— Что вам надо?
Она улыбаетя спокойно и величаво, будто бы снисходительно, как мать, выслушивающая извинения сына за разбитую чашу. Трубочист быстрым оценивающим взглядом проходится по одежде незнакомки — простая и ладно скроенная, сидящая по фигуре как влитая. Альфа ещё более враждебно смотрит на чужачку сверху вниз, балансируя на краю крыши.
— Вы — танцующий с Эфиром.
Синеглазый озадаченно чешет щёку, оставляя на ней тёмные полосы сажи. Странная девушка прикладывает ладонь к лбу козырьком и смотрит на трубочиста серьёзным, вдумчивым взглядом, словно желая заглянуть сквозь него. Тот грозит ей кулаком и она, негромко рассмеявшись, уходит, не оглядываясь. Вскоре её фигурка растворяется в толпе горожан, и Альфа, пожав плечами, возвращается к работе, осторожно переступая места с подвохом.
***
— Что ты загадала?
Лик темноволосой преображается, когда добрая улыбка трогает уголки её губ. Только что ночное небо распорола падающая звезда.
— Это секрет, Альфа. Если я тебе его раскрою, моё желание не сбудется.
Он, сцепив зубы, отворачивается. Цикады и сверчки не замолкают ни на миг, создавая уютную ночную какафонию. Веста водит ладонью по сухой земле, едва слышно напевая старинную песню, язык которой Альфе неведом; воздух вокруг девушки заряжен пульсирующей теплотой.
— Люди пытаются облегчить себе жизнь, внушить, что от силы их мысли что-то зависит... Чепуха. Уж лучше бы они тратили время не на любование недостижимым небом, о котором не знают и толики правды, а приложили бы усилия для изменения собственной жизни.
Веста поднимает голову и смотрит на говорливого синеглазого так, словно бы впервые видит. Он, обняв колени руками, закрывает глаза, убаюканный тихим пением и теплом темноволосой.
***
— Почему ты не боишься меня?
Веста тщательно промывает серебро под водой; движения её становятся более нежными, когда щётка касается непосредственно самого турмалина. Поблёкшее со временем кольцо вновь мерно сияет. Веста нанизывает кольцо на прочную нить и одевает на шею синеглазого.
— Я боюсь только собственной слабости.
Альфа обиженно поджимает губы, как обидевшийся ребёнок; ему хочется испугать её, доказать, что он не тот, за кого она его принимает. Хочется вновь почувствовать одиночество, всецелое и непоколебимое, устойчивое и неразрешимое - столько раз он отталкивал Весту, тем самым крепче привязывая к себе.
— Значит, я должен стать твоей слабостью.
Альфа срывает кольцо с нити, оставляя неглубокую вмятину на шее, и сжимает его в руке, раздумывая о дальнейшем поступке - выбросить кольцо в окно, как следует замахнувшись, или оставить всё как есть. Глаза Альфы бегают, он хочет увидеть неприязнь в выражении лица темноволосой, но видит лишь понимание — что ещё больше распаляет синеглазого. Он убегает, прижимая к груди серебряное украшение.
***
— Что ты будешь делать, когда я умру?
Они лежат в поле, раскинув руки, впитывая жизненную энергию вспашенной земли, вулканическую, мощную, оглушающую силу первоначальной стихии. Веста зажмуривается, словно не желая представлять себе картину смерти Альфы, пытаясь продлить блаженный момент покоя и умиротворения, а синеглазый, жуя пшеничный колосок, испытующе смотрит на неё, ожидая ответа.
— Всё рано или поздно заканчивается. Я — дряхлый старик по сравнению с тобой, но ты прожила полную, яркую, достойную жизнь, пусть и несравнимо короткую. И когда я умру, единственное, что тебе останется делать — продолжать жить так, как ты жила до меня.
Темноволосая берёт его за руку и подносит ладонь к губам, вдыхая запах гари и дыма, которым пропахся насквозь весь Альфа; синеглазый вздыхает, ощущая рокировку — теперь он не может смириться с ребяческим упрямством Весты, ныне он чувствует ответственность за неё, а не наоборот.
— Будь готова к тому, что в любой момент я уйду, превращусь в звёздную пыль; и ты вздохнёшь полной грудью, оттолкнёшься и воспаришь в небе, которое я в своё время отверг.
На белое платье Весты садится бабочка.
***
Она в тот день загадала, чтобы он никогда не умирал; кольцо с турмалином он носит в зашитом кармане в рубашке — во сне оно колется, поэтому приходится переворачиваться на бок; танец с мифологическим богом воздуха Эфиром хаотичен и непоследователен, груб и не слажен, но она хлопает в ладоши от восхищения и охает, закрыв руками лицо, если он находится в опасной близости к краю; слабