Дедушка: Да, правильно…
Тут вот прямо и встречаем…
возле скамеечки…
Старики испытывали
Психические перегрузки.
С одной стороны
Они переживали
За бледного парня,
А с другой стороны –
радовались внучатам.
Дочь: Мамочка, папочка, здравствуйте.
Сын: Привет, мам. Здорово, батя.
Молодые копии родителей
Слились с оригиналами
В семейное целое.
Невестка: Драсьте.
Зять: Приветствую.
Невестка и зять
Поздоровались через губу.
Они являлись красивыми
И вескими людьми,
Они даже были
Чем-то похожи
На сына и дочь,
Но вот чем?
Бабушка: Добрый день, мои родные.
Дедушка: Да, да, добрый, добрый…
Старик крепко пожал
Вялую руку зятя.
Бабушка: Дайте-ка, я вас поцелую.
Невестка: Только не сильно,
У меня макияж.
Бабушка: Не волнуйся,
Я только для проформы.
Бабушка прижалась щекой
К макияжу невестки
И щетине зятя.
Бабушка: Ух! Не подбородок, а наждак.
Дочь: Да я ему уж сколько говорила,
Что брить щетину нужно каждый день.
А он лишь улыбается уныло
И смотрит на меня, как на…
Внучек: Сирень…
Зять уныло улыбался.
Под его майкой в обтяжку
Нервно дёргались мускулы.
Дочь была одета
В нечто свободное.
Тенистое пространство
Между изнанкой и кожей
Было заполнено
Ароматной теплотой,
Желаниями
И грёзами.
Дочь: И всё это, конечно, раздражает
И мои нервы, и моё лицо.
Невестка: А мой лик остывает и скучает…
Кольнул бы кто хоть кактусом его…
Невестка пребывала
В некоторой оторопи
От слов свекрови про проформу.
Сын: А я, прости, колоть не успеваю
Твоё лицо и задницы больных!
На «скорой» днём и ночью я летаю,
Не видя перспективностей иных!
Дедушка: Сын!
Бабушка: Сынок…
Сын продолжал…
Сын: Куда ты так намазалась, ей-Богу?!
Деревня здесь, душа и духота!
Так дай возможность и слезам, и поту
Спокойно течь из глаз и из лица!
Бабушка: Ну зачем ты так?..
Невестка: Да всё в порядке, мама…
Не переживайте…
Всё приятно…
Не дланью, так бранью…
Невестка всласть вздохнула
И закрылась.
Но одежда на ней
Кое-где сидела
Не для того, чтобы закрывать
Или хотя бы прикрывать
Вольготные и смелые прелести,
А для того, чтобы их выпячивать.
Вдруг
Кучка пенсионерок разомкнулась,
Словно лепестки,
И из дощатой сердцевины вырос
Бледный, но бодрый бородач.
Он плавно приблизился
К нашей многолюдной семье.
Бородатый парень: Вы извините, люди, ради Бога…
Я вас желаю поблагодарить…
Не ;тдали меня вы в руки Рока…
Грехи позвольте ваши отмолить…
Общее Удивление
Подняло брови.
Невестка: Тоже вот не бреется…
И ничего…
Бабушка: Да что же вы, ей-Богу, говорите…
И на «спасибо» дел не набралось…
Дедушка: Лучше себе здоровья попросите.
Вы так худы, живёте на авось.
Бородатый парень: Грех обожает крепкое здоровье
И сторонится немощи людской,
Поэтому лукавых поголовье
Во плоти не растёт моей больной.
Сын: У вас недавно обморок был, верно?
Бородатый парень: А как вы догадались?.. Вы пророк?..
Сын: Отнюдь, я, к сожалению, лишь фельдшер.
Невестка: Будь ты пророком… вряд ли был бы прок…
Стыд за семейные дрязги
Быстро распространился,
Окрасив всем лица
В розовый цвет.
Сын: Позвольте вашу руку. Боли, слабость?
Бородатый парень: Да нет уже. Она ваша жена?..
Сын: Да, это так… Пророком быть не надо…
чтобы понять… кто женщина моя…
Рот не закрыть ни в церкве и ни в суе…
Бородатый парень: А вы не пробовали – поцелуем?
Сын: …
Бородатый парень: Она без тебя жить не может…
Как и все вы тут друг без друга…
Наш фельдшер
Слушал пульс незнакомца,
Но не его лишний шёпот.
Белые рукава сына,
По-франтовски засученные,
Сливались с обувью бородача.
Сын: Послушай-ка, законная фемина,
Достань из сумки термос наш большой.
Попьёте чаю крепкого и тихо
пойдёте… иль поедете домой.
Молодая жена послушно
Протянула мужу термос,
Будто кубок победителя.
Он отдал его незнакомцу.
Сын: Берите насовсем, он вам нужнее.
Бородатый парень: Да как же так?.. Да он такой большой…
Невестка: О, Господи, да будьте вы смелее!
Дарю! Берите, пейте и – домой!
Бородатый парень: За всё – спасибо… Но мне надо в город…
Я чувствую… я нужен там, как свет…
Невестка: Да многим мнится то, что они повод
Для милых и мгновенных перемен.
Незнакомец обомлел
От неверия.
Дедушка: Но поезд в город будет, ох, не скоро.
Давайте провожу я вас домой.
Бородатый парень: Не для меня обратная дорога!
Мечтанья не маячат за спиной!
Дедушка: Ну, как хотите, это воля ваша.
А то махнули б к нам на шашлыки!
Бородатый парень: Да нет, спасибо, по душе мне каша.
Идите с миром! Бог вас сохрани!
Бабушка: Ну, всё, пошли! А то жара дурная
Решениями нашими сорит.
До дачи-то дороженька большая –
ни стариков, ни внуков не щадит.
Семья попрощалась
Со странным незнакомцем
И потянулась на дачу.
Сын: Так что это за дивный доходяга?
И чем вы ему так уж помогли?
Бабушка: На лавку усадили бедолагу…
Дедушка: Сынок, ты лучше под ноги смотри…
Ржаное озеро
Колыхалось от удалого Ветра,
Который гонял по житу
Увесистые,
Колосистые,
Колкие волны.
Кривой пробор тропы
Разделял ржаную шевелюру пополам.
Наша семья
Друг за другом ступила
В этот песчаный коридор,
Который проходил
Между рослых стеблей,
Что кланялись прохожим.
Голубизна неба
И желтизна жита
Плавились от Солнца,
Разбавляя друг друга.
(К сожалению,
Разглядеть красу Светила
Было можно
Только закрытыми глазами,
Которые при этом
Должны были ещё и щуриться).
Взопрев от зноя и тесноты,
Хлебные колосья
Пыхали душистостью,
А внучата – мятой жвачек.
Дедушка: Запевай!
Внучек: Ура-а-а-а-а!
Внученька: Ура-а-а-а-а!
Внучата: А какую?!
Дедушка: Нашу!
Походную!
Оригинальную!
С импровизацией!
Внучек: Значит: «перекличку»!
Внученька: «Перекличку»!
Дедушка: Запевай «перекличку»!
Внучата: Кто гуськом шагает в ногу,
Как Часы и Времена?!
Это мы творим дорогу!
Это наша вся семья!
Бабушка: Кто встречает Ветры первым?!
Чьи следы для нас теплы?!
Кто ни разу не был нервным?!
Дедушка: Это я – глава семьи!
Из кого цветы на тропку
Сыплются, как семена?!
Бабушка: О себе сказать – нескромно…
потому я – тишина…
Кто витает неустанно
Над людьми и над собой?!
Дочь: А я скромничать не стану!
Муж меня(!) зовёт мечтой.
Зять куда-то выронил взгляд.
Дочь: Кто красивый и франтовый,
умный, сильный и т. д.?!
Кто нас лечит добрым словом?!
Сын: Речь, наверно, обо мне…
А за чьим подолом Нормы
Волокутся, как пажи?!
Кто несёт свободы формы?!
Невестка: Эй, язык попридержи!
Кто рюкзак свой со словами
Так и не распаковал?!
Кто плетётся вечно сзади?!
Зять: …
Невестка: Кто плетётся вечно сзади?!!
Зять: …
Невестка: Кто плетётся вечно сзади?!!!
Зять: Сзади я – лишь на словах…
Бытия, увы, не знаю…
ну, а быт мне – словно прах…
Бабушка: Кто тут парочка святая?!
Кто нательный крест семьи?!
Кто здесь фантики бросает?!
Внучата: Нет-нет-нет, это не мы!
Наша певучая семейка прижалась
К плодоносным стрелам со злаками,
Освободив узкий проход
До красноты потной бабе,
Которая еле пёрла
Две корзины,
С верхом заполненные
Бордовой клубникой.
Ягоды были накрыты марлей,
Однако сок их
Просачивался сквозь неё,
Как кровь от ран.
Нагретые Солнцем плоды
Издавали пряный аромат,
Который вперемешку
С ржаной душистостью
Дурманил городские головы,
Как сладкий сон про рай.
Внучата подбежали к бабушке
с двух сторон,
Желая идти рядом
И ластиться к ней,
Но тропинка была так узка,
Что детки спотыкались
О ржаные ножки.
Внученька: А у тебя клубничка есть такая?
Бабушка: Конечно есть, и слаще, и крупней.
Внучек: А в ротиках у нас она растает?
Бабушка: Местечка нет для ягодок милей.
Внученька: Ура-а-а-а-а!
Внучек: Ура-а-а-а-а!
Дети не совсем поняли
Смысл образного ответа бабушки,
Но зато
Прекрасно прочувствовали его.
Внучата: А можно в этих зарослях полазить?!
Дочь: Наверно, да… А почему бы нет?..
Невестка: Конечно, нет! Там можно лбы расквасить!
Бабушка: Об что, моя душа? Ну, что за бред…
Невестка и свекровь цыкнули
Недовольно, но синхронно.
Дедушка: Бегите, дети. Только осторожно!
Разбиться о растения нельзя,
Но стеблем натереть коленки можно.
В колосья лезьте, но не из себя!
Невестка и свекровь
Одобрительно хмыкнули,
И довольная детвора
Просунулась сквозь гибкие прутья
В неведомую невидимость.
Дальнейшее местонахождение малышни
Можно было проследить
Только по её безумным визгам
От поднебесного счастья.
Когда же детишки
Вывалились из плодов поля,
Они были похожи
На спелые и румяные зёрнышки,
Из которых непременно
Должны были вырасти
Душистые души…
Дедушка: А может быть, с небес пласты святые
На Землю опускаются раз в год…
Бабушка: Чтоб раны залечить её лихие,
Разлив на них вот этот житный мёд.
Сын: Конечно, было б лучше стрептоцида
На раны удалые раскрошить…
Дочь: Да, здесь пространство скорой сдобой сыто.
Право, оазис! Небо можно пить!
Внучек: А в жите иногда так тихо было,
Там даже крик я не расслышал свой…
Внученька: Да просто там уютно и красиво,
И пахнет чьей-то чистой головой.
Взрослые поразились тем,
Что глаголили дети,
Да и дети ли?
Невестка: Да-а, жарко…
Зять: …
Вскоре нашу семью
Заполонил полумрак
Молодой иглистой рощи,
Которая прикрыла
Синюю высь
Еловой вуалью.
Однако над тропинкой
Всё-таки сиял
Синий ручей,
Что тёк за спины прохожих,
Теснясь меж колючей хвои
Верхушек деревьев.
Семья словно оказалась
В сосновой сауне
С духом хвои,
Цветочков,
И аппетитной грибной прели.
Казалось, нежная кора
Молодых стволов
Вот-вот отпадёт от них
В этакой природной парилке.
Дедушка: Незрелый цвет. Но это цвет надежды,
Надежды на космический простор…
Бабушка: Когда цвет скроет синие просветы,
Из тьмы заглянем в наших душ раздол.
Сын: А между прочим, хвойный дух полезен,
Микроб его боится… но не грех…
Дочь: Мир суеты так быстр и так пресен,
Милей мне пряный дух недвижных древ.
Внученька: А там вон те сосёночки малые,
Наверное, ровесницы мои…
Внучек: Вот только жаль, что «девочки» – немые,
А то бы рассказали птичьи сны…
Невестка: Да-а, душно…
А термос подарили…
Ладно б ещё без чая…
Невестка промокала салфетками
Блестящее лицо,
И на белоснежных бумажках
Появлялись бежевые мазки.
Зять: …
Когда семья вышла
Из деревянной молодости
На старый простор,
Солнце вновь обволокло её
Лучистой тепелью.
Вдали,
На расстоянии дальнозоркости,
Лежали с выпученными очами окон
Кубообразные головы
Дачных домиков,
Покрытые черепичными
и шиферными пилотками.
Издали казалось,
Что некоторые головы
Заросли малахитовыми водорослями
Из Борового моря,
Цунами которого
Нависли над крышами
И грозно колыхались,
Издавая шум чащи.
Даже синь небесного океана
Не могла разбавить
Зелёную гущу.
Невестка: Послушайте, товарищи,
Ну зачем нужно было
Строить дачу в такой глуши?!
Зачем её вообще
Нужно было строить?!
А главное:
зачем в ней всё время жить?!
От количества,
Качества
И каверзности вопросов,
Казалось, затих
Даже Ветер.
Кого-то из взрослых
Пошатнуло от объёмности
Предстоящих ответов,
Которые как по тревоге
Накапливались в голове,
Готовые к вылету из уст
И вооружённые банальностью.
Сын: Ну, что же ты, зазноба, как заноза,
В небесном настроении семьи?!
Дедушка: А ты, сынок, не опасайся Спроса,
Даруй ему ответов сундуки.
Сын даже скривился нехотя,
Ибо давно чувствовал
Нервное переутомление
От подобной пытливости жены,
Однако в который раз
Удовлетворил её.
Сын: Родители мои здесь отдыхают!
И превратили этот отдых в жизнь!
Дочь: А наши души плоть с себя сдирают,
Когда в умах мелькнёт о даче мысль.
Внучек: Здесь мир непредсказуемой природы
Не даст мне раньше срока повзрослеть.
Внученька: А я тут ради сада, огорода,
Тут можно много чистого поесть.
Правда-матка девочки
Мимо воли слушателей
Растянула им уста.
Не избежала растяжки
И невестка.
Дедушка: Здесь можно не иметь в грехе потребу,
Здесь нет сует, соблазнов, склок и ссор.
Бабушка: Мы здесь живём, чтоб быть поближе к небу,
Здесь до него – самый короткий взор.
Невестка: Ясно…
Зять: …
Внученька: А вон и речка! Вон и наша речка!
Привет, речушка, мы идём к тебе!
Внучек: Она не испарится! Она вечна!
Невестка: Валяется под Солнцем в неглиже…
А вот тут
Завистливая невестка,
Как всегда, ошиблась.
Вода не была обнажена,
Она плотно затянулась
Зелёной ряской –
модной по местным меркам
стоячих Вод.
Да, да, именно стоячих.
Вдали путь нашей семье
Перегородила не речка
И даже не речушка,
А длиннющая канава,
Уходящая за горизонт.
Казалось,
Она есть странное последствие
Падения некоего метеорита,
Болида,
Или ещё какой-нибудь ерундовины.
Дальний конец канавы
Упирался в самые небеса,
Она была похожа
На громадное бездонное корыто
С борщом для небесного скота;
Борщом с зеленью,
Приправами
И мелкой живностью.
Невестка: Не речка это, братцы,
А канава.
Поберегите воображение
Для города.
Это ж надо, провинция,
А искупнуться негде!
Сын: Какое, прости Боже, «искупнуться»?!
Ты под дождём ни разу не была!
Под дождиком – могла ополоснуться!
А так – всё в ванне, да по два часа!
Невестка: Заметь – одна.
Сын: …
Дедушка: Быть может, для кого-то всё – канава –
и ванна, и посуда, небосвод!
А я считаю, что канавой главной
Является набитый злобой рот!
Невестка недовольно
Закусила напомаженные губы.
Сын: Ну, прям в глазное яблочко словечки!
Вонзились стрелы истины в Обман!
Спасибо, батя. Женины насмешки
не смог бы отпарировать я сам.
Бабушка: А ну-ка, хватит! Поколений грозы
под небом вечным тщетны и смешны!
Дочь: Ключи, ручьи, болота, реки, слёзы!
Вся эта жидкость – от одной Воды!
Все сначала насупились,
Но потом стали посмеиваться,
Зыркая исподлобья
На надутые лица друг друга…
Кладка через канаву
Была довольно широкой,
Почти не пружинила
И сомнений не вызывала,
Однако дедушка
Рисковать не стал.
Дедушка: А ну-ка, внучата,
Прыгайте мне на спину!
Внучата: Уа-уа-уа-уа-уа-а-а-а-а!
Довольные внуки
Как-то так сразу и с разбегу
Запрыгнули ловко на деда,
Будто обезьянки,
От чего тот, покачнувшись,
Неуклюже опустился на колени,
Чем вызвал боязливые улыбки.
Дедушка: Дети… дети…
по одному… по одному…
я имел ввиду по одному…
Внучок, ну уступи же…
моё спинное место даме…
твоей сестрёнке…
Внучок нехотя послушался.
Заботливый дедушка
С живым девичьим рюкзачком на спине
Уверенно перешёл мосток
И сбросил его на бережке.
Таким же макаром
Он перенёс и мальчишеский мешочек.
Затем дедушка
Взял бабушку за руку,
И они умело пробежали по кладке,
Едва касаясь досок ногами.
Зять решительно
Схватил жену за руку
И осторожно перевёл её
На новый берег.
Жена послушно и важно
Семенила за ним.
Сын тоже перешёл
Через щербатый мосток,
Перешёл по-врачебному аккуратно
И направился в сторону дачи.
Дедушка: Постой-ка, сын! Жена твоя родная
останется на старом берегу?
Сын: Ну, что она, кривая иль больная?!
Не может протруситься по мостку?!
Невестка: Я одна боюсь.
Молодая женщина
Пожаловалась с бесстрашием.
Сын: Ядрён корень!
Муж вернулся к жене
На её пустынный берег.
Она стояла
Даже не перед кладкой,
А за несколько метров до неё.
Невестка: Ну не могу я привыкнуть к препятствиям!
Не могу!
Мне легче отвыкнуть от того,
Чему они мешают.
Сын: Тогда отвыкни от косметики,
Ей так мешает препятствие
Под названием «безденежье».
Невестка: …
Сын: Ну ладно, давай руку! Пошли!
Невестка: Всё ровно боюсь.
Женщина была настойчива.
Сын: Да ё-моё! Ты что, дитя малое?!
И тебя тоже на спину взвалить?!
Невестка: !..
Сын: Ну ладно, прыгай, луковое горе!
Нельзя тебя… ни чистить… ни любить…
Супруг повернулся
К жене спиной
И самую малость
Наклонился вперёд,
Приняв позу пациента
Перед уколом.
Почти счастливая супруга
Навалилась на мужа,
Словно туземка на экспедитора,
Затянув на его шее
Женский шарф из рук.
Сын: У, блин… Ничего себе…
Я и не знал, что ты такая…
тя-жё-ла-я…
Невестка: А я не знала,
Что ты такой слабый.
Гружёный женою муж,
Еле переставлял ноги,
Будто на них были кандалы.
А длиннющие ноги супруги
Волоклись по земле.
При хорошем воображении
Могло показаться,
Что некий солдат
Несёт на себе
Раненную солдатку.
Зять: Пойду помогу.
Дедушка: Не надо!
Это его ноша.
Бабушка и дочь
Как могли помогали фельдшеру
Тащить жену,
Помогали мимикой.
Внученька: Папа, папа! Давай, давай!
Внучек: Давайте, давайте! Ну!
Сын: Срифмовал бы я вам…
Сын с живою ношей на плечах
Осторожно спустился к мостку
И так же ступил на него.
Шаг…
Шаг…
Шаг…
Возле воды пахло
Застоялой глубинной тайной,
Которая возбуждала
И плоть, и дух.
Жена жарко прижалась щекой
К скуле супруга.
Тот брезгливо отвернулся в сторону
И предсказуемо потерял координацию.
На дне канавы
Наверняка скучал
Старый Водяной,
Живущий на нечистую пенсию.
Так вот он,
Когда увидал над собой
Придурка с супругой
Весьма обрадовался
И сделал всё возможное,
Чтобы сына с невесткой
Повело вбок.
Короче говоря,
И муж мог
Сбросить с себя супругу,
И жена успевала
Отцепиться от супруга,
Но никто никого
Терять не хотел.
В итоге
Неразрывная парочка
Бултыхнулась в болото.
Ленивые и глухие брызги
Разлетелись недалеко.
Все вошли в ступор.
Внученька: Смотри… Смотрите!.. Дедушка!.. Бабуля!..
Там мама с папой могут утонуть!..
Дедушка: Ну, это ты, малышка, перегнула.
А уши детям лучше бы заткнуть…
По пояс в мутной воде
Стояли и ругались
Муж и жена,
До самого чистоплюйства пропитанные
Грязно-зелёной, вонючей жижей.
Они даже не воспользовались
Помощью родственников,
А сами выкарабкались из рва,
Разозлённые и агрессивные.
Вокруг них
Тихонько витали
Тишина,
Охи,
и Смешки.
Когда же наконец
Все запалы злости
Были сожжены,
Супруги стали
Заботливо вглядываться
В облик один одного,
Убеждая друг друга в том,
Что всё можно отстирать…
Квадратное лицо
Нашего дачного домика
Было побелено,
Как у гейши,
Оконные очи его –
накрашены синим цветом,
А губы дверной коробки –
коричневым.
Мелкие расщелины
В низком деревянном заборе
Были жирно заполнены
Зелёной краской,
Грядки на семи сотках –
ровно размежеваны,
будто госграницами.
Чернозём был прополот и взбит,
Точно перина, на которой
Расстелили свои плети огурцы
И развалились маленькие кабачки.
Некоторые растения
Стояли на грядках,
Словно солдаты на плацу.
Листики петрушки напоминали
Затупленные дубовые листья
В уменьшенном размере.
Нежные листочки салата
Нежились друг возле друга.
Острые зелёные стрелки
Острого лука
Целили в голубое небо,
Тщетно надеясь оторваться
От белых набалдашников корней.
Высокий и ветвистый укроп
Напрасно прикрывал
Свою пахучую пышность
Цветковыми зонтиками от солнца.
Шершавые ягодки земляники
Мечтали оказаться
Между мякенькими подушечками
Детских пальчиков.
Толстые плоды
Бардовой клубники
Переспевали в теньке
Под собственными листиками,
Ожидая своего звёздного мгновения;
Мгновения,
Когда чей-то язык
Раздавит ягоды о нёбо,
И пряный Вкус
Отправит душу едока
В поднебесное путешествие
На крылах Услады.
Терпкие кокетки лилии
Перепачкали лепестки
В собственную же пыльцу.
Они стояли мурзатыми,
Но самыми красивыми.
Наперстянка звенела
Своими белыми колокольчиками.
При музыкальном воображении
Можно было даже расслышать
Её цветочную мелодию,
Похожую на ту,
Что обычно звучит
Из старинных шкатулок.
Пышные розовые пионы
Важно ждали,
Когда чей-нибудь нос
Уткнётся в их благоуханные
Косматые папахи.
Залётная оса
Ползала по пиону,
Виляя задком.
Малиновый цвет георгин
Получился настолько насыщенным,
густым
и броским,
Что его можно было
Намазывать на булку
Вместо джема.
Приторные бутоны
Чайной розы
Пылали алым колером
На колком кустарнике,
Словно фонари на ёлке.
Высокие фиолетовые дельфиниумы
Были похожи на удочки,
Воткнутые в землю
И обросшие цветками.
Своеобразные снасти
Самостоятельно удили в небе
Души умерших рыбёшек;
Удили при помощи
Лесок мыслей,
Крючков красоты
И душистых наживок.
Осы,
Пчёлы,
Шмели,
Стрекозы
Бабочки
И птички
Разгоняли цветочные ароматы
По простору семи соток.
Горькие,
Кислые,
Солёные
И сладкие запахи
Заставляли и желудок, и душу
Алкать для себя пищу.
В тени плодовых деревьев
Благоухала будущая Спелость.
А под небосводом
Рыскал на крыльях
Хищный коршун,
Поддерживаемый
Невидимыми дланями Эфира.
Птица высматривала
Соседских цыплят,
В который раз напоминая,
Что нет рая на земле.
Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
Со всех четырёх сторон
Огород нашей семьи
Окружали соседи.
С одного боку
По межам шастали
Женщина,
Мужчина
И их сын детина.
У них у всех
Были упругие животики
С выпуклыми пупками.
Брюшко каждого
Имело свой размер
(в зависимости от старшинства)
И собственный окрас
(в зависимости от время нахождения
под взволнованным солнцем).
Брюшко главы семьи
Было шоколадным,
Пузико хранительницы очага –
розовым,
Животик детины – белым.
Все три чрева
Напоминали воздушные шарики,
Надутые через пупки.
Только вот шарики эти
Тянули их носителей
Не вверх, а вниз.
С участка этих соседей
Регулярно смердело
Бензином и навозом.
Так же часто
Оттуда доносились
Стук молотков,
Рёв пил
И мат наёмных рабочих.
С другого боку
На детских качельках
Сидела дама в купальнике,
Дама семидесятилетней давности.
Её нательный крестик
На длинной цепочке
Заблудился
В тёмном и сыром ущелье
Между грудей.
Казалось, что кто-то
Облепил женское тело
Белым тестом
В сумасшедшей надежде
Испечь из дамы под солнцем
Румяный пирожок с начинкой.
Кажущееся тесто
Сползало со старухи
В виде складок на коже.
Рядом с женщиной
Стоял в свободных трусах
Её молодой хахаль.
Он годился ей в сыновья,
Ему было пол сотни лет.
Видно, старуху потянуло,
Так сказать, на молодых.
У них обоих
Были загорелые спины
И бледные передки,
Как и у всех трудолюбивых дачников.
Однако в выходные
Хахаль колыхал
Свою изношенную зазнобу
На детских качельках.
Да, у старухи были
Маленькие правнуки.
Внук часто навещал её
То с семьёй,
То с любовницей,
То с семьёй,
То с любовницей.
Бабушка умела
Покрывать Похоть
И обманывать Наивность,
Не допуская их встречи.
Чёрно-белая фотография
Покойного мужа этой женщины
Всё время висела
Над входом в баню,
Построенную им же,
Поэтому, когда хахаль
Входил в её низкую дверь,
То всегда кланялся ему.
С третьего богу
Что-то праздновала
Недалёкая молодёжь.
Негры громко грубили
Из японских динамиков,
А пьяные парни и девушки
Подпевали им,
Придавая ритму и блюзу
Матерные оттенки.
Во время медленных танцев
Мужские пальцы
С грязью под ногтями
До боли впивались
В грузные и низкие зады
Начинающих шалав,
Чьи крюки рук
Елозили на потных шеях парней.
Помойные ямы
Разнополых ртов
Дымились от табака
И раз за разом соединялись
В один большой
Непроветриваемый
Резервуар поцелуя.
С четвёртого боку
Полола огород
Высохшая женщинка.
Её почти не было видно
Из-за высоких цветов.
Иногда
О том, что она среди растений
Подтверждало лишь их шевеление.
В своё время…
она потеряла мужа…
сына…
сожителя…
и себя…
Даже облака,
Напоминавшие льдины,
Проплывали над её участком быстрее.
Сам небоокеан
Не мешал женщине
Ни цветом,
Ни светом,
Ни слезами,
Однако цветы у неё
Были самыми красивыми…
До дачи оставалось
Примерно половина километра
Натуральной среды обитания
Птиц и грёз,
Когда супостатная музыка
Праздных молодых соседей
Достигла слуха
Нашей семьи.
Дедушка: Идите спокойно,
А я ускорюсь.
Глава семьи
Рванул вперёд,
Словно главная мысль
По извилинам бытия.
Бабушка: Ты куда?!.
Дедушка: Подготовлю моральную почву
Для наших маленьких семян!
Бабушка: Осторожно!
Ты нами дорожишь,
Но ты же нам и дорог!
Осторожно!
Предупреждающее наречие
Долетело до шустрого дедушки
И село ему на плечо.
Сын: Так а куда он?..
Бабушка: Поговорить с молодёжью.
До действий дело не дойдёт –
собеседники слабы.
Сын ничего не понял
И уже собрался
Навесить на мать
Груду вопросов,
Будто одухотворённые догадки
На бледную излучину Луны.
Однако
Его мокрая рубаха
Неприятно липла к телу,
Словно ересь к здравому смыслу.
Даже несмотря на жару,
Любой летний ветерок
Казался сыну прохладным.
В общем, отпрыск
Не стал докучать
Взволнованной матери,
Ибо был озабочен собой.
А дедушка уже подбежал
К заборной сетке
Молодых соседей.
Дедушка: О, всё, как всегда:
пошлость,
похоть,
проклятье.
Мужики!
Мужики!!
Мужики!!!
Дедушка специально
Обращался к щенкам,
Словно к мужикам,
Потому что это хоть как-то
Придавало им мужественности.
Из-за железной калитки
Вразвалочку вышли
Два разных пацана без маек
И в одинаково грязных джинсах,
Спущенных до отвращения.
Первый пацан
Был крепышом-коротышкой
И напоминал надутого бычка.
Второй пацан
Был худ и нескладен,
Словно марионетка
В клешнях Судьбины.
Оба хлопца
С трудом контролировали
Свои пьяные взгляды.
Крепыш-коротышка: Ну, что ты тут, дед?
Дедушка: Мои юные братья!
Дедушка вытянул шею,
Дабы узреть
За заросшей оградительной сеткой
Соседского участка
Девичью половину
Тусовки под солнцем.
Дедушка: И сестры…
Я, кажется, догадался:
свои музыкальные колонки
вы развернули
к моему огороду для того,
чтобы поделиться со мной
своей радостью…
Кстати,
По какому поводу пьянка?
Марионетка: Бухло есть –
вот и повод.
Дедушка: И то верно…
Так вот,
Я не буду вас наставлять,
Уверяя, что подобная музыка,
Как и многое другое,
Присущее суете сует,
Возбуждает в человеке
Не послушание,
А жестоковыйность…
У приматоподобных пацанов
Даже не возникло
И толики желания
Попытаться вникнуть
В неслыханный смысл
Последнего слова.
Недалёкие хлопцы
Находились от дедушки недалеко,
Однако казалось,
Что между ними чернеет
Интеллектуальная бездна,
Которую под силу заполнить
Только лишь смерти.
Дедушка: …Но Бог с ними, с колонками!
Мне даже не затошнит оттого,
Что из них вовсю прёт мат,
Ибо мат этот – на американском…
Крепыш-коротышка: А что, они матом поют?..
Пацан медленно повернулся
К заторможенному дружбану
Всем корпусом,
Задев плечом
Гармонию природы,
А та разозлилась до «дис…».
В общем, жаль,
Что шея хлопца
Была мощной
И неэластичной.
Крепыш-коротышка: А?!
Марионетка: А я откуда знаю?
Крепыш-коротышка: Подожди, сча у баб спросим.
Пацан ловко сунул
Грязные пальцы в грязный рот,
Словно специнструмент,
И резко свистнул;
Свистнул так громко,
Что удалой свист его
Разрезал на мелкие кусочки
Пласт маломальских мыслей
О взаимоуважении.
Крепыш-коротышка: Сюда идите!
Дедушка: Да дело, собственно,
Не в переводе…
Крепыш-коротышка: Обожди, дед.
С небольшой задержкой,
Вызванной пьяной ленью,
Из калитки вышли
Две угрюмые «дамы»,
Вышли, словно ушли.
Первая деваха
Была лысой(!).
Голова её напоминала
Глазастую планету
После ядерной войны;
Планету, на которой однако
Начинало что-то прорастать,
Наверняка что-то несъедобное.
Тем не менее,
На поросли этой
Сбоку от мозгов
Было выстрижено
Слово «SOS»,
Выстрижено в стиле
Неопознанных кругов на полях.
Вторая деваха
Была косматой(!).
Её голова напоминала
Бледную планету
Сразу после ядерного взрыва.
Причёска девахи
Была похожа на бурелом,
Да ещё и сожжённый.
Обе девушки
Смотрели на мир
Скользкими глазами,
В которых отражалась
Безграничная чернота
Потусторонней Вселенной,
Чернота,
Покрытая тонкой синью небес.
Косматая деваха: Драсьте.
Деваха сделала
В сторону дедушки
Пьяный реверанс,
В народе именуемый «пружинкой».
Лысая деваха: Ну…
Крепыш-коротышка: Слышь, из «мага» матами поют?
Лысая деваха: А тебя это е-ё?
Крепыш-коротышка: Это я тебя е-ё!
Дед вот интересуется.
Дедушка: Да я ж…
Косматая деваха: Дед, пошли к нам!
Лысая деваха: За каким хреном?
Косматая деваха: Вот и проверим, за каким!
Косматая заржала,
Казалось, до нирваны.
Лысая деваха: Дура, бл…
Лысая смутилась
С усмешкой на устах.
Крепыш-коротышка: Да тихо вы, курвы!
Дед интересуется!
Вы когда-нибудь видели,
Чтобы старый дед
Нашим «перезвоном» увлекался?!
Дедушка растерялся,
Будто собеседник
Граждан из будущего,
В котором победило Зло.
А дедушкина семья,
Излучая наивную невинность,
Уже приближалась,
Несмотря на то,
Что бабушка всячески
Задерживала её,
То вытряхивая из обуви
Несуществующие камушки,
То привлекая внимание семьи
К несуществующим красотам природы.
Невестка: Ну, мама, ну идите ж вы быстрее!
Нам нужно смыть болотные плоды!
Сын: И в самом деле! Что ты еле-еле
идёшь, как неродная, позади?!
Бабушка: На теле грязь мерзка, на дне извилин,
Однако её можно смыть водой,
Но грязь с души ещё не отскоблили
Ни врач иглой, ни время пустотой.
Невестка: Да что это за семья такая?!
Спросишь: «Сколько время?» –
а тебе про пространство отвечают!
Дочь: Не нужно усложнять семью, не гоже!
Тут всё понятно: времени в обрез.
Ой, подождите! Кажется, мне тоже
под пятку звёздный камушек залез.
А в это время впереди…
Марионетка: Так я не понял:
орут колонки
Благим матом американским
Или не орут?!
Косматая деваха: Я не в курсе,
Я в Америке не пила.
Лысая деваха: Да матерят они, матерят.
Крепыш-коротышка: Кого?
Лысая деваха: Меня,
Тебя,
Всех!
Весь мир!
Косматая деваха: И деда?..
Лысая деваха: Всех: и старых, и малых!
Марионетка: Так а за что?..
Лысая деваха: А за «просто так».
Крепыш-коротышка: Так на хрена мы это слушаем?!
Лысая деваха: А тебя это е-ё?
Крепыш-коротышка: Никак нет.
Лысая деваха: Ну, и всё тогда.
Крепыш-коротышка: Ну, и всё.
Лысая деваха: Ну, и всё!
Крепыш-коротышка: Ну, и всё!
Лысая деваха: Всё!
Крепыш-коротышка: Всё!
Лысая деваха: Всё!!
Крепыш-коротышка: Всё!!
Лысая деваха: Всё!!!
Крепыш-коротышка: Всё!!!
Лысая деваха: Всё-о-о-о-о!!!
Крепыш-коротышка: Ты чего орёшь тут, ворона?
Хлопец дёрнулся к девахе,
Как пацан к пацану.
Дедушка: Стоять!
Крепыш даже вздрогнул,
Словно его укололи.
Дедушка: Короче, «всёкалки»,
Внимайте мне внимательно!
Чтоб с вашей территории разврата
Я не слышал ни одного мата!
Крепыш-коротышка: А то что?
Крепыш набычился.
Дедушка: Нет, соседик,
Я не буду при,
Так сказать, дамах
Снимать тебе штаны
И давать тебе ремня.
И тут раздался
Разнородный рогат,
Крепыш даже закашлялся,
Марионетка дёргался,
Точно на ниточках,
У косматой девахи
Тряслись патлы,
А у лысой – язык.
Крепыш-коротышка: Дед… дед…
давай-ка я сам…
штаны спущу…
Крепыш стал всерьёз
Расстёгивать на джинсах
Лоснящуюся пуговку стыда.
Дедушка: К сожалению…
вас всех
пока рано стебать…
Крепыш прервал стриптиз.
Крепыш-коротышка: А чего?
Мы – готовые!
Дедушка: Дело в том, родные мои,
Что вы пока являетесь быдлом,
А потому воспитывать вас
Пока бесполезно.
Ну, это всё ровно,
Что учить животных морали.
Сначала с вас должен
Содрать шкуру
Шкуродёр реальности,
Затем вы должны осознать,
Что вы есть быдло,
И только потом,
Когда вы в отчаянии
Схватитесь руками
За свои пустые головы,
Вас можно будет отстебать
По полной педагогической программе.
Апогеем же вашего развития
Станет великая честь –
совершать добрые деяния!
А пока вы на них
Не имеете права,
Ибо на данный момент
Даже доброта
В вашем исполнении
Представляет угрозу.
Молодое быдло
Было готово на всё,
Даже на очередную мировую войну.
Крепыш повернулся к соратникам
Вместе со своим
Неуклюжим Недоумением.
Крепыш-коротышка: Это он что,
На кулак так нарывается?..
Марионетка: Хуже – на выспяток.
Лысая деваха: Кранты твоему здоровью, дед.
Косматая деваха: Жалко…
Вся Молодость
Окружила Старость.
Дедушка: Короче, мои условия такие…
Крепыш-коротышка: Смешно!
Но поздно.
Дедушка: Мои условия такие!!!
На двенадцатом треке
В вашем доме
Вырубится свет,
И «центр» заглохнет.
Кстати,
Не смейте соваться в электричество!
Оно тут ни при чём.
Так вот, после того,
Как ваши матерящиеся ублюдки
Перестанут гавкать,
А вы пересмотрите
Все магнитофонные провода,
Вам станет ясно,
Что гулянке вашей – конец,
Ибо без звукового фона
Вам не о чем будет разговаривать,
А молчать вы не умеете.
Правда,
Всего этого можно избежать,
Если вы пообещаете мне
Громко не материться.
Любопытство –
страшенная сила!
Боязнь неразгаданных тайн,
Манящих иллюзией существования
чудодейственной власти,
Заставляет забывать о том,
Что многие разгадки
Разочаровывают до безнадежности,
Что все они опасны,
Ибо обрывают жизнь
Нашего Воображения,
И что на большинство тайн
Нам просто наплевать.
Заворожённый крепыш,
Глядя на дедушку,
Обратился к марионетке.
Крепыш-коротышка: Иди-ка глянь…
какой у нас там…
трек играет…
Марионетка: Ага, сча…
Марионетка побежал в огород,
Хаотично дёргаясь,
Будто разболтанная кукла.
Дедушка мотал головой
И смотрел на небо,
Цыкая губами.
Молодые были похожи
На инквизиторов,
Ожидающих доказательства чуда.
Крепыш-коротышка: Ну, что там, мать твою вечером?!
Марионетка: Играет двенадцатый трек!
Все облегчённо улыбнулись.
Крепыш-коротышка: Ну, что, дед?
Мотает двенадцатый.
И будет мотать,
Пока не доиграет.
А на повтор поставлю,
Так он ещё
И на твоих похоронах
Отпевать тебя будет.
Марионетка прибежал
К самому смеху,
Поэтому и ему
Перепало немного радости.
Наша семья
Во главе со встревоженной бабушкой
Уже приближалась
К опасной ситуации.
Гостей нельзя было не заметить.
Косматая деваха: О, а кто это в таком количестве?..
Внезапно песня заглохла
На слове mother-…
Крепыш-коротышка: Бля-а-а…
Марионетка: Ёб…
Лысая деваха: Ни хрена себе…
Косматая деваха: Даже не знаю,
Что к этому добавить…
Быдло рвануло
К себе в огород.
Стало так тихо,
Что можно было расслышать,
Как на соседней улице
Больной сосед
Орёт военные песни
Под аккомпанемент
Ударных инструментов
В руках рабочих.
Больной сосед
Плохо знал тексты песен,
Поэтому заполнял пробелы
Своими словами,
Черпая их из недр
Собственной культуры,
А так как она
Была тоже больна,
То слова эти в основном
Насчитывали несколько этажей.
Сын: Ну, что, отец, беседы с молодёжью
Проводишь перед будущим её?
Дедушка: Как будто поболтал я с ней немножко.
Авось поймут, где жизнь, а где гнильё.
Невестка: Да скорей бы уже
Снять с себя это гнильё!
Невестка брезгливо
Прикасалась к себе.
Внезапно
Взор её запутался
В стальной соседской сети,
За которой быдло суетилось
По поводу возникшей тишины.
Вопреки озабоченности
Собственной внешностью
Невестка всматривалась
В зону разврата,
Коего уже не наблюдалось,
Но ноздри женщины
Разбухли до неприличия.
Невестка: А кто эти…
кобели да самки?..
Бабушка приобняла невестку
Со стороны соблазна.
Бабушка: Пошли-ка, доча, мы тебя отмоем.
И волосы, и мысли, и мечты
Очистятся от суетных помоев,
И ты сольёшься с млеком белизны.
Невестка: А может, пару пятнышек оставим?
Бабушка: Уже не надо,
Раз ты стала понимать
Мои намёки.
Дедушка: Ну, что, мои любимые, родные!
Пожалуйте в наш натуральный мир!
Вас не было давно, и вы забыли,
Как стебли здесь звучат букетных лир.
Дедушка дёрнул за калитку,
И та, пригладив сорную траву,
Обнажила тенистый проход
К свободному свету.
От калитки до дома и огорода
Прорастал длинный зелёный коридор,
Сотворённый Природой-матушкой
И нашей бабушкой.
Длани виноградных лиан
Демонстрировали свои линии судьбы,
Которые у всех были коротки.
Этот шатёр уставшей Тишины
Был густым, но ровно остриженным.
Коридор проветривался плохо,
Поэтому аромат винограда
Дурманил Тишину до того,
Что она начинала слышаться.
Внучата первыми
Вошли в коридор времени
Между прошлым и будущим,
А может, и наоборот.
Детей оттенила
Нарастающая жизнь,
И они невольно притихли,
Дабы не мешать ей быть.
Внутри виноградной аркады
Время клонилось в сон,
Поэтому тратилось вяло,
И даже малыши
Могли спокойно задуматься
О своём неустанном взрослении,
О взрослении пространства,
О взрослении Вселенной…
Однако дети его не чувствовали,
А потому и не верили в него,
Они просто крались
По временному промежутку
Между тайной и разгадкой;
Крались с открытыми ротиками,
Вдыхая ими
Незрелую среду
И вялые тик-тики
Часов мироздания,
Похожие на птичьи причмоки.
Вся эта вечная тягучая смесь
Взбивалась внутри внучат
Их трепетными сердечками,
Словно сливки
Музыкальными ложками,
Взбивалась до пенистой массы
Личного Млечного пути.
Лиственный переход
Из узнаваемого в неведомое
Был приятен вдвойне.
Во-первых, он предварял
Некое Удовольствие,
А во-вторых, оно
Ещё не показало
Свой хвост…
Внучек: Бассейн!..
Внученька: Бассейн!..
Внучек: Надувной бассейн!..
Внученька: Надувной!..
Дети бросились
К пузатому резервуару из резины.
В нём зацелованная Солнцем Вода
Изнывала от искусственного плена,
И только залётные насекомые,
Пленённые самой Водой,
Развлекали её микрорябью.
Круглый бассейн,
Полный воды и света,
Напоминал со стороны неба
Планетное око,
Налитое горячими слезами.
Две «соринки»,
Которые собирались
Попасть в него,
На ходу снимали с себя одёжку.
Бабушка: Это наш сюрприз вам!
Дедушка: Слышите?!
Внучек: Ага…
Внученька: Спасибочки…
Бабушка: Ладно, пошли,
Не будем им мешать.
Дедушка: Дык а-а…
Бабушка: Пошли, клубника – явно потом.
Вода с детьми играла в недотрогу,
Но всё-таки Задор их к ней полез.
И было непонятно, ну ей-Богу:
там дети или отблески небес.
Трусастые внучата
Стали лапать
Замершую Воду
И прозрачную, как грань
между воздержанием и искушением,
Благом и грехом,
Нынешним и незабываемым,
Зенками и звёздами.
Внучек: Ух, ты… горячая…
Внученька: Да это – тёплая…
Внучек: А всё ровно… Вперёд!
Внученька: Вперёд!
Дети смело влезли
В очень искусственный водоёмчик.
Всплески Н2О и эмоций
Даже заглушили
Громкие и постоянные призывы
Из мутного подсознания взрослых,
Призывы бесов-искусителей,
Призывы к саморазрушению.
Невестка: Так, а нам где тут можно
Помыться и переодеться?!
Бабушка: Ну ты же всё сама прекрасно знаешь.
Вон будка для интимного мытья.
А там вон, если ты, родная, глянешь,
Подсолнечная жарится вода.
Невестка: Только не надо иронии!
Хотя память она освежает…
Бабушка: Ну, вот видишь.
Свекровь иронично улыбнулась,
Невестка так же хмыкнула.
Сваренная из железа кабинка,
Окрашенная в зелёный цвет,
Стояла в заросшем углу участка
Соблазнительным куском
Душевной площади земли.
Невестке всегда казалось,
Что из полутора кубометров воздуха
В будке без крыши
Никогда не выветривалась
Увлажнённая чувственность,
Оставленная ею и её мужем
С предыдущего лета.
По крайней мере,
Каждый раз готовясь войти в кабинку,
Женщина задыхалась от возбуждения,
А входя в неё,
Хваталась за её ржавые края,
Ибо вдыхала амбре Эроса,
Которое за год настаивалось
И от сырости превращалось
В сногсшибательный дурман
С примесью благовоний флоры.
Невестка: Ну… что… пошли?..
Сын: Да, давай быстрей.
Сначала – ты,
Потом – я.
Невестка: Как?..
А я думала… мы вместе…
Сын: Да какое «вместе»?..
Там теснотища такая…
Давай быстрей!..
Казалось,
Что невестку уже обдали
Ледяным ушатом воды.
Дедушка: Ну… зятёк…
пошли-ка пока…
вещи в дом занесём…
Дедушка спешно
Схватил две сумки
И скрылся в доме.
Вслед за ним
Бросился и зять.
Смущённая невестка,
Почти высохшая от болотной жижи,
Казалось, вот-вот
Обольётся слезами.
Она поволоклась к будке,
Точно к тюрьме.
Невестка: Так а кто мне польёт?..
Сын: Сама.
Невестка: Да… но я думала ты…
Сын: Сама!
И давай быстрей!
А то мне уже кажется,
Что я родился зелёным!
Невестка: Просто прошлым летом…
Сын: Вон, мать и сестра польют!
Бабушка: А-а-а… мы идём есть готовить!..
Дочь: Да-а… пошли скорей…
обед на носу!..
Дочь и бабушка
Направились к дому.
Сын: А ты – сама давай!
Тоже мне… мужняя жена…
Дочь и бабушка
Резко остановились.
Бабушка: Во-первых, я прошу тебя, запомни:
родился не зелёным ты, сынок!
Ты красным был… плаксивым… и незлобным…
надежды и любви святой комок…
Дочь: Второе! Переполненные вёдра
И чашу сверхтерпения жены
Ты к будке поднесёшь без слов и бодро!
А там уж и отключатся мозги…
Бабушка и дочь
Уверенно и категорично
Ушли в дом.
Сына тронула
Жалкость строгой матери,
На лице которой и в доме
Ещё оставалась мимика,
Выражавшая
только что пережитые чувства.
До душевной боли
Сына уколола
И жёсткость мягкой сестры.
После всего
На Совести его
Зияла вмятина
И кровенили уколы.
Короче говоря, сын-брат
Молча и живо
Притащил к кабинке вёдра,
Переполненные жидким теплом.
Сын: Ну, всё?..
Невестка: Так а-а-а…
Сын: Что?!.
Невестка: Ты не присоединишься?..
Женщина чувственно сняла
Нательный крестик.
Сын: Да зачем?
Супруг спокойно
Пошёл прочь,
Будто его собеседница
Внезапно исчезла.
Невестка: Ну, может, хоть польёшь мне?!
Отшельник!
Сам в себе уединился!
Придурок…
Хрен!!!
Казалось,
Содрогнулся не только стыд,
Но и мир.
Да, невестка выдернула,
Да, выдернула ругань ту из сердца,
Будто она – Амурова стрела.
И падали под н;ги иноверца
Кровавы кляксы с острого словца.
Муж невольно обернулся.
Женщина отвлечённо
Сорвала с себя
Грязную майку,
И её голые упругие груди
Задрожали, как две порции желе
С двумя шоколадными конфетками драже.
Супруг продолжал уходить,
Однако Инстинкт его
Успел заболеть
Последними вздрагиваниями
Аппетитных персей.
Сын: Ну ладно,
Давай по-быстрому!..
Муж небрежно и вальяжно
Направился к жене.
Женщина засияла,
Словно зеркало,
В которое глянуло Солнце.
Она затряслась,
Зашла в кабинку
И стала неуклюже
Разоблачаться до конца,
До полного соблазна.
Вдруг
Из будки послышался
Глухой удар
И звонкий стон.
Сын: Смотри, не убейся там!
И кожу не снимай, пригодится!
Женщина-влечение…
Внучата на время притихли…
почти притихли.
Если бы не звуки капель,
Падающих с детского недоумения…
Внученька: А что… моя мама хрена хочет?..
Внучек: Нет… просто ей хреново…
Капающая девочка
Скривила от непонимания губки,
Но не стала узнавать
Смысл странного слова,
Ибо чувствовала –
оно недоброе.
Тем более, что братик
уже принялся
Опять осыпать её брызгами.
Муж подошёл к кабинке.
Сын: Ну, что ты тут?..
Невестка: Я готова!..
Сын: К чему?
К омовению?
Сомневаюсь…
Из будки торчали
Две разнополые головы.
Было слышно, как вода
Сползает по женскому телу,
Унося с собой
Его болотную грязь.
Глаза супруги,
Налитые отчаянием,
Были с мольбами обращены
К Инстинкту мужа.
Однако очи супруга
Взирали на женщину,
Пышущую похотью,
Санитарным взглядом…
После мучительного очищения
И переодевания,
Побагровевшая женщина
В купальнике для эксгибиционистов
Наконец-то вырвалась из будки,
Чуть не опрокинув супруга.
Она была сырой и пахла,
Как какой-то очищенный фрукт.
Сын: А ты душевна в образах печальных!
Не обижайся! Надо ль слёзы лить?!
Невестка: Мне не даёшь из уст твоих желанных
И горечи обиды пригубить…
Устала я от этих унижений…
Да и во мне – злых умыслов гурьба…
Не знаю ни побед, ни поражений…
одна борьба… борьба, борьба, борьба!..
Глазами моргнуть некогда…
Так, меня никому не беспокоить!!!
Ни старым,
Ни малым,
Никаким!!!
Особенно никаким!!!
Казалось, это услышали
Даже на небе.
Невестка продефилировала к гамаку
И попалась в него,
Будто заблудшая рыбина.
Землю на пятках
Она брезгливо и резко
Вытерла о шершавый ствол дерева.
Сложив руки
И скрестив ноги,
Женщина надавила веками
На свои нервные очи,
И те засуетились в темноте,
Словно клаустрофобы.
Казалось, внутри супруги
Случился гравитационный коллапс,
Её женская сущность
Сжалась, будто звезда,
И превратилась в чёрную дыру.
А в это время в кабинке
Сын с праведным видом
Обливал сам себя
Остывшей в тени водой…
Крепыш-коротышка: Де-э-э-д!
Марионетка: Де-э-э-д!
Крепыш-коротышка: Де-э-э-д!!
Марионетка: Де-э-э-д!!
Невестка нахмурила брови.
Навязчиво казалось,
Что, приблизив их друг к другу,
Женщина случайно
Сомкнула и две погоды:
ясную и пасмурную,
Из-за чего на улице
Стало как-то серо.
Лысая деваха: Э-э-й!
Косматая деваха: Э-ге-ге-й, дед!
Сын уже было
Перестал заливать водой
Себя и посторонние шумы жизни,
Но, посчитав,
Что дедов в округе много,
Продолжил заливку.
Косматая деваха: Дедулька!
Лысая окатила косматую
Порицающим взором.
Крепыш-коротышка: Давайте все вместе.
Все вместе: Де-э-э-э-д!!!
Довольный дедушка
Вышел из дома
И неспешно подошёл
К пошлым вопрошателям.
Дедушка: Ну?! Что?!
Так сказать, дамы
И, так сказать, господа!
Крепыш-коротышка: Дед, ну ё-моё!
Что ты там наколдовал?!
Только у нас свету нету!
Я уже всю «электру» перебрал!
Дедушка: Я же предупредил:
в электричество – не соваться!
Лысая деваха: Не, блин, ну, шутки – шутками,
а чо нам делать?!
Дедушка: Не материться
больше
ни-ко-гда!
Марионетка: Да как тут не материться,
Когда свет пропадает
Средь бела дня,
Как в сказке?
Мать честн;я…
Дедушка: Никогда!
Слышите?!
Никогда не трогайте
Своими грязными языками
Матерей!
Ни своих,
Ни земных,
Ни небесную!
Общипанные
И подрезанные взоры
Немного протрезвевшей молодёжи
Отпрянули от упрёка,
Как девицы от дурня в подворотне.
Жирные глаза молодых
Начали часто протираться веками.
Дедушка: Каждый раз,
Когда вы произносите мат,
Вы оскорбляете чужих
И свою мать!
Вы, парни,
Не любите своих девчат,
А «имеете» их,
Пока они имеются.
Вы, девчата,
Не любите своих парней,
А раз за разом
Запускаете их в себя,
Как котов в кладовку
Для ловли мышей.
Нельзя относиться к человеку,
Как к животному,
Даже если он этого хочет,
Даже если он им является.
Да чёрт вас дери!
Неужели мне нужно
Поминать рогатого,
Чтобы мои добрые слова
Проявились на ваших душах?!
Молодёжь заметно повзрослела.
Лысая деваха: А может, не всё так плохо?..
Дедушка: Бог его ведает…
Дедушка повернулся прошлым
И задумчиво побрёл
В свой виноградный коридор.
Дедушка: Да! Что касается света…
Кто-нибудь
Зайдите с свой дом
И извинитесь…
Крепыш-коротышка: А-а… перед кем?..
Дедушка: Перед Духом Святым.
Крепыш приставил
Свой обоюдоострый взор
К марионетке.
Крепыш-коротышка: Иди сбегай!
Марионетка: Мг.
Марионетка сорвался с места,
Словно пёс с цепи.
Дедушка: Стой-стой-стой!
Марионетка тормознул.
Его даже немного занесло.
Дедушка: Послушай, крепыш,
Сделай приятное другу,
Не гоняй его Трусость!
Сам сходи в дом
И соверши мужественный поступок!
Хоть раз в жизни…
Крепыш-коротышка: Было бы сказано…
Горделивый,
Но и справедливый крепыш
Непоколебимо зашёл в дом,
И через несколько секунд
Магнитофонная ругань из Гарлема
Возобновилась с былой силой.
Молодёжь ощутила
Приток чудес,
Которые наполняли их
Сквозь разинутые рты.
Косматая деваха: Так а как это
вы всё это делаете?..
И тогда, и сейчас…
и выкл., и вкл.
Дедушка: Это не я…
это вы…
Дедушка скрылся
В своём зелёном коридоре времени.
Лысая деваха: Да выключи ты эту матерщину!
Своей по горло…
На крыльце дедушку ждала
Встревоженная бабушка.
Бабушка: Ну, что там, моё Солнышко, порядок?..
Ты бледен… но и нежен… Всё путём?..
Дедушка: Я прополол немного юных грядок…
чтобы они не заросли быльём…
Ещё со станции
Бабушке мешал дышать
Вопрос космических размеров,
И наконец-то
Она его выдохнула.
Бабушка: Откуда давний дар?.. Ведь он покинул
тебя с первого взгляда на меня…
Дедушка: А что дрожать… шестой десяток минул…
На старость не поставят небеса…
Дочь: Ну, как я вам?!
Дочь спрыгнула с крыльца,
Будто ребёнок…
хотя почему «будто»?
Она дышала шоколадом.
Её женская молодость –
свежая, как дитя после мытья,
И хрупкая, словно лучик света
на стене жития,
Была мощно защищена
Джинсовым комбинезоном мужа.
Большие мужские заклёпки
Блестели на костюме,
Будто медали
За трудовые заслуги.
Дочь максимально затянула
Массивные пряжки на плечиках,
Однако комбинезон
Оставался просторным
Для её нежного стана.
Когда женщина двигалась,
Костюм не успевал за ней,
А лишь ласково тёрся
О её тонкую кожу,
Под которой голубые ручейки,
Прогретые свободой Солнца,
Извилисто стремились к сердцу.
На руке дочери
Красовалась родинка,
Точно застывшая капелька чувственности,
Которую можно было заметить
Только любящими очами.
Рядом и интимным знаком
Смотрел в небо
Ещё один «зрачок».
Даже сама хозяйка
Второй родинки
Не догадывалась,
Что она была
Искусственного происхождения.
Коричневое пятнышко
Являлось крошкой шоколада,
Растаявшей на жаркой коже.
Дедушка: Ты просто несусветна, моя Совесть!
Я даже не придумаю хвалу…
Бабушка: Тут самый раз тебе придумать повесть
Про любящую мужнюю жену.
К крыльцу подошёл
Мокроватый сын.
Сын: Да, кстати, что супруг сказал на это…
на это одеяние твоё?
Дочь: Сказал, что я в него теперь одета.
А в общем… не сказал он ничего…
Женщина-дочь
С выражением обиженной девочки
Спрятала руки за спину
И стала поворачиваться
То влево, то вправо.
Комбинезон при этом
Почти не двигался.
Все невольно хмыкнули
Сквозь умилённые улыбки.
Невестка, чьё Любопытство
Следило одним глазом
За обновкой и обществом,
Хмыкнула тоже,
Но без улыбки.
Вдруг из двери
Вышел угрюмый зять;
Вышел,
Точно туча из-за леса,
И спрятались улыбки,
Словно улитки.
Зять присел перед жёнушкой
И
Ровно и нежно
Засучил ей до колен
Длинные штанины,
Обнажив её босые ножки.
Затем он лизнул себе палец
И стёр им с руки супруги
Шоколадную родинку.
Так же молча
Он вернулся в лоно дома.
Все пока молчали,
Молчали умилённо.
Даже невестка
Следила за молчанием
В оба ока.
Дочь: Ну, вот!
Теперь я готова полоть!
Пальчиками ног
Дочь игриво надавливала
На полосатый коврик,
Словно на клавиши.
К сожалению, слышался
Только скрип досок,
Но он был музыкален.
Бабушка: Ну как же?.. А обед не за горами…
Дочь: Да наш обед уж час как за горой.
Сын: Вкусим пока мы то, что под ногами…
Дедушка: А после шашлыками доберём!
Бабушка: Ну ладно, доча, мы с тобой пойдём-ка
Отборную клубнику выбирать.
Когда в бассейне наших два ребёнка
наплещутся, мы будем их питать.
Дочь бровями
Показала матери на невестку.
Бабушка бровями
Показала сыну на жену.
Сын недоумённо поднял брови
И махнул на супругу рукой.
Бабушка: Ну, ты что, вообще уже?..
Бабушка покрутила
Пальцем у виска,
Будто дулом
Дамского пистолетика,
А после обратилась к невестке.
Бабушка: Послушай, доча, может, хватит дуться?!
Пошли-ка мы клубнички соберём!
По душам нашим соки разольются!
А кое-кто тут истечёт слюной!
Бабушка уставилась на сына,
Который уже сглотнул слюну.
Дочь: Да в самом деле! Что ты там, подруга,
болтаешься, как… Ладно, промолчу.
Забудь на час, что чья-то ты супруга
И вся отдайся встречному лучу!
Сестра гордо
Потрепала брата взглядом;
Взглядом, который говорил:
«Вот так-то!»
Сын зыркнул на Солнце,
Словно на соперника,
И сильно сморщился.
Невестка: Спасибо вам, конечно, за поддержку!
Привыкла я к супружескому льду!
И ягоды с землёю вперемешку
Под солнцем собирать я не пойду!
Бабушка и дочь
Сочувственно переглянулись,
А сын довольно улыбнулся,
И улыбка его выражала
Язвительную правоту.
Бабушка: Похоже, мой сынок, не в одиночку
Захлёбываться будешь ты слюной.
Дочь: А мы пока на вас поставим точку
И будущность выписывать пойдём!
Бабушка и дочь
Взяли лукошки,
Сплетённые из лубка и любви,
И гордо пошли в огород.
Сын и невестка
По-родственному переглянулись.
Дедушка: Ну ладно, сын, а мы пошли покосим,
Из-за травы калитку не открыть.
Дедушка открыл
Дверь в дом.
Дедушка: Зятёк-сынок! Тебя покорно просим
Муравку-травку с нами покосить!
Вскоре все разошлись по делам,
И только пронзительные всплески
Беззаботных внучат
Заглушали Одиночество
Невестки с мокрыми скулами.
Взгляд её теснился
То в колючий куст шиповника,
То в небо,
То с себя.
Наконец-то взор зацепился
За серый кусок верёвки,
Который без дела
Валялся под солнцем,
Словно оборванная жизнь.
Вдруг
Обрывок дёрнулся,
Шевельнулся,
А после и вовсе
Пополз к невестке.
Панический крик,
Который по всем законам
Женской природы
Должен был вырваться
Из городской гостьи,
Застрял где-то на выходе,
Он, по-видимому,
Закупорился немотой ужаса.
В итоге крик невестки
Просто взорвался внутри её,
Она вздрогнула
И встрепенулась.
К сожалению,
Законы физики равнодушны
К людям,
Эмоциям
И морали,
Поэтому гамак
Спокойно и беспрекословно подчинился
Непроизвольной силе ускорения,
Покачнулся
И вывалил ношу
На вязкий чернозём.
В результате мягкого падения
«Ноша» вспомнила
Школьную программу,
Зоологию,
И жёлтые пятна
За головами ужей.
Однако Страх
Исконной горожанки
Упрямо лепил из ужика
Ядовитую змеюку.
Кое-как успокоившись,
Невестка осознала
Свою чумазость
И солдатским шагом направилась
К детскому бассейну,
В котором внучата
Брызгались и захлёбывались
Водой и задором.
Невестка: А ну, брысь отсюда!
Мальки… э-э-э… малявки!
Внученька,
Неумело отплёвываясь
От прилипчивой водички,
Вытерла ручками
Красные глазёнки
И милое личико,
Казалось, промокшее насквозь.
Внученька: Мам, а чиво-о-о?..
Внучек: А за что-о-о?..
Невестка: Посинели уже!
Заболеете, не дай Бог!
В дом бегите!
Внученька: Ну ма-а-а-м!..
Внучек: Ну тётя…
Невестка: Быстро в дом!
Вытереться и одеться!
Немедленно!
Надутые мокрые дети
Вылезли из замкнутого круга радости,
Собрали свою одежонку
И посеменили в неинтересный дом.
Невестка: Это ж надо…
всю воду расплескали…
Углубиться не во что…
Женщина села в бассейн,
Вывалила руки и ноги наружу
И стала постепенно растворяться
В тёплой воде,
Освящённой детством.
Издали казалось,
Что водно-солнечная Благодать
Натянула невестке уста
Аж на самые уши…
Тем временем
Уличная трава
Штурмом брала
Заборную крепость
Нашей частной собственности.
Сабля косы
В длинной руке древка
Со свистом секла
Полчища травяных солдатиков
И их сочный, терпкий цвет
беззащитной неискушённости.
Дедово лезвие
Ловко нарезало
Подзаборный воздух
Тонкими пластами,
Что прохладой ложились
На травмированную траву.
Под кепкой дедушки,
По ту сторону памяти,
Дурачилось его Детство,
Которое, как блудное Эхо,
Всегда возвращалось;
Возвращалось с синяками,
Ибо ударялось и отскакивало
От зубастого Забытья
И незабвенного Небытия.
Иногда
Воздушные подпорки
Между землёй и небом
Случайно подрубались косою,
Влажной от травяной крови,
И небеса проседали,
Становясь ближе к мольбам.
Дедушка: Считаю я, что в городе вам негде
Мужчинами почувствовать себя.
Но здесь коснутся губы ваших леди
Мужских мозолей н; ваших руках.
Сын и зять
Стали рьяно косить,
До боли сжимая древки кос.
Дедушка: Взнуздайте Спех! Во всём нужна смиренность.
Плоды труда становятся горьки,
Когда вы компенсируете леность
Небрежной торопливостью, сынки.
«Подмастерья» усмирили косы.
Дедушка: Сынок, не задирай ты так выс;ко
Горбатый шнобель стройненькой косы.
Запомни, сын: всегда против кого-то
до неба задираются носы.
Сын шмыгнул носом,
Втянув в свою семейную память
Немножко подножной свежести.
Дедушка: А ты, зятёк, не клюй стальною дюбкой
Крупицы государственной земли.
Не должен взгляд шагать домашней уткой,
Ты ввысь его, как аиста, пусти.
Озабоченный зять,
Не переставая косить,
Неуверенно потрогал взором
Небесный простор.
Сын: Куда шуруешь, придурок?!.
Чуть ноги мне не укоротил!..
Под ноги смотри, а не на ворон!..
Косец, блин!..
Чуть ноги фельдшеру не укоротил!..
Это ж надо…
Зять: Рот закрой…
Сын: Што-о-о?!.
Сын замахнулся на зятя
Косой и Гордыней.
Зять тоже поднял на сына
Холодное оружие
Горячими руками.
Дедушка стал между замахами
Живым крестом.
Дедушка: А ну-ка, врозь, щенята удалые!
Ещё не научилися косить,
А уж хотят, сыны мои родные,
От жития друг друга отрубить!
Сыны склонили косы до земли.
Дедушка: И ты, и ты –
проблемами пьяны!
Нельзя приставать с укорами
К тому, кто проблемами пьян!
Опасно скакать со шпорами
На белом коне без стремян!
Сыны виновато отвернулись.
Дедушка: Смотри хоть в бездну звёзд, хоть в бездну ада!
Хоть вовсе спрячь глаза от жизни стуж!
Но никогда ни совести, ни взгляда
Не отрывай от ближних, дальних душ!
Бери на сердце камни чьей-то доли!
И падших подпирай своим горбом!
В свободе соучавствуйте, в неволе!
И в гневе соучавствуйте с умом!
Сыны обменялись взгядопожатиями…
А с тыла дачного домика
Бабушка и дочь
Утопали босыми ножками
В нагретой рыхлой грядке,
Словно в клубничном пироге.
Там в тишине
Они отрывали
От тонких шей
Плодовых растений
Самые спелые головы
Прямо с зелёными воротниками.
Тонкие шеи
Напоминали проводки,
По которым энергия Земли
Питала спелые головы
До алой пылкости.
Эти зрелые мозговницы
Были заполнены
Разумной мякотью
Природной Гармонии.
Чёрные крупинки земли,
Прилипшие к бардовым ягодам,
Являлись теснейшим и честнейшим союзом
Тверди и Мякоти.
Алая земляника
Пылала грёзой
Размякнуть на изнанке небес,
Которые лежали
Нравственным настилом
Под ногами грядущего Едока.
Женские пальчики
Невольно раздавливали
Некоторые ягодки,
Ибо они были переспелыми.
Сквозь липкие перста
Улыбчивых сборщиц
разрешённых плодов
С трудом сочилось
Подсолнечное микробытие,
По ходу пропахивая
Благоуханием ягод и кожи.
Со стороны казалось,
Что этот аппетитный кусок жизни
Никогда не окажется
В бурлящей утробе
Водоворота времени.
Бабушка: Ты слышишь, дочь, как истово, как бурно
Мужчины наши выражают жизнь?
Дочь: От её таинств так бывает дурно…
что по-другому жизнь не отразить…
Дочь стала отрывать
Незрелые ягодки
И кровавые куски
От сердца матери,
Которая следила
За каждым вздохом
Своей кровиночки.
Бабушка: Ну что же ты, моя родная доча,
Торопишь так стар;е Бытие?
Не может развиваться оно срочно,
Чтоб краски зрели прямо при тебе.
Не нужно в настоящее лукошко
Невызревшее будущее класть.
Давай уж подождём с тобой немножко,
И покраснеет налит;я сласть.
Мама погладила дочь
По белокурой голове,
И на одной её непокорной прядке
Остался красный сладкий мазок.
Дочь: Прости… заснула я… хоть в ухо свисни…
Но и во сне не вскрыть загадки душ…
Бабушка: Похоже, главной тайной в твоей жизни
Является твой молчаливый муж?
Дочь аккуратно оторвала
Самую большую и спелую клубнику,
Откусила от неё половинку,
Прищурила глаз от кислинки,
Заглянула в сердцевину плода,
Убедилась, что там пусто,
И отбросила сочный остаток.
Дочь: Да, ты права… мой любый не разгадан
ни временем… ни телом… ни душой…
Он в моей жизни, как церковный ладан:
молчит и пахнет силой неземной…
Бабушка: Когда во тьме мыслительной утробы
Совета темя трудно увидать,
Советуйся с Действительностью, чтобы
Её приказы лучше выполнять.
Дочь: …
Бабушка: Так в чём же боль? Скажи, моя кровинка,
Чего желает песенка твоя:
стихов, мелодий, гласа иль обрывка
души сакральной твоего певца?
Дочь внутренне встрепенулась,
А мать сразу же
Разостлала вокруг неё
Своё внимание,
Дабы ни одну пушинку
С откровенных крыл дочери
Не унесло сквозняком суеты
В безумную бездну искажённости.
Дочь: Уже давно, как гиря каторжанки,
Планета неподъёмная у пят…
И притяженья ц;пные баранки
От каждого шажка души гремят…
Я – как мембрана в трубке телефона…
Хочу дрожать от поднебесных слов…
Растянут от Олимпа до Афона
Мой тонкий, словно блик и юмор, слой…
Я тоньше промежутка между жизнью
И зеркал. отражением её…
Гляди, что воспарю и с синей высью
Сольюсь я в удовольствие своё…
Но чёрта с два!.. На мне, как на батуте,
Молчанье скачет, тяжкое, что грех…
Ни от кого в моей семейной смуте
Не может отразиться женский смех…
Что дышит за глазищами у мужа:
моря или болота – не пойму…
Я в очи неподъёмные супруга
Заглядываю втай, но не смотрю…
Мужчины есть, которые от рани
Болтают пустотою до темна.
Но и от мужа, полного молчанья,
Исходит та же… та же пустота!..
Особенно, когда он так уж замкнут,
Что даже фомка хитрости слаба…
Я вроде бы над ним… всегда я – в дамках!..
Но я его Покорности раба…
Я с крыльями… я даже подлетаю
к своим Мечтам и слышу их мольбы…
Они меня в эфире заклинают:
„Нам холодно!.. К себе нас забери!..
С земли до нашей стаи долетает
ужасное… отчаянное «Цельсь!»…
И быта дробь нам в грудки попадает…
сбивая нас и истовую спесь…”
Сжимается моё воображенье,
Как старое светило в темноте…
Крутнувшись на клочке мечты-сомненья,
Я возвращаюсь в быта небытье…
Где чаяния, куцые, как миги,
Завёрнуты в страницы дневников…
Они уж не сыграют в Высшей Лиге
Несбыточных небесных игроков…
Горечь от исповеди
Не перебивалась
Даже сладким видом ягод.
Дочь: Облака проплывают мимо…
нашпигованные мечтами…
Как вода во время отлива…
отползают надежды сами…
Бабушка: Ну-ну-ну-ну-ну!..
Мама
Бережно приподняла за подбородок
Настрой дочери.
Бабушка: А что же внук мой?.. Он, похоже, весел…
Его волос касается Тоска?!.
Дочь: Нет, никогда!.. Мирок семейный тесен,
Но для секретов места до черта…
Бабушка замерла
Где-то между Успокоением
И Тревогой,
Где-то в Беспомощности.
Однако вскоре материнская Воля
Вытащила её на свет Божий
И усадила на прежнее место,
Прямо перед румяной дочерью
И такими же ягодами.
Бабушка встряхнула мысли
И мудро выстроила из них
Устойчивую опору
Для шаткой души дочери.
Бабушка: Угрюм супруг твой, как ночное небо,
Зачем тебе разгадывать его?
А разгадаешь – вытхнется потреба
Взирать на мужа, как на Бога самого.
В делах любви весомое молчанье
Куда важнее легковесных слов.
Безмолвное любовное признанье
Верней и звонче страстных голосов.
Тебя своим присутствием он славит,
А ты его – стремлением своим.
Тебя он никогда не перехвалит,
А ты ему всегда додашь хвалы.
На лице дочери началась
Скромная яркая улыбка
С отблеском сладкой слезы.
Бабушка убрала за ушко дочери
Густые пряди скрытности,
Но некоторые сползли
Обратно на щеку.
Бабушка: Мне кажется…
тобою был разгадан твой любимый
Задолго до признания в любви…
Вот это вот и есть ЗАГАДКА мира –
сердцам открыта, а уму – ни-ни!
Дочь по-детски выдвинула губки
И невольно поцеловала
Парное ароматное дыхание
Лесонебесного моря;
Дыхание,
Всколыхнувшее её локоны,
Нагретые сладким Солнцем.
Бабушка: Но всё-таки ты «колкими» ключами
Его в самом себе не замыкай.
Веди себя смирней… но не ночами…
в ночи мои советы забывай…
Дочь весело смутилась.
Дочь: Спасибо, мама…
Бабушка: А как же!
Стеснение треснуло
И дочерин ручеёк смеха
Звонко побежал по воздуху,
Поливая красоту.
Бабушка завесила веками
Сладкие слёзы…
Тем временем
Скучающее Любопытство внучат
Уткнулось неусидчивым взглядом
В лаз на чердак.
Поднявшись по лестнице,
Внучек отодвинул
Тяжёлую крышку,
И медленно высунул
Уже заворожённую голову
Из лаза в тёмную замкнутость,
Точно танкист –
из люка в ночной простор.
Дряхлый Запах
Условной пирамиды теремка
Жил отшельником
И на улицу не выходил,
А потому был колок,
Словно стекловата.
Детвора проникла
К недовольным остаткам прошлого
И стала шарить
По просторному и твёрдому
Карману чердака,
Точно беспризорные пальчики.
В бумажном мешке,
Плотном и ворчливом,
Детская Наивность обнаружила
Немного цемента,
Что был подобен пыли
С фундаментального корня дома.
Внученька: Что там в мешке… от нас с тобой таится?..
Живое или мёртвое… проверь…
Внучек: Да тут песок!.. Лежит и в нос пылится!..
Не для часов песочных он, поверь.
Недалеко стояло
Несколько новых
Оцинкованных вёдер.
Они были доверху
Наполнены друг другом,
Точно взаимные чувства,
И лишь самая верхняя посудина
В этой металлической башенке
Изливалось пустотой,
Пропитанной недавними воспоминаниями.
Внучек: Эх, если б лилипут на мотоцикле
По кругу погонял бы тут в ведре…
Внученька: Такого не увидишь даже в цирке…
Такие номера лишь в голове…
Девчушка незаметно
Покрутила пальчиком у виска,
Но, не смотря на это,
Верхнее ведро
Заполнилось детскими фантазиями –
шумными и зрелищными.
По периметру пирамиды
Лежали одна на одной
Обезвоженные доски.
Они прессовали друг друга
Собственным же весом.
Меж сосновых плит
Теснились прослойки щелей.
Из них торчали
Чёрные лохмотья Темноты,
Изодранные необтёсанной
древесной плотью.
Отдалённо казалось,
Что эти доски остались
После постройки
Ноева ковчега.
Внученька: А если провести по ним рукою,
Под кожу влезет несколько заноз?..
Внучек: А ты проверь, ум – дело наживное,
Но знай: на боль тебе не хватит слёз!
Девчушка сочно заулыбалась,
Давая понять, что кое-кто
Попался на розыгрыш.
Её весёлые блики
Отражались в очах брата
Озорными искорками.
Мальчишка нахмурил
Свою наивность.
Двинувшись дальше,
Дети уткнулись
Носиками сандаликов
В косматую верёвку,
Которой был обмотан
Прозрачный рулон
Старого пространства.
Этот свёрток забытой среды
Помнил пот и кровь
Молодых рук,
Что когда-то
Сжимали и тянули
Витую прядь пеньки.
Казалось, если размотать
Этот моток каната,
То из его объятий
Вывалится свиток
Личной истории,
Вывалится и расстелится
По столу планеты.
А какие-нибудь гуманоиды
Из какого-нибудь НЛО
Будут с радостью думать, сверху глядя,
Что в бездне земного безумия
Появился ещё один
Информационный островок
Личного опыта.
Мальчишка потянул
За верёвочный виток времени,
Но пыльная плеть
Заводского растения
Оказалась упрямой.
Внучек: Давай же, наконец, с тобой растянем
По жизни современной старый трос.
Внученька: Но если мы верёвку размотаем,
Её конец к началу приведёт.
Хитросплетённую мысль сестры
Брат отметил, выпятив губы.
Печная труба,
Одетая в побеленную кирпичную шубу,
Не дышала с весны
И пребывала в анабиозе.
Она была похожа
На асбестоцементную сигару,
Которую дом курил,
Не затягиваясь!
Труба напоминала соломку,
Через неё Улица
Высасывала угарный газ.
Труба служила
Последним в жизни тоннелем
Для дровяных душ,
Использованного уюта
И малохудожественных мыслей.
Труба являлась подзорной
Для Духа огня,
Который любовался через неё
Куда более мощными
Источниками света и тепла.
Правда, астрономией
Дух занимался не долго –
пока над верхушкой трубы
не появилась шляпка от дождя.
Мальчик провёл пальцами
По тусклым белилам
Печной трубы.
Внучек: Смотри, я пальцы перепачкал мелом,
Как будто в школе на доске писал.
Внученька: А может быть… чердак наш между делом
Нам школой прошлой жизни уже стал?..
Дети выпускали на волю
Такие большекрылые слова,
Которые просто не могли
Снестись,
Высидеться
И вылупиться
В их незрелых душонках,
Но этого некому было заметить,
Кроме самих говорящих,
А они как раз думали,
Что освобождаются от лепета.
Над думами детей
Висели корнями вверх
Берёзовые букеты.
При прикосновении
К этим пахучим пучкам природы
Слышался шелест
Зелёного озера рощи,
Небесных россыпей
ливневой пыли
И пернатой лёгкости.
Вертлявый мальчик
Смыл слюною с локтя
Грязный мазок.
Внучек: Эх, в бане бы попариться соседской!
Да веничком Грязюку отлупить!
Внученька: Ты рассуждаешь, братик мой, по-детски.
Неряшливость не можно проучить!
Придирчивым взглядом
Братишка изучил
Внешний вид
Чистенькой и важненькой сестрички.
Не найдя ни одного пятнышка
Ни на её одежде,
Ни на её душе,
Братец восхищённо цыкнул.
В углу чердака
Висели два плаща,
Под коими стояли
Две пары резиновых сапог.
Чета таинственных теней
Была облачена
В данное одеяние.
На подошвах сапог
Таились крупицы
Простуженной, сопливой землицы.
На плащах жили
Обсохшие души дождей,
А под ними –
невыветриваемые духи людей.
Размежёванные болонью
И природной иерархией
Духи и души
Друг другу не мешали.
Внученька: А может… привидения тут бродят?..
Вот в этих балахонах по ночам…
Внучек: По крайней мере, есть они не просят.
Всё остальное – к Богу, а не к нам.
На дне дальнего угла
Таился тёмный
Дощатый
И пыльный сундук.
Он казался грузным,
Грозным
И забытым.
Воздух и запахи
Давно и плотно
Обступили его,
Но никому пока не удалось
Проникнуть в сундучное нутро.
Прямоугольный пуп дома
Манил в свои недра,
Богатые догадками,
Большое Любопытство малышей.
Оно крепко взяло
Детей за руки
И неотвратимо подвело
К замкнутой бездне…
А наши мужики
Свист в свист косили
Сорную зелень.
Соседскому слуху казалось,
Что на улице один косарь.
Дедушка: Трава сдаётся быстро и без боя!
Пол улицы уж скоро пострижём!
Ни дланям, ни сердцам не знать покоя,
Пока вон в сосны косы не воткнём!
Зять: …
Сын: Да, батя, подустали мои жилы…
не знали веса тяжелей шприцов…
Дедушка: А разве ты жену свою, мой милый,
Не носишь на головами цветов?!
Сын сбился с ритма косьбы.
Дедушка: А может, мы косьбу свою оставим
И поболтаем без обиняков?!
Давай косою мудрости избавим
Мозги твои, сынок, от сорняков!
Сын: Тебя я что-то, бать, не понимаю…
Мозги мои стерильны, как бинты…
Я твой намёк когда-нибудь поймаю…
но ждать давай не будем до зимы…
Дедушка: Скажу тупее, раз меня так просишь
ты, чадо ироничное моё!
Ты почему, сынок, себя не бросишь
Ради своей супруги, ё-моё!
Сын бросил косить,
Остальные продолжали это делать
По инерции растерянности.
Сын: Послушай, батя, я всегда готовый
Всю душу к твоим вывалить ногам!
Но только, папа… не при по-сто-рон-них…
А так – давай, подышим по душам!
Во время слова «по-сто-рон-них…»
Сын зыркнул на зятя.
Никто уже не косил.
Дедушка: Из посторонних с нами только бесы!
И то они не так уже чужды!
Я ваш отец! А вы – мои повесы!
Ах, да, ещё! Вы и мои сыны!
Поэтому будь добр, моё чадо,
Нас завести на топи твоих дум.
Быть может, мы помрём, как «так и надо»,
Но кое-что пойдёт тебе на ум.
Вязкой жижей
С сына сползла спесь.
Сын: Ну ладно… провожу вас в лабиринты
своих извилин… Дальше – без меня!..
Боюсь искать я выходы поныне…
бредёшь на свет, а это – пасть огня…
Отец осторожно взял
Из руки сына косу,
Вседушно обнял его
И махнул зятю «пошли».
Сильная половина семьи
Приволоклась к своему забору.
По-родственному близко
Молчаливые мужики уселись
На колкую стрижку улицы
И опёрлись потными спинами
На сухие доски ограды.
Сын умиротворённо сидел
Между верных плеч
И сражался с Робостью.
Сын: В труде моём врачебном… иль волшебном(?)
тела, тела, тела, тела, тела!..
Всё на виду!.. В интимном… сокровенном
копаюсь день и ночь я без стыда…
Десятки раз мне за день отдаётся
Святая Тайна женской наготы…
Ну где же тут желанье наберётся
На срам очередной моей жены?..
Да и не срам!.. Смотрю не как на прелесть
я на её шальные верх и низ…
Быть может, я скажу сейчас вам ересь…
но плоть жены есть бедный организм…
Почти до слёз сочувствую супруге,
Когда она в наряде наготы…
ведь знаю я про все её недуги…
А Страсть, она… боится Доброты…
Супруга…
Жена…
Да,
она суженая, но рядится – чтоб я!.. –
в «писки» моды, дизайнер – Бред…
Нет ни образа в ней, ни Его подобья,
А подделка – на вкус и цвет…
Для жены не хватает ни ласк, ни пледов!..
Наше ложе, словно цевьё!..
Она ждёт от меня хоть каких ответов
на молчание, на своё…
И к зубам прорывается слов орава!..
Опасаюсь задуть свечу…
Я плохое сказать не имею права,
А хорошее – не хочу…
Тошнит от грязных слов…
скопившихся во рту…
Блевать я не готов…
глотаю и молчу…
Меж нами нет ни срама, ни стесненья…
Плоть – нараспашку, д;ши – не открыть…
Заигрыванья, игры, пораженья…
Хоть раз бы в откровенье победить!..
Любимая…
Она теплом ни цельно, ни краями
до аха моё сердце не обдаст…
Лежит всё время что-то между нами,
Как будто переносица меж глаз…
Меж нами как-то всё наполовину…
не до упора… и не до конца…
И мои руки, как убитый, стынут
На мимике чужой её лица…
Поцелуи
жены моей «прожорливой» поныне
Не достают до сердца моего…
Мы с нею равнодушием больные…
И нет у нас лекарства от него…
Исповедник облегчённо вздохнул,
Проветрив свои лёгкие,
Подсознание
И душу
Духом Природы и родных.
Зять: Короче говоря,
Вы дотрахались
До пустоты.
У сына заклинило ответ,
Словно он проглотил
Что-то не то.
Дедушка: Перебор!
А всё потому, что
плюём на всех – на главных и на прочих!
Корнаем даже искреннюю мысль!
А вместе с ней становятся короче
Извилины… молитвы… ночи… жизнь…
Хватит уже слюны!
Души насквозь мокры…
Не торопи, зятёк…
Дальше, дольше, сынок!..
Сын: А уже конец.
Такая вот проблем моих картина
Пред вашим вкусом выставилась вся…
Так, вкратце… без особого интима
В бесстрастии к жене признался я…
Под кожей лиц
Дедушки и зятя
Образовался запоздалый
кровяной затор.
Они напоминали
Душевных добровольцев,
Что наивно вызвались
Разгрузить от проблемок
Сыновний психо-кузов,
В котором на самом деле
Оказались неподъёмные беды.
Первым шевельнулся
Опыт зятя,
Жаждущего искупить вину.
Зять: А-а-а… ты не пробовал
Заниматься самовнушением…
или, на худой конец, самообманом?..
Ну, она ж тебе не пациентка, в конце концов!..
Она просто твоя жена!..
Сын: Просто?
Зять: Ну хорошо, не просто!
Она аж твоя жена!
В любом случае
Супруга – это не пациентка!
И всё тут!
Всё, вставайте,
Пошлите лучше косить.
Улица длинная,
Пока до лесу досвистим,
Всё мнимое осядет,
А истина взойдёт.
О, как завернул!
Вставайте!
Зять стоял над родными,
Готовый на любое тяжёлое движение,
Только бы не сидеть
Под пудами покоя.
Сын: У тебя всё так просто…
Аж завидно…
Зять: А как?!.
А как?!.
А как по-другому?!.
Что ты предлагаешь?!
Что вы предлагаете?!
Дедушка нехотя
Поднял на зятя глаза.
Зять: Вы все меня, конечно, извините,
Но я долго молчал!
А сейчас скажу!..
Скажу!..
Всё скажу!..
Дедушка: Говори, говори, сынок…
всё до остатка говори…
Лишь бы в твоей душе
Блаженное безмолвие царило…
Зять мялся сам и мял траву.
Зять: Так вот…
Так вот!..
Почему в вашей семье…
Дедушка: В нашей…
Зять: Что-что?..
Дедушка: В нашей!..
В нашей семье!..
Зять: Что в нашей семье?..
Дедушка: Ну, ты говоришь:
«Почему в нашей семье…»
Зять: А, да…
Да!..
Вот именно!..
Почему в нашей семье
Всё как-то… за-мы-сло-ва-то?..
Почему в нашей семье
Все похожи… на уравнения?..
Дедушка: С тремя неизвестными?
Зять: Да нет, всё как раз известно,
А решений нет!
Цифры есть,
Формулы есть,
Учёные водятся,
Даже исповеди имеются,
А решений – нет!
Нет решений!
Ну нет же их!
А может, и не будет…
Зять еле засунул
Потные руки
В сухие и горячие карманы.
Дедушка: Молодец, зятёк,
Что всё это не выплюнул
На наших дам и детей.
Кстати, причина,
По которой ты этого не сделал,
И есть ответ
На все задачи нашей семьи.
Зять и сын
Как-то так жадно
Всмотрелись в старика,
Точно заключённые в адвоката.
Дедушка: Садись, зятёк, нам нет отсюда хода,
Дослушать мы должны, договорить.
Пока в мозгах есть пирсинг из вопросов,
Мужчинам стыдно к милым подходить.
Напоённый пониманием зять
Мягко опустился на траву,
Словно носовой платок,
Высохший от слёз.
Дедушка: Сынок, на недомолвки вашей плоти
Как внучка реагирует моя?
Ведь без ответов взрослые вопросы
Не может не почувствовать дитя.
Сын скорчился,
Точно от точного удара под дых,
И зять опустил голову
Со своими семейными воспоминаниями.
Дедушка: Я вижу, что во взрослых переделках
Всегда страдают самые не те!
Не можете мириться в ваших сексах –
миритесь с воздержанием в душе!
Сын попытался
Стереть с лица
Взрослую вину.
Дедушка: Лицо не три! Оно ещё краснее!
Ты лучше свои уши навостри!
Попробую помочь тебе скорее,
Пока не покраснел, как алкаши.
Сглотнув слюну
И посторонние мысли,
Дедушка подёргал сына за волосы,
Вытрусив из его башки
Дурные домыслы
И подлые помыслы.
Дедушка: Так слушай же меня, супруг холодный!
Внимай не слухом, духом принимай!
Пусть будет он до истины голодный!
А силой правду в душу не пихай…
Сын: Мг…
Дедушка: Итак.
Прости, сынок… ты в нежности – невежда…
Науки нет о сладости такой…
Мужайся! Не повержена надежда
мужлановой шершавою рукой!
Сын: Ну, слава Богу…
Дедушка: Так вот,
на свете много разных есть болезней:
физических, психических, шальных.
Но нету хвори слаще и душевней,
Чем Чувство неземное на двоих.
Жена твоя больна, больна тобою,
Но у тебя лекарство в сердце есть.
Лечи её, сынок, своей любовью,
Стань для супруги лекарем с небес.
Веки дедушки
Сладко захлопнули внешний мир,
Открыв ему мир внутренний.
Дедушка: Дыши её дыханием… и свечи
почаще подноси к её очам…
Смакуй её бессмысленные речи…
Считай вслух звёзды с нею по ночам…
И где-то так… к звезде восьмидесятой
Прервёт вас засыпающий Амур…
Меж вашими телами будет свято…
и ими станет дирижировать Ля-МУР…
И не анализируй Наслажденье…
как, собственно, и Стихокрасоту!
Они с Умом не знают примиренья,
Мгновенно исчезают и – ку-ку!
Сын улыбнулся,
Будто ударился дурным лбом
О солнечный луч.
Сын: Хитро.
Зять: Мудро.
Сын: Теперь я попробую
Жить с Мудростью под руку.
Дедушка: Только не перемудри!
Сын: Не-э-э-т,
На это у меня
Мозгов не хватит.
Дедушка: Да для этого дела
И дури достаточно.
Сын радостно задумался,
А отец взглядом
Наложил на себя крест…
Тем временем
Голодные лукошки
Бабушки и дочки
Уже обрели
Бордовые бугристые вершки
И были похожи
На два огромных
переносных глаза.
Эти сочные очи
Были выпучены от удивления,
Что они могут
Жить без хозяина,
Которым, по-видимому,
Являлся Огород.
Оба ока
Были налиты
Своей сладкой кровью
И жаждали стать донорами
Хоть для кого-нибудь.
Лубочные очи
Взирали только ввысь,
А если бабушка и дочь
Ставили их на косую,
То из глазищ вываливались
Крупные и красные
Сладкие слёзы.
Сборщицы их поднимали
И клали на место.
Бабушка: Уж надо высып;ть в большие миски
Дары Природы, нашего Труда.
Дочь: Да-да, пойдём. Клубничные калыски
мы обернём, а после – вновь сюда.
Всоре сборщицы
Бережно выложили
Ягодных деток
В широкую эмалированную посудину,
Напоминавшую летающую тарелку,
Которая взлетала
Только благодаря ассоциациям.
Некоторые ягодки
Были закопаны
В куче своих собратьев
И белого света уже не видели,
Наслаждаясь лишь надеждой
На светлое будущее
И приторной темнотой.
В многоярусном хаосе
Ягоды давили одна на одну,
Истекая соком,
Но были довольны,
Ибо они впервые в жизни
Так плотно прижались сестра к сестре,
Буквально почувствовав
Родную кровь.
Вдруг
Бабушка заглянула
В дочерины очи,
В самые их дивные недра,
И улыбнулась с прищуром,
Который сузил Суету сует
До состояния смирения,
Выдавив из неё
Бессмысленную скорость,
Не знающую смака.
Дочь: Ты чего?..
Бабушка: …
Дочь: А?..
Бабушка: …
Дочь: Чего ты улыбаешься?
Бабушка: …
Дочь: Ну, мам!..
Бабушка: Второе чадо в грёзах не рождалось?..
Или оно давно в твоих мечтах?..
Дочь: Я в этом и себе не признавалась…
Но, кажется, Желанье на сносях…
Бабушка так крепко
Обняла дочь,
Что той показалось,
Что она уже беременна,
По крайней мере, будущим…
А внучата на чердаке
Подошли к сундуку,
К фигурной тайне,
К тайне,
Имеющей форму призмы.
Сухой Скрип пола,
Что для людей внизу
Был потолком,
Сопровождал детские шаги
До самой цели,
Перед коей возвышался
Непреклонный стражник – Страх.
В сундуке наверняка
Хранилось Прошлое,
Которое являлось ещё
И пока неоткрытым Будущим.
Но стоило поднять
Крышку ящика,
И неуловимое Будущее
Мгновенно исчезло бы
В ларце времени навсегда,
Не дав собою насладиться.
Будущее оставило бы после себя
Такое же неуловимое Настоящее.
А Прошлое стариков
с закрытием сундука
Стало бы ещё и детским.
Внучек отогнал стражника
И несмело разомкнул
Сундучную пасть.
Призма зевнула
И дыхнула на детей
Чем-то затхлым.
Малыши сунули головы
В тёмный зев.
В утробе больной коробки
Не было
Ни Уже,
Ни Вот,
Ни Скоро.
Там хранилась
Только старая
И вечно одинокая Пустота.
Внучек: Сундук-дундук! Не мог нам клад оставить!
Или хотя бы… что-нибудь ещё…
Внученька: Наверно, проглотил он дачи Память
И детям не оставил ничего…
Разочарованный мальчик
Громко захлопнул крышку,
Больно ударив сундук,
Который в отместку
Обдал «кладоискателя» пылью.
Внучек: Тьфу, ты!
Внученька: Фу-у-у…
Внучек: Пошли лучше к окошку.
Внученька: Пошли.
Дети направились
К застеклённой синеве небес,
А в сундуке остались метаться
Забытые детские взоры,
Остались до следующего открытия.
Из слепящего квадрата
Пёрла солнечная пыль,
В которой красовалась
Пыль чердачная.
Степенное смешение
Небесной и земной мелюзги
Завораживало малышню
Своей веской лёгкостью.
Дети плавно вошли
В млечную дымку
И стали ещё светлее.
Высоковатое окошко
На одну треть было прикрыто
Занавеской паутины,
Что подрагивала от сквознячков
Из иных измерений.
В прямоугольной рамке,
Пропитанной душистой олифой,
Теснился синий кусок небес.
Густой цвет
Был живым,
Суетливым,
Ранился о рамку
И изменялся.
По воле Солнца
Синева становилась голубизной,
А голубизна выцветала
И даже линяла,
Вызывая чих.
Квадратный платок
Из небесной ткани
Сразу утёр нос
Детскому Любопытству.
Малыши с душевным аппетитом
Вкушали куцую порцию неба
Для маленьких.
А над лазоревым лоскутом
Клокотало варево Вселенной –
чёрное,
густое
и сладкое.
В кушанье плавали
Творожные крошки звёзд.
Это гурманское блюдо
Предназначалось взрослым душам,
Желательно влюблённым.
Голубой платок неба
Был сух,
Хотя где-то за хвойным морем
На расстоянии ностальгии
Витала чья-то
Серая слёзная сырость,
Пропитывая озоновый воздух
Холодными слюнями и соплями –
чистыми, точно честь ангелочков.
А где-то там случайною причиной
Народ считал наследие грехов,
И тучи, тучи чёрною кончиной
Стояли над душою цветников.
Чудовищность и Прелесть (две кликуши)
Рубили своим стыком никаким
Свидетелей восторженные души,
Как вдовы чурки – топором тупым.
У ног росло – безгрешное, святое,
Над головой – скопился адский смог.
Небесное, казалось, и земное
Местами поменялись на часок.
А где-то смерчи – воздуховороты
Кружились неприкаянной бедой,
И вызывали приступы икоты
Распорки между небом и землёй.
Внучек: Как думаешь, сейчас Всевышний видит
в окошко это крохотное нас?
Внученька: Конечно, да, детей он не обидит.
Должны быть шире окна взрослых(!) глаз.
Дети по-взрослому задумались…
Тем временем
Наши трое мужчин
Понимание к пониманию
Продолжали сидеть
На скошенных жизнях.
Дедушка: А ты, зятёк, желаешь не скупиться,
Сознанья закрома свои открыть,
Н. З. сомнений с нами поделиться
И мысли поленицею сложить?
Живое Внимание зятя
Провалилось на самую глубину
Мужской души;
Туда,
Где гостиничные услуги
Предлагала коварная Робость.
Дедушка: Скажи же, наконец, какого чёрта
Во внутреннем своём живёшь мирке?!
Там что, с тобою ангелов когорта?!
Иль счастье продаётся там в ларьке?!
Юркое Внимание зятя
Высунуло из хозяина
Нервную голову,
Осмотрелось,
Поняло, что всё ещё позорней,
И вновь спряталось
В траншее души.
Дедушка: Твоя супруга… и моя дочурка(!),
Пытается тебя, зять, оживить,
Но ты, упрямый, ускользаешь юрко
В Угрюмость, а её не обступить!
Но помни:
Христос вещал,
а Иуда молчал!
Искренность зятя поняла,
Что придётся сразиться
С Любопытством тестя,
Вооружённым Недовольством.
Зять: Да как-то неудобно болтать-то…
Сын: Неудобно
Сидеть голым задом
На скошенной траве!
Дедушка: Правильно, сынок!
Зять: А-а-а вы сидели?..
Зять закусил
Нижнюю губу
Так глубоко,
Что ощутил под верхней
Колкую небритость.
Рты дедушки и сына
Живо наполнились матами,
Словно слюной,
Разозлённой лимоном.
Однако Воспитанность
Помогла им проглотить ругань,
Которая отравила их души.
Дедушка и сын
С головой окунулись в бочку
с невыплеснутым Недовольством.
Посочувствовав родным,
Зять улыбнулся на всю улицу
И уселся перед буками.
Зять: Ну ладно…
вот он я…
Дедушка и сын
Небрежно оживились.
А за их горячими спинами
И нагретым забором
Дочь собирала клубнику.
Она рвала её
Уже недалеко
От мужского разговора,
Так сказать, –
в тылу мужских амбиций.
Дочь стояла к ним боком
И была наклонена к ягодам.
Толстая джинсовая накладка
Просторного мужнего комбинезона
Отошла от обнажённых грудей,
И меж нежностью
И мужественностью
Образовалось пространство,
В которое стал проникать
Знойный воздух,
Обильный жизнью.
Выходил он оттуда
Благоуханным,
Помолодевшим
И чистым от суетных звуков.
Груди молодой женщины
Явились растительному миру
Воплощёнными ангелочками,
И очи цветочных бутонов
Раскрылись до границ чувственности.
Земное притяжение
Немного натянуло
Два обнажённых совершенства,
Словно тёплые капли сливок
Перед падением в сухие уста.
Казалось, наша планета,
Будто брошенный младенец-великан,
Хочет выкормиться
Душистой душевностью
Чужой мамочки.
Зять внезапно поднялся!
Он словно воздвигнулся,
Как здание из грёз!
Но как-то сразу обветшал…
Зять: Так вот… а-а-а-а…
у меня проблема…
Она… э-э-э… моя…
хотя не факт,
что только моя…
Эта проблема многих
Людей и миров…
И они, и я
Не можем её разрешить…
Проблема не разрешает
Разрешить себя…
Ну, она ж не дурная,
Жить хочет…
Таким вот образом…
мне-э-э не по себе…
Но ничего…
сказать нельзя…
хотя пытаюсь…
и, быть может, смогу…
Шансы есть!..
ведь вы поможете мне…
Поможете?..
А?..
Дедушка: Куда ты там всё зыркаешь?!
Дедушка и сын обернулись,
Втиснули взгляды
В заборные щели
И увидели дочь (сестру)
И её наивную наготу.
Подглядывающие
Сразу отпрянули от забора,
Будто сам Стыд
Сунул им в зенки
Строгие пальцы.
Смущённые до готовности
провалиться сквозь землю,
А может, и сквозь космос,
Дедушка и сын
Извинительно улыбнулись зятю.
Дедушка: Молодец, зятёк, молодец…
смотришь в правильном направлении…
Но даже любить
Нельзя исподтишка.
Сын: Поддерживаю.
Зять: Так в этом-то и дело!..
В этом-то и дело, что исподтишка!..
Моя жена…
Моя супруга…
Моя любимая!..
Она…
она…
она ходячая Гармония!..
которая у ног моих…
Она много ещё кто!..
А главное, она – это Она…
Я всё это хочу сказать ей…
Я всё это хочу пропеть ей!..
И я чувствую,
Что она ждёт этого от меня…
Бедняжечка…
Чувства торчат из меня торчком!..
Они ярки…
насыщены…
навязчивы!..
Но я не могу
Нарядить их в поэзию…
Таланту нету!..
А прикосновением всего не передашь…
Во мне нет озорства…
бесшабашности…
детскости…
хотя я, в отличие от большинства,
Не хотел навсегда прощаться
Со своим Детством!..
Однако сначала
Время не позволило мне
Уместиться в качелях…
а потом по воле Времени
Мои удары по мячу
Стали слишком сильны,
И дети забоялись играть со мной…
Время увело от меня моё Детство,
А с ним и озорство…
Время оставило мне
Лишь взрослую Серьёзность…
Но у неё нет крыльев…
Серьёзность не угонится
За порывами моей любимой…
Дедушка и сын предвкушали
Примерно такую исповедь зятя,
Но они и не догадывались,
Что она может иметь
Такую трогательную мощь.
Слушатели были похожи
На путешественников по душе,
У которых даже имеется карта,
Но на ней не указаны препятствия.
Зять: Да как же так!..
Ведь душа моя
Кряхтит от ноши…
от накопленных комплиментов…
Дедушка: Так скажи их, сынок…
скажи их своей жене…
скажи, как можешь…
А ты можешь!..
Скажи без прикрас…
Сын: Конечно!
Давно бы уже сказал!
Всё лучше,
Чем взаимная тишь…
Зять: Нет!..
Моя любимая,
Ваша дочь,
Твоя сестра
Достойна не просто слов.
Подстать её сути
Может быть только поэзия,
А для красоты
Мой внутренний мир не пригоден…
в нём бездарный бардак!..
Дедушка: Мой внук его видит?!
Зять: Нет, бардак замкнут во мне…
Но даже если
Мне кое-как удаётся
Навести в себе порядок,
Мой убранный внутренний мирок
Всё ровно вымучивает
Красивые комплименты,
А не творит их с наслаждением…
Говорю так,
Что слов не видно…
Родные слушатели
Принялись мысленно
Отбивать свои советы
От глыбы личного опыта
Молотком правды
И оттачивать их
Бруском дипломатии.
Сын: От мыслей одиноких мало толку,
Дискуссия заочная нужна.
Щербатыми должны быть книжны полки –
от ножек шкафа и до потолка.
Читать тебе, зятёк, поболе надо,
Бытьё с душой пытаться срифмовать.
Дедушка: Так можно перепутать и сад с адом!
А без полёта – нечего читать!
Зять: Да и куда мне ещё и чужие мысли,
Когда своих полон мозг?..
Оригинальности опять-таки хотелось бы…
Дедушка: Ну, стремиться к оригинальности –
это тоже банально…
Сын: Оригинальность!
А в гениальности, зятёк, не нуждаетесь?
Зять сморщился,
Словно ему влепили пощёчину.
Он вышел из себя,
Но недалеко,
Поэтому смог вернуться назад.
Сын всё осознал.
Сын: Прости, зятёк… мой разум тише жизни…
она летит… а он идёт пешком…
Дедушка: Твои неповоротливые мысли
Не успевают и за языком!
Сын устыдился до боли.
Дедушка: Не ёрничай, сынок. Оно не гоже.
В такую жизнь подколка, как удар…
Я верю: мне поможет святый Боже,
И поэтический в тебя вселю я дар!
Воодушевлённый дедушка
Возвышенно взглянул на зятя,
А после и вовсе
Сел перед ним на колени.
Зять даже затараторил,
Но молча.
Дедушка: Но будь готовый стать живой плотиной
Для мутного потока бытия
(забьются поры вековою тиной),
Как леденец, обточит твоё «Я».
Через души, души твоей надрывы
и Лета потечёт, и Иордан.
Пойдёшь на дно бутылки. Будут срывы!!!
До смерти не поймёшь: ты взят иль дан…
До смерти не поймёшь ни то, ни это:
(тряси ты головой иль не тряси)
болтается башка или планета
на твоей шее иль твоей оси.
Как чудный повар на чудн;й работе,
Начнёшь, глотками двигая кадык,
Всё пробовать на зуб с позывом к рвоте
И золото, и медь, и чей-то клык.
Неверие с молитвами столкнётся,
Слугою станешь сразу двух господ,
Пан первый Вдохновением зовётся,
Второй – Воображением слывёт.
Начнёшь за Словом день и ночь носиться,
Но и силки бессильны для него,
Пока то Слово, как самоубийца,
Нарочно не наткнётся на перо.
Потом ты будешь перед кем попало,
Как пьяная причинные места,
Задаром оголять душевны раны.
Окрас – воспримут, боли – для тебя.
И жгучие соломинки комарьи,
И дерьмовозов хоботы начнут
соваться и в сознание, и дальше,
где Жизнь и Смерть имеют общий пруд.
Войдут в твой мир без спроса – поклониться:
кто – просто так, а кто – за барыши.
Неметкою струёй начнут мочиться
В укромных уголках твоей души.
Повалят все: кого покуда нету,
кто выдуман, кто есть и кто забыт.
И даже флейта с призрачной планеты
В тебе горластым горном протрубит!
И разожгут языческое пламя
На лобном месте девственной души,
И будут прыгать, душу сотрясая,
Через костёр – по парам и одни.
Сдирут с тебя одежду… да и кожу…
Бодаться с суховеем соляным
ты побредёшь… и истинная рожа
твоя любого сделает немым…
Зятёк, ты с этой оголтелой тварью
Не будешь знать, какой сегодня век.
Тошнотно засмердит закланной гарью,
И чучело сгорит… и человек…
Зять: …
Дедушка: А после станут кто за кем носиться
По всей длине и широте души,
Чтобы потом друг другом насладиться
В той самой задушевнейшей глуши!
Зять: В моём личном?..
Дедушка: Да! А ты как думал?!
Войдут в душу и…
Кто длань подаст и пальцы врастопырку,
А кто себя – с кинжалом за спиной.
Иной, с ноги срывая скорби бирку…
появится… живой и ледяной…
Мертвец из праха памяти восстанет…
с искусственным венком, как с хомутом…
уставится в тебя и не отпрянет…
не выпрешь – ни умом, ни забытьём…
Подплечья изотрутся костылями,
И будут костыли, как два креста,
И не поймёшь, что стынет под ногами:
дверь в погреб иль надгробная плита.
И будет на виске под волосами
болеть синяк от дула своего.
Оружие ржавеет под слезами,
Не тронуть бы гашетку до того…
В вечном одиночестве!
Ты будешь так лежать на дню раз десять
с белого боку крышки гробовой…
И каждый раз, как будто бледный месяц,
Ты будешь вылезать из тьмы глухой.
Вот это всё – поэзии истоки.
Готов ли ты, зятёк, сие принять?
Зять: А как же Красота… её уроки?..
Дедушка: Ты(!), как поэт, их сможешь преподать.
Зять: Тогда я готов!
Дедушка: Ух, ты каков!
Но помни:
Искусство станет только тем клюкою,
Кто враскорячку – меж добром и злом.
А тем, кто выбрал, где отбить ногою,
Твои уроки будут ни по чём.
Да и… вообще-то… честно говоря…
искусство – слишком хлипкая клетка
для убережения души
от бесовских посягательств,
поэтому
на свои мысли меньше отвлекайся,
прислушивайся к Господу и кайся!
Зять принялся
Осознавать наставление,
А дедушка с умилением
Всмотрелся в какое-то воспоминание.
Дедушка: Скажу-ка я лучше в твоём стиле,
Так сказать, без прикрас.
Однажды нам с бабушкой
Пришлось ненадолго расстаться
По объективным причинам…
Кстати,
Если возлюбленные расстаются,
Даже если они расстаются навсегда,
Как, например, наши родственники –
по причине бесплодности мужа
(Божье право женщины
иметь кровное чадо,
зачатое естественно
и без подлости –
больше любви),
Их души всё ровно
Остаются рядом навеки.
Разделяются только тела,
Души – никогда.
Зять: …
Сын: …
Дедушка: Так вот, однажды
Мы с бабушкой находились
Вдали друг от друга…
А это для нас
Очень плохо…
и даже опасно…
Сын: В смысле… эт самое…
Дедушка: Нет!
Не ухмыляйся!
Сын: …
Дедушка: Нас взяла
Такая душевная тоска…
что мы напрочь забыли
о тоске телесной…
Поймите…
я с ней – иной…
максимально благой…
иногда и святой…
А тут мы оказались
Вдали друг от друга…
да и от самих себя…
А оно ж как?..
Если я улыбнусь нечаянно,
Ей на ум смешинка придёт.
Если всхлипнет она отчаянно,
У меня намокнет платок…
Стоп-стоп-стоп!
Собирался ж сказать без прикрас…
Так вот,
Мы с бабушкой,
Находясь вдали друг от друга,
Без конца разговаривали
По телефону…
Однако мы не могли
Видеть один одного…
кроме как на фото…
Нам несусветно хотелось
Увидеть друг друга воочию…
прикоснуться один к одному…
хотя бы взором…
И тогда я предложил ей
В одно время
Вместе смотреть
В какую-нибудь одну точку…
которая была бы нашей общей…
несмотря на расстояние…
Посредством этой точки
Мы бы как бы
Смотрели бы друг на друга
На расстоянии
И как бы прикаса…
Ну, в общем,
Такой общей точкой, например,
Могла бы стать цитата
Из какой-нибудь книги.
Мы бы одновременно читали её,
Я – тут, она – там,
И как бы глядели друг на друга,
И как бы видели друг друга.
Однако одного и того же произведения
И у меня, и у неё не оказалось…
и бабушка предложила
смотреть перед сном на луну…
Именно луна и стала
Нашей общей точкой…
Вдали друг от друга
Мы в одно время
Смотрели на луну
И разговаривали по телефону…
Я знал, что моя возлюбленная
Смотрит сейчас на луну…
и она знала, что я
смотрю на луну тоже…
Я видел её точку…
она видела мою…
и эта точка была общей…
эта точка была нашей…
Я видел взгляд возлюбленной…
она видела мой…
Мой взгляд
Отражался от луны,
Прилетал к возлюбленной
И окунался в неё…
Взгляд возлюбленной
Проделывал такой же путь
И оказывался во мне…
Таким простым образом
Мы видели друг друга
И прикасались один к одному
При помощи воображения душ…
Сын: Хорошо, батя,
Что у тебя зрение хорошее,
И в глазах не двоится.
А то смотрел бы сразу
На две Луны
И не знал бы,
К которой прибиться взором.
И инструкции по телефону
Не помогли бы.
Дедушка: …
Зять: А мне бы понравилось…
Видеть две Луны –
в два раза романтичнее…
Дедушка: Придурки!
Даже если я был бы слеп,
То всё ровно
Увидел бы в ночном небе,
Сердцем увидел бы(!),
Ту единственную точку,
На которую зрела
Моя возлюбленная.
И твоя мать!
Придурки!
Дедушка остановил исповедь,
Дабы сыны
Полюбили её смыслы.
И сыны полюбили.
Дедушка: Далее.
Всё это я к тому,
Что жизнь интереснее книг,
Если ты её автор.
Я, например, книг не читаю,
Потому что от этого
Портится зрение.
Зачем же мне
Ради жизни придуманной
Лишаться возможности
Лицезреть Жизнь настоящую?
Поэзия жизни
Образней поэзии слов.
Не пичкайте Поэзию словами
И не люляйте, а не то – срыгнёт,
И кто-нибудь небрежными руками
Четверостишья в трубочку свернёт.
Есть стихи,
А есть стихии!
Если у тебя нет таланта,
Но есть любовь,
То поэзия жизни
Не минёт тебя.
Скажу больше:
Любовь выше и важнее поэзии!
Ты, зятёк,
Любишь мою дочь.
Так пусть твоя Любовь
Станет гласом твоим!
И пусть этот глас
Творит в муках,
Ибо нельзя сказать:
«Творю с наслаждением!» –
как нельзя сказать:
«Нравится рожать!»
Наслаждение творит
Только разрушение.
А талант…
А что талант?!
Зачем он нужен,
Если творец без любви создаёт,
А люди без любви принимают?
Поэзия – это
Талантом освящённая олифа!
Пропитаны до ядер неживых
и люди, и страницы, и молитва
солёным соком яблочек глазных,
что зреют разрешёнными плодами
в глазницах, что, как вечность, глубоки.
И целыми срывают, и кусками
срезают вдохновенные плоды.
Стихи должны у Божьего подножья
Крылом листаться и вердиктом стать(!),
А не билетиком пустопорожним,
Насаженным на клык при входе в пасть.
Поэтому, зятёк,
разбей свои чугунные копилки(!)
о камень преткновенья и моли,
чтоб памятные ливневые брызги
на лист попали буквами любви.
Таким образом,
Зятёк-сынок,
Отцепись от себя
И прильни к супруге своей.
Дубовые дрова дум зятя,
Разбросанные по сознанию,
Сложились в поленицу,
Готовую для обогрева
Семейного очага.
Зять опустился
Перед тестем на колени
Вместе со своим ушедшим Детством
И общим пафосом обстановки.
Зять: Спасибо, батя…
Дедушка обнял зятя,
И они удалились
В расцветшее будущее.
Сын: Меня… меня забыли…
Сын подполз к объятию
И стал его главной частью.
Дедушка: Любовь!
Все чувства с ней – на благо человеку,
Становятся чисты, тонки, чутки,
Как усики у бабочек, и нету
для них непроницаемой души.
Сыны стали нежны.
Дедушка: Поэтому остерегайтесь, возлюбленные!
Ибо начнёт он, искуситель злющий,
Вам яства разногрязные совать,
Чтоб вы своею сутью вездесущей
Смогли греха глубины смаковать.
Сыны напряглись,
А дедушка прищурился.
Дедушка: Кстати, сынки,
А сильно ли вы
Любите своих жён?
Сын: Земным мерилом Чувство не измерить.
Зять: А небо не синеет по линейке.
Дедушка: А вы, сынки, умеете ответить!
Но в проницательности – неумеки.
Сынки сначала зазнались,
А затем – приземлились.
Дедушка: О силе ваших Чувств вопросом дерзким
Я эту силу перепроверял.
И с честью вы прошли дурман проверки!
Но только не зазнайтесь. Я б – не стал.
Сыны не зазнались
И этим упивались.
Дедушка: И запомните!
Да, вы – любите,
И Любовь – всемогуща!
Но…
Покуда ваша Совесть молодая
Не станет отражением Её,
Меж ними в век морального раздрая
Не воцарится праведный синхрон.
Любовь облачена в красу виссона,
Ему чужды края, углы и швы.
Сыны, старайтесь стать сильней Самсона(!),
Чтоб ношу совершенную нести.
Везде блудницы Верность искушают…
но не смотрите мимо ваших дам!
Пусть даже языки не изменяют,
Не изменяют ихним именам!
И пусть Совесть на зуб проверяет
Ваше каждое, каждое слово!
Пока Совесть вам не доверяет,
Она и трезва, и здорова.
А если набит до отказу
Твой рот языком шаловливым,
То выплюнь, ты, эту заразу!
Хотя бы её половину.
Язык должен быть, как калека!
Шев;лится пусть еле-еле!
Без верности дух человека
С трудом приживается в теле.
Уразумели?
Сыны верно кивнули.
Дедушка: Нечистое дыхание витает…
и свежие головушки наполняет…
С чужих сосудов демон пыль сдувает…
а наши он испариной покрывает…
И день, и ночь приблудных мыслей тени
Проситься будут к вам на огонёк…
И станут перед вами на колени…
обтянутые кружевом чулок…
Речами разукрасят мир до сказки…
не отличите фурий вы от фей…
(но гнев родной милей залётной ласки –
я знаю то по опыту людей).
Таких гостей под черепные крыши
пускать нельзя ни наяву, ни в снах…
Проникли?! Прижились?! Нехай, как мыши,
подохнут в подсознательных углах!
Избыток слов… но недостаток внявших…
Нехватка сил… но уйма искушений…
Взгляните(!), сколько в этом мире падших…
и ангелов… и душ… и помышлений…
И явятся к вам бесы-мародёры…
запахнутые в ангельские крылья…
которые оторваны с упором
на н;гу… лапу… или на копыто…
Сынки впали в уныние.
Дедушка: Бодрствуйте!!!
Мужики встрепенулись.
Дедушка: Сыны(!), не уходите с головою
В уныние, а также в суету.
Опасно с беззащитною душою
наедине оставить сатану.
А то ведь существо с кромешной сутью
Набросит вам на головы силки,
И окунёт в бочонок с жидкой жутью
Он ваши волосатые вилки.
Когда же вы начнёте задыхаться,
В притоне откачает вас злой дух,
И будете вы рады отдышаться
В прокуренном борделе среди шлюх.
Поэтому никогда не сцыте!
И ветер в головах – пускай гуляет,
Но не земной(!), а тот, что от небес(!),
И пусть худые думы выдувает…
покуда не простудится ваш бес…
Мужики испугались.
Дедушка: Ц!
Нельзя, нельзя случайно прикасаться
К любимым, что нежней, чем возглас «ой…»
Нельзя, нельзя с любимыми сливаться,
Не окатив себя святой водой!
Любите милых – детства сном отрадным,
И даже если он забыт иль пуст.
Любите жён и чем-то неподвластным,
И если бы не стало в мире чувств.
Когда же Время по частям, по жилкам
Сознание изменит новизной,
Любите жён хотя б его обмылком,
Хоть краем, хоть отсутствием его!
И каждый миг стремитесь к ним без страха
Сквозь кружева чулочных паутин,
Сквозь пелену порохового праха,
Сквозь небытье меж светом тем и сим.
Сыновья как-то молча молчали…
А бабушка и дочь
Рука в руку
Отрывали алые головы
От зелёных кустиков.
Лукошки женщин
Полнились сладостью,
Души – усладой,
А уста – улыбками.
Фимиам фиалок-фиф
Был так густ и неуклюж,
Что без залётных Ветров
Распространялся медленно.
Он прилипал
К пятиконечным листам
ладоней наших дам
И вместе с ягодами
Попадал в корзинки,
Где незримо сражался
За место вне Солнца
С задиристым Запахом клубники.
Бабушка и дочь
Ходили по межам,
Что были похожи
На грядковые коридоры,
По которым носился
Дух плодородия,
Раз за разом врезаясь
В щиколотки сборщиц
И раздваиваясь на «да» и «нет».
Вечная Природа,
Одинокая в своём безмолвии,
Как могла, красовалась
Перед людским Красолюбием,
Того не понимая,
Что без души
Надоедает даже живое.
Неконтролируемое Воображение
Наших дам
Расширилось до границ небылиц.
Разомлев под солнцем,
Оно стало тягучим
И даже влажным
От поцелуев Счастья.
В мнимом мире бабушки
Ею посаженные деревья
Упирались верхушками
Прямо в поднебесные грёзы,
Что пытались парить над землёй,
Но застревали в ветвях
И были вынуждены
Вить там себе гнёзда.
Бабушкины мечты
Касались аистиными крыльями
Крыш родных домов
И подвижных крыш голов.
Фантазии дочери
Переполнялись мужем,
Таинственная тень которого
Была безвозвратно съедена
Солнышком искренности.
Когда же наши женщины
Стали уже мечтать о мечтах,
Их Воображение
Начало умаляться,
Умоляя хозяек
Не тратить трепет на желания
И их размножение,
А дождаться их осуществления.
Дамы были вынуждены
Вернуться в мир реальности,
Которая не сильно проигрывала
Миру представлений,
А по части чувств –
даже превосходила.
Бабушка распрямилась,
Точно тонкое дерево,
Что рассталось с порывистым Ветром,
Который был сгущён
Вечным чувством.
Бабушка: Ну, хватит, моя ягодка, собрали.
Пойдём уже тарелки заполнять,
А то мужчины наши вон устали,
И детям в доме хватит пребывать!
Пусть к солнцу выбегают да на воздух,
Пока Погода с нами не на «ты»,
Пусть отскребёт от детских душ коросту,
Приставшую в столице суеты.
Дочь возвысилась над грядкой,
Будто мольба над землёй.
Дочь: Да, в городе природной бани нету,
А пыль для глаз стоит столбами в нём.
Пошли накроем стол поближе к свету
И всех к нему скорее позовём.
Бабушка и дочь
Принялись жить быстрее,
Дабы в ближайшем будущем
Их разновозрастные смыслы жизни
Смогли смаковать
её сочные мгновения…
А в это скорое время
Детские судьбы,
Щедро сдобренные
Статическими событиями,
Уже не умещались на чердаке.
Чердачная точка
Вырастала в линию.
Линии жизни внучат
Разрослись и упёрлись ветвями
В шифер крыши.
Некоторые ростки
Ладонного древа
Повылазили в щели,
И над дачным домом
Торчали антенны
Будущего детей,
Которые к тому времени
Будут уже взрослыми.
Антенны принимали сигналы
Со всей Вселенной,
Правда, сигналы эти
Были с помехами Реальности
И пока жестковаты
Для нежных ушек деток.
Зачатые Чаяния внучат
Трепыхались под крышей чердака,
Точно беспечные мечты
В разумной старой голове.
Внучек выискал взором
Солнышко в окошке,
Ослепился вселенским сиянием
И невольно улыбнулся.
Концы улыбки-гримасы
Подпёрли щёки,
Щёки подпёрли веки,
А веки прикрыли очи.
Внучек: Родители твои друг друга любят?..
Внученька: Никто пока не подал на развод…
Внучек: А папа твою маму в рот целует?..
Внученька: Не в рот, а в губы!.. Глупый обормот…
Личико девочки
Измазалось розовым Стыдом,
Который был
даже младше её.
Внученька: За взрослыми следить тебе не стыдно?..
Внучек: А как же посмотреть мне на Любовь?..
Внученька: Увидел?.. Убедился?.. Не обидно?..
Внучек: Не разобрался… Надо б глянуть вновь…
Мальчик заглянул в Память,
Ещё раз просмотрел в быстром режиме
Подсмотренные воспоминания,
Но смысл любовной ленты
Так и не уловил.
А вдумчивая девочка,
Внимательно глядя
На воображаемых родителей,
Что-то почувствовала,
Что-то из взрослого будущего.
Внученька: Так что ж это за ласковое Чувство,
Которое повыше чердака?..
Внучек: И почему всем от него так грустно,
И в то же время – радость на века?..
Внученька: Мне кажется, Любовь – это секреты,
Которые таит наша душа…
Внучек: Мне кажется, Любовь – это планеты
И Солнышко, и, может быть, Луна…
Внученька: Любовь тогда, когда в квартире шумно…
Внучек: Когда в семье живут к лицу лицом…
Внученька: Когда нас любят не в ущерб, а умно…
Вместе: И что-то там… и что-то там ещё…
Дочь: А ну-ка, ангелочки, кыш оттуда!
С небес домашних – быстренько на свет!
Бабушка: На улице давно вас ждёт посуда!
И ягоды вам шлют с неё привет!
Внучек: Уже летим! Пошли быстрей, мал;я,
Там ягоды болтают, и – о нас.
Внученька: Да, может быть, пока я не большая,
Но в чепуху не верила ни раз!
Мальчишка не услышал
Возмущение сестрички,
Ибо был занят
Погружением в выход,
Ведший вниз.
Внученька: Э, подожди!!. Я первая полезу!!.
Одна тут не останусь и на миг!!.
Внучек: О, Господи! Давай быстрей, гарэза!
Куда страшнее твой трусливый крик.
Довольная девчушка
Стала неуклюже спускаться
С светлый лаз,
Держась за Заботу брата.
Вскоре дети спустились
В нижнюю жизнь
С высокими мыслями,
Оставив чердак
Без истинных его пупов…
Бабушка: Кормильцы, не пора ли вам обедать?!
Дочь: По крайней мере, ягоды поесть!
Дедушка: Уже бежим! Любви хотим отведать!
Сын: И ягодами сладкими заесть!
Невестка, которая
То мокла в бассейне,
То капала в гамаке,
Фыркнула от колких слов мужа,
Спугнув очередную сексфантазию.
Зять: Идём-идём…
уже идём…
С поникшими косами,
Но поднятыми головами,
Мужики дружно пошумели
На территорию женского рая.
Кузова мужского сознания,
Перегруженные жирными ожиданиями,
Двигались гуськом
По кочковатой юдоли,
Роняя нежную ношу.
Мужскому Эгоизму
Никак не удавалось пришпандорить
Свою суровую юдоль
Ко всемилостивейшей Вселенной.
Бабушка обратилась к невестке
Сквозь умилительную улыбку.
Бабушка: Дочурка, вылезай из водоёма!
А то душа набрякнет, не взлетит!
Иди к столу! Гони свою истому!
Пусть порезвится женский аппетит!
Дочь: Но наготу свою прикрой сначала!
Одень её хотя бы в лопухи!
А то бригада у соседей стала
уж криво строить фразы, дом, мечты.
Бабушка укоризненно всмотрелась
В шутливость дочери,
Но губы её не слушались
И растягивались в сияние.
Невестка: Соседский дом и так уже часть неба
От глаз богоугодных заслонил!
Поэтому я буду тут раздета,
Чтобы сосед постройку прекратил!
Бабушка и дочь
Умиротворённо улыбнулись,
Ибо были рады,
Что одинокая часть их семьи
Не утеряла чувство юмора
В бедламе мужней безответности.
Невестка: А вот за приглашение – спасибо!
Но мой Экстаз на сушу не пойдёт!
Тем более, что ягоды кто-либо
Мне прям сюда к бассейну поднесёт!
Бабушка и дочь
Выпустили из душ на волю
Пару снисходительных смешков,
И те, долетев до невестки,
Широко расселись
На её лице…
Изящный круглый столик,
Облитый белой скатертью,
Напоминал половину полной
Четырёхногой невесты.
Когда залётный Ветерок
Колыхал сборки её юбки,
Казалось, что молодая
Пританцовывает на месте,
Утопая каблуками в земле.
Земная Белизна
Свадебного одеяния,
Украшенного цветами
И красными пятнами от ягод,
Соревновалась в ослепительности
С небесной Светозарностью.
Солнечные Лучи
Щипали острые бёдра невесты,
Но та была верна себе.
Под подолом у девушки
Ёжилась Тень,
Запавшая на лучший Луч.
Чернь молилась,
Чтоб скорей
Кто-нибудь из людей
Задрал деревянной девке юбку,
И Она на время умерла,
Дотла осветившись
Бесплотным любовником.
Девять(!) больших тарелок
С клубникой и земляникой
Стояли на столике
И щедро исходили краснотой.
Сверху Солнцу казалось,
Что люди собрались
Вокруг большой палитры,
На которой лежала
Только одна краска.
Удивлённое Светило
Окунало в сочные кружки
Свои самые густые лучи,
Хотя там уже сверкали
«Кисти» ложечек,
Воткнутые в аппетитные горсти;
«Кисти», которые должны были
Разукрасить вкусом души.
Солнце мечтало размалевать
Картину Земли
Во что-нибудь розовенькое,
Однако ягодная краска
К лучам не приставала,
И уязвлённая Звезда
Румянила людей по-своему.
Бабушка: Соскучились без свежих соков з; год?!
Все всё получат! Ждите неспеша!
Дочь: Кому чем покрывать курганы ягод?!
Есть сахар, есть сметана, есть душа!
Во рту у невестки
Слюны было не меньше,
Чем в бассейне,
В котором она валялась.
Бабушка: А вот и мои зайки-попрыгайки!
Ну, с чем клубничку вам перемешать?
Дочь: Давайте-ка плесну я вам сметанки,
И будет, как мороженое. Сласть!
Детей явно смутило
Слово «как»,
И они сами
Сделали свой выбор.
Внучек: Я с сахаром клубничку буду кушать!
Тогда во рту, как будто сладкий сон…
Внученька: И я хочу душой мал;й послушать,
Как хрустит сахар ушкам в унисон!
Бабушка: Ваш детский выбор, мы того и ждали.
Вот вам в тарелки сахарный песок.
Дочь: Детишки, вы взрослеть так быстро стали,
Что мы сыпнём в них детскости чуток.
Хитро улыбаясь,
Дочь сыпнула
Детям в тарелки
Пару щепоток
Свежего воздуха,
Однако малыши
Не заметили подвоха.
Внучек: Спа-си-бо…
Внученька: Спа-си-бо…
Дочь: На здоровье!
Бабушка: Новинка в рот –
здоровейко в живот!
Внучата ещё долго
Всматривались в тарелки
И смаковали ягодки
В тщетной надежде
Почувствовать вкус детскости.
На солнечном островке лужайки
Детишки сели
Друг перед другом на колени
И молча вкушали
Плоды Лета,
Являясь при этом
Островками святости.
Бабушка: Ну, что, зятёк, твой вкус не угадаю!
Но, может быть, жена твоя рискнёт?..
Бабушка сильно посмотрела на дочь.
Дочь: Его желанье я, конечно, знаю,
Но пусть он сам его преподнесёт.
Зять залез языком
К себе в душу
И жадно зачерпнул оттуда
Несколько желанных слов.
Зять: Мне тоже с сахаром…
потому что сладко…
Дочь: Я не ошиблась…
Бабушка: Хороший выбор! Нечего добавить
к угрюмой фразе, кроме сахарку.
Дочь: Угрюмость мужа я рискну разбавить
Прилюдной фразой: «Я тебя люблю…»
Суета сразу опрокинулась,
И из-под её протёртых подошв
Распрямилась широкая Тишина.
Растерянный зять
Принялся искать ответ не в себе,
А по сторонам,
Но даже там
Все и всё подсказывали его:
«Я тоже… Я тоже… Я тоже…»
Зять: Спасибо…
Никто не понял,
За что зять поблагодарил жену:
за клубнику с сахаром
или за любовь…
Дочь: На здоровье!..
Ответ супруги
Всеобщее непонимание
Тоже не развеял.
Дедушка недовольно цыкнул.
Зять сел в сторонке
На перевёрнутую бочку
И, не поднимая головы,
Принялся закладывать в рот ягоды
Большой ложкой,
Точно ковшом экскаватора.
Бабушка: Мой милый, душу я уже вложила
в твою тарелку. Всё, как любишь ты.
Дочь: Там и моей души есть половина.
Ну, а вторая – у моей Любви!
Дочь взглянула
На свою небритую Любовь,
Который уплетал ягоду с душой
За обе щеки.
Дедушка: Спасибо, мои отрадушки.
Бабушка и дочь: На здоровье, папушка!
Дедушка тяжело сел
На старую скамейку в тени
И впервые почувствовал себя
Её ровесником.
Сын: Так-так, а мне, пожалуйста, сметанки.
И навалить побольше, до краёв!
Как я устал… устал я от овсянки…
хлебцов и мюслей… всяких постных слов!
Сын зыркнул на жену,
Которая уже
Исходила слюной
И недовольством.
Бабушка: Смотри, сыночек, злобой не объешься,
А то ведь тошно станет на душе.
Дочь: Ты лучше бы жены своей наелся.
Того гляди, жить станет в неглиже…
Сын ничего не ответил,
Плюхнулся на горячий стул
И стал пачкаться в сметану.
Бабушка: На здоровье, сыночек!
Дочь: На здоровье, братик!
Сын: Мг…
Дедушка: Сын…
Сын: …
Дедушка: Сын.
Сын: …
Дедушка: Сын!
Сын: Ну што-о?!
Дедушка указал бровями
В сторону невестки.
Сын: Блин…
Сын недовольно отложил
Блюдо и аппетит,
Подошёл к столу,
Взял оттуда порцию супруги
И собрался отнести её к ней.
Бабушка: Стой.
Сын: Ну, что ещё?!
Бабушка: Давай подсластим.
Из золотого облака
Загорелой бабушкиной руки
Выпали на бордовую гору
Белые сладкие осадки.
Дочь: Усы вытри.
Сын: У меня нет усов.
Я, в отличие от твоего мужа,
Бреюсь тщательно.
Не успела смеющаяся дочь
Прояснить ситуацию,
Как её брат
Со сметанными усиками
Отправился к супруге
Официантской походкой.
Короткий шлях к жене
Сопровождался длиннющими мыслями,
Которые громко волоклись за сыном,
Словно пустые консервные банки,
Привязанные к мозгу
Хулиганами-хакерами.
Сын сматывал в клубок
Подаренные советы отца,
Но мудрые нити
Всю дорогу цеплялись
За шипы роз,
Колючки репейника
И когти былого.
Когда сын добрался до жены,
Было видно, как она
Мокрой рукой сбрила
Его сметанные усики.
Затем, как ни странно,
Выбритый супруг
Потащился с ягодным блюдом назад.
Все родственники стали
Настороженно ждать его,
Дабы полюбопытствовать,
За каким таким лядом
Он прёт порцию к истокам.
Сын: Сметанки плесните…
Ещё и сметанки хочет…
Бабушка: И правильно, вкуснятина такая.
За аппетит спасибо тебе, дочь!
Налью тебе сметанки я до края
тарелки и душевных берегов!
Невестка: И вам спасибо
За ягоды и за сына!
Бабушка наивно улыбнулась,
Материнские уста её
Разъяли пространство,
И грустные люди
Из параллельного мира
Осветились межгубной радостью,
Обретя надежду на рай.
Бабушка черпаком
Плюхнула белую кляксу
На гору клубники,
И у неё словно появилась
Снежная вершина.
Дочь: Неси скорей.
Сын так легко
Понёс яство супруге,
Что тарелка, казалось,
Не несётся, а летит по воздуху.
Сын протянул порцию жене
С угодливой улыбочкой.
Неожиданно
Супруга схватила мужа
За дающую руку,
Словно она тонула в бассейне,
И дёрнула за неё
Что есть мочи.
Сын вместе с тарелкой,
Клубникой,
Сахаром
И сметанкой
Канул одной половиной
В детский бассейн.
Ноги его задрались,
А голова уткнулась
Супруге в живот.
Пару сыновних матов
Вылетело под водой
В виде пузырей.
Разуму супруга
Было, конечно, мягко
На женском животе,
Однако серьёзные лёгкие его дёргались
И никак не могли уразуметь,
Какого такого рожна
В них не сменяется воздух.
Едва не захлебнувшись,
Но здорово нахлебавшись,
Сын выбрался из бассейна
И стал перед всеми
С разведёнными руками,
С которых, как с ластов,
Капала подслащённая вода.
Никто уже не ел,
Мало того,
Соседские рабочие
Перестали стукать.
Сын: Вот видишь, батя,
К чему приводят
Мудрые советы
Применительно к дуракам?!.
Замершая невестка,
Голодная до любовных игр,
Двигала под водой
Утонувшую тарелку
И мечтала утонуть сама
От вины и стыда,
Но материнский инстинкт,
Инстинкт самосохранения,
А также мелкота бассейна
Утопили мечту
В трясине подсознания.
Дочь: Папа, ты что…
мудрые советы ему давал?..
Дедушка виновато
Пожал плечами,
А дочь, чтобы не засмеяться,
Взяла в уста
Клубнику побольше.
Дедушка: Сынок…
именно в такие
Жёсткие минуты
Нужно быть
Наиболее нежным…
Сын: Што-о-о?!.
Да я уже насквозь нежный!..
Да пошло оно всё!..
Отчаянный сын
Несколькими резкими движениями
Стянул с себя
Мокрые одеяния
И уже было собрался
Избавиться от плавок,
Но заворожённые взоры соседей,
А главное, детей,
Заставили его ограничиться
Дешёвым стриптизом.
Неожиданно
Сын по-хозяйски
Забрался к жене в бассейн,
Вывалив скрещённые ноги наружу.
Дедушка: Ну, вот и слава Богу…
Всем приятного аппетита!
Все с облегчением
Продолжили трапезу,
А стуки соседских рабочих
Недовольно возобновились.
Дочь: Братик!
Сын: Аюшки!
Дочь: Тебе тарелку твою с ягодами
Принести?!
Сын: А зачем?!
Тут и так их полно плавает!
Зять убедительно поднялся,
Взял оставленную тарелку «стриптизёра»
И молча и величаво
Отнёс блюдо хозяину.
Зять: На, ещё и её окуни.
Сын: А что, это идея!
Сын смело вывалил
Содержимое своей тарелки
В ягодную воду.
Зять: Блин, да я ж пошутил!..
Сын: Не шути с наивно верующими.
Но, вообще-то, хорошо,
Что ты уже шутить начинаешь.
Зять сутуло удалился,
Прихватив с собой
Улыбочку шурина…
Резиновая посудина
Детского бассейна
Была полна
Живой жидкостью.
Мутноватая,
Розоватая
И сладковатая
Она дрожала
От каждого движения
Незадачливых супругов.
Клубника на поверхности воды
Колыхалась от хаоса
Нервных миниволн.
Пропитанные детьми,
Взрослыми,
Просто плодами,
Солнечными лучами
И ещё Бог знает чем,
Они сильно паниковали
От этой несовместимости
И постоянно образовывали
Столпотворение собственное
И клубничное.
Ягода прибивалась
То к стенкам бассейна,
То к человеческой коже.
Супругов это забавляло.
Особенно навязчивые плоды
Они вылавливали
И вкладывали их
В уста друг друга,
Вкладывали с чувством впридачу.
Клубника со вкусом супруги
Мялась мужним языком,
Заставленным комплиментами,
И душа нашего сына
Уже наслаждалась
Воображаемым будущим,
В котором больше не было места
Медицинскому монашеству.
Супруга, в свою очередь,
Вообще не чувствовала
Никакого вкуса –
ни ягодного, ни богоугодного.
Невестка ощущала
Лишь подводные прикосновения
Волосатого бедра.
И только Солнце и Время –
прожора и ненаеда,
Ежесекундно и неустанно выхлёбывали
Из дутой миски бассейна
Воду и жирные жизни.
А наша хрупкая дочь
Сидела на тяжёлом колене зятя,
Будто на бревне.
Муж молча покачивал жену
И нежно кормил её
Отборной клубникой,
А мелкую проглатывал сам.
Когда супруга уверяла,
Что уже насытилась,
Он предлагал ей
Съесть ещё одну ягодку
За детей,
За маму,
За папу,
За брата,
За невестку,
За себя саму,
За супруга,
За соседей,
За ягоды,
За цветы,
За воздух
И даже за незнамо что.
Дочь чувствовала себя
В какой-то клубничной колыбели,
Подвешенной на любовных лианах,
Что жизнеутверждающе росли
Из вселенского корня бесконечности.
Дочь раскачивалась в невесомости,
Совершая оборот за оборотом
Вокруг космооси,
И голова её кружилась
От игривой Вечности.
А наш зять ощущал
Под нёбом, как под небом,
Зрелые зёрна
Первозданной Поэзии.
Целуясь плечами,
Бабушка и дедушка
Ягоды не ели –
они им уже надоели.
Настоящее же наслаждение
Им доставлял
Вкус окружающей жизни,
Которую они
Смаковали глазами,
Полными слёзной слюны.
Пожилое воображение
Было порожним,
Ибо реальность
Казалась невообразимой.
А вот внучк;
Вкус загнал аж на Солнце,
По которому он топтался,
Чавкая босыми пятками
По жаркой жёлтой жиже.
Что мал;й там делал?
Да он и сам не понял.
Просто вяз и вяз,
Удивлялся и удивлялся
По-детски.
А внученька со своим Вкусом
Скрипела чердачными досками,
Опять крадясь к сундуку,
Дабы всё ж таки увидеть
На его дне
Нерукотворное лицо
Дяди Бога.
Ягодно-людская Идиллия
Распустилась в тот день
На плодородном огороде
Тихо и дивно.
Она так благоухала детьми,
Что даже само Время
Присело рядом,
Дабы стереть
С морщинистого лба
Пот прошибленных поколений…
Дочь: Мне кажется, что с ягодою каждой
Вкушала я пространственную суть…
Зять: А я клубничным соком смыл аж дважды(!)
С души своей искусственную жуть…
Сын: Мне далеко до ваших просветлений!
Но я тут тоже кое-что(!) вкушал…
Невестка: Да, мы тут нахлебались из бассейна
И сока, и воды, и мути дна!
Бабушка: А вы уже докушали, внучата,
Июня самый лакомый кусок?!
Внученька: Теперь я всю неделю буду рада,
Что он в моём животике живёт!
Внучек: А я бордовых ягод так наелся…
что мой желудок еле их жуёт…
Ещё я и на Солнце перегрелся…
На Солнце не сгоришь… но там печёт!..
Мальчишка лениво разлёгся
На пышной лужайке,
Будто маленький Бог
После сотворения
Маленького мира.
Дочь: А ну-ка, быстро в тень, раз перегрелись!
Внучек: Ну мамочка, ну, я же пошутил.
Внученька: Мы с братиком фантазии наелись.
Дочь: А мудростью никто не угостил?!
Умудрённый замечанием шутник
По-взрослому промолчал.
Дедушка хитро улыбнулся
Уголком губ.
Дедушка: А ты, внучок, на Солнце был неужто?!
Внучек: Конечно был… А что такого тут?..
Дедушка: На Солнце, от которого нам душно?!
Внучек: Ну неужели мысли мои врут?..
Дедушка: Так ты там был в своём воображенье?
Внучек: Конечно же… Да тут недалеко!..
Со Вкусом ягод я без промедленья
смотался к Солнцу… Но вот для чего?..
Бабушка: Наивные мои вы пилигримы!
Чем без причин сновать по Солнцу взад-вперёд,
Вы лучше бы к той тётеньке сходили
И угостили б нашей ягодой её.
Ладонью Сострадания
Бабушка указала
На совсем одинокую соседку.
Внученька: Соседи для меня здесь, как родные.
Особенно… которые одни…
Внучек: Мы отнесём ей самые большие
И ягоды, и доброты плоды!..
Дети взяли со столика
Девятую порцию
И пошли, ведомые Жизнью,
К семи соткам Одиночества;
Пошли,
Придерживая гору ягод
Маленькими ладошками.
Однако
Некоторые подлые плоды
Всё-таки предпочли
Свалиться и валяться
Под пыльными ногами
Множества прохожих,
Чем торжественно красоваться
Щедрым угощением
На чистом столе Одиночества.
По-доброму гордые взрослые
Проводили детей,
А сами ощутили
Бесшумность вр;менного Одиночества,
Которое загостило
В их душах
Вместе с Истиной;
Истиной о том,
Что есть главное в жизни?
Кто есть главные в жизни?
Секундная стрелка
Местного Времени
Перестала наматывать
Местное Пространство
На катушку прошлого.
Семья ждала
Свои два Смысла.
Прожорливое Ожидание
Выгрызло все взрослые нервы,
Пока внучата
С кучей впечатлений за плечами
Не «призвучали» в родной огород.
Внучек: А вот мы-ы-ы!
Внученька: Приве-э-э-т!
Взрослые бросились к детям,
Будто не виделись с ними
С самого рождения.
Даже сын и невестка
Неуклюже, но наперегонки
Вылезли из страстно-сладкого водоёма.
Все взрослые
Выросли перед детьми,
Загородив им
Любопытные лучи Солнца,
Которые тоже жаждали
Расцеловать детей
И понять, что Бог
сейчас на Земле.
Внучек: Нас тётенька клубникой угостила
За то, что мы проведали её!
А это она вам отдать просила,
Тут её ягод целое ведро!
Внучек поставил ведёрко
Перед Неудобством родных.
Оцинкованный цилиндр
Был полон клубникой,
Которую, казалось,
Долго откармливали земляникой
перед тем, как преподнести,
Потому что ягода поражала
Своими жирными формами.
Бабушка: А вы «спасибо» тётеньке сказали?
Внученька: Благодарили мы её не раз!
Внучек: И ягоды мы вежливо не брали!
Внученька: Но она в руки целовала нас!
Взрослые почувствовали себя
Виноватыми перед соседкой,
Виноватыми за своё счастье…
и не одно…
Внучек: Я даже пригласил её к нам в гости!
Дедушка: Во, молодец! А я и не додул…
Внученька: Она сказала: «Я уж на погосте…
и не могу воскреснуть там, где гул…»
Внучек: Деда, а кто такая «погоста»?
Дедушка: …
Внученька: Бабушка, а что она имела ввиду?
Бабушка: …
Внучек: Мам, пап, у неё дома
Мяч настоящий футбольный!
Без дела валяется…
Дочь: …
Зять: …
Внученька: Мама, у неё там столько цветов!
Я таких никогда не видела!
И все на нас смотрели…
Красиво так…
Душевно…
Невестка: …
Внученька: Папа!
Сын: Ну ладно…
Пошлите…
Пошлите хоть куда-нибудь!..
Сын по-хозяйски схватил
Ведро с подаренными плодами
И понёс его к столику.
Все послушно поволоклись
За молодым лидером,
Отшучиваясь от детских вопросов
И взрослых ответов.
Сорвав со столика
Чистую скатерть,
Сын водрузил на него
Ведёрко с бордовой благодарностью.
Подподольная Тень
Тут же уничтожилась
Лучшим Лучом-любовником.
Однако на какое-то мгновение
Она всё-таки успела
Его почувствовать.
А в это время
На соседских семи сотках
Одинокая женщинка
Вкушала потустороннее подношение
И, ведомая Вкусом, вспоминала,
Как в детстве в деревне
Вялые, усталые коровы
Волоклись вечером с пастбища.
Переполненные бурдюки вымён
Болтались меж их ног,
Точно резиновые перчатки,
Накаченные важной жидкостью.
Тряска выцеживала из них
Капельки молока,
Которые друг за дружкой
Падали на песок
И уже ничем не отличались
От просто мокрых пятен,
Оставленных каплями воды
Из весёлых вёдер молодицы.
Женщинка вспоминала,
Как коровы проплывали
Рядом с её подворьем,
Источая аромат
Парного молока,
Который смешивался с благоуханием
Нагретых за день яблок
И запахом потного Детства…
Внезапно
Какой-то полесский слон
Гнусаво протрубил в хобот.
Похоже, у якобы слона
Был якобы гайморит.
От протяжного призыва
Из гибкой морщинистой трубы
Содрогнулись частицы воздуха,
Перепонки дачников
И позабытые думы.
Дедушка: О! Автолавка приехала!
Кому мороженое?!
Внучек: Мне!
Внученька: Мне, мне!
Внучек: Мне, мне, мне!
Дедушка: Ням-ням-ням!
Кто-нибудь ещё
Будет мороженое?!
Бабушка: …
Дочь: …
Невестка: …
Сын: …
Зять: …
Дедушка: Ясно,
Остальные сыты.
Ну, что, мои вы сладкие, пойдёте
Со мною к автолавке иль ни-ни?!
Внучек: Пойдём, пойдём! Взрослеем мы в походе!
Внученька: Взрослеем с каждым метром мы на миг!
Дедушка: Тогда уж лучше
ждите меня тут…
Внучата: Не-э-т, не-э-т!
Мы с тобо-о-й!
Мы с тобо-о-о-й!
Мы не будем взрослеть!
Не будем!
Не будем!
Не будем!
Дети повисли
На пожилых руках
Маленькими, но весомыми душами,
И гружёный дедушка
Понёс нежную ношу
В Невиданное.
Внучек: Дедуль, а что такое автолавка?
Внученька: В прошлом году тут не было её.
Внучек: Быть может, я пока ещё малявка,
Но где она морожку тут возьмёт?
Дедушка: Дойдём до леса, и вы всё поймёте,
Увидите её во всей красе.
Пусть Таинство находится в полёте,
А не в ногах влачится по земле.
Пытливые взгляды детей
Запутались с собственных ножках,
Но никто, слава Богу, не споткнулся.
Дедушка шёл
Быстрым шагом,
Однако детское Нетерпение
Успевало бегать на десятки метров
В его будущее,
Возвращаться в его прошлое
И делить с ним общее настоящее.
Конечно,
В своих молодых мыслях
Дедушка не уступал внучатам
Ни в скорости,
Ни в непредсказуемости,
Но ни одна его мнимая реальность
Так и не умудрилась
Стать натуральной…
Ближе к лесу
На пути бокового взгляда
Стаяла чья-то заброшенная изба.
Вид у неё был траурным,
Словно она замерла
В какой-то ужасный момент
И больше не ожила.
Странно,
Но Безжизненность
Не только разрушала избу,
Но и сохраняла её.
Былой дух хозяев
Нагнетал пространство подворья
До зовущей Загадочности.
Взгляды внучат забрались
В широкие щели забора
И очутились в небытийной прогалине
На стыке трёх времён.
Участок небытия,
Не нужный ни Богу, ни дьяволу,
Тем не менее имел
Свои законы существования,
Главный из которых
Оптимистично гласил:
«Смерти нет,
Ибо нет и жизни!»
Внучек: А почему тот дом заброшен Солнцем?..
Дедушка: Да потому что некого там греть…
Внученька: А кем тогда в нём выбито оконце?..
Дедушка: Не остановит быдло даже смерть…
Внучек: А что такое «быдло»?..
Дедушка: Да это так… ничто…
Внученька: Дедуль, а что, в том доме кто-то умер?..
Дедушка: Не умер, а… невидимо живёт…
Внучек: А разве так возмжно?.. Было б супер!
Никто тебя нигде не засмеёт…
Так можно в очи девочкам красивым
Смотреть на расстоянии любви…
Дедушка: И будут сквозь тебя они игриво
Таращиться на хлопцев во плоти.
Внученька сама себе улыбнулась,
Улыбнулась куда-то в будущее,
А задумчивый мальчишка
Взглянул на себя со стороны,
Взглянул в прошлое…
Вскоре дедушка
И его звонкие создания
Подошли к подножию леса.
Им показалось,
Что громадная и глубокая пасть,
Усеянная ровными рядами
Деревянных зубов,
Готовится поглотить гостей,
А зелёное,
мохнатое,
колючее
и дырявое нёбо
Собирается прочувствовать
Вкус людских грёз.
Однако пение птиц
Уверило людей в том,
Что лес просто улыбается,
И гости ответили ему взаимностью.
Поодаль на прогалине,
Будто будка в раю,
Стояла к лесу передом,
А к дачам задом
Обычная грузовая машина.
При этом
Упрямо складывалось впечатление,
Что она не приехала в лес,
А приземлилась,
Ибо автомобиль казался
Каким-то инородным
И даже потусторонним.
Вокруг него
Бесилась сама Суета.
Двери фургона
Были настежь отворены;
Отворены как-то с жадностью,
Словно глаза вора.
Внутри фургона
И ночью, и днём
Стоял кубообразный Полумрак.
Из него раз за разом
Мелькала гибким месяцем
Продавщица в белом халате;
Продавщица средних лет,
Средней привлекательности,
Среднего ума
И средней души.
Возле разъятого кузова
Скучились дачники;
Скучились, чтобы почувствовать
Плечо собрата.
Из глубокого фургона
Соблазнительно и бесплатно доносились
Городские ароматы товаров.
Местная стая
Породистых дворняг
Тоже знала об этом.
Дедушка: Вот и пришли мы. Вон и автолавка!..
Внучек: Так там же грузовой автомобиль…
Внученька: И я о чём-то о другом мечтала…
Дедушка: Сами себе в глаза пускали пыль!
Недовольный дед
Схватил внуков за руки
И поволок к автолавке,
А они заливались
Озорным смехом
И специально висли
На старческом Стремлении.
Дедушка: А вы, наверно, ждали, что тут фея
Вас встретит с распростёртым волшебством?!
Что делать ей в быту, от скуки млея?!
Пускай мешает сказку с вашим сном!
Детский смех
Заглушил дедушкину речь,
И его озорные хозяева
Толком ничего не услышали.
Дедушка: И чем бы чаровница, что без тела,
Две порции морожки вам дала?!
А продавщица – то другое дело,
Продаст вам и подаст вам хоть слона!
Смех повалил из внучат
Недетскими порциями.
С ними случилась
Потеря самообладания,
И они уже просто болтались
В сильных, но старых руках.
Дедушка: Что фея, по большому счёту, может?!
Советы-однодневки раздавать
Да жаловаться, как её то гложет,
Что леший не умеет приставать!..
Дедушка запнулся,
Словно его язык съёжился,
Испугавшись своей лишней длинны.
Внучата запнулись тоже,
Вдруг прекратив хохотать.
Все остановились,
Ибо тяжёлыми вопросами
Зацепились за воздух.
Внучек: А зачем леший
Должен приставать к фее?..
Внученька: И почему ты так уверенно
Говоришь про то,
Чего не знаешь?..
И там – возле заброшенного дома,
И тут…
Ты всегда так уверенно говоришь
Про всякие небылицы,
Что я начинаю в них верить…
Внучек: И я…
Внученька: А я не хочу верить в чудиков…
Мне страшно…
Внучек: И мне не по себе…
Дедушка: Ну, вы же дети…
Внученька: Да, но мы взрослые дети!
Внучек: И умеем по-взрослому бояться…
Дед был шокирован и подавлен,
Словно его зажали
В тесном проёме
Между двух поколений.
Старик принял
Не единственно верное решение.
Дедушка: Повелись!.. Повелись!..
На шутки мои повелись!..
Забоялись!.. Забоялись!..
Малышня горшочная!..
Внучата впервые
Посмотрели друг на друга,
Как на детей.
Зрелище оказалось жалким.
Внучек: Ничего себе…
Внученька: Вот это да…
Внучек: Так ты что,
Дурил нас всю дорогу?..
Дедушка: Ага-а!..
Внученька: А мы оказались
Такими малыми…
Внучек: Даже меньше, чем надо…
Внучата действительно насупились,
Как это должны делать дети, –
самозабвенно и мило.
Дедушка: Ну, что же вы, мои большие детки?!
Да… я затеял… глупую игру…
Зато вы без чудовищных последствий
По сказке прогулялись наяву!
Дети ухмыльнулись,
И дедушка тут же
Зацеловал внучат
До состояния озорства.
Светлая троица
Отправилась топтать
Последние метры,
Которые вели к автолавке,
Всегда упираясь друг в друга
И нулём, и концом.
Обняв детей
И спрятав под мышки
Их тёплые лепечущие головки,
Довольный дедушка
Украдкой посмотрел
На самую высокую
И толстую ветку
Могучего дерева.
Пожав плечами,
Он шепнул вверх:
«Что за дети пошли?..
Диву даюсь…
Продвинутые…»
На заветной ветке
Что-то растерянно хрустнуло…
Дедушка: Добрый день, очередь!
Внученька: Здравствуйте…
Внучек: Драсьте…
Очередь в разнобой поздоровалась.
Пенсионерка: Внучики-колокольчики?
Дедушка: Так точно!
Пенсионерка: Звонкие.
Дедушка: А то!
Пенсионерка: А мне моих
Дети чего-то не привезли…
Обещали вроде…
Что у них там?..
Дедушка: Да мало ли
Забот городских!..
Пенсионерка: Да-а, да-а…
Продавщица: Что вам?
Пенсионерка: …
Продавщица: Женщина!
Пенсионерка: А?..
Продавщица: Что брать будете?!
Пенсионерка: А-а!..
Рыбу, рыбу,
Самую дорогую.
Для кота…
Продавщица: Так может,
Для кота подешевле?..
Пенсионерка: Нет, нет, подороже.
Куда мне эту пенсию девать?..
Алкаш: А то не, дык мне давай!
Пенсионер: Так ты ж прорва!
Тебе сколько не одалживай –
всё безвозвратно!
Алкаш: Я ж табе сказаў:
жонка прыедзе – аддасць!
Пенсионер: Чем, натурой?!
Алкаш: Калі б яна магла нутурай,
Я б гора не ведаў!
Пенсионерка расплатилась
И удалилась.
Продавщица: Что вам?
Пенсионер: Мне вино, белый хлеб
И тишину, если можно.
Продавщица: Нельзя… сама ищу…
Алкаш: Во, а сам-та таксама
Горла змочваеш!
Пенсионер: Да тихо ты!..
Продавщица протянула покупателю
Пшеничную покатую призму.
Продавщица: Какое вам вино?
Пенсионер: То-о… что сзади вас…
Женщина повернулась
И наклонилась за бутылкой.
На какую-то пару мгновений
Голодный взгляд пенсионера
Взобрался на женский зад,
Будто детёныш на самку.
Продавщица: Вот. С вас…
Пенсионер: А-а-а… поменяйте бутылку…
Продавщица: А что с ней?
Пенсионер: Да тут вот… Вот…
Продавщица: Так это ж просто пыль!
Пенсионер: Ну-у… вы всё ровно…
поменяйте…
Продавщица, мыча,
Вырвала из рук
Покупателя-маразматика
Якобы бракованную бутылку
И вновь повернулась за новой,
Вновь наклонилась
И стала уже долго копошиться.
Пенсионер опять,
Словно перед смертью,
Уставился в гзязный подол халата.
Алкаш: А-а-а-а-а-а-а…
Вось яно што…
Пенсионер: Что?!.
Алкаш: Ніяк не састарысся?
Пенсионер: Чтоб долг сегодня же принёс!..
И прошлый тоже!..
Алкаш: І прошлы?..
А я думаў: ты мне яго дараваў…
Пенсионер: Так ты и дальше так думай.
Но все долги вернёшь сегодня!
Дедушка: Скажите мне, а сколько он вам должен?
Давайте я долги его верну.
Мы вместе здесь живём, и мы не можем
Брат с брата злобно требовать деньгу.
Алкаш: Во! Чэсны чалавек!
Пенсионер: Ну, раз мы братья,
То я с вас денег не возьму.
А вот он мне по-братски(!)
Вернёт долг сегодня же.
Продавщица: Такая бутылка пойдёт?!
Самую чистую выкопала!
Пенсионер: Да плевать!..
Давай любую!..
Продавщица: Ни фига себе «спасибо»…
Пенсионер
Небрежно рассчитался
И исчез.
Продавщица: Что тебе?
Алкаш: Нам(!) – як звычайна.
Продавщица: Могла бы и не спрашивать.
Алкаш: Ну, што там на вялікай зямлі?!
Продавщица: Да всё по-маленьку.
Алкаш: Ну-ну…
Продавщица
Сунула покупателю винище,
Алкаш наскрёб
Измятую грязную сумму,
Нехотя отдал её,
Отошёл в сторонку,
Откупорил бутылку,
Выжлуктил всю жидкость,
Не отрываясь губами от горлышка,
Оторвал берёзовый листочек,
Закусил им
И довольный ушёл восвояси.
А в кучевой очереди
Говорили все,
Обо всём
И всем подряд.
Бабка: …А што газавікі?
Газавікі прыехалі,
Запалілі запалку,
Павадзілі ёю вакол венцеля
І кажуць: «Бабка,
усё і так добра.
Стаяў балон
столькі гадоў
і яшчэ прастаіць,
спі спакойна».
А мне нешта не спіцца,
Бо газавы балон у хаце,
Нібыта бомба…
Бизнесмен: А чё ты, бабка,
Именно под старость
За жизнь свою
Стала опасаться?!
Бабка: А я, сынок, як на ліха,
Толькі нядаўна зразумела,
Што жыццё – гэта месца,
Найбольш падобнае на рай.
Бизнесмен: А ты чё,
В раю была?!
Наш дедушка насторожился.
Бабка: Не-э-э, там я ніколі не буду.
Я столькі ў сваім жыцці
Людзям напаскудзіла,
Што мне дарога адна –
у пекла.
Таму для мяне зараз
Любое жыццё – рай.
Бизнесмен: Понятно…
А чё ты уж такое натворила,
Что только в ад намылилась?!.
Бабка: А ты, я бачу, моладзец залётны.
Тутэйшыя б такога не запыталі.
Бизнесмен: Ну-у-у… да… я заезжий…
Бабка: А я – Баба-яга!
Старуха зловеще оскалилась.
Бизнесмен сглотнул слюну.
Бабка: Ды жартую я, сынок, жартую!
Пабялеў вунь увесь!
Віна сабе купі!
Старушка беззубо засмеялась.
Смеялась она еле-еле,
Смеялась она тяжело,
А шутки бежали, летели,
Им было совсем не смешно.
Бизнесмен: Да-а-а,
Серьёзные у вас тут шуточки…
Почти как в бизнесе…
Бабка: Мг, мг, мг…
Проста я… калі была маладая…
свайго сына ў інтернат здала…
Ён адтуль выйшаў
І стаў злодзеям…
А гэта страшней,
Чым шкоды Бабы-ягі…
Продавщица: Что, тебе, бабка?
Бабка: Вось так, дзеці мае…
Продавщица: Бабка!
Бабка: А… Што?..
Продавщица: Что тебе?!
Бабка: Нічога, мая ты…
Продавщица: Что брать будешь?!
Бабка: Нічога… мне нічога не патрэбна…
Продавщица: А чего тогда стоишь тут?!
Бабка: А з добрымі ж людзьмі
Трэба пагутарыць.
Продавщица: Так, вам что?
Бизнесмен: Водку,
Салями,
Копчёную рыбу,
Конфеты,
Колу…
Продавщица: Подождите, не так быстро.
Бизнесмен: Так а вот,
У меня тут всё написано.
Бизнесмен протянул продавщице
Чистенькую атласную бумажку.
Продавщица: Ну, у вас и почерк.
Как-то так соблазнительно
Произнесла продавщица.
Бизнесмен: Это – не мой,
Это – жены.
Продавщица: Ни черта не разобрать!
Как рецепт!
Бизнесмен: Так жена у меня врач.
Продавщица: Вот то-то и оно…
Продавщица повернулась задом.
Бизнесмен: Эх, жалко,
Зайца у себя на огороде не поймал…
Внучата: А тут что,
И зайчика можно увидеть?..
Бизнесмен: Да мо-о-жно.
Тут их, как собак.
Но я косого так и не поймал.
А так бы я
Такой шашлычок забацал!
Не пришлось бы теперь
Салями зубами тягать.
У вас же тут
Зайцы по огородам бегают,
Вы знаете?
Дедушка: Догадываемся!
Бабка: Паляўнічыя іх у лесе бухаюць,
Вось яны і хаваюцца
У добрых людзей…
Вушастым так здаецца…
А лес гэты
І так у вайну нацярпеўся,
А яго яшчэ
І ў мірны час абстрэльваюць…
Бизнесмен: Да-а-а,
Жалко, что я косого не поймал.
Прыг-скок и – ушёл!
Капусту так аккуратненько обгрыз
И смотался, гад.
Жалко…
Я б его поленом по затылку
И – на шашлык.
Внучата, казалось,
Вот-вот расплачутся.
Дедушка: Послушай ты, купчишка наш незваный!
Если вдруг заяц влез к тебе во двор,
Не трожь его(!), тем паче для поджарки,
Бо с Богом будет страшный разговор!
Поверье есть: все зайцы в огородах
есть души наших предков, коих мы
забыли в своих суетных заботах,
и вот они приходят к нам. А ты!
Жуткие речи «Бабы-яги»
Показались бледному бизнесмену
Обыкновенным заигрыванием.
Бизнесмен: Да вы меня разыгрываете…
Дедушка: …
Бизнесмен: А я у бабки спрошу…
Бабка, это правда?..
Бабка: Што праўда?
Бизнесмен: Ну… про поверье это заячье!..
Или то человечье…
Чёрт его знает!..
Бабка: Чула я калісьці
Пра гэтае павер’е
Ад аднаго чалавека…
Бизнесмен: Ну, ну, и что?!.
Бабка: Але ён у хуткім часе памёр.
Памятую толькі, што ён
Нейкую віну за сабой адчуваў.
Бизнесмен так крепко задумался,
Что переплатил за товар,
А бабка хитро подмигнула
Нашему дедушке.
Купец это заметил
Своим цепким взглядом.
Бизнесмен: Э-э-э!
Да пошли вы на хрен
Со своим поверьем!
У нашего дедушки
Потяжелели щёки.
Дедушка: Добро и зло, бессмертие и гибель,
бабло и рай – антонимы, паскуда!
С азартом ты меняешь быль на прибыль,
Чтобы твой стол трещал от блюд и блуда!
Бизнесмену так ярко
Представились его любовницы,
Что он даже стал
Невольно оглядываться.
Дедушка: В комфорте не отрубишь бесов коготь!
Лишения! Вот силушки исток!
Внучек: Деда…
Дедушка: Немало грыж придётся заработать,
Чтоб Ангел меч поднять тебе помог!
Внучек: Деда…
Дедушка: А?.. Что?.. Что, зайка?
Внучек: А этот дядя людоед?..
Дедушка: Ну-у-у… в сюрреалистическом смысле…
Какой ты у меня понятливый!
Внучек: А что такое этот сюр… или сор?..
Дедушка: Да, ты прав,
Сюрреализм – это сор,
сор ума.
Внученька: А кто такая паску…?
Дедушка: Хватит!
Детки поджали губки,
А важный дедушка
Купил им мороженое
И ещё кое-чего по мелочи.
Вдруг наша троица осознала,
Что вокруг неё
Уже никого нет.
Ей стало одиноко…
Когда дедушка и внуки
Попрощались с продавщицей
И пошли домой,
Та вообще загрустила.
Но её грусть
Была экзальтированным баловством
По сравнению с грустью водителя,
Который, всё время сидя
в душной кабине,
Раз за разом злобно зыркал
На сворованное фото продавщицы.
Когда автолавка отъехала,
Лес загрустил абсолютно,
Раскачиваясь сам для себя.
А может, лес –
это и есть
Одинокое Одиночество,
Тщетно воплотившееся
В шуме и шелесте?..
Дедушка усадил внучат
На лучезарную лужайку,
Ибо они,
Заворожённые сладкими яствами,
Всё время спотыкались.
Дедушка: Только не кусайте. Не кусайте!
А то горлышки заболят.
Девочка протянула дедушке
Свою порцию мороженого.
Внученька: Дедушка, попробуй.
Внучек: Моё попробуй, моё вкуснее.
Внученька: Моё вкуснее!
Внучек: Моё!
Внученька: Моё!
Внучек: Моё!
Внученька: Моё!
Внучек: Моё!
Внученька: Моё! Дедушка, ну скажи, что моё!
Дедушка: Предполагаю, что ваши порции
По вкусу одинаковые.
Внученька: Понял?!
Внучек: А ты поняла?!
Внученька: Я-то поняла!
Внучек: Я-то тоже!
Дедушка: Цыц! Ешьте молча.
А то мороженое растает,
Пока вы тут о нём
Болтать будете.
На горячей травке
Дети смоктали
Крепкие сливки,
Покрытые солнечной нугой.
Юркие белые капельки
Щекотали детские пальчики,
Но ловкие детские язычки
Всегда успевали
Подцепить их на свои кончики.
С каждым причмокиванием
Внучат,
Воздуха
И Солнышка
Сладкие бруски детства тощали,
А вскоре от них остались
Лишь деревянные палочки.
Сытые счастьем внучата
И душевный дедушка
Жизнеутверждающе пошли домой…
Внученька: Дедуль, а дядя злой уже не будет
Охотиться на зайцев и зайчих?..
Внучек: Ага, такой поверье позабудет
и вновь за зло возьмётся. Он же псих!
Дедушка: Цыц!
Души он не дурной и сам здоровый,
Раз испугался наших с бабкой слов.
Он просто городской да и фартовый,
И ангельских не слышит голосов.
Внучек: А кто такой «фартовый»?
Дедушка: Это удачливый человек,
Которому всё сходит с рук.
Внучек: Это уж точно.
Дедушка: Но бывает и – мимо.
Внук по-дедовски улыбнулся.
Внученька: А ты откуда знаешь про поверье,
Про зайцев с человеческой душой?
Дедушка: Я от себя узнал о том, поверь мне.
Я всё придумал, чтобы жил косой.
Внутри и снаружи внучат случились
Какие-то координальные перемены,
Которые затронули
Даже беззаботную идеальную Погоду,
Что явно не собиралась портиться.
Внученька: Но врать нехорошо… Ты сам учил нас:
«Неправда к недоверию ведёт!»
Внучек: Ну как же так, дедуля, получилось,
Что тот, кто учит правде, сам и врёт?..
Дедушка остановился,
Дабы не повалиться
Напротив горы мусора,
Который заезжие горожане
Неостановимо вывозили в лес.
Внученька: Дедушка!..
Что с тобой?!.
Внучек: Деда!..
Деда!..
Бледного дедушку,
Огорошенного своей же правдой,
Внучата подпёрли собой
С обеих сторон.
Внученька: Давай, давай…
Внучек: Садись, садись…
Дедушка: Цыц!..
Брысь!..
Дед откинул помощников,
Словно костыли.
Дедушка: Бравирую… креплюсь… не успеваю
за вашим я взрослением стареть…
Я старые заветы забываю,
А новым не мешало бы дозреть…
Но раз уж обездоленная Взрослость
Так рвётся в ваши детские мирки,
Сорву для вас я, отгоняя Совесть,
Запретные незрелые плоды…
Но помните: они дают оскому
и взрослым, и тем паче детворе…
Тогда уж не кривите вы душою,
А честно говорите о себе!..
Дети выглядели растерянными,
Но готовыми к чему-то важному.
Внучек: А я готов ко взрослому совету…
Ну сколько можно в Детстве прозябать?..
Внученька: И для меня поры наивной нету…
и я готова взрослых понимать…
Дедушка поцеловал в детях
Остатки детскости
И напряг ум
До звона в ушах.
Дедушка: Так вот, мои вы птенчики большие,
Вы знаете про правду и про ложь,
Но эти два понятия такие,
Что их не отличишь, не разберёшь.
Поэтому скажу сейчас я ересь…
дурь неофициальную то бишь.
И ложь, и правда, только вы не смейтесь,
Похожи на мышонка и на мышь.
Дети по-детски улыбнулись,
То есть безответственно.
Дедушка: Их не поймать – проворные такие.
В извилинах шуршат, грызут мозги.
Вселенной не нужны зверьки шальные,
Как, впрочем, и доверье меж людьми.
Внучата недоверчиво
Зыркнули друг на друга.
Дедушка: Единственным космическим мерилом
И лжи, и даже истины небес
Является под сводом белокрылым
Любви взаимной неподъёмный вес!
Дети недоумённо задумались.
Внученька: Дедушка, так мы всё это
И без тебя знали!
Внучек: По крайней мере,
Догадывались…
Дедушка: Тем лучше!..
Тогда пошлите собак кормить!..
Вы ж, кажется, собирались?..
Внучек: Ура! Пошли! Пошли!
Внученька: Пошли! Пошли!
Внучата: А где они?..
Дедушка решил
Больше не удивляться
Ни причудам внучат,
Ни скачкам чувств,
Ни странностям ситуаций,
Ни капризам пространства,
Ни виражам времени,
Ни судьбам неба,
Ни даже самому себе,
Потому что, по идее,
Именно дедушка
Должен был
Удивлять всех и вся,
Ибо пока ещё
Являлся воплощённым Дивом.
Дедушка: Вон там всегда тоскуют все собачки,
Тоскуют по собачьей жизни, ведь
тут рай для них, полно различной жрачки,
Но голод по погоням – им, как смерть.
Внучек: Деда…
Дедушка: Что, малыш.
Внучек: Хорошо, что ты зайцев спас
От того мужика…
Пусть даже и неправдой…
Внученька: Да, хорошо…
Дедушка улыбнулся,
Словно отпустил грешки.
Дедушка: И всё-таки врать нехорошо!
Это даже плохо!
Дети даже остановились.
Внучек: Так ты ж нам только что…
Внученька: Рассказывал про мышей…
Дедушка: Ладно, пошлите!..
И не будьте своднями для времён!..
Настоящее и Прошлое
Не любят друг друга.
Дедушка поцелуями
Вывел внучат
Из тупика недоумения,
И незапоминающее Детство
Устремилось за забывчивой Старостью…
Дед завёл внуков
За какие-то кусты,
Где мирно маялась
Пара-тройка ухоженных дворняг.
Радостные дети
Бросили собакам кусок
Только что купленной колбасы.
Самая юркая собачонка,
Которой пока ещё
Было не в тягость
Протруситься до угощения,
Подбежала к колбасе,
Понюхала кусок,
Фыркнула
И устало посмотрела в глаза
Самому взрослому участнику
Кормления животных.
Дедушка даже смутился.
В очах собачки
Тускло мелькала
Следующая мысль:
«Дед, ну ладно дети,
Но ты же, блин,
Пожилой человек
Должен понимать,
Что в нынешних колбасах
Химии больше, чем мяса!»
Дедушка: Ладно… я всё понял…
Так, дети, пойдём отсюда,
Собачки сыты,
Есть не хотят
И привередливы!
Животные уважали старших
И потому не стали
Вступать со стариком
В нечеловеческую перепалку.
Внучата вновь обняли
Дедушкины руки,
И три кусочка
Большого семейства
Весело посеменили
К своему дачному очагу,
С каждым шагом распыляя
По пыльному лону лета
Микрочастицы тела и души…
Алкаш: Э!..
Пачакай!..
Чэсны чалавек!..
Наша быстрая троица
Остановилась где-то
На финишной прямой,
Ведущей к домашнему кубку любви.
Алкаш: Чакай-чакай!..
Малайчына, што чакаеш!..
Я бягу, бягу!..
Зараз!..
Зараз…
Зара…
Зар…
За…
З…
Внученька: Этот дядя
Был возле автолавки.
Он там много говорил.
Внучек: Даже очень…
Алкаш: Фу-у-у…
Фу-у-у…
Фу-у-у…
Дзякуй…
Дзякуй…
Дзякуй, што дачакаўся…
Чэсны чалавек…
І вам, малыя, дзякуй…
Внучата: Мы не малые!
Алкаш: А якія ж вы?..
Ну, ты, мужык, даеш…
Я ледзь знайшоў цябе…
Ледзь знайшоў…
Слухай, слухай,
Слухай мяне, чэсны чалавек…
Я што хацеў…
Я што хацеў…
А хацеў я, каб ты мне
Даў трохі грошай…
Трэба ж таму прыдурку
Долг вярнуць!..
Ды ты ж і сам усё ведаеш!..
Ты ж сам збіраўся мне дапамагчы!..
А жонка потым прыедзе,
Грошы прывязе,
І я табе ўсё вярну!..
Ты ж мяне ўжо добра ведаеш!..
Дедушка: Столько хватит?
Дедушка скромно протянул
Надменные бумажки.
Алкаш: Ага… ага… нават надта…
І вунь ту яшчэ…
Ага… ага… досыць…
Дзякуй!
Дзякуй!
Вялікі дзякуй!
Да неба табе дзякуй!
І вам, малыя!
Внучата: Мы не малые!
Алкаш: Ды як вам будзе заўгодна!
Ну, усё, пабёг я!
Не крыўдуйце,
Я б з вамі яшчэ пагутарыў,
Але долг – гэта святое.
Пакуль!
Дедушка: С богом!..
Внученька: До свидания…
Внучек: Прощай…
Алкаш…
Алкаш: Я вам усё вярну-у-у-у-у…
Внучек: Ага…
Дедушка: Да-а, жалко человека…
Внучек: Да за что его жалеть?!
Это нас надо пожалеть!
Вернее, наши деньги!
Внученька: Вот именно!
Когда ему жена грошы прывязе?!
Дедушка: Да нет у него никакой жены…
Дедушка скорбно посунулся
К своим семи соткам,
А дети – за ним.
Внуки стали
Уже достаточно взрослыми,
Чтобы сразу всё понять
И ничего не прояснять…
Дедушка: Ничего себе…
Дедушка оторопел
Прямо перед своим забором,
За которым больной сосед
С соседней улицы
Бесцеремонно качал воду из колонки,
Качал прямо на землю.
Колонка располагалась
В углу огорода,
Поэтому никто
Из дедушкиных домочадцев
Не замечал непрошенного пришельца.
Сверкающий поток
Студёной воды
Хлестал на землю,
Под ногами соседа
Уже образовалась
Чернозёмная лужа,
Но он продолжал напирать
На колонковый рычаг,
Как на тренажёрный снаряд.
Круговорот воды в природе
Был налицо,
Вот только на роль Господа Бога
Сосед явно не тянул.
Дедушка: Бегите в дом!
Внучата,
Оторопевшие заодно с дедом,
Живо выскользнули
Из тисков Растерянности,
Ибо были жирно намазаны
Елеем Наивности.
Они ринулись наперегонки
В распахнутую соседом калитку,
Дабы быстрее обдать взрослых
Потоком прожитых историй,
Вскипячённым детскими фантазиями.
Дедушка: Ну, что же ты, сосед, залез без спросу
На нашу территорию любви?
По твоему ведь задранному носу
Желают прогуляться кулаки.
Больной сосед: Да что я!
У тебя вон из носа течёт!
Подкрутил бы ты его!
И отдача видишь, какая?!
Видишь, как рычаг отпружинивает?!
О!
О!
О!
Видишь?!
Подсос где-то!
Перебрать колонку надо!
А лучше перебить в другое место!
А то скоро выйдет из строя!
Дедушка: Так ты ж мне в том году уже талдычил
Про скорый крах колоночки моей.
Но ничего, жива она, фурычит!
И напоит меня в мой смертный день…
Больной сосед: Сломается!
Попомнишь моё слово!
Но будет уже поздно!
Дедушка: Ладно-ладно, иди,
Иди домой, соседушка.
Пой там свои военные песни,
Мы их тоже, к сожалению, слышим…
Больной сосед: Ну, и как?!
Нравятся?!
Классные, правда?!
Дедушка: О-о!.. Ещё как!..
Ну, всё, а теперь иди, иди,
Тебя твоя семья уже заждалась.
Пока.
Больной сосед: Да какая то семья?!.
Так… семейство…
Сосед в сопровождении
Дедушкиных дружеских похлопываний
Вышел за калитку идиллии.
Больной сосед: Но смотри, хозяин!
Я тебя предупредил!
Колонка, как и ты,
На ладан дышит!
А я бы мог её
В другое место перебить…
Возьму недорого…
Дедушка: Хорошо-хорошо, перебьём!..
Всех бесов перебьём…
Больная душа
Растворилась в нездоровой реальности,
А наш дедушка
Болезненно нюхал
Свежий воздух,
Проверяя, не витает ли в нём
Дух ладана…
Когда человечный Вечер
Робко проступил в пространстве
Насыщенной тусклостью
И блаженной свежестью,
Мужики взялись за шашлыки.
Щепки-блондинки в мангале
Огонь перекрашивал в брюнеток,
А после и вовсе
Делал седыми.
Тлен молодости злился,
Распалялся,
Шипел.
Дедушка деловито
Крутил одетые в мясо шампуры,
Но не столько для нужности,
Сколько для важности.
Со стороны внучат казалось,
Что моложавый дедушка
Играет сам с собой
В настольный футбол.
Раз за разом
Он фанеркой отгонял Дым
От жарящегося мяса,
Но летучее вещество
Было приставучим
И всепроникающим.
Нередко Дым
Врезался деду в лицо,
Но старик не терялся
И даже не уклонялся
От едкого врага,
Дедушка просто
Использовал фанерку,
Как веер.
Периодически
Глава семьи
Доверял свой пост
Сыну и зятю.
Те с гордостью заступали на него,
Красуясь перед своими супругами,
Которые с внутренним восхищением
Любовались гастрономическими героями
Астрономического масштаба.
Рядом с мангалом
Кряхтел Костерок.
Практической потребности
В нём не было никакой,
Посему он суетился
Чисто символически.
Огонь выражал собой
Первозданную первобытность,
Которая, как ничто иное,
Объединяла современность
С природой и предками.
Языки символического Пламени
Жадно облизывали
Лишь аппетитные ароматы
Недосягаемого мангального мяса.
Хотя, возможно,
Это были и не языки,
А огненные локоны,
Которые торчали дыбом
И развевались от любых дуновений
Нервного вечернего Ветерка.
Иногда
Взъерошенные волосы Костра
Немного приглаживались,
И дедушка вставлял в них
Древесные заколки,
По коим Огонь
Чуть-чуть приподнимался к небу,
Дабы ярко заявить
О своём временном существовании.
Ну конечно же,
Внучата жарили на Костерке
Ломтики хлебушка,
Нанизанные на длинные прутики.
Зачем?
Говорят, так вкуснее.
Правильно говорят!
Жёлтая точка Огня
Являлась отправной
Для мыслей и чувств,
Ибо она была
Самой яркой
И самой жгучей
В семейной Вселенной.
Вокруг этой точки
Скопилась уйма начал,
И не представлялось возможным
Зачинаться где-то в сторонке,
Ибо в сторонке
Не было пыла.
Внученька: А почему… когда смотрю я долго
на пламя… то отвлечься не могу?..
Оно мой взгляд притягивает ловко…
и он в слепящую уходит глубину…
Внучек: И я, как ты, гляжу сейчас на пламя
И тоже оторваться не могу…
Огонь, как будто порванное знамя,
Ведёт меня в живую желтизну…
Сын: Да просто в костерке так всё мелькает
В сравнении с бесстрастным житиём,
Что хладный взгляд скучающий влезает
Меж дров, что переполнены огнём.
Невестка: Эх, дура я! Давно мне надо было
Облить себя бензином и поджечь.
Тогда бы не смогла больная сила
Твой взгляд недолгий от меня отвлечь.
Сын: Ну, что ж ты, блин, при детях…
рисуешь такое…
Сын так громко постучал,
По своей голове,
Что отрешённые дети
Отвлеклись от огня.
Зять: Костёр
Так притягивает наши взгляды,
Потому что он –
это единственное место,
Где жизнь (огонь)
И прах (дрова)
Так близки друг к другу
И порождают друг друга.
Дедушка: Ух, как поэтично!
Молодец, сынок!
Так держать!
Из зятя вывалилась
Крупная радость,
Широко раздвинув
Его сухие губы.
Зять по-ученически
Зыркнул на супругу.
Дочь: А я в Огне немой порыв к свободе
узрела. Мы завидуем ему.
Он рвётся в небо вопреки Природе,
А люди рвутся – вопреки греху.
Зять позавидовал жене,
А пожилые
Чуть не прослезились,
Ибо вспомнили
Свой первый костёр,
Распалённый молодой Любовью
В сказочном лесу
В их личный вечер.
Дедушка: В огонь глядим не мы, а наши души,
Они в нём видят Божескую суть.
Он умиротворяет и не сушит
Очей всеочищающую грусть.
Бабушка: Со всеми я согласна, чтоб Обида
в ошибке не размножилась – ни в чьей.
Но я к костру, поверьте, безразлична,
Когда пред ним горят глаза детей.
Бабушка подошла к внучатам,
Накрыла их заворожённые глазки
Родными ладонями
И отняла детей у Огня.
Бабушка: Хватит хлебушек жарить,
Он уже весь чёрный.
Взрослые и дети
Разом остыли,
Словно огненные страсти
После ливня любви…
Когда Вечер
дал сумеречный осадок,
жирный Ужин
здорово потерял в весе,
а над крепким чаем
витало усталое Благоухание цветов,
Внучата приблизились к дедушке,
Блаженно рассевшемуся на скамье.
Внучек: А чем свинья по сути ниже зайца,
Раз мы наелись всласть её мясц;?
И разве, деда, можем мы считаться
Гуманнее незваного купца?
Внученька: Когда мы грызли жареное тело…
то были так похожи на зверей…
Меня вдруг затошнило… но я ела(!),
Ведь шашлыки гуманности вкусней…
Дед окончательно понял,
Что ему уже не под силу
Выравнивать толстые знаки
Детских вопросов
До форм непререкаемых восклицаний.
Дедушка: Во-первых… внучки…
все мы кушали культурно…
и ничьё тело не грызли…
Мясо, вымоченное в бабушкином соусе,
Было таким мягким,
Что зубы почти не понадобились…
Что касается всего остального…
то вам пока рано
задавать такие сложные вопросы…
а мне уже поздно
на них отвечать…
Подождите лет десять
И задайте их сами себе…
Тогда, скорее всего,
Ваши взрослые ответы
Будут уже настолько очевидными,
Что ваши сегодняшние вопросы
Могут вообще не задаться…
А раз так,
То, может, и сейчас
В них нет особой нужды,
Вечной нужды…
Внучек: Что же нам делать
Десять лет?..
Дедушка: …
Внученька: Молчать?..
Дедушка: …
Внучата: М?
Дедушка: Танцевать…
Внучата: Танцевать?..
Дедушка: Да-да, танцевать…
Мы будем танцевать…
Мы все будем танцевать…
Дед вскочил со скамьи,
Чуть не разбив головой
Проступающую в небе луну.
Дедушка: Народ!
А ну, кончай от комаров
ветками париться!
Давайте танцевать!
Дочь: Ну наконец-то!
Невестка: Здесь?..
Прямо на земле?..
Дочь: Танцуют не на земле,
Танцуют над землёй!
Сын: Ну, надо, так надо.
И для пищеворения полезно.
Зять: А я не… эт самое…
Сын: Уметь танцевать не надо.
Чем больше умеешь,
Тем меньше танцуешь.
Бабушка красиво улыбнулась.
Дедушка: Малышня, врубай радио!
Внучек: Ура-а-а-а-а!
Внученька: Ура-а-а-а-а!
Дедушка: Только не громко!
Мы не быдло…
Внучата включили
Старый радиоприёмник,
И оттуда,
Из глубины в несколько тысяч километров,
Зазвучал под танцевальную музыку
Хриплый голос иностранца.
Дряхлые динамики
Наделяли этот голос
Ещё и технической хрипотцой.
Родственники
С разной степенью желания
Принялись танцевать,
Уступая в скорости движений
Лишь локонам Пламени.
Дедушка: А теперь плечиком, плечиком!
Дедушка двигал плечом умело,
Но его Возраст
Сидел на плече
Почтенным попугаем
И раз за разом повторял:
«Что-то не то!
Что-то не то!
Что-то не то!»
Сын двигал плечом по-молодецки,
Зять – по-дурацки,
Невестка – вульгарно,
Дочь – чётко,
А бабушка – изящно.
Дети двигали
Сразу двумя плечиками,
Двигали искренне,
Двигали как попало,
Распихивая аморальных комаров.
Затем зазвучала
Музыка медленная,
И танцующие разбились на пары.
Невестка растеклась по супругу
Жаркой белой смолой.
Дочь погрузилась
В горячую грудь мужа,
Который крест-накрест
Накрыл её могучими руками.
А бабушка слушала
Глухие, но чёткие стуки
Сердца возлюбленного
И двигалась им в такт.
Мужчины были над небом.
И только внучата
Недовольно пережидали
Тягучую скукотищу…
Когда же Усталость
И чувственное Влечение
Стали всё чаще
Заставлять супругов
Медленно танцевать
Под быструю музыку,
Пары разбрелись
По интимным углам.
За домом
Пачкали спины в мел
Сын и невестка,
Пытаясь высосать
Из губ друг друга
Хоть капельку счастья.
А в сторонке
Под присмотром Луны
Стояли возле яблони
Зять и дочь;
Стояли,
Обнимая разлапый ствол.
Муж что-то говорил жене.
Зять: А ты помнишь…
как будто разбинтована Природа…
и ранами проталины мокрят…
обрывок снега серого отодран…
дрожь… бледно… пресно… и грачи ворчат…
И, как в неделю сотворенья мира,
Неспелость переполнена надежд…
И на меня тебе к лицу обида
после совета: «Чёлочку подрежь…»
Супруга покраснела,
Но ночью этого никто не заметил,
Кроме самой Ночи.
Зять: Не вовремя Влюблённость щедровала…
к окошку прислонившись твоему…
Весной мороз на кожу напускала…
размазывая слёзы по стеклу…
Со временем
пространства заросли густой листвою…
И дали зеленели до краёв…
Пестрели небеса над головою
от нервных малахитовых мазков…
Тогда лишь Чувство, будто жеребёнок,
Поддерживалось нами с двух сторон…
Но, к счастью, его трепет был не долог…
как юности твоей капельный звон…
Мимика супруги замерла
Где-то между гордостью
за силу их зрелой любви
И разочарованием
по поводу ушедшей юности.
Зять: А помнишь то… о чём мы так мечтали?..
Вот лоджия… завешена дождём…
На пару там стоим… не видя дали…
и размышляем… каждый о своём…
Снаружи зябко… а внутри уютно
до слёз… до умиления Святой…
Но всё-таки мы явно иль подспудно
Смеёмся над романтикой чужой…
Наш общий мир такой неинтересный…
и маленький… как пресный миллиграмм…
И руки мы суём в поток небесный…
и капли больно лупят по рукам…
Как хорошо…
что наши мечты
не осуществились…
Супруга несбыточно улыбнулась.
Зять: А вот, что было бы дальше…
Всё-таки любопытно…
Дождь бы кончился, и…
Свежее… звонче… ярче… очевидней
В округе стали б краски и мечты…
Насквозь промокших сделал бы бесстыдней
Сближающий Озноб от мокроты…
И всё это преновое… иное
Пугало б до приятной тошноты…
Но Невидаль щадила б и родное
цедила б из набрякшей новизны…
В прохладе пасмурного полумрака
Окно пылало б влаге вопреки…
И проходил бы некий бедолага
Под светом незавешенной любви…
И вот Наив простого пешехода
К былому бы летел, до дна открыт…
надеясь, что единая Погода
расставшихся навек – объединит…
Н-да-а…
Так что… не мы одни…
Супруги одиноко переглянулись.
Зять: Цветут розы ветров твоей свободы…
но тесно им в горшке моей души…
и тянутся бутоны к небосводу…
за сердце зацепляются шипы…
Супруг тягостно скрёб себе грудь.
Зять: Я почвой плодородной быть могу ли
Для корня необъятной красоты?..
Нет, из меня тебя не вырвут бури!..
Я утрамбую слабости свои!..
Хромал я на перо воображенья…
весь мир я по бумаге обошёл…
но для тебя ни одного стихотворенья
в своём мирке я так и не нашёл…
Но!..
С тобой я вдохновения клюкою
по сердце влез в глубокую луну…
Взгляни!.. На небе под большой звездою
мной выведено: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ…
Возлюбленная
Ничего не разглядела в небе,
Ибо оно, смешавшись со слезами,
Растеклось по земле
Искристой патокой.
А на скамье пред небом
Смирно сидели внучата,
Обрамлённые дедушкой и бабушкой.
Небеса были обнажены
И натёрты взорами до блеска,
И только лохмотья облаков
Болтались где-то у горизонта.
Слышалось вселенское: «Тссс!»
Внученька: Мне кажется, на нас с Луны взирают…
Внучек: Мне кажется, взирают мимо нас…
Дедушка: Масконники давно уж отдыхают…
Бабушка: Смотрите, ёжик бегает у нас!
Внучек: Где?!.
Внученька: Где?!.
Дедушка: Да вон он!
В уюте оконного света,
Вытекшего во двор,
Боязливо двигалась
Какая-то седая шапка.
Дети самозабвенно и шумно
Ринулись к невиданному созданию,
Но
Внезапно остановились
За метр до чуда,
Ибо крохотный Страх
Всё же напёр
Детям на глаза
Очки с увеличительными стёклами.
Пышное существо
Уже не двигалось,
Потому что буквально
Закрылось в себе,
Хорошенько углубившись
В свою колкую муфту.
Оно напоминало
Густой кактус,
Который почему-то
Начал расти
Не из земли Америки,
А в землю Америки
И, прошив планету насквозь,
Вылез в белорусском Дударево.
Состояние покоя ёжика
Детское Любопытство
Явно не устраивало,
Ибо оно жаждало движения
С появлением долгожданной мордочки.
А если б ёжик
Ещё и заговорил!
Короче, крохотный Страх
Испугался Любопытства,
И дети присели перед дивом
На корточки.
Внученька: Надо бы его подпихнуть…
Внучек: Да, надо бы…
Внученька: Так давай…
Внучек: Давай…
Внученька: Пихай…
Внучек: А чего я?
Сестра посмотрела на брата
Девичьим взглядом.
Внучек: Понятно…
Попробую…
Мальчишка ткнул в ёжика пальцем.
Внучек: Ух, ты!..
Колючий…
Как кактус, колючий…
Внученька: Дай-ка, я…
Девчушка коснулась ёжика,
Словно проверяя,
Нагрелся ли утюг.
Внученька: Ой!..
Да, как кактус, колючий…
Дедушка: Вы ж только пальцы под него не суйте!
А то цапнуть может!
И будет он тогда для вас
Не ёжиком,
А крысой с колючками.
Внученька: Надо его перевернуть…
как-нибудь…
Внучек: Да уж…
Внученька: Беги за рукавицами!
Внучек: Точно!
Не, я лучше палкой!
Дедушка: Никаких палок!
Это вам не мяч!
Бабушка: Подождите!
Бабушка молча поднялась,
Сходила в дом,
Принесла оттуда
Миску с молоком
И поставила её
Возле колючего комка недоступности.
Бабушка: Всё, пойдёмте ждать,
Пока брат наш меньший
Поверит в то,
Что это действительно так.
Бабушка увела внучат
К заветной скамеечке,
Однако их любопытные взгляды
Словно зацепились
За ежовые иголки,
И все эти несколько метров
До дремлющего дедушки
Дети шли задом наперёд…
Через некоторое время
Рыбацкого ожидания
Опасная мохнатость дёрнулась,
И прямо из неё
На свет Божий…
вернее, на ночь,
Высунулась острая мордочка.
В каком-нибудь
Вульгарном воображении
Данный процесс появления
Мог вызвать ассоциацию
С образованием кукиша.
Покинув тесное,
Но безопасное пространство
Своего внутреннего мирка,
Заточенное рыльце
Стало подозрительно
Внюхиваться в молочное угощение.
Поняв, что подвоха нет,
А есть только вкуснятина,
Неуклюжее животное
Опрокинуло миску
И оказалось в молочной луже.
О большей роскоши
Ёжик не грезил
Даже под своей седой гривой,
Когда прятался там
От животного одиночества…
Ершистый гость
Лакал молоко,
Внучата лакали
Волшебное зрелище,
А бабушка и дедушка
Умилялись локальной любовью
Всех и вся.
Резной фонарь в пыли из насекомых
Упрямо тлел в углу под козырьком,
И не было ни жжёных, ни сожжённых,
Но паутина дёргалась тишком.
Свет фонаря, обросший виноградом,
Проник за человеческую грань,
Живым раскрасовался он нарядом,
Пропитывая лиственную ткань.
Свет накопился в замкнутом пространстве,
Как грёзы в деревенской голове,
Под листьями светилась тройка странствий
К подсолнуху, к улыбке и к Луне.
Хозяева земли вонзали взоры
В листву (от света сочною была),
И ранили заточенные шпоры
Крылатые Пегасовы бока.
Вневр;менные всадники витали
И, взяв барьеры световых веков,
О звёзды спотыкались, но скакали
По Млечной той Дороге без следов…
Внезапно
Бабушка встрепенулась
И сердцем,
И телом,
И душой,
Встрепенулась до слёз,
Встрепенулась до звёзд.
Дедушка сразу
Укрыл её
Своей тёплой рукой.
Дедушка: Ну, что ты там в небе увидела?
Бабушка: Не что, а кого…
Дедушка: Ну, и кого же?..
Бабушка: Призрак…
Дедушка: На кого похож?..
Бабушка: На те-бя…
Дедушка с улыбкой
Накрыл взор возлюбленной
Обеими ладонями.
Тот сразу заполнил
Живые блюдца старика
И уже стал просачиваться
Сквозь их мозолистые щели.
Дедушка: Кто?..
Бабушка: Только ты…
Когда старики
Кое-как уложили
Внучат спать
И легли сами,
Дети всё ровно
Бодро хлопали
Своими глазёнками
На фоне постельного белья,
Белого, как первый снег.
В комнате развилась
Такая ТИШИНА,
Что можно было расслышать
Шёпот потаённых желаний –
своих и чужих.
Внучек: Деда.
Дедушка: М?..
Внучек: А кто это там за окном
Всё время хоркает?
Внученька: Да, я тоже слышу.
И это не лягушка.
Внучек: Так а кто это?
Дедушка: Не знаю…
Может, вальдшнеп…
Внучата: А кто такой «вальдшнеп»?..
Бабушка: Птичка с длинным и сильным клювом.
Дедушка: Питается земляными червями…
Внученька: Фу-у-у-у!
Наверно, поэтому он и хор-ка-ет…
Внучек: А может… и не по-э-то-му…
Внученька: Бабушка, дедушка,
Расскажите сказку.
Внучек: Да, точно, расскажите!
Бабушка: Спите уже,
Птенчики человеческие.
Дедушка: Да, давайте спать…
Что-то я совсем сегодня…
Внученька: А я тогда спать не буду.
Внучек: Я – тоже.
Дедушка: Это как угодно…
а я п… о… с… п… л… ю-у-у-у…
Внученька: Если мы заснём без сказки,
Нам чудовища будут сниться…
всяческие…
Внучек: Всякие.
Бабушка: Во снах
чудовища гоняются за вами
на расстоянье страха для того,
чтоб в их глазищах вы не увидали
пустяк, вину иль кое-что ещё.
Внученька: Ты лучше нам сказку расскажи.
Внучек: Да, это будет надёжнее.
Бабушка: Но вы же уже взрослые.
Какие вам сказки рассказывать?
Внученька: Взрослые.
Внучек: Взрослые.
Дедушка: Взрослые вам Жизнь расскажет…
Внученька: О!
А расскажите нам про Леля!
Внучек: Точно!
Про Леля!
Про Леля!
Расскажите нам про Леля!
Внученька: Расскажите нам про Леля!
Бабушка: Тихо, не кричите…
Ночь прогоните…
Внучек: Про Леля…
про Леля…
хотим про Леля…
Внученька: Про Леля…
про Леля…
хотим про Леля…
Бабушка: Это слишком взрослая сказка.
Дедушка: Не то слово…
Чудовищ там навалом…
да не лишь бы каких…
Внучек: Но вы же нам её
Уже рассказывали.
Внученька: Вот именно.
Бабушка: Да, но вы же эту сказку
Совсем не поняли.
Дедушка: Даже я её понял
Не до конца…
Внученька: Ну и что,
Ну и что?
Мы её просто послушаем.
Внучек: Прочувствуем.
Внучата: Поймём.
Дедушка: Да, не дали заснуть…
Придётся рассказывать…
Память будить…
Бабушка: Придётся.
Дедушка взбодрился,
Встряхнув головой,
Но тут же
С гримасой боли
Схватился за неё.
Бабушка: Что?!. Что такое?!.
Дедушка: Да ничего…
Дёрнул резко…
Кто первый сказку начнёт?
Бабушка: Ну-у… как обычно, – ты.
Дедушка: Хорошо.
Но чтоб после сказки –
сразу спать!
Ясно, малышня?!
Внучата: Да-а-а-а-а!
Дедушка: Ну, тогда слушайте.
Дед с трудом собрал в кучу
Брови и думы,
А подвижные внучата
Прилежно положили
Нежные подбородки
На свежие края одеял,
Словно руки на парты.
Дедушка: Рай, белозём, он душами удобрен,
В нём буйно спели клубни облаков
И вылезли в торжественность лазори
Из ПРИСНО в испарения веков…
Бабушка: чтоб грешники на манну загляделись
С низов мегзи под гнётом высоты,
Чтоб их глаза плодов святых объелись
До совести душевной тошноты…
Дедушка: Меж небом и холмами-облаками
Зажёгся вдруг надземный горизонт!
И с пика славы п;рного кургана
Салазок золотых скользнул резон…
Бабушка: На санках нёсся Нимб в юдольный омут,
Полозьями взрезая белизну
(Двойная рана – это дважды повод
в люд выдавить чудн;ю глубину)…
Дедушка: Из саночных колей сочилась вечность
Лучистостью младенческих очей,
И заливалась облачная млечность
Звучанием эдемовых речей…
Бабушка: Непостижимость ангельского пенья
Раскрыла пасти, рты, скульптуры зев!
И вздрагивали слёзы умиленья,
И Эха тогосветного подпев…
Дедушка: был слышен до последнего огреха
(что в небе – в лад, то в жизни – невпопад),
Завидовало нашенское Эхо
Той нимфе, что влетела в райский сад…
Бабушка: откликнувшись на Глас с горы Синайской,
Пока роптали люди без конца,
Продляя путь к Земле Обетованной,
И делали из золота тельца…
Дедушка: Верхом на санках пылкий Отблеск Бога
Съезжал с небес Эфиру вопреки,
И взоров многозубчатая строга
Росла из кулачища Суеты…
Бабушка: Нимб, зырканьем изрезанный в лохмотья,
Уже напоминал простой костёр,
И сани поржавели, и поводья
тянулись ездоку наперекор…
Дедушка: кряхтели, напрягались, упирались,
А ближе к жизни – лопнули совсем!
И мимо доли канул истин кладезь –
к вулкану в кратер. Благо, был он нем…
Бабушка: Да, не рычал, но грешников стенанья
Полнили лабиринт его пещер,
Что в душах начинают разрастанье,
А вскоре в мире ищут свой предел…
Дедушка: Каталися, как яйца, души-гнёзда
По логовам, что вырыты Грехом,
Но в гротах без границ – всё время поздно,
И глотки душ от стонов – на излом…
Бабушка: Сиянье, в подземелье оказавшись,
Как факел растолкало кары мрак,
По грёзам человечьим накатавшись,
Нимб очутился там, где ихний брак…
Дедушка: Глаза Вины разверзлись, будто бездны
(сине-зелёно-серо-чёрный страх),
Как звёзды падшие или как блесны,
Мелькали блики Нимба в слёзных мглах…
Бабушка: Внезапно в этих безднах показался
Багряный Зверь – многоголов, рогат!
Верхом на нём Вакханка восседала
В плаще, залитом кровью тех, кто свят…
Дедушка: В вонючем студне Зверь стоял по брюхо.
Тот студень был – буквально на костях.
Слюна не шла (в Огне всё время сухо),
Нимб выблевался гарью впопыхах…
Бабушка: А Хищник шёл, холодное дрожало,
И Нимб дрожал, дрожал костра сильней.
Из глубины застывшего навара
Стонал недошинкованный злодей…
Два последних четверостишия
Взрослые детям,
Конечно же, не читали,
Но Нимбу от этого
Легче не стало.
Дедушка: В глазищах лютых Фурии и Зверя
Царило и служило НИ ЧЕРТА,
Оно и Леты было пострашнее –
река сжирала, но река жила…
Бабушка: От Похоти Нимб страшно распалялся!
От рыков Зверя Он почти что гас…
Но вдруг сквозняк Эфира затесался
В пещеры подземельные и спас…
Дедушка: Сияние, пожатое до пепла,
Пожатое ржавеющим серпом.
И выплюнул вулкан в немое небо
Лишь Уголёк, раздутый сквозняком…
Бабушка: Меж птицами по комнате раздольной
Метаться стал небесный Антитлен –
петардой или молнией залётной,
иль как комета в КОМНАТЕ без стен…
Дедушка: По родине всевышней носталь. нега
засела в Ореоле под углом
небрежной головешкой от ковчега,
Пылала вместе с золотым гвоздём…
Бабушка: Щемяще тринькал он по струнам гуслей,
Их Память смастерила на глазок,
И стал Огонь какой-то грустно-тусклый,
Но без заслуг вернуться в рай не смог…
Дедушка: Река – к себе на спину пригласила,
Она куда-то драпала от сушь,
Ей русло – и дорога, и могила,
Но всё ж стремилась взять Судьбу за гуж…
Бабушка: Нимб пал на реку, захлестнуло Время,
В рельефе ряби горстью светлячков
Поплыл по направлению Борея
Церковной вертикали поперёк…
Дедушка: Вода неслась стремительно, но слепо.
На искры расщеплённый Огонёк
Дрожал на жидком отраженье неба
И двигался с истока на восток…
Бабушка: или на запад, дельта распустила
Нечёсанные косы до миров,
Которые ещё не проходили
Ни в школах, ни в домах, ни в ВУЗах снов…
Дедушка: Один из горизонтов запредельных,
Дугою изогнувшись, стал похож
На график человеческих стремлений,
Вкривую разделивший высь и ложь…
Бабушка: Река вдруг взобралась на холм линейный
И выплеснула Нимб на берег грёз!
До самого промокший вдохновенья,
Дышал Он с болью, как разбитый нос…
Дедушка: Расплющилась СВОБОДОЮ натужной
Холмистость, словно скалкой колобки,
За толщей многомильною воздушной
Плодились пожилые миражи…
Бабушка: Амоном опалённые потоки
Толпились над полями, а потом
до слёз Воображение захожих
обманом искушали напролом…
Дедушка: Видения у Нимба были чётки,
Собственнодумно им возведены.
Фантазия перебирала чётки,
Нанизанные к;гтем сатаны…
Бабушка: Химеры и священники без веры
С усмешкой танцевали чёрный вальс!
Их па, шаги, приёмы и манеры
До рвотной жижи размесили даль…
Дедушка: Вдруг из-за смрада чертовск;го сонма
до солнца разжиревших миражей
душонка показалась скромно, томно.
Нимб вдохновеньем устремился к ней…
Бабушка: по памяти столетней анфиладе,
Пропаливая сети паутин.
К своей нагоревавшейся отраде
Горело Чувство – козням господин…
Дедушка: Когда-то в прошлом люди молодые
По вековой традиции полов
Небрежно познакомились, хмельные,
А протрезвели – без одежд и слов…
Бабушка: И вскоре перед ними, Бога ради,
Была раскрыта книжища-любовь.
Ему досталась стопка на пол пяди,
А ей – всего лишь дюжина листов…
Дедушка: Тогда-то две людские параллели
Пересеклись в один венчальный крест,
Она его любила еле-еле
И отлюбила за один присест…
Бабушка: А он через соломку пил люб. бездну,
И к сроку похоронному его
В Эдемов сад отправили любезно,
В тартарары низвергнули её…
Дедушка: Но не за разность аппетитов к чувству
Конец судьбы их был разнят Мечом,
Просто он блюл монашескую м;штру,
Ну, а она гуляла нагишом…
Бабушка: А ещё… у них не было детей…
Дедушка: Да…
Бабушка: Но даже там, где нету встречных ветров,
Ни плоти, ни печали, ни стены,
Душа его узнала, сколько метров
От звёзд до ада, если напрямки…
Дедушка: Тогда Господь отъявленную душу
священным Нимбом наземь возвратил,
чтоб Он, и блика своего не руша,
хоть в ком-нибудь Себя да воплотил…
Бабушка: ну, а потом отправился к любимой –
в тот час, когда была она чиста,
затем, Собой пожертвовав для мира,
обратно возвратился в небеса…
Дедушка: Итак, наш Нимб, о ветры обдираясь,
Летел, гудя, к любимой миражу,
И годы прожитые обжигались
Об Огненные жала, и межу…
Бабушка: меж НЕКОГДА и НЫНЕ заполняли.
Визжала, прожигаема Огнём,
Воздушная среда, надежды вяли
на то, что Нимб взойдёт над миражом…
Дедушка: который с каждым метром отдалялся,
С каждым вот-вот он исчезал в нет-нет,
Он с каждой верой в ересь превращался,
Маня наш Нимб под крону устных лет…
Бабушка: Мираж исчез на грани полусвета,
И началась за ним лесная тьма,
Там Нежность до гола была раздета,
Лохмотьями валялась суета…
Дедушка: у её ног. Деревья шелестели
листами книг с легендами о тех,
Чьи дни потусторонними летели,
Кто стали частью наших детских вех…
Бабушка: Седые мифы копошились в чаще,
И сказ стекал смолою со стволов,
И небылицы были, и всё чаще
казалось Нимбу, что он – в сонме снов…
Дедушка: Деревья завели вдруг хороводы,
Друг друга задевая так, что гром
был страшно слышен во всех п;рах года!
Так летом Нимб попал под снежный ком…
Бабушка: который головою снежной бабы
вдруг прикатился прям из Рождества.
В тот день наш Нимб мальчишкой плакал, дабы
ему купили санки и добра…
Дедушка: Огонь наш растопил башку безмозглу,
Её морковный нос обуглил Он,
А сам вдруг стал мальчишеского росту
И воплотился в божестве лесном!..
Бабушка: В цветочки полевые – разодето,
Вместо волос душистый вьётся лён,
А кожа вся пропитана рассветом,
Уста омыты ягодным вином…
Дедушка: Наделено берёзовой улыбкой,
На поясе жалейка цедит трель,
Глаза налиты мёдом, да с черникой.
Природа изрекла: «Вот сын мой – Лель!..»
Бабушка: Деревья снова покачнулись пьяно,
Все врозь… проём… в мгновение одно
клок облака мелькнул, и Кто-то рьяно
до капельки свет выжал из него…
Дедушка: Напитком тем Лель чуть не захлебнулся,
Но облизал лучистые уста,
Очнулся, оглянулся, пошатнулся,
Но мёртво взялся за конец житья…
Бабушка: Священный свёрток света расстелился,
И по ступеням стихотворных строк
Лель из лесу к постройкам устремился,
Из сказки в быль, в забытый жизни срок…
Дедушка: Шагала робко по еловой зале
Стихия с человеческим лицом.
И не было конца той анфиладе,
Что зеленью обшитая кругом…
Бабушка: И луг за лугом просека сменяла,
За аркой – коридор, за ним – фойе.
И только люстра там одна сияла,
Висящая на синем потолке…
Дедушка: Дожди мальца живьём сопровождали:
дышали шумно, пылью водяной
льняные Леля локоны обдали.
И заискрились пряди над душой…
Бабушка: Но вдруг перевернулся космоконус!
Осадок мира, издавая гром,
Скопился тяжело (густой, как Голос)
Внутри вершины, ставшей острым дном…
Дедушка: И выпали(!) обильные осадки
На голову, обильную умом.
И вновь прогноз погоды от русалки
осуществился, словно в руку сон…
Бабушка: Пространство заросло стеблями ливня –
прозрачными, с корнями в небесах.
В тех зарослях, ей-Богу, было дивно,
Ядрёно-яро было в тех местах…
Дедушка: Весь ужас красоты резвился, рьяный!
Ревела высота в который раз!
Как будто кто гигантский лист жестяный
Над волосами вздыбленными тряс…
Бабушка: Таился взор от белозубых вспышек,
Таинственная тень нутро рвала.
Казалось, что приблизилась к мальчишке
Хохочущей Погоды голова…
Дедушка: Озон там, обволакивая капли,
Застрял навек в мальчишеских ноздрях,
А струи изгибались, словно шпаги,
В залётных, встречных, ветреных руках…
Бабушка: Когда дождей непряденые нити
Нахально порвались сухой рукой,
И в воздухе не стало больше прыти,
Всё замерло наедине с собой…
Дедушка: И капали с цветов душистых соки
На памяти засохшие места,
Но размывались всякие дороги
в уделом удалённые уста…
Бабушка: Вдруг радуга раздол опоясала!
И Лель ступил под разноцветный свод…
Вдали многоэтажки показались,
И в них скучал несказочный народ…
Дедушка: И вот уж Лель переступил границу,
Реальность отделявшую от снов,
И кончили перекликаться птицы,
Завял костюм из полевых цветов…
Бабушка: Бетонный Быт со страстью хулиганской
Над Веком измывался пожилым,
Полезный Хаос до крови гражданской
Сражался с Педантизмом холостым…
Дедушка: На улицах, затоптаны ногами,
Валялись бездыханные Мечты,
И только дети Грёзы воскресали,
За пазуху пихая их куски…
Бабушка: Прохожих зырки в Леле застревали
Клинками, что облизаны змеёй,
Прохожие никак не понимали:
зачем пацан оделся, как больной…
Дедушка: И только лишь девчонки, пробегая,
Смущённо улыбались божеству,
Который был красив, как полдень мая,
И так же неподвластен наяву…
Бабушка: И вот уж Лель по памяти насечкам
Нашёл тот самый неприметный дом,
То самое подъездное крылечко,
Тот самый залежалый горла ком…
Дедушка: По лестнице вперёд мальчишка крался,
Но с каждым шагом двигался назад,
Он к прошлому священно приближался,
Ступени подминая наугад…
Бабушка: Пролёты, словно вехи, опускались
Под пятки Времени, на пройденное дно,
И вот уж «чёрны звёзды» показались,
На «белом небе» их зажгло хулиганьё…
Дедушка: Вот двери одноглазые – знакомы,
Но видят в Леле взломщика сердец,
Он пальцем стал на аппарат звонковый,
Как будто бы на мину и – конец…
Бабушка: За дверью взорвался трезвон набатный!
И ноги, как опоры под мостом
от танков проходящих, задрожали,
И Лель на дверь опёрся потным лбом.
«Кто там?» – спросил молодой женский голос…
Дедушка: Лель выпрямился, будто бы солдатик,
Нечаянно заснувший на посту.
Заполнился вдруг чьим-то взором глазик
дверной, но взгляд уткнулся в пустоту.
Был роста невеликого мальчишка,
Макушкой удивлял подзорный глаз,
Но и куска хватило, да с излишком,
Чтобы понять: за дверью – высший класс…
Бабушка: «Кто там?!» – переспросил женский голос…
Дедушка: «Э-э-это я…» – отозвалось чуть живое божество…
Бабушка: «Кто это „я”?» – поинтересовался женский голос…
Дедушка: «Да я даже не знаю…» – произнёс Лель-Нимб…
Бабушка: Запретный створ так сладко отворился,
Что пошатнулось полубожество,
Во временн;м проёме осветилось
Ухоженное женское лицо…
Дедушка: «Любимая!..» – воскликнул Лель…
Бабушка: «С первого взгляда?.. –
удивилась ироничная женщина. –
Боже, куда ж ты так вырядился, мальчик?..
Играете во дворе во что-то, да?
А ничего так, красиво…»
Дедушка: Её глазищи выцветшими были,
Словно наружу вывернуты дном,
Но под песком они пока хранили
В ракушках полых ожиданий сонм.
Лель любовался женским сверхначалом,
Как будто затемнённою Луной,
В нём каждая весна родным кричала,
Но краешек был скрыт судьбой иной…
Бабушка: «Ну ладно, заходи, сейчас малую позову», –
предложила женщина,
поманив гостя за собой…
Дедушка: И запахи знакомого убранства
К себе из Леля слёзы поманили.
Ах, если б не ремонты, Постоянство
навеки б Явь и Память примирило.
Куражился в квартире Беспорядок,
Мешая пыль и нижнее бельё,
Не признавал ни праздников, ни красок,
Из тряпок пёрло вдовнее быльё…
Бабушка: «Доченька! К тебе пришли!» –
наконец куда-то крикнула мама…
Дедушка: И вышло малолетнее созданье
Из комнатки и памяти светло!
Но, врезавшись в нездешнее вниманье,
Запряталось за мамино бедро.
Лель даже улыбнулся
От осознания превратностей Времени…
Бабушка: Возлюбленная Нимба только-только
Для жизни начиналась непростой,
Она пока была неспелой долькой
В запретном плоде похоти мужской.
Вниманью в её глазках было тесно,
Закушенная губка – несладк;.
Греховная грядущая невеста
Не узнавала мужа и слегка…
Дедушка: «И слава Богу… – Лель подумал вскоре. –
Пока она чужда… она чиста…
Пока побуду с Памятью я в ссоре…
пока любовь невинное дитя…»
Бабушка: «Ну, что же ты, доча,
Не узнаёшь своего друга? –
спросила женщина,
но малышка молчала. –
А ты, мальчик, из соседнего двора?
Что-то я тебя впервые вижу…»
Дедушка: «Да… да… я из соседнего двора…» –
еле солгал Лель…
Бабушка: «Ну ладно, чудак, располагайся,
Чай будем пить.
Не стесняйся.
И ты, доча, не стесняйся,
Проводи гостя в зал.
А я пока чай приготовлю».
Женщина удалилась на кухню.
«Пасли…» – маленькая хозяйка
почему-то повела незнакомца за собой…
Дедушка: Получужак в полузнакомый угол
Полувошёл, на стыке стульев сел
без разрешенья, потому что думал:
«Вот-вот умру… Проститься не успел…»
Бабушка: «Супруга», «тёща», «зять» мало-помалу
Болтали обо всём и ни о чём.
Лель лгал, дитя с игрушками играла,
Пыл вдовий вхолостую бил ключом…
Дедушка: Семейство зарождалось(?)… возрождалось(?)…
в смешении времён, пространств, божеств.
Рассудок и Морали надорвались –
возникла грыжа на их слове НЕТ!..
Лель верил на авось во всё земное:
«Авось не растворятся в небесах
ни девочка… ни мама… ни алоэ…
ни эта вот надежда на глазах…»
Бабушка: Вдова сидела на высоком кресле –
нога на н;гу, ляжка – напоказ,
На ножке недобритой с тапком вместе
Непроизвольно дёргался соблазн.
Девчушка ж пеленала зайца в тряпку,
И нянчилась с ушастым, и дралась.
Вдруг маленькая мама, взяв в охапку
кого-то или что-то, поднялась.
Малышка как-то вдруг и напрямую
К родному незнакомцу подошла
И куклу пучеглазую, большую
От крохотного сердца отняла.
«Хотес… иглайся…»
Дедушка: Во рту у Леля фразы задыхались,
Но створки уст заклинило, как люк
подводный. И слова, мыча, пихались,
слюной Забвения захлёбываясь вдруг…
Бабушка: «Бели, иглайся!» – настаивала малышка…
Дедушка: «Мне уже поздно играться… –
кое-как выговорил Лель. –
Тем более…
ты мне уже дарила…
эту самую куклу…
Вернее… ещё подаришь…»
Бабушка: В обнимку с ароматами лесными
за поясом жила жалейка. Лель
по-братски протянул своей малышке
живую нецелованную трель…
Дедушка: «Это – тебе…» – сказал Лель…
Бабушка: «Но я не умею на ней иглать…» –
произнесло радостное дитя…
Дедушка: «А и не надо, – успокоил Лель, –
жалейка сама будет играть,
как только ты этого захочешь,
и когда… тебе будет плохо…»
Бабушка: «Эх, романтичный у тебя дружок, доча.
Мне б такого моих лет…» –
размечталась Зависть вдовы…
Дедушка: «Бери дудочку, малыш,
это подарок!» – сказал Лель…
Бабушка: «Спасибо…» – поблагодарила девчушка
и сразу принялась рассматривать
деревянное диво…
Дедушка: Нимб-Лель наш без душевной передышки
Вдруг оторвал бутончик от себя
И вплёл его в волосики малышки.
Тот распустился, прелесть не тая…
Бабушка: «Спасибо…» – смущённо поблагодарила за красоту
будущая женщина…
Дедушка: За ангельством в больших глазёнках детки
Отрада промелькнула огоньком.
Любимый подмигнул ей сквозь столетье
И вдруг к двери рванулся сквозняком!..
Бабушка: «Э, ты куда?!.» –
спросила вдогонку
удивлённая вдова…
Дедушка: Лель ничего не ответил…
Бабушка: Он выпал из квартиры, как из конки,
В которую впрягли годов табун,
И канул в темень лестничной воронки,
Груз тяжких чувств тянул его ко дну…
Дедушка: На первом этаже времяворота
Лель вырвался из памятных глубин,
И Солнца ослепительная рвота
смешалась с мёдом слёз, а бедный Нимб…
Бабушка: прилипнув сладким взглядом к тёплым стёклам
Возлюбленной закрытого окна,
Пошёл неспешно к синим горизонтам,
Вперёд спиною брёл он в небеса…
Дедушка: Трель из жалейки бросилась вдогонку(!),
Ведь у малышки вдруг настрой поник…
Но метры уменьшали пацанёнка:
Лель… запятая… точка… что-то… пшик…
Бабушка: По городу, заросшему грехами,
Блуждало божество, ища приют
для своей жертвы, но в ней не нуждались,
Эгоцентризм вершил свой СТРАШНЫЙ СУД…
Дедушка: По дну самоубийственного риска
На кладбище забрёл безумный Лель.
В самом углу там столбик обелиска
На все четыре стороны ржавел…
Бабушка: Ни цвета, ни конфеты, ни привета
Давно уж не лежало под звездой,
Лишь только лучик солнечного света
Святые грани золотил собой…
Дедушка: Малец, как пограничная овчарка,
Калачиком свернувшись, верно лёг
у входа в ослепительное царство,
на всю плиту – от края и до строк…
Бабушка: И замер Лель, к годам прильнув ланитой,
И зрел на вертикальный горизонт.
И слышался из-под плиты немытой
Медальный звон и Белорусский фронт…
Дедушка: Он звоном тем заслушался, а Дрёма
оставила от Леля лишь венец…
Но в синеве дневного небосклона
всем подмигнула звёздочка! Конец.
Однако для внучат
Концовки ещё не было,
Ибо лесная фея
(дударевская подруга
неумелого лешего)
По-своему досказывала им
Историю про Леля,
Прерванную детским сном
В тот самый момент,
Когда мальчишка
Вплёл в волосики малышки
Оторванный от себя бутончик…
Воскресное утро
Ещё только-только отделилось
От остывшей ночи
Непролазным туманом.
Он напоминал полоумного,
Который, распахнув глазищи
до дурацких размеров,
Надолго замер,
Стреноженный жуткими думами,
Замер перед агрессией.
Было так туманно,
Что, казалось, сами облака
Опустились с небес на землю,
Или земля поднялась до небес.
Нет, всё-таки
Туман был спокоен,
Как грамотно спланированный космос.
Чего нельзя было сказать
Про дедушку и бабушку,
Которые уже пололи
На выполотом огороде,
Пололи спляженные (вытоптанные) межы,
Потому что больше нигде
Трава пока не выросла,
А занять хоть чем-нибудь Грусть
Было жизненно необходимо.
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Дедушка: …
Вот таким тяжёлым
Получился у них разговор…
Бабушка: Мне ночью сон снился…
Вижу я тебя…
чувствую тебя…
Но что-то мне не верилось,
Что всё это явь…
Тогда я стала озираться
В поисках кого-нибудь
Или чего-нибудь,
Чтоб твоему изображению
Было на кого (что) опереться
И заявить о своём существовании…
Только я отвернулась,
Как ты исчез
Вместе со сном…
Дедушка: ?..
Бабушка: Не уходи в себя…
Дедушка: …
Первым отвязался
От навязчивых снов зять.
Он вышел на крыльцо полуголый
И полный могучей бодрости.
Утро приняло его радушно,
Несмотря на то,
Что он вышел из дома,
Как из тёмного прошлого.
Ранняя, но раненая голова его,
Раненая острыми мыслями,
Была обмотана
Бинтами поэзии.
Игнорируя ступеньки,
Зятева радостная Грузность
Сбоку спрыгнула с крыльца,
И бабушка с дедушкой оторвались
От прополки меж и душ.
Зять: Доброе утро!
Дедушка: …
Бабушка: Доброе!.. Доброе!..
Как спалось, сынок?!.
Зять: Хорошо! Глубоко!
Бабушка: До дна не доспал?!.
Зять: А что там на дне?!
Бабушка: Ничего!..
Вот я и переживаю:
не доспал ли ты до ничего?!.
Зять: Да нет вроде…
Бабушка: Ну ладно, иди!..
Зять: Куда?..
Дедушка так посмотрел на зятя,
Что тот сразу понял,
Куда именно его послали.
Удивлённость и Недовольство,
Будто дружинники,
Взяли затя под белы руки
И отвели на безопасное расстояние
От семейной ссоры.
Правда, в сторонке
Наивная Рань
Быстро разыскала зятю
Его потерянное Настроение,
Которое заблудилось
В трущобах подсознания.
На пару с Настроем
Зятёк принялся
По-боксёрски мутузить
Свежий Воздух,
Но его было так много,
Что добрый драчун
Быстро утомился
И перешёл к мирным
Силовым упражнениям,
Во время которых
Его массивные мускулы искали
Восхищённых взглядов,
Но так и не нашли…
Следующей,
Кто предпочёл правдивому сну
Иллюзорную явь,
Была дочь.
Трогательно напрягаясь,
Она вытолкнула на крылечко
Тяжёлую дверь
И выпорхнула туда сама.
Беззащитно одетая
Молодая женщина
Душевно лучилась
На зависть Звезде,
Которая, ей-Богу, не врубалась:
откуда исходит встречный свет.
Дочь улыбнулась Солнцу,
И то всё поняло.
Светлой дочери
Заспанность была к лицу.
Она приоткрывала
Наивную нестройность
Её совершенства,
Её детское естество,
Которое хотелось зацеловать
До восторженного визга.
Молодая женщина
Соскочила с крылечка неслышно,
Словно опираясь
На мускулистые крылья воли.
Она
благоух;ла сном, собой и мужем,
Но Ветрик ароматы воровал,
Младенец Утро ротиком беззубым
Её ночную свежесть смокотал.
Как будто веером, она ладонью
бутонов фимиамы позвала,
И запахи прихлынули спросонья
Туда, где первых вдохов глубина.
Дочь: Доброе утро!
Дедушка: …
Дочернее Счастье
Стало наматывать
На катушку своего вида
Перепутанный взгляд дедушки,
Однако его Гордыня
Перерезала любовную нить
Ржавым ножом,
И дед вновь уткнулся
В разрыхлённый чернозём.
А вот зять
Так ясно улыбнулся жене,
Что она поняла его ответ
Без слов.
Бабушка: Доброе утро,
Моя ты, моя!..
Дочь: Вам помочь?!
Бабушка: Да тут разве поможешь…
Как спалось, родная?!.
Дочь: С вдохновением…
Молодая женщина
Выронила взгляд,
И тот покатился
К смутившемуся супругу,
Который поймал его
И спрятал за сердцем.
А прозорливая бабушка
Благодарно улыбнулась
В сторону Бога.
Дочь: Ну-у-у… что ты улыбаешься?..
Дочь превратилась в доченьку.
Бабушка: Ну, всё, малыш, беги!..
Беги к нему…
Дочь подбежала к мужу.
Как будто не пришла, а приземлилась,
Все небеса с мечтами облетев,
И свежесть малышовая резвилась
вокруг неё, до мужа долетев.
Вдруг
женщина стала
перед супругом на мостик.
Он высоко пролёг
Над бытовой Летой,
По которой в будущее
Уже сплавлялись брёвна
Созревших забот.
А по изящному мостику
К супружнему берегу
Бежали выспавшиеся желания.
Умилённый зять
Бережно оторвал
От грешной земли
Гибкую радугу,
Прижал к себе
И стал качать её
В колыбели силы,
Пока жаркая радуга
Не растаяла на мужской груди
Разноцветными чувствами.
Затем зять
Собрал,
Распрямил
И поставил
Воплощённую радугу вертикально.
Муж расчесал ладонью
Взволнованные локоны жёнушки,
И те улеглись в разные стороны,
Образовав узкую дорожку пробора.
По ней тяжеловесный супруг
Легкомысленно бегал взглядом,
Не боясь утонуть
В белокуром море супруги,
Под которым важно переваливались
Мудрые думы дамы.
Грузные и горячие губы супруга,
Две разлипшиеся половинки
поцелуя разгладили тут же
у очей непроглядных морщинки
от прищура для солнца иль мужа…
Вскоре и внучата,
Взъерошенные подушками,
Просочились в щель
Незакрытой двери,
Точно солнечные лучики.
Зажмурившись от вышней яркости,
Они мячиками соскочили с крылечка
И начали прыгать,
Захлёбываясь визгом.
Дедушка и бабушка,
Отцепившись от тяпок,
Бросились ловить
Эти мячики в пижамках.
Дедушка: Ах, вы, мои внучата-зайчата!
А ну-ка, прыгайте сюда!
Бабушка: Быстренько!
Быстренько к нам!
Внучек: Сначала поймайте нас!
Внученька: Да! Да!
Сначала поймайте!
Пожилые стали неуклюже
Бегать за резвым Детством,
Которое раз за разом
Выскальзывало из ласковых рук.
Жалкие старики
Были похожи на пьяных,
Гоняющихся за галлюцинациями.
Внуки топтались по грядкам,
Оставляя в земле
Глубокие следы,
В которых вечный покой
Обретали переспелые ягоды.
Однако стариков
Это не возмущало,
Ибо они и сами
Были готовы умереть
Только ради того,
Чтобы всей своей сутью
Обнять этих юрких отрад.
Но
Дерзкое Детство
В старые руки не давалось,
Дразня пожилую Усталость
Беспечными словечками.
Дочь: А ну-ка, дайте себя поймать!
Вы что, не видите?!.
Бабушке и дедушке
Тяжело за вами гоняться!
Бабушка: Да ладно…
Дедушка: Мы тут… как-нибудь сами…
Бабушка: Пусть хоть побегают…
на свежем воздухе…
Дедушка: Вот именно…
Оп!..
Эх… опять не поймал…
Зять: А ну-ка, малые, остановились!
А то я сейчас остановлю!
Малышня тут же замерла на месте
Вместе с бодренькой Жизнью
Стареющего Утра.
Внучек: Ну вот…
поиграть не дали…
Внученька: Ага…
Дедушка: Оп!.. Вот я вас и поймал!..
Дед было собрался
Поднять кровиночек на руки,
Однако сил,
Не растасканных Усталостью,
Хватило только на то,
Чтобы обхватить внучат.
Внучек: Так не честно…
ты нас не поймал…
Внученька: Да, не поймал…
нас остановили…
Дедушка: Как же не поймал?..
Поймал…
вот ведь вы…
Внучек: Нас остановили…
а так бы ты нас не поймал!
Внученька: Да, никогда б ты нас не поймал!
Дедушка: Ну, поймал – не поймал,
Какая разница?..
Утро-то доброе!..
Внучек: Недоброе…
Внученька: Недоброе,
Потому что нечестное…
Соревноваться нужно по-божески…
Бабушка: Жить по-божески –
это значит: вообще не соревноваться!
Внуки вырвались
Из уже вялых объятий деда
И ускакали куда-то недалеко,
Но деду показалось,
Что – за горизонт.
Бабушка сразу же взялась
Назойливо целовать
Проигравшего возлюбленного,
Пока не выцеловала из него
Все старческие сомнения…
В скором времени
Из-за входной двери в дом
Послышались глухие,
Нервные удары.
Это восставший из сна сын
Небрежно сражался
С тяжёлой дверью.
Одолев увесистый створ,
Сын победоносно вышел
На тёплое крыльцо,
Озарённый славой Солнца.
На нём были
Только шорты,
Важно закрывавшие
Орудие гордости.
На голове его
Торчал хохолок,
Заслуженный в ночных боях.
Сын: Утро доброе, огородники!
Все, кроме дедушки,
Ответили родственнику взаимностью.
Сын принял
Позицию культуриста
И напряг жалкие мускулы.
Сын: Ну, как я вам?!
Зять: Дурак дураком!
Сын: Ну, это ещё медицински установить надо!
А пока я иду к вам!
Почёсываясь и ёжась,
Сын поплёлся к молодым,
Которые занимались фитнесом.
Бабушка: Как спалось, сынок?!
Сын: Да какое «спалось»?!
С ней разве поспишь?!
От лобового ответа
Среди окружающих
Воцарилось Смущение.
Кажется, оно село на трон
И среди растений.
Сын: Ну, показывайте ваши упражнения!
Повторять буду!
Зять и дочь,
Прикусывая губы Улыбки,
Показали сыну
Парочку несложных
Гимнастических упражнений.
Сын: А-а, так это мне,
что два пальца…
Бабушка: Сынок!
Недосказка тоже г;дка!
Сын: Ладно…
Сын стал выгибаться,
Напрягая жилы,
Пока не понял,
Что жизнь прекрасна
И без физической нагрузки.
Сын: Всё… хватит с меня…
а то растяжение можно получить…
Это я вам как доктор говорю!..
Дочь: А где ж твоя сила воли, братик?
Неужели ты не хочешь
Иметь красивый торс?
Молодая женщина
Окатила своего мужа
Жарким восхищением
С ног до головы.
Зять демонстративно напрягся.
Сын: Кто не наделён
Великой волей,
Тот не имеет
Великих желаний.
Поэтому я не переживаю
По поводу красоты
Своей тленной плоти.
Тем более, что жена
Меня и такого хочет.
Всё не нахочется никак…
Пойду вон лучше
О душе подумаю!
Может… до чего и додумаюсь…
Зять: Хоть расскажи потом.
Сын: Расскажу!
Но ты правда думаешь,
Что моя великая думка
До тебя дойдёт?!
Зять: Сомневаюсь.
Сын: Правильно сомневаешься!
В этом деле, как говорится,
Тонкая организация нужна.
Душу одними мускулами
Не одолеешь.
А-а-й, что с вами говорить…
Под смешки физкультурников
Сын по-барски сел в сторонке.
Спортсмены-любители
Продолжили тренировку.
Сын: Меня тут намедни
Гениальная мысль посетила!
Зять: Долго пробыла?
Сын: До сих пор меня не покидает!
Дочь: И что ж это за мысль такая…
необыкновенная?
Сын: Мысль о том,
Что я счастлив!
Зять и дочь: О-о-о, а мы-то думали…
Сын: Вы думали,
А мысль пришла ко мне!
Вот так-то!
Вот так-то.
Вот так-то…
И хватит ржать!
Работайте, работайте!
Зятёк, ну что это за отжимание?!
Зад опусти, плечи выровни!
Ну сколько тебя можно учить?!
От напряжённого смеха
Руки зятя подкосились,
И он пал белым лицом
На чёрную землю.
Сын: Ну, вот!
А я – предупреждал!
Тем временем
В сонном царстве
Господин Сон
Ещё только выписывал
Вольную для невестки.
Когда же все формальности
Были соблюдены,
Она, еле преодолев
притяжение земли и вялости,
Вывалилась на свободу,
Держась за ручку
Тяжёлого Створа,
Который предусмотрительно
Выпроводил женщину на крыльцо,
словно служащий казино
впух проигравшего игромана,
И вернулся в раму,
Пиханный пяткой.
По всему было видать,
Что птицы ночного счастья
Небезуспешно пытались свить гнездо
Из жёстких волос невестки.
На глазах у неё сидели
Мутные очки сонности,
А в легкомысленной голове
Всё ещё переваливалось
Тяжёлое ночное видение,
Точно кабачок в тачке.
Конечно же, женщина
Была во что-то одета,
Но вот во что?..
Кажется, в ночь…
Навес над крыльцом
Покрывал её паранджой тени
С головы до пят.
Но, спустя пару шагов,
Солнце смыло с невестки
Тёмное одеяние,
И она предстала миру
Во всей своей наготе!
Сын: Ну, что ж ты…
как из публичного дома вышла?!.
Невестка: О, Господи…
Я ж думала: все ещё спят…
Сын: Господь не спит!
Бедная женщина
Стала в панике прикрываться
Свежим воздухом.
Это помогало, но мало.
С трудом отодрав
Мощную дверь,
Она стремглав канула
В домашние недра…
Спустя некоторое время,
Да что говорить,
Спустя немалое время,
Невестка наконец вышла
На свет Божий,
Вышла в одежде
И в образе пуританки.
Невестка: Доброе утро…
Все, кроме деда,
Так громко ответили невестке тем же,
Что казалось,
Её с чем-то поздравили.
Наверное, с целомудрием.
Невестка невинно смутилась.
Бабушка: Как спалось, доча?!
Бабушка прищурилась.
Невестка: Нормально…
Сын: Ничего себе «нормально»…
Дом ходуном ходил…
Как он только не ушёл…
Недовольного сыновнего шёпота
Никто, слава Богу, не услышал.
А в это время дочь
Подлетела летним ветерком
К толстой бочке,
Доверху наполненной
Студёной водой.
Её горячие руки
Нырнули в гигантский сосуд
И немного поплавали там.
Затем она так же невесомо
Подпорхнула к супругу
И положила купальщиц
На его горячую спину.
Дочь: А-а-а-а-а-а-а…
Зять чуть вздрогнул,
Не издав ни звука.
Затем он медленно повернулся
К маленькой проказнице,
Притянул её к себе
И стал согревать ей руки
Жаркими поцелуями.
Сын даже раскрыл рот,
Лицезрея могучую Нежность.
Невестка же,
Позавидовав родственной паре,
Решила тут же воспользоваться
«Ноу-хау» золовки,
Которое без труда и ожидания
Позволяет собирать
Сочные плоды поцелуев
С засохших губ.
Ничтоже сумняшеся,
Невестка взяла
Полную водой лейку
(для пущего эффекту)
И, пока супруг распалялся
Созерцанием чужих ласк,
Распустила над ним
Её студёные струи.
Сын: Ё-о-о-о-б!..
Ё-о-о-б!..
Ты что, бл..!
Ты как это так?!.
Ты!.. Ты!.. Ты!..
Бабушка: Сынок!
Сын: Ты что это?!.
У меня чуть…
чуть разрыв сердца не получился!..
Зять: Первый блин комом.
Сын: Ты хоть заткнись!..
Зять: Молчу-молчу.
Сдавленный Смех
Пленил почти всех.
Невестка виновато морщила нос.
Сын: Видишь, батя,
К чему любовь моя привела?!.
Дедушка: …
Сын: Так, где шланг?!.
Дочь повернулась к невестке.
Дочь: По-моему,
Тебе пора убегать.
Самое время.
Невестка: Ты думаешь?..
Дочь: Уверена.
Сын: Батя, где шланг?!.
Дедушка: …
Бабушка: Сынок, мотор не работает!
Сын: М-м-м-м-м-м-м!!!
Дочь: Беги!
Невестка, словно спринтер,
Рванула за калитку.
Сын решил превратить
Этот единоличный забег
В гонку преследования
И стартанул вслед за супругой.
Догонялки проходили
С переменным успехом.
Первую половину
Дистанции в никуда
Мужчина преодолел быстрее,
Ибо был мужчиной,
Да ещё и простимулированным
Допингом обозлённости.
Вторая чась пути
Была уже за дамой,
Ибо, когда обиженный
почти догнал
виновную жертву,
Она вдруг стала петлять,
Точно зайчиха,
И уязвлённого спортсмена
Инерция пару раз усадила
На важные шорты.
Всё это продолжалось до тех пор,
Пока где-то в лесу
Распалённый погоней супруг
Не настиг уморённую смехом жену
И не наказал её грубой лаской.
Набросилась неистовая Тяга
На Слабину, как будто мех на пух.
Отпрянула рогатая коряга,
Что занимала ложе этих двух.
Гонка закончилась
Грешным финишом.
Победила Дружба.
Вокруг шептали нимфы: «Мы ревнуем…»
Звучала сладко немота жены…
Последний стон был пойман поцелуем
И раздался в глуши мужской души…
Вспышка!
Уже оцепенелым не до тела…
не до других… да и не до себя…
Они как будто умерли не время…
и ожили в невиданных краях…
И вот отлив… И вяло развалился
полуживой и потный бетерброд…
Похмел после услады появился…
Колени – плотно, головы – на бок…
Супруги
дышали порознь и бесстрастным взором
Глядели за кулисы своих век…
Там шепоток плутал по коридорам:
«А тот ли был со мною человек?..»
Когда нега выветрилась,
Муж и жена
Тяжело поднялись,
Отряхнулись,
Посмеялись
И пошли домой.
Шла женщина по воскрешённой жизни –
до пота горяча – и пошатывалась.
И липли его губы, словно слизни,
К груди, что из разрыва вываливалась.
Невестка: Небесный свет, казалось, избегает…
страстями распалённого лица…
Но вот и на меня он попадает…
так ярко отражаясь от тебя…
Муж чуть не подавился
Своим очередным
похотливым поцелуем.
Супруг отпрянул от жены
и несвойственных ей слов,
Как кот от свежей рыбы,
Что вдруг плеснула хвостом.
Весь остаток пути
Уже сдержанный мужчина
Подозрительно посматривал
На свою женщину
И гордо улыбался…
Наконец-то странные легкоатлеты
Шагом пришли назад,
Опираясь один на одного,
Но нашли в себе силы
Ринуться туда,
Где в тени
ведро гордо подмяло колоду.
И, друг друга толкая, они
Окунали в студёную воду
Распалённые губы свои.
И раскидывал жидкие крохи
Заряжённый любовью Задор,
И улыбки намокшие сохли,
Испуская восторженный ор…
Бабушка: Родная…
Невестка: …
Бабушка: Родная.
Невестка: …
Бабушка: Родная!
Невестка: А?..
Бабушка: Милая… у тебя платье рваное…
Иди переодень…
Невестка: Зачем?..
Бабушка: Ну-у… как «зачем»?..
Видно же всё…
Вернее, не всё, но-о-о…
самое большое – на виду…
Вернее, не самое большое, но-о-о…
мал золотник да дорог…
К тому же…
за то, что почти не видно…
особенно стыдно…
Да и… знаешь же как оно…
искра одна, а сена много…
Да и дети ж тут…
Невестка: Так а мне нормально!..
Бабушка с прищуром улыбнулась,
понимая неадекватность невестки,
перепившей чувственности,
И сняла со своей головы
Белый-белый платок.
Бабушка: Давай-ка, милая, давай-ка…
Невестка: Да зачем мне это?!.
Бабушка: Надо, милая, надо…
Бабушка обвязала платком
Неусидчивую грудь невестки;
Грудь, которая раз за разом
Выглядывала из засады
Порванного платья.
Невестка была похожа
На перевязанную партизанку.
Бабушка: А ты тоже, сын, хорош!..
Где… твоя…. неж-ность?..
Сын: …
Все постепенно остыли…
Полезный Завтрак
Разлёгся на столе
Всем своим разнообразием.
Наше несмиренное семейство,
Забравшись ногами
Под подол скатерти,
С аппетитом уплетало
Бабушкины яства,
Приправленные свежим воздухом,
И что-то всё время бубнило.
А смирные свиду внучата
Толкали друг друга
Ногами под столом.
Сын: Ну, надо, так надо…
сходим к ним в гости…
Невестка: Я не говорю,
Что к ним идти надо…
Я просто сказала,
Что мы у них давно не были…
Сын: Ну, тогда это не повод,
Чтоб идти к ним…
Невестка: Как это «не повод»?..
А что по-твоему повод?..
Сын: Повод – это желание…
Невстка: Ну, так оно у меня есть…
Сын: И чем оно вызвано?..
Невестка: Тем, что мы у них давно не были…
Сын: А я думал – тем,
Что ты соскучилась
По своим друзьям…
Невестка: Они и твои друзья…
Сын: Нетушки…
Моими друзьями
Не могут быть люди,
Которые специально замолкают,
Чтобы создать ощущение того,
Что разговор исчерпан,
И гостям пора домой…
Невестка: Так а на что ты намекаешь?..
На то, что я тоже такая?..
Сын: Почему же?..
Невестка: Ну, потому что,
Раз я с ними якшаюсь,
Значит, я такая же, как они…
Сын: О, нет, ты другая…
Невестка: Какая?..
Сын: Другая…
Невестка: Какая «другая»?..
Сын: Ну другая, другая…
Невестка: Какая «другая»?..
Какая «другая»?..
Сын: Совсем другая…
Невестка: Ка-ка-я?..
Дочь: Да скажи ты наконец,
Какая она!
А то это скажу я!
Сын: Слишком уж гостеприимная…
гостеприимная без разбору…
А там и Расточительность
незваным гостем
в дом к нам приходит…
Невестка: Интересненько…
Это когда это я к нам в дом
Расточительность приводила?..
Сын: Когда мою заначку
Подруге отдала…
безвозмездно…
Невестка: Но в тот момент
Она ей была нужнее…
Сын: Ну конечно…
без лишней шмотки тяжело…
не то, что нам без еды…
Невестка: Ох, уж голодали…
Без колбасы месяц посидели…
И я подруге не на шмотку
Денег добавила,
А на путёвку…
Сын: Да, но это была моя заначка…
и ты её взяла без спросу…
Невестка: А ты её без спросу отложил…
Сын: Ладно…
Но ответь, почему
Ты отдала ей деньги
Без-воз-мез-дно?..
Невестка: Ты же знаешь –
я или дарю,
или не даю…
Сын: А почему, собственно?..
Невестка: Потому что я такая…
Сын: Да-а, ты у нас такая…
Невестка: Какая?..
Сын: Такая…
Невестка: Какая «такая»?..
Дедушка: …
Бабушка: …
Дочь: А ты чего молчишь?..
Зять: А что?..
Дочь: Да ничего…
Зять: Тогда к чему этот тон?..
Дочь: Какой тон?..
Зять: Ну, этот… твой… недовольный…
Дочь: Я недовольна, что ты молчишь…
Зять: …
Дочь: Ты и дома так будешь молчать?..
Зять: …
Дочь: Утром, днём, вечером…
и во все поры года?..
Зять: …
Дочь: Как обычно, да?..
Зять: …
Дочь: Ничего не изменилось?..
Зять: …
Дочь: Ты даже здесь сейчас молчишь…
на Природе…
а ведь даже она говорлива…
Зять: Ты от неё недалеко ушла…
Дочь: Согласна…
Но ты почему молчишь?..
Зять: Ем потому что…
Дочь: Да, но я тоже ем,
И это не мешает мне
Вопрос тебе задавать…
Зять: Какой?..
Дочь: «Почему ты молчишь?»
Зять: Это свиду я молчу…
а так… внутри себя…
я даже кричу…
Дочь: На кого это, интересно?..
Зять: На себя…
Дочь: Зачем?..
Зять: Злюсь…
Дочь: И за что ж ты на себя злишься?..
Зять: За дело…
Дочь: За какое?..
Зять: За несовершённое…
Дочь: И чего же ты не сделал?..
Зять: Цветов тебе не подарил…
твоих любимых… полевых…
Дочь: …
Дедушка: …
Бабушка: …
Внученька: Ты не мог дойти
До седьмого уровня…
Внучек: Это почему это?..
Внученька: Потому что…
Внучек: Почему?..
Внученька: Потому…
Внучек: Почему «потому»?..
Внученька: Потому что даже я
Не доходила до седьмого уровня…
Внучек: Ой-ой-ой…
она не доходила…
Ты что, умней меня что ль?..
Раз ты не доходила,
То я уж и подавно не дойду?..
Внученька: Правильно мыслишь, умно…
Может, и дойдёшь когда-нибудь
До седьмого уровня…
Внучек: Да я уже дошёл…
Внученька: Ты же сам знаешь,
Что это исключено…
Внучек: Это почему это?..
Внученька: Потому…
Внучек: Почему «потому»?..
Внученька: Потому что ты –
слишком эмоциональный…
Внучек: Ой, а ты уже какая?..
Внученька: Я совершенно спокойная…
Внучек: А я по-твоему какой?..
Внученька: Ты – совершенно эмоциональный…
И эта эмоциональность
Мешает тебе слушать меня…
Иначе бы ты не заставлял меня
Повторять тебе по два раза то,
Что ты – эмоциональный…
Внучек: Ну ладно, я эмоциональный…
Может, это мой стиль жизни…
Внученька: Да точно твой,
Можешь не сомневаться…
Внучек: Okay.
Но при чём тут седьмой уровень
В компьютерной игре?..
Внученька: При том, что до него нельзя дойти,
Будучи эмоциональным…
Внучек: А я по-твоему эмоциональный…
Внученька: Ты уже трижды эмоциональный…
Внучек: Хорошо, я – эмоциональный…
Ну, и что же здесь плохого?..
Внученька: Ничего, это не плохо…
Это даже хорошо…
Просто к седьмому уровню
Эмоции не приведут…
Внучек: Ну хорошо, я соврал…
Я не доходил до седьмого уровня…
Пытался, но не дошёл…
Нервы в клочья порвал,
Но не дошёл…
Так что ж мне теперь не есть?..
Внученька: Наоборот, ешь больше всех…
Аппетит у эмоциональных людей
Должен быть хорошим…
ведь они расходуют впустую
так много энергии…
Внучек: А по-твоему я свою энергию
Расходую впустую?..
Внученька: Конечно…
Внучек: Это когда это я
Расходую её впустую?..
Внученька: Да почти всегда…
Внучек: Почти?..
Внученька: Да, кроме тех случаев,
Когда общаешься со мной…
Внучек: Ой-ой-ой…
Это почему это?..
Внученька: Потому это…
Внучек: Почему это «потому это»?..
Дедушка: А может, пусть внучата
С нами останутся?
На стол грохнулась ТИШИНА.
Дедушка: Ну-у… в самом деле…
может… пусть с нами останутся?..
Невестка: С кем это «с нами»?!
Дедушка: Ну-у… с нами… с бабушкой и дедушкой…
Да Бог с ней, со школой!..
Ничего, если неделю пропустят.
В школе учат быть умными,
А здесь, с нами, на природе,
Внучата наберутся
Мудрости первозданной!
В школе учат знать,
А здесь – жить.
Пока все переваривали
Вместе с завтраком
Предложение дедушки,
Бабушка выпустила
В ухо супруга
Нежный шёпот реальности.
Бабушка: Милый… сейчас во всех школах
Летние каникулы…
Дедушка: А-а!.. Точно!.. Точно!..
Каникулы!.. Каникулы!..
Сейчас же летние каникулы!..
Как это я так…
Жевание за столом
И без того становилось вялым,
А после прозрения деда
Оно и вовсе прекратилось.
Дедушка: Ну, раз каникулы,
То пусть внуки у нас остаются!
Правда, малышня?!
Внучек: Правда! Правда!
Внученька: Правда! Правда!
Ура-а-а-а-а!
Внучек: Ура-а-а-а-а!
Невестка: Тихо! Тихо!
Никто тут не остаётся!
Мы сегодня все едем домой!
Хватит деда с бабой обременять!
Бабушка: Доча, ну что ты такое говоришь?
Разве ж вы нам в тягость?
Дедушка: В самом деле.
Ну как ты можешь такое заявлять?
Сын: Батя, ну как они тут останутся?
Ни помыться… ни побриться…
Дедушка: Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
А ты что, сегодня не мылся?!
Блестишь вон…
как медный гривенник!
А бриться детям не надо…
Бабушка: И вода тут тёплая
всегда есть.
Солнцем нагретая!
А если погода испортится,
На плите нагреем.
Газа – полный балон!
Недавно только привезли…
Невестка: Но всё ровно…
Неудобства,
Неудобства,
Неудобства.
Дедушка: Ох, уж в квартире рай!
На балкон вышел,
Вдохнул глубоко
И помер от выхлопных газов!
Зато удобно!
Жизнь доживать не надо!
Невестка: Может, и так…
Но у меня в квартире
Туалет в доме…
Дедушка: …
Бабушка: Ну зачем ты так?..
Дедушка: Нет-нет, она права!
Они, где едят,
Там и…
Бабушка: Ну перестаньте же вы!..
Не хотят нам внуков оставлять –
так тому и быть!..
Да, они наши внуки!..
Но они и их дети!..
Вернее, в первую очередь
Они их дети,
А уже потом наши внуки!
Дочь: Мам, ну я ж не против…
Просто я без сынули никак…
Зять: Дети должны
Воспитываться родителями.
Бабушка: …
Дедушка: Да-а-а… вы все, как всегда, правы…
Дочь: Ну папа,
Ну, мы же через неделю
Снова все приедем!..
Сын: Вот именно!..
Всем кагалом припрёмся!..
Дочь: С малыми, конечно!..
Сын: Конечно!..
Каких-то пять деньков,
И мы снова тут!..
Дочь: Сидим и ссоримся!..
Сын: Да!..
Дочь: Так и будет!..
Вот увидишь!..
Зять: Милая…
ты, наверное, забыла…
На следующих выходных
Мы сына к моим везём…
Дедушка: …
Бабушка: …
Дочь: Ах, да…
Я как-то подзабыла…
Зять: Такое событие
Не надо под-за-бы-вать.
Внучек: Не хочу я к тем
Бабушке и дедушке ехать…
Зять: Не понял.
Внучек: …
Зять: Что за дела, сын?
Что тебе у них не нравится?
Внучек: Там такая тишина в доме,
Что дыхнуть страшно…
Мне там не разрешают
Шуметь и веселиться…
Быть ребёнком, короче говоря…
Зять: А ты и не ребёнок.
Ты уже взрослый пацан!
Внучек: …
Зять: Ладно, дома договорим!
Невестка: Да, и мы тоже
дочку к моим свозим.
Сын: Твои нас, слава Богу, не жалуют…
Невестка: Поэтому мы к ним и пожалуем!
Так сказать, клин клином…
Дочь: Папочка, мамочка,
Ну через две недели!..
Через две недели приедем!..
Какая разница?!.
Ведь ничего не изменилось!..
Сын: В самом деле!..
Одна!.. Две!..
По сравнению с вечностью…
пыль… звёздная пыль…
Дочь: Конечно!..
Оглянуться не успеете,
А тут мы стоим!..
Сын: У меня за работой
Дни, как часы, бегут.
Так что,
Мне уже сейчас кажется,
Что мы к вам снова приехали…
Задумчивый дедушка
Так резко и мощно
Вскочил из-за стола,
Что тот содрогнулся
Вместе с порциями,
Персонами
И их сердцами.
Бабушка: Ты куда?..
Дедушка: Воду в бочку накачать надо!..
Дочь: Пап, а она полная…
Дедушка: Через верх качать буду!..
Дурно одухотворённый дедушка
Подошёл к колонке,
Соединил её с бочкой
При помощи шланга
И стал неистово дёргать
Колонковый рычаг.
Железо стонало,
Колонка захлёбывалась,
А вода переливалась
Через края бочки
Прелестными плоскими потоками.
Бабушка: Так, пора остановить
Эти потоки гнева!..
Бабушка самоотверженно
Поднялась над столом.
Сын: Ты куда?..
Бабушка: А вы кушайте, кушайте!..
По крайней мере, пытайтесь…
Вскоре за гостями
Явился Срок –
неотвратимый и непоколебимый.
От него тянуло
Дизельным топливом.
Срок представлял
Некие невидимые органы власти,
Посланные Суетой Сует.
Срок сразу создал в доме
Неспокойную обстановку.
Он постоянно поторапливал,
Приставляя к ушам гостей
Тикающее Время,
Шутя вставлял
Палки в ноги
И спицы – в нервы.
При этом хмурое Молчание
Закрывало сварливые рты
Тяжёлыми ладонями,
Не позволяя Недовольству
Вырваться наружу.
В результате оно
Начинало буянить
В тонких душах,
Над которыми
Невидимым подгонялой
Стоял всё тот же Срок.
Гости не находили
Своих вещей,
Дети наоборот
Попадались под руку
Везде и всюду,
А рычащие собачки сумок
Никак не могли
Сцепить железные зубы
Длинным молниям…
Молча попрощавшись с дачей
Ровно на две недели,
Кровиночки пошли от неё.
Казалось, что они
Сошли с дачной орбиты,
А это было уже серьёзно.
Гости потянулись на станцию,
Провожаемые бабушкой и дедушкой.
Природа и Погода
Были в те минуты
Особенно прекрасными.
Подруги-соперницы
Поочерёдно выставляли напоказ
Свои прелести
И хвастались преимуществами.
Но, вообще-то говоря,
Они хвастались
Перед людьми
Друг другом.
Своим ослепительным оскалом
Светило манило
Семью ввысь,
Порочные Ветерочки
Пытались заласкать её
До ветрености,
Которая бы воротила семью назад,
А Земля-матушка
Сделалась такой мягкой
И такой человечной,
Что её было жалко топтать,
По ней не хотелось уходить,
По ней хотелось возвращаться.
Когда наша семья
Заканчивала проходить
Начало пути,
Её члены всё чаще
Оборачивались назад,
Но Заботы-всадники
Из городского будущего
Уже забросили
Свои арканы
В дачное прошлое
И больно затянули петли
На сердцах взрослых гостей…
Грустный Водяной
Беспрепятственно пропустил
Гостей через канаву,
Взывая к их православной Совести.
Однако у неё и так уже
Случился гипертонический криз,
Вызванный перегрузками
Во время оголтелой гонки
За городскими ценностями,
Которые почему-то
Всегда находятся
Далеко за финишной чертой…
В роще было так тихо,
Что, казалось, сама Кротость
Нашла в леске вечный покой
И за пределами
Хвойного благоухания
Её уже больше не будет
Никогда.
Гости понимали это,
Но не могли остановиться,
Ибо Суть их была
Уже далеко впереди.
Только вот перед этот
В моральном ракурсе
Преобретал очертание зада…
Шествие семьи
Через ржаное поле
Сопровождалось произвольными танцами
Колосьев с Ветерками.
Головастые выделывали
Такие па,
Что Внимание проходящих
Было задействовано
В этом прекрасном процессе.
На это Терпсихора и рассчитывала,
Пытаясь отвлечь
Взрослых гостей
От будущих будней,
Однако их уже ангажировали
На белый танец
Городские Гарпии…
На остановке никого не было,
Кроме Полдня,
Который хорошенько настаивался
Перед тем, как за ним придёт
Послеобеденное Время.
Он ждал своего часа,
Замерев в зените
И аж звеня зноем.
Семья расположилась
На лобном месте ожидания.
Её члены сгустились,
Но внутренне
расстояние между ними
осталось прежним.
Гости пребывали вне хода
Каких-либо событий,
Ибо одни уже закончились,
А другие ещё не начались.
Гости втиснулись куда-то
Между точкой и линией,
Которая из неё чертилась.
Сердца родных людей
Перекликались с поездом,
Хотя он был
Ещё очень далеко:
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух,
ту-тух, ту-тух…
На переезде
Что-то зазвенело,
И после нескольких ударов сердца…
Дедушка: А у вас ведь, дети мои,
Любви ещё не было…
Бабушка: Милый!..
Все вернулись к жизни,
Вернулись откуда-то из небытия,
Небытия внутреннего,
Вернулись слишком внезапно,
А потому получили
Сотрясение душ.
Дедушка: Неведомо вам, дети мои,
ВЕЛИКОЕ ЧУВСТВО!..
Бабушка: Ну они ж в этом
Не виноваты!..
Дедушка: Виноваты!..
Потому что не верили!..
А одной человечности
Для ЧУВСТВА мало!..
Бабушка: Родной мой…
Солнце моё…
не добивай ни их, ни себя…
Дедушка: Тебя, например, сын мой,
И тебя, невестка моя,
Связывает одна только Похоть!..
Бабушка: Ну, я прошу тебя!..
Вдали тяжело застонала
Бездушная машина.
Дедушка: Нелюбовь хуже чужбины!
Ибо чужбина – снаружи,
А нелюбовь – внутри!
Без любви
Человек смеётся
Не в полный голос,
Не в полный внутренний голос!
Нелюбовь – рассадник пороков!
Появятся на горизонте
Человеко-варианты повульгарней,
И вы, дети мои,
Сразу подадите на развод!..
Это в лучшем случае!..
А так
будете жить в прелюбодеянии!..
А новые варианты
Явятся обязательно!..
Откуда-нибудь из Вавилона!..
Или из Содома!..
Они любят голодных!..
К тебе, сынок,
Придёт откровенная Б!..
А к тебе, невестка,
Явится Безразличный человек,
И ты пристанешь к нему,
Как язычок к качеле на морозе!..
Бабушка: А, ладно… руби…
Днём раньше…
днём позже…
Дедушка: А тебя, дочь моя,
И тебя, зятёк мой,
Связывает лишь Взаимозависимость
на основе силы и слабости!..
Доченька, признайся,
Твой супруг
Хоть когда-нибудь
Называл тебя:
«Кровиночка моя»?
Вижу, что нет…
Доченька, поверь мне,
Скоро твой муж
Променяет тебя
На какую-нибудь жалкую особу
Только лишь потому,
Что она так слаба,
Что нуждается в его помощи.
А сама ты
Обязательно отцепишься
От гири своего супруга,
Когда за тобой придёт тот,
Кто этой гирей
Сможет жонглировать.
В твоём муженьке…
в нём вроде что-то есть от идеала…
плохая имитация его…
Но этого для счастья очень мало,
Ведь «вроде бы» ещё не «точно то!».
Целуешь муженька (уста – слепые,
у них одно – иль холод, иль тепло),
А в сладкой темноте очей закрытых
Любуешься чертами не его…
Внучата ничего не понимали,
Но они чувствовали,
Что это вот и есть
Взрослая жизнь.
Дедушка: Отношения без любви
Имеют только две ипостаси:
раб и господин!
И то, и то – зло!
Вы, дети мои,
Фанатики инстинктов!..
Вы наркоманы друг друга!..
Вам придётся увеличивать дозы!..
Самообман – фундамент
ваших хрустальных дворцов!..
Однако ваши иллюзорные чувства
Неминуемо остынут,
Как эта природа
После своей летней работы.
А всё это потому,
Что меж вами нет Бога!..
Но когда-нибудь к вам
Всё-таки придет
Ваша Любовь!..
И я надеюсь,
Что она не заблудится
Где-нибудь на подступах,
Где-нибудь в дебрях будней!..
И вот тогда-то
Вместе со своей Любовью
Вы начнёте отплёвываться
От похотливого, ложного прошлого!..
Но слюны будет не хватать!..
А из запачканной памяти
Раз за разом будет всплывать
По воле беса
И внешних напоминаний
Блудн;е былое!..
И всплывать оно будет
В самый неподходящий момент
И в самом неподходящем месте!..
Например… из чая в чашке…
с радостью приготовленного…
вашим любимым человеком…
Спасибо всем «не тем»,
Что отказали нам
В телесной близости!..
Спасибо им,
Что не загадили
Нашу память
Воспоминаниями о себе!..
Дети,
не тратьте ваше детское удивление
на ряженых!..
Не пачкайтесь!..
Легко отмываться от липкого,
Но не от жирного!..
Приближался чугунный гром.
Дедушка: Но Любовь всё победит!..
Вот только жалко,
Что ваши детки…
наши с матерью внучата…
будут бегать туда-сюда
между вашими прошлыми Ошибками
и вашими вечными Истинами…
А посему старайтесь жить по-Божески,
Ибо это единственная возможность жить.
Вот вам, дети мои,
Моральный фундамент
Под будущее прозрение…
В наступившей тишине
Металась дедова Недоговорённость,
Металась артиллерийским ядром.
Все ждали взры…
Дедушка: Я также имею
Большую претензию
Ко всем людям!..
Ибо человечество
Теряет человечность!..
Поэтому я объявляю
Личную войну
Всему злу мира!..
Я-а-а-а-а!..
Ржу я вам в рожи!.. Э!..
Сильные мира сего!..
Скоро на Страшном суде
Вы превратитесь в ничто!..
Терновую истину всуе
Надели на разум Семьи.
К зеницам кровавые струи
Бежали наперегонки.
У взрослых был вид обвиняемых,
Которые уже давно
Во всём себе сознались
И сейчас
Лишь выслушали приговор.
Дочь и сын
Прижали к себе
Своих детей
И отошли подальше
От линии чугунки и судьбы.
Зять и невестка встретили
Ревущий тяжёлый вихрь
У самого края платформы.
Ох, и много ж волос
Полегло тогда
На их головушках.
Поезд людского
вниманья хапнул больше половины.
Один лишь страх мог от него отвлечь.
И были в нём мощь бешеной машины
И нежность дальней сбыточности мечт…
Когда вихрь стих,
Пары забрались
В разные вагоны,
И железный Змей
Медленно пополз
В нору пространства,
Куда-то в динамично-нездешнее.
Дедушка и бабушка
Прикрыли глаза от солнца
Козырьками ладоней,
Но никак не могли
Уцепиться взглядами
За ускользающий состав…
Глотала Даль последние вагоны,
Под смех Агонии душа рвалась за ними,
Но плоти погребальные пелёны
До посинения сияние стеснили…
Одинокие старики
Плотно зажмурили очи,
Чтобы хорошенько утрамбовать
В пожилой памяти
Финальный эпизод
Из жизненного действия,
Пусть и невыносимого.
Из сжатых век
Стал сочиться
Горький сок.
(Видать, правдорубы пе-ре-бор-щи-ли…)
Старик свою навечную невесту
обнять не смог, хотя стоял впритык…
Как будто кто-то скомканную бездну
меж ними втиснул, поцарапав стык…
Его ангел-хранитель благоверный
Упал под ноги с правого плеча,
Как белка с ветки от прищуров метких,
Накушавшись орешков из свинца.
В округе отчуждённость начиналась,
Казалось, отворачивался Мир.
Как будто Жизнь со старым попрощалась,
Но от неё он всё не уходил…
Внезапно
Дедушку повело,
Повело в тень,
В стылый склеп остановки.
Бабушка: Э…
Э!..
Э!!.
Э!!!
Дедушка: Как же ты тут…
Маленькая моя?..
Наш дедушка,
Ведомый какой-то
Вселенской Инертностью,
Сильно врезался
В самый тёмный угол
Сооружения ожидания
И умер…
Он облачился в бледные покровы,
Но даже смерть была ему к лицу.
Казалось, что теперь все бабы – вдовы
И станут голосить по мертвецу.
И перекрикивала вдовье горе
Какая-то немая красота!
И смерть заледенелая на воле
Растаяла до жижи жития…
Нет-нет-нет!.. Даже Слово… которое было вначале… не способно передать… горе пожилой возлюбленной…
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
Дед в глубине подводного раздолья
Пришёл в себя и заморгал с трудом,
Давленье висло на ресницах больно,
И было всё вокруг белым-бело.
Внизу мурены пятки щекотали,
Покусывая, как младенцы грудь,
Над думами течения витали,
Лишь в пузырьках ютился воздух. Жуть!
А лёгкие от углекислой жизни
мутило, и рвалась она из губ,
Чтоб первою успеть к надводной тризне,
Обряд уже ждал деда свежий труп.
В его груди как будто бы распорки
поставили крест-накрест для того,
Чтобы души безудержные створки
Вдруг не закрылись от очей ЕГО.
Боялся дед потерь, болей и моргов,
Ему Страх в пах смертельностью стрелял.
По-лягушачьи членами задёргав,
Дед по воде взбираться кверху стал.
Куда? Зачем? Цель не осознавалась,
И не осознавался даже страх,
Но капелька юдоли трепыхалась,
Хоть время уплывало из-под пят.
Плоть раздвигала водяные глыбы,
Но над силёнкой – уйма жидких этажей,
Дед оседал в бездонность мутью мира,
И некому взболтать осадок сей.
Последние пузырики юдоли
Слетели с уст, как тайные слова,
В воде метались видимые стоны,
пока – не заглушила глубина.
Повисла внеземная безнадёга
булыжником на шее и мечте,
И в каждой мышце ковырялась строга –
орудие Усталости. В себе
наш дедушка утоп, словно монета,
туристом в море брошенная, чтоб
к нему вернуться. А вот с того света
и душам, и деньгам заказан ход.
Побрёл наш дед по памяти просторам,
застроенным Фантазией, она
на площадях, заполненных склерозом,
ваяла быль из райского песка.
Забвенья кислота не разъедала
Лишь яркие картины жития,
Которые Любовь навек писала,
Черп;я краски только из себя.
„Вон зять сидит в углу сутулой глыбой…
любовно закатившейся в избу…
Средь рядышком порхающих улыбок
Не прочь он тоже волю дать смешку…
Невестка вон страстями полыхает…
но нет огнетушителя Любви…
От времени желанье замерзает…
дай Бог… на тело не примерить льды…
А сын врачует собственную Дурость…
но та неизлечимостью больна…
Какие б ты лекарства в рот ни всунул –
микробы Дури гибнут от ума…
Вон доча ходит с КОСМОСОМ под мышкой…
за пазухой у ней – НЕСМЕТНОСТЬ ЗВЁЗД…
Тебе так тяжело… моя малышка…
но без НАГРУЗКИ мир смертельно прост…
Вон внучек ходит… весь одетый в важность…
душа в поту под шубой короля…
в разинутый роток влетела жажда…
и льёт внук воду в детские уста…
А внученька кротка… но непременна…
она идёт дорогой мудреца:
всё то… что – суета… всё то… что тленно…
не может рассмотреть её лица…
Любимая!.. О… Боже… как ты…
Как ты…
Как ты…
Как ты?..
Вопрос мой не доходит до былого…
во времени он вязнет с головой…
и нет повествовательного крова
для знака беспризорного – немой…
Никто мне под грудину не заглянет…
никто меня не видит… Даже я
не вижу сам себя… а это ранит…
Неужто не застану своё «Я»…
Любимая!.. Ты смотришь?!. На меня ли?!.
Да… нараспашку слёзные глаза…
Я – призрак!.. А глаза твои солгали!..
Не плачь… Ну слава Богу… вон и я…
Себя со стороны впервые вижу…
с потусторонних недр небытия…
Но я его уже так ненавижу!..
Ведь обнял он любовь!.. Она – моя!..
Ревную сам к себе мою отраду…
к себе былому… Сколько же «меня»?!.
И если мне с собою нету сладу…
то как же возлюбить тех… кто не я?..
А всё-таки родная глаз не сводит
С моих грядущих призрачных очей…
Глаза накрыл ей… Гад!.. Её уводит
в мозолистую тень судьбы ветвей!..
Господи… я всё это вспомнил…”
По сохлым руслам старческих извилин
Река воспоминаний понеслась,
Но ум против реальности бессилен,
И даже капля в рот не пробралась…
Вдруг мягкий плот из ласковых дельфинов
Надеждой стал почти на самом дне.
Животные уход остановили,
Внедрение души из вне во вне.
Со дна времён полукончину деда
Стал поднимать дельфиновый настил,
Всплывало понимание из бреда
На дружной силе плавниковых крыл.
Подъём души из водной преисподней
Являлся возвращением вперёд.
Утопленник наш стал невольной сводней
Между нечистых и прозрачных вод.
Свет полнозвучный из чьего-то ДЕТСТВА
Глухонемую белую среду
Стал наполнять до бульков раболепства.
Как платье подвенечное в свету,
Ткань жидкая по-снежному искрилась,
И с каждым взмахом дружных плавников
Она теплей и ярче становилась,
Теплей и ярче золотых веков.
Осталась плёнка, по большому счёту,
над головой, болтавшейся как буй,
На выкате глаза не зрели воду,
Хоть ярою была, как солнцелуй.
И вот уж свод из жидкости и света
С изнанки проломил синюшный лоб,
И вырвалось на воздух тело деда
на ложе из дельфиновых горбов.
И разлетелись к горизонту брызги
рваньём из водяного полотна,
и плюхались, как порции на миски
в общественной столовой № 2.
Живой плот вскоре самоукротился,
Как маятники прожитых времён.
На гладкости молочной очутился
Труп мокрый с запрокинутым умом.
Инерция такого апогея
спасения ещё качала плот,
Но качка та была как без движенья
На фоне хода величавых вод.
Казалось, и молчать нельзя без спросу.
Холодный торс былого старика
Не сколзал по мясистому подносу,
И только голова – туда-сюда.
Над молоком навис виссоном синим
Полуденный, но звёздный небосвод,
И пропитал подол он парным штилем,
Вдали растаял сладкий горизонт.
Из-за границ растаявшего круга,
Что циркулем начерчен по УМУ,
Взошла ЗВЕЗДА наполовину ЧУДА
И пенкой расплылась по молоку.
Око ЗВЕЗДЫ – бездонная утроба,
Весь вытечь глаз не может никогда,
Вполглаза из молочного окопа
Смотрела несказанная ЗВЕЗДА.
Сияние въедалось аж до самой,
До самой подноготной бытия.
Казалось, грешный мир был обнят МАМОЙ,
И – плюхнется на люд потоп-слеза.
Лучи болтались в молоке, как ножки
мальчишек сельских у парной реки,
И стала Вечность мельче мелкой сошки,
А Завершённость встала на носки.
Дельфины бумерангами-хвостами
С восторгом стали бить о молоко,
Макушками тревожно задышали
И лопасти включили плавников.
Забуксовал под труповой надеждой
плот из млекопитающих, и вот,
как самый человеческий невежда,
без стука луч вошёл в открытый рот.
На самом дне телесного сосуда,
Что полон был стоялою душой,
Взболтал луч, как мешалка, жизни чудо,
А вместе с ним осадок забытой.
Сквозь кожу просочилась жизнь былая
И вылезла румянцем на скулу,
Как будто кто-то девственность в запале
Нечаянно пролил на простыню.
Кричащий деда взгляд в начале взлёта
Сосулькою застыл, висящей вверх.
И вот уже он долетает всё же
До синей сени, где не реет грех!
А вот уж дед воскресший – для начала
перекусил во рту торчащий луч
иль пуповину, что соединяла
ВЕЛИКИЙ СМЫСЛ и крохотную суть.
Пришёл дедок в себя и прям с порога
Привстал он по-хозяйски на локтях,
И сгибы острые и рук, и рока
В хребты дельфиньи влезли до «ах-ах!».
„Ах, ё-пэ-рэ-сэ-тэ!..” – промолвил старый,
Разинув рот, как малое дитя,
И распирало черепную тару
От всех шести кусков чудного сна.
Напрок уста спасённого хватали
какой-то постный воздух, что вокруг
до блеска был начищенный лучами.
Дедуля мило жмурился, но вдруг
под ним усталый плотик развалился,
и брёвнышки живые как-то враз
утопли. В молоке дед очутился,
опорой стали только кроль да брасс.
Поплыл старик по глади тёплых сливок,
И курс он взял на ЗВЁЗДНУЮ зарю,
Дед двигался без судорог и сбивок
К безбрежному, живому МАЯКУ.
Перхота жажды увлажнялась млеком,
И голод заливался молоком,
Стихии помогали человеку,
Судьбу сооружали толокой.
Пловец наш грёб, удел осознавая,
Слезинками подслащивая бель,
Но, памятью семейною сверкая,
Легла на гладь и горькая капель.
И вот уже молочная Пучина
На сливки натянула жёлтый свет,
ЗВЕЗДЫ заветной мегасердцевина
мелькала, как во вкусной бездне дед.
И недра молока уже сгущались,
И старые конечности пловца
Немели, вязли, но сопротивлялись,
Как будто бы в агонии душа.
А вскоре это месиво застыло
И стало сладким берегом надежд.
Нога босая на него ступила,
Дедок был без каких-либо одежд.
Вдруг наготу густого света саван
Покрыл, как старый ясень первый снег,
И дедушка-судёнышко шёл в гавань –
к источнику приснонебесных нег.
И нежно волоклась по тверди липкой
Лучистая подола бахрома
И заметала прошлые ошибки,
От «было» не осталось и следа.
Дедуля исступлённый чапал к лону
СВЕТИЛА ослепительного, и
дорога одноразовая сходу
Рвалась за пилигримом на куски.
И вот уже приблизился он к ГЛАЗУ
так близко, что увидел в НЁМ Любовь!
Глава семейства обернулся сразу!..
А за душой – лишь неземная новь…
Внезапно ГЛАЗ преяро рассиялся!
Лишь СВЕТ настал и больше ничего!
Но дедушка в НЁМ подразумевался…
и все его грехи – до одного!
От яркости закрылись сумки стары,
А в них – мочёны яблочки очей,
Но и сквозь кожу проникал СВЕТ ярый,
Нельзя было укрыться от лучей.
Разорвалась! вдруг СВЕТООБОЛОЧКА
От альфы до омеги бытия,
От ВЕЧНОГО УГЛА до уголочка
на рукаве сопливого дитя.
СРЕДА трещала! вместе с головою
невольного паломника, и стон
истошный подготовился к Исходу
Из Ветхой Боли в Явленный Раздол.
Иная ДАЛЬ иль НЕВИДАЛЬ иная
На зависть Чуду истинно! пришла –
от вечности до вечности святая.
ОНА была… была… ОНА – была!
И ринулся ТУДА тот стон от Боли,
Словно сквозняк в распахнутую дверь,
И дедушка наш тоже выл от ВОЛИ,
Но глас его не слышался теперь.
Кричащий уподобился кликуше,
Не зная поведения верней.
Больших перстов дрожащие беруши
Старик засунул в р;кушки ушей,
А остальными пальцами немыми
Глухо закрыл закрытые глаза,
Как будто бы с невидимой СТИХИЕЙ
Играл дед в жмурки, не взирая на года.
А стон-сквозняк заглох вдруг на пороге
ПРЕСТРАШНОГО ВЕЛИКОЛЕПИЯ!
И подкосились старческие ноги,
И пал гордец до раболепия.
И протрубил тут ГЛАС единовластный!
ГЛАШАТАЙ первозданный протрубил!
Промолвил ГОЛОС ясно и прекрасно!
И не хватало для дыханья сил…
ОН молвил: «Можно!!!» И густые крылья
отняли длани от главы седой,
И вместе с ними плоть отпала пылью,
Одна душа предстала пред СУДЬБОЙ.
От дедушки все примеси отпали,
Психо-замесы бесо-суеты,
Солёный пот и сладостные дали,
Гибриды, яды, прочие финты.
Над дедом возвышалась ПИРАМИДА…
иль КОНУС возвышался от… и до…
Святая многогранная ПЛАНИДА
построена была, но из чего?..
СТРОЕНЬЕ оттенялось сверхсредою,
из таинств состоящей, посему
её палитру передать строкою
и Вдохновению не по плечу.
Отпущенный, как грех, душою деда,
взобрался взор на первую плиту
ПОДЪЁМА, что от верха и до ВЕРХА
и праведных, и падших вёл к СУДУ.
АПОСТОЛЫ сидели – ИСПОЛИНЫ,
На ярусе начальном, как «агу»,
Плечом к плечу душевным монолитом
УЧЕНИКИ сидели на свету.
ИХ покрывала белая одежда
Из радужных волокон облаков,
Лучами были обняты ИХ чресла.
Наш дед не ведал преданней узлов.
Глядел святейший СОНМ единым взором
на дедушкину душу, и её
ОН облучал целительным укором,
как раковую опухоль. И всё
в душе перевернулось или стало
На крепкие колени в лужи слёз.
Греховных клеток мало погибало,
душа ждала возмездия наркоз.
АПОСТОЛЫ внезапно побледнели,
О дно души грешн;й испачкав взгляд,
Сочувствием намоченные веки
От зорких яблок отмывали грязь.
На ярусе втором сидела ДЕВА –
в ночь звёздную была облачена.
Не видела и праведного гнева
в ЕЁ зеницах дедова душа.
ДУШИ пречистой лоно приоткрылось,
Как таинство кормления детей,
Восточная звезда в ДУШЕ светилась.
На деда зрела МАТЕРЬ матерей!
Нетронутый ИСТОЧНИК материнства
свою неиссякаемую суть
дарил, и живоносная водица
по КОНУСУ стекала прямо в люд.
Казалось, ДЕВА в дочери годится
дедку благоговейному. Но вот!
из-под покрова прядке появиться
настал заблаговременный черёд.
Тот локон непослушный был обмокнут
В белила скорби многовековой,
Ведь люди от грехов, гляди, что лопнут.
Наш дедушка заплакал, как мал;й…
И вот уж взор взошёл на ярус третий,
и ИИСУС, одетый в белый свет,
там восседал, и об ЕГО колени
ягнёнок тёрся, ликом – человек.
взор дедушки чуть было не скатился
на дно души с ВЫСОТ весомых, где
он вдруг за женский волос зацепился;
навек прилип тот к БОГОВОЙ ноге,
что миром была мазана, слезами,
устами зацелована, и вот!
ХРИСТОС взглянул сыновними глазами
на душу деда, как ЛЮБВИ ОПЛОТ.
Отпали от души грешн;й тревоги,
Как от плодов запретных кожура,
И стала душка легче тщетной грёзы,
Что аистовы крылья подняла.
Вокруг невыразимой ПИРАМИДЫ
Вдруг ангелочки начали летать!
Младенцы те целебные флюиды
СВЯТАГА ДУХА стали развевать.
И ладан мироколицу и ниши
космические заполнял собой,
И над улыбкой носом шмыгнул нищий,
Уснувший где-то на Земле грешн;й.
Как будто крест загробный на Голгофу,
взвалил дед взор на ПИК ПРИСНОКРАСОТ,
и рифма человеческие строфы
покинула, как дружба ветхий плот.
И ЧТО-ТО проняло больную душу
До бесконечности микромиров,
Как будто лёг на вековую сушу
Святой водицы ливневый покров.
Висел ПРЕСТОЛ – Вселенной тяжелее,
над КОНУСОМ, как дымка над горой,
и не было, и не было милее!
святой ПЕРВООСНОВЫ окружной.
Да, на ПРЕСТОЛЕ восседал ВСЕВЫШНИЙ!
И тихо разлетелся дедов «ах»,
Как будто одуванчиковы нимбы.
А вот ГОСПОДНИЙ образ на словах:
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………
Бог: Глаголы, думы и душедвиженья
Утихните в живом, как в неживом!!!
Внимайте все вопросам ПРОВИДЕНЬЯ
И понимайте, кто их гнёт ПЕРСТОМ!!!
От ГОЛОСА смирились даже вздохи
И тишина, звенящая в веках.
Как из Эдема, из души изгнал ОН охи,
сомнения, и были те в бегах.
Бог: Да знаешь ли, раб БОЖИЙ, перед кем ты
Встал, как неосязаемый улов?!!!
Пред кем твои греховные моменты
Окажутся длиннее вечных снов?!!!
Дедушка: !..
Бог: Ты прав!!! С тобою Альфа и Омега!!!
В ничтожестве ты пал передо МНОЙ!!!
АЗ есмь твоя единственная веха
Пред Раем иль геенной огневой!!!
Дедушка: …
Бог: Не трепещи, дитя седое, будет!!!
Если грехи тебя ко дну не гнут,
А вера возвышает, то да будет
не страшным для тебя МОЙ СТРАШНЫЙ СУД!!!
Дедушка: …
Бог: Но помни!!!
МЫ судим
за мысли, за слова и за свершенья,
за миги, за годины, за века!!!
Здесь
мал; и переборливо Прощенье,
а КАРА больше своего греха!!!
Дедушка: …
Бог: Итак!!! От завиточка до сединки
Немало сделал ты грешных шагов!!!
Шагал ты до конца, до серединки
И даже перешагивал врагов!!!
Дедушка: …
Бог: Уже не плачь!!! СУД не подмочет сырость!!!
Тем паче, ты запомнить должен был:
куда б кто ни шагнул – там МОЯ милость!!!
Я многое тебе давно простил…
Дедушка: !..
Бог: Нет, не благодари!!! Теперь всё тщетно!!!
МНЕ позднее «спасибо» – ни к чему!!!
Тем паче, что и сам ты худо-бедно
Отмаливал и искупал вину!!!
За что-то ты наказывался МНОЮ,
За что-то – бесом и самим собой!!!
Но есть грех лютый, что и по сю пору
Никак не исповедован тобой!!!
Дедушка: ?..
Бог: Забыл в тщете су;тной об ужасном?!!!
Не в силах Память тяжкое таскать?!!!
А Совесть почему же безучастна?!!!
Она должна всю ношу разделять!!!
Дедушка: ?..
Бог: Но Совесть не сгорает от желанья
Твоей грешн;й души грызть горький тыл!!!
Ведь ты Её елеем оправданий
Жал;бно прикормил и – приручил!!!
И стала Та пособницею чёрта!!!
И он уже Её увещевал!!!
Она тебя жрала, как дум когорта,
Когда на зло ты злом не отвечал!!!
Дедушка: ?..
Бог: Давай, старик, припомни грех свой лютый!!!
Ты – молод, вечер, двор родной, скамья,
Уныние твоё твои же руки
Накладывает нежно на тебя!!!
Дедушка: !..
Бог: Припомнил?!!! Плачешь?!!! Страшно перед адом?!!!
Но, слава МНЕ, тебя Смерть не взяла!!!
Любовь с твоей души согнала гада,
Как ворона чернявого с окна!!!
Дедушка: …
Бог: А то б не искупил ты грех убийства!!!
На исповедях убиенных нет!!!
Ты был спасён, однако и попытка
самоубийства – это низший грех!!!
Одни грехи выходят со словами,
Другие – изливаются слезами,
Особые – блевота гонит прочь,
Лихие – с кровью покидают плоть!!!
Ты за свои – стократ уже наказан
И МНОЮ, и собою, и людьми!!!
Но в Рай самоубийцам путь заказан,
И тем, что дело до конца не довели!!!
Дедушка: …
Бог: Но это – участь тех, кто покаянье
На суетность мирскую променял!!!
И ты ведь, старый, был таким менялой,
Когда пред смертью на детей кричал!!!
Дедушка: …
Бог: Должна быть жизнь смиренная у люда,
Чтоб Смерть скоропостижную не звать!!!
Чтобы последней исповеди чудо
Перед СУДОМ МОИМ не пропускать!!!
Тот, кто стоит у МОЕГО ПРЕСТОЛА
С торчащими грехами за душой,
Подобен дикобразу, что в рай. нору,
Завешенную чуткой органзой,
Мечтает незамеченным проникнуть!!!
Но Я тебе простил последний грех,
Ведь детям ты не дал во лжи погибнуть,
Открывши им глаза, хоть и насп;х!!!
Дедушка: !..
Бог: Не надо благодарности!!! Просил же…
Накладывал ты руки на себя!!!
Что может быть греха твоего ниже?!!!
Родителей оставить без дитя!!!
Твой образ у тебя не получался?!!!
Забыл, что ты – творение МОЁ?!!!
Ты с зеркала истории пытался
Смыть тряпкой отражение своё!!!
И куда ж ты тогда думал угодить?
В огонь, жестоковыйная наивность?!!!
Попасть в него заблудшим нелегко!!!
У адских врат дежурит МОЯ милость
Архангелом с любовью нагол;!!!
Дедушка: …
Бог: Ну, полно убиваться во второй раз!!!
Прежде всего ты есмь МОЁ дитя!!!
И слышу Я твой покаянный голос!!!
Я лично исповедую тебя!!!
Дедушка: !..
Бог: О, БОЖЕ!!! Просишь ты, чтобы заочно
Я исповедал и твою семью?!!!
Да-а, ты, старик, построен МНОЮ прочно…
Ну, что ж, услышу и сию мольбу!!!
И в тот момент ГОСПОДНЯЯ ДЕСНИЦА
Взяла за шкирку душу старика
И из неё, как пыль из рукавицы,
Всё вытрусила, всё, всё до грешка!
Сыновней волей явленного СПАСА
Отстало зло и от его семьи,
Как будто бы разваренное мясо
От беленькой и гладенькой кости.
душа, как шар, над небом воспарила,
Но напоролась вдруг на острый ВЗОР,
И лопнуло тщеславие из мыла,
И рухнуло с ВЫСОТ на свой шесток.
Бог: Теперь, гордец, ты понял, что как только
Прощением душа осенена,
Грехи в ней зачинаются вольготно?!!!
А значит: нужно каяться всегда!!!
Дедушка: !..
Бог: Ну, а сейчас ты будешь знать причину!!!
Причину, по которой сам ГОСПОДЬ
Тебя ТУТ исповедал не по чину,
Твой лютый грех отрезав, как ломоть!!!
Дедушка: ?..
Бог: Сия МОЯ премилость есмь награда
за то, что свою миссию довёл
ты до конца, до светлого начала,
не ведая свою святую роль!!!
Дедушка: ?..
Бог: Да, ты был послан МНОЮ в лоно тлена,
Чтоб гения-спасителя спасти!!!
Дабы он мог, как вечное полено,
Себя разжечь во тьме людской души!!!
Дедушка: ?..
Бог: Ты спас его!!! Тебе Я благодарен!!!
Тебя Я исповедал!!! Дух твой чист!!!
Теперь перед тобою пахнет Раем!!!
Влети в него, как в книгу свежий лист!!!
Дедушка: ?..
Бог: Ты спрашиваешь, где твоя чудинка
Спасителя спасла от смертных дней?!!!
А помнишь на перроне ту кувшинку,
Которая торчала средь людей?!!!
Дедушка: ?..
Бог: Кувшинка есмь поэзии хозяин!!!
Поэзии, которая жива!!!
Её возможно осязать глазами!!!
Она врачует в глаз и за глаза!!!
Поэзия вскрывает иножизни!!!
Поэзией глаголят Небеса!!!
Она – не зарифмованные смыслы,
не образы и даже не краса!!!
Истинная поэзия
Мужества лишена!!!
Где восседает М;ССИЯ,
Паства защищена!!!
Дедушка: !..
Бог: Да-да, тот самый парень бородатый
И есть великий гений на Земле!!!
А ты – его великий помогатый!!!
Взгляни же!!! Вон и Рай идёт к тебе!!!
Возник вдруг на условном горизонте
Бутон неописуемой красы!
И стал он распускаться, словно Солнце,
Распахивая лепестки-лучи!..
Дева Мария: А она?
Цветок вдруг замер!.. ЖЕНСКОЕ главенство
остановило Райское родство.
Его благоуханное блаженство
Обратно возросло в своё нутро.
Бог: ПРЕЧИСТАЯ права!!! Твоё спасенье
от лап Самоубийства не могло
придти без добровольного веленья
твоей жены любимой… И ещё!!!
Без женщины твоей МОЯ кувшинка
Колёсами раздавлена б была!!!
Старик, твоя вторая половинка
Талант располовинить не дала!!!
Дедушка: !..
Бог: Твоя супруга волосом небесным
Пронизана от темени до дна!!!
Она и стала ниточкой прелестной
Для твоего нательного креста!!!
Сердечник МОЙ в жене гудел и гнулся,
Но был неуловим ни днём, ни сном!!!
Её оси ты так и не коснулся
Ни дланями, ни взглядом, ни умом!!!
Закрытые глаза и сновиденье
Жену не в силах точно срисовать!!!
Увы, не может и воображенье
Её все грани к солнцу приближать!!!
Жена тебя собою заполняла
До края, до избытка, до того,
Что даже и местечка не хватало
в тебе для осознания сего!!!
Но всё же… всё же… нечто подмывало…
и где-то там… на отшибе души…
прозрение о благе прозябало…
Но вне мозгов идеи не слышны!!!
Границы её сути боговерной
Порой доходят даже до МЕНЯ!!!
И Я их нарушаю ежедневно,
А ты не перейдёшь их никогда!!!
Ты мал ещё, старик, чтоб погрузиться
На БОГОВЫ глубины доброты,
Которою жена твоя лучится
В туманности наземной суеты!!!
Она сама ту милость заслужила,
Которую ты чудом наживал!!!
Она тебя сама и полюбила!!!
Совсем чуть-чуть Я чувству помогал…
Дедушка: !..
Бог: Теперь лети!!! Лети туда, где сопки!!!
Где без шипов цветут семейства роз!!!
Но только знай: влетишь ты в Рай по тропке,
проторенной крылами её грёз!!!
Дедушка: !..
Разверзнул! запредельное ПРОСТРАНСТВО
ДЕСНИЦЕЮ ГОСПОДЬ, как Разум мысль.
Казалось, что родное постоянство
Заключено в том ЖЕСТЕ, будто смысл,
Что молния на БОЖЬЕМ одеянье
Презвонко расстегнула горизонт,
Что сущность старца в собственном сиянье
Влетит к НЕМУ за пазуху вот-вот.
То и свершилось! Ангельская птица
с зеницами возлюбленной с Земли
вдруг душу подняла и, как молитва,
внесла её вглубь БОЖЬЕЙ ТЕПЛОТЫ!
Рай. прелесть совершила вдох свободный!
И дух в неё влетел, как поцелуй!
Чумазый Воздух лип к устам бесплотным,
А Ветерки, испачканы в пыльцу,
Засеяли пространство Ароматом,
От коего кружилась и душа.
А Сопки бесконечности – тут рядом –
скрывали дали грешного житья.
Там облака вершины задевали,
Там струи водопадов горячи,
Ветра их в русы косы заплетали,
А Солнышко вплетало в них лучи.
Светило в полный рост в Раю стояло,
Стояло, широко расставив свет,
И Небеса собою подпирало,
Чтоб упоенье не пошло во вред.
И капала сапфировая жидкость,
И зачинались синие Ручьи
И звонко демонстрировали прыткость
В наивном наполнении Реки.
Кривили Повороты, Перекаты
Её горячий, чистый, стройный стан,
Ведь это Жизнь неслась в отвесных рамках
В долину Сопок, в грешной жизни гам;
Бежала в перламутровых пределах,
В крутых, как нрав, жемчужных берегах.
Сонм Рыбок золотых скакал быстрее,
Теченье оставляя в дураках.
Жизнь жидкую мутила всяка сила:
и Спешка, и Препятствие, и Вир!
В воде не растворились! пятна мира,
Чтоб всё ж умаслить иссушённый мир.
На солнечных Салатовых Полянах
Вдыхала полным стеблем Мурава
речную влагу и казалась пьяной –
как Юность от Ветров – туда-сюда.
Рекою окроплённые Бутоны –
все в ярких красках – муслили Среду,
Текли разводы на лоне Природы,
Как на альбом. листах в детском саду.
Дерево Жизни Речка подмывала,
Или её – признаться в чём-нибудь,
Растение плоды в Поток роняло,
И тот их нёс – кормить людскую суть.
По заданным воздушным коридорам,
тараня Листья, Живность на крылах
металась жадно под ветвистым сводом,
как Вдохновение в извилистых мозгах.
И Звери под покровом листопада,
Которому начаться было лень,
Качались по тени, борясь с усладой,
Беззубым рыком заглушая трель.
Под сенью д;ши в счастье отдыхали
от вечного блаженства, и они
друг друга с каждым взглядом узнавали
и тут же забывали про грехи.
дух деда Умиления стихия,
казалось, в Небо всеяла, но нет,
взашей гнала за Сопки Ностальгия,
в очах её размытых – окон свет…
Бог: Душа моя!!! Куда же собралась ты?!!!
Нельзя же вновь начаться от венца!!!
Неужто этот Сад приснопрекрасный
Ещё не превратил тебя в юнца?!!!
Дедушка: …
И вдруг ГОСПОДЬ ДЕСНИЦУ свою поднял!
и протянул её к седой душе,
РУКОЮ ОН тоску от сердца отнял,
а после ДЛАНЬ оставил на челе.
РУКА была и женской, и мужскою,
И детскою, и старческой была,
Была она далёкой и родною,
Была она тепла и холодна.
душонка стала частью обновлённой
ЕГО непостижимой красоты,
и святость из слезинки умилённой
сверкала с силой СПАСОВОЙ звезды.
Уста свои, нагретые слезами,
В ЛАДОНЬ БЛАГУЮ дедушка вложил,
И шрамик, вскрытый острыми Горами,
Казалось, на душе уже зажил…
Дедушка: Да Господи!..
Да я домой хочу!..
В свой сад!..
К любимой!..
К внукам!..
К детям!..
К зятю с невесткой!..
А тебя я уже осязал…
когда внуков своих обнимал…
Отпрянула РУКА от недовольства,
Как от тигрёнка, выросшего вдруг.
Все дружно обернулись к своевольству,
И разомкнулся единенья круг.
Бог: Каб ты так рьяно молился!!!
Дедушка: …
Бог: Хм-м-м…
Да, Чувству твоему тут стало тесно –
в цветущей безграничности святой!!!
Гляди, что твердь под нами скоро треснет,
И благо капнет на вертеп земной…
Впервые в этом Мире идеальном
Я слышу ропот!!! Только потому
тебя не в преисподнюю отправлю,
а в ад земной, на родину твою!!!
Дедушка: !..
Бог: Однако, по тебе там так рыдали!!!
Как МАШЕНЬКА по МОЕМУ СЫНКУ…
Поэтому тебе Я обещаю:
Любовь и Вечность в дом твой поселю!!!
Дедушка: !..
Бог: Отрёкся ты от вечного Цветенья,
Блаженство променявши на удел!!!
Взамен тебе позволю без стесненья
Спросить МЕНЯ про всё, что ты хотел!!!
Дедушка: !..
Бог: Вопросов глупых ржавые вериги
Натёрли уж людские языки!!!
Вопросиков змеиные изгибы!!!
По ним слова не ходят напрямки!!!
Дедушка: !..
Бог: Так пусть вопросов тех хребты кривые
покажутся, но лишь из твоих уст!!!
На них взвалю ОТВЕТЫ неземные,
А ты их по Земле отправишь в путь!!!
Дедушка: ?..
Бог: Старик, мал; ведь и грудное чадо,
Но всеми слышен громкий его плач!!!
Так и пророку знатным быть не надо,
Чтоб внял ему и бедный, и богач!!!
Пастух Давид был ростом – еле-еле,
Но так играл, что – ой-ой-ой-ой-ой!!!
Была слышна мелодия свирели
И верной, и заблудшею овцой!!!
Дедушка: !..
За голову дед взялся, как за глобус,
Пол мира на котором во снегу,
И стал трясти, покамест Южный полюс
Не сплавил по воде вопрос во льду.
Дедушка: ?..
Бог: Зачем добру духовному красоты?!!!
Зачем в Эдеме царствует Краса?!!!
Ну, ты ж ведь сам сейчас свои вопросы
Причёсываешь, словно волос;!!!
Дедушка: …
Бог: Да просто хаос так тяжёл для взоров,
Что очи закрываются у душ!!!
И их Любовь уже не видит БОГА!!!
А Воля неприступна – рушь – не рушь!!!
Дедушка: ?..
Бог: А про-пор-ци-о-наль-ность… Что за слово?!!!
Не мог его придумать РАЗУМ МОЙ!!!
Дороги предсказуемые внове
не будут душам!!! Значит: жди застой!!!
Дедушка: ?..
Бог: А Вечность без развития – не Вечность!!!
Она без обновления – старьё!!!
Ведь Вечность без движенья – скоротечность!!!
Тогда Она – лишь вечное ничто!!!
Дедушка: ?..
Бог: Поэтому, чтоб Сад МОЙ не увянул,
Его Я золотою красотой
Из лейки серединной поливаю!!!
Источник прелести есмь вечная Любовь!!!
Дедушка: ?..
Бог: Конечно, да!!! И для МЕНЯ есть ТАЙНЫ!!!
Я их СЕБЕ умышленно создал!!!
Чтоб замыслы МОИ не иссякали!!!
Чтоб Вечность вдруг не встретила Финал!!!
Дедушка: ?..
Бог: В Эдеме кейф – не смешанный с грехами!!!
Он созидает!!! И, плюс ко всему,
меж адом и вот этими Краями
есть разница благодаря ему!!!
Дедушка: ?..
Бог: Что-что-что-что?!!! Он полагает, грешник,
Который в сладких оргиях прожил,
Вдруг искренне покаявшись пред смертью,
Отправится в МОЙ сладкий Райский мир?!!!
Дедушка: !..
Бог: Ну, что за глупость!!! Даже Я предвидеть
её не смог!!! Скажи соседу, что
ему велел Я грешны грёзы снизить,
покамест не свалились на него!!!
Дедушка: !..
Бог: Во-первых, всё развратное варенье
Пропитано отравой грязных рук!!!
Поэтому ещё при жизни грешник
Налижется полыни плотских мук!!!
Дедушка: ?..
Бог: А во-вторых, раскаявшийся грешник
По сути – человек уже другой!!!
Его душа войдёт в Эдем, конечно!!!
Но только обновлённою, иной!!!
Дедушка: ?..
Бог: Смерть – это отравление Совести
Ядом твоей подлости!!!
И тогда!!!
Предстаёт Жизнь в чёрном обличии!!!
Ты отсутствуешь при наличии!!!
Но!!!
Искупленье животворящее
Воскрешает душонку зряшную!!!
Дедушка: ?..
Бог: Когда Адам и Ева согрешили
И застеснялись, стоя в неглиже,
Я стёр с лица Земли Сады Святые!!!
Они на ней не вырастут уже!!!
Дедушка: …
Бог: С тех пор блаженств процентики земные
Примерно одинаковы у всех!!!
Влюблённые, малые и святые
В душе имеют собственный Эдем!!!
Дедушка: !..
Бог: Поэтому тот, кто пресыщен лишним,
В потребном обнаружит недочёт!!!
Ну, а того, кто пропитанье ищет,
От радости стошнит, когда найдёт!!!
Вы все МОИ детки…
вы братья и сестры…
У вас одна словесная основа,
Но помыслы – совсем не по родству!!!
Да и благонамеренное слово
С различной чистотой звучит у двух!!!
Дедушка: ?..
Бог: Зачем нужна свобода людям грешным,
Когда, как вседозволенность, она?!!!
Уж лучше вседозволенность с надеждой,
Чем нескончаемость небытия!!!
Дедушка: ?..
Бог: Конечно, да!!! Свобода человека
Сначала заключается лишь в том,
Чтоб стать МОИМ слугою или беса,
бесовским или БОГОВЫМ рабом!!!
Прошу тебя, скорее осознайте –
не создавали вы ни мира, ни себя!!!
Прошу тебя, скорее принимайте
Своё «немножко» и МОЁ «всея»!!!
Но верный раб МОЙ рано или поздно
Становится МНЕ другом… и сынком…
Поймите вы – в Любви МОЕЙ надзвёздной –
милей, чем в своеволии своём!!!
Дедушка: ?..
Бог: О, нет, сынок, нет силы надо МНОЮ!!!
МЕНЯ никто, никто не создавал!!!
Я был всегда!!! И был Я сам с собою…
Поэтому людей Я сотворял…
Дедушка: ?..
Бог: Да ну, «всегда» – это не так уж много,
Как кажется с Земли, что чуть видна!!!
Охватывает Вечность РАЗУМ БОГА,
Точно кавычки слово «навсегда»!!!
Дедушка: ?..
Бог: Нет-нет… Я – БОГ!.. Чужды МНЕ сентименты!..
Но чую одиночество и Я…
когда для сатаны вы, МОИ детки,
вдруг отрекаетесь жестоко от МЕНЯ…
Рабы кумиров… идолов… маммоны…
О, дети, – наказание моё!!!
Глядят на зеркала… как на иконы…
целуя отражение своё…
Ты передай земному человеку:
ничто так не плодит царей-божков,
как чувство, что прощает кляп и клетку, –
наивная народная любовь!!!
Свободы расхрустальные сосуды
Даны вам лишь для милости МОЕЙ!!!
А вы их разбиваете о путы
Иль полните подачками царей!!!
Сосуды превращаете в копилки!!!
В них мерзость с нечистотами бродят!!!
В сосудах пепел, кровь, сердец обмылки!!!
Из них вы пьёте сатанинский яд!!!
Дедушка: Господи… а-а-а
откуда в Раю
появился змей-искуситель?..
Откуда он там взялся?..
Как он туда прополз?..
Кто его выдумал?..
Кто создал зло?..
Для чего?..
Бог: …
Дедушка: ?..
Бог: Я строил МИРОЗДАНИЕ усердно
По чертежам своей большой ЛЮБВИ!!!
А потому рабом ЕЁ системы
Быть просто невозможно, ты пойми!!!
Дедушка: ?..
Бог: ЛЮБОВЬ есмь БОГ!!! Ты сам об этом знаешь!!!
И знаю Я, что сей вопрос не твой!!!
Поэтому для друга повторяю:
ЛЮБОВЬ есмь Я, Я – всюду, Я – с тобой!!!
Дедушка: ?..
Бог: Я есмь ЛЮБОВЬ!!! И так это понятно!!!
На ясность тратишь время ты МОЁ!!!
Но ежели тебе это приятно,
Задай мне свой вопрос смешной ещё!!!
Дедушка: ?..
Бог: С ЛЮБОВЬЮ МЫ есмь ИСТИНА СВЯТАЯ!!!
И ничего добавить тут нельзя!!!
Неужто ты… на ВОЛЮ посягая…
вопрос последний МНЕ задашь сейчас?..
Дедушка: А-а-а что есть истина?..
Бог: …
Дыханье Сада замерло внезапно!
Свободы Птах в ветвях уже не пел…
Как будто кто-то фотоаппаратом
На время Вечность ту запечатлел.
Вдруг деда подхватил прохладный Ветер
И, как орлица полевую мышь,
Стремительно понёс к голодным детям,
Голодным до отеческой любви.
Меж Гор его носило, словно шарик,
Что в детском лабиринте за 7 коп.,
Казалось, наш старик невольно шарит
В пустом кармане Времени с дырой.
Былая плоть за поворотом каждым
На душу налипала, как грехи,
Казалось, кто-то шуфельной лопатой
Забрасывал дерьмо на дно души.
С души слетала память об Эдеме,
как бусы с нити порванной, и вот
старик уже блевал от потрясений,
блевал на долгожданный ПЕРЕХОД.
Встречалась там со Святостью Греховность,
чтоб обменяться пленниками. Вдруг!
на перешейке бело-чёрном совесть
зубами зацепилась за ЧЕРТУ.
И вот уж дух двоиться стал от муки,
Как будто на него с чужих плечей
Плоть положила глаз свой близорукий,
Что был подпорчен искрами страстей.
Как меч, Крест отрубил в крикливой пасти
посредника от Тьмы змею-язык,
и дедушка на бело-чёрной части
протиснулся куда-то в серый стык…
Очнулся дед, разбуженный лучами
ТОГО, кто держит слово крепче всех(!),
ибо ЕГО деянья начинались
со слова, ставшего вехой из вех.
Старик куда-то в небо улыбнулся,
Вдохнул душою полной весь свой край,
От колко-тёплой почвы оттолкнулся,
Поднялся и пошёл в домашний рай.
Шёл по зарослям – таинств носитель
И следы оставлял с глубиной
там, где бледных поганок погибель
свой конец нашла под подошвой…
Свет тяжелеет – потный, застоялый,
Не надышаться б им до тошноты.
Засвечены малейшие изъяны
Жилища, древа, кожи и души.
Липучий Полдень отовсюду смотрит,
Он скорбно осклабляется, молчит.
Из будущего слышен Смерти окрик,
Но Жизнь к ней на свиданку не спешит.
Вдруг шкурою медвежьей навалилась
Такая Тишь на блудного отца,
Что сердце за грудиной слышно билось,
Как рыбь на дне дырявого ведра…
Внучек: Бабушка!.. Бабушка!..
Внученька: Бабушка!.. Бабушка!..
Внучек: Там наш дедушка!..
Внученька: Там наш дедушка!..
Бабушка вздрогнула,
Словно в неё
Вселилась жизнь.
Бабушка пахла эфиром,
Как будто в облаках ночных блукала,
Запутана заблудшею Луной,
Пристанище покойника искала
И, не найдя, нашлась тут чуть живой.
В глухой тесн;те траурного плата
Держала под узлом, как под замком,
Сухие фрукты из святого Сада
И роту мыслей про Армагеддон.
А на самом-то деле
Дедушка покоился
И ни над головой, и ни у пяток,
А в скорбной человеческой тиши,
Под горечью обмокших карих яблок,
В песчаном свете любящей души.
О, бабушка!
Словно монокли сразу в две глазницы
ей кем-то были вставлены… хотя…
скорей, телескопические линзы
покрыли её щурые глаза.
И взора острота могла столкнуться
с – орлиною в эфире высоты!
Две зоркости не в силах разминуться
Без с;ринки, реснички иль слезы.
Взор бабушки упругий был и крепкий.
И мог бы по такому вот пути
Лихой канатоходец боговерный
От слёз до Утешения пройти.
Вдовий взгляд был
Быстрее Эха, вековой беглянки,
И настигал видения свои,
Он гнулся, словно локон на фаланге,
И огибал чужие миражи.
В ушках на макушке бабушки
Почти совсем неслышный скрип калитки
Звучал, как скрежет встречных поездов,
Её озноб – особенно зернистый –
для распознания знакомых ветерков.
И кто её Наитие осудит?!
Оно могло учить, а не юлить!
И – пальцем указать на то, что будет!
Нет, всё же… всё же ждать, значит, не жить…
Внучек: Там наш дедушка!..
Внученька: Там наш дедушка!..
Дочь: А ну-ка, цыц!
Как вы смеете так шутить?!
Сын: Сейчас-ка я им ремня дам!
Зять: Присоединяюсь.
Невестка: Да зачем?
Малым просто показалось.
Внучек: Какое «показалось»?!.
Внученька: Какое «показалось»?!.
Внучек: Там дед из лесу идёт!..
Внученька: Там дед из лесу идёт!..
Взрослые: Чей?!
Внучата: На-а-а-ш!..
Дочь: Да ну, шутка это…
Их жестокая шутка…
Невестка: Да не шутка…
Это просто детские фантазии…
Сын: Пошли в дом…
Зять: Пошли…
Вдруг
На глазах у всех
Бабушка встала,
Встала высоко!
И непоколебимо,
Неостановимо,
Неминуемо,
Как само Воскрешение,
Пошла к калитке.
Заворожённые ВЕРОЙ
Все потянулись за бабушкой…
И вышла Она за калитку
И слетел с Её головы
Мокрый чёрный платок,
И улетел он в лес.
Вдруг бабушку целительным ознобом
Покрыл какой-то благотворный страх:
«Любимого… наполненного сроком…
душа моя вместит ли впопыхах?..»
Навстречу
шёл Человек с ресницами седыми
и выгоревшим локоном. Душа
благоухала миром, и сухие
уста слипались, манною дыша.
Он плыл, как приземлённый дирижабль,
Наполненный дыханием благим.
Металлолом из суебесных сабель
Был оболочкой нежною тупим.
И дошёл Он,
И пала Она перед Возлюбленным
На мозолистые колени,
И смертельная скорбь Её
Влезла в Землю с корнем,
И все родные
От мала до велика
Пали перед Ним на колени.
У кого-то подкосились ноги,
У кого-то – мысли,
А у кого-то – выпрямилась душа.
И даже цветы
Склонили свои бутоны
К Его ногам.
Но вдруг Он тоже
Пал перед родными на колени,
И содрогнулась Земля-матушка(!),
И всем показалось,
Что слетело с неё
Всё суетное,
Всё напускное,
Всё смертное.
Любимые, друг в друга завернулись,
Плечами подбородки подперев,
И з; спины друг другу заглянули,
Глаза в слезах вниманьем протерев.
В забытом мире прожитых пророчеств
Оборвались у трепентых Теней
Глубокие следы двух Одиночеств,
Следы полны надеждовых кровей.
Отпрянув от взаимного былого,
Возлюбленные, губы навострив,
Смесили их у обморок-порога,
На двери ЛЮБОПЫТСТВО навалив.
А та всегда податлива сознанью,
Как тайна-ночь дотошному лучу,
Предались петли сладкому стенанью,
И поцелуй влетел во мглу ничью…
Там громовые ливневые капли,
Загруженные высотою грёз,
Прямили злом изломанные прядки,
Мел седины смывали с Их волос…
Оч-ну-лись…
Дедушка: Малыш, я тут на тот свет слетал…
за Вечностью…
Извини, что не предупредил…
Да я-то и отсутствовал
Всего полтора месяца…
да и того меньше…
Со счастья начинается оно –
моё скоропостижное житьё.
Ну же, улыбнись, милая.
Добрая улыбка –
это блеск любви.
Бабушка улыбнулась,
И семейство приобрело
Законченный вид,
Вид НАЧАЛА…
В этой семье
Все души
Нашли друг друга,
Нашли в непролазных дебрях
Плодородного подсознания,
Разросшегося до разрушения,
Нашли и жили.
И жили они долго,
И жили они вечно,
И жили они счастливо,
И жили они в нас,
А мы – в них,
И стали они, как мы,
А мы – как они,
И стали они нами,
А мы – ими,
И жили мы долго,
И жили мы вечно,
И жили мы счастливо!!!
ЭПИЛОГ
Меж клыками у сатаны
Вся планета, словно орех.
Треск контузит земной коры…
или это зловещий смех?..
А в клыках… всюду норы змей…
и на дне там… тихо лежат…
черепки пропавших детей…
ЗМЕИ В них УЖЕ НЕ СИДЯТ!
А песок хрустит на клыках,
Пломбируя норы свинцом,
Нераскопанный смерти прах
Разрывается в нас грехом.
Океанов солёный сок
Заполняет гнилую пасть.
Как бы лавой людскою в срок
Нам в горнило не стечь, не пасть…
2009-2010 г. г.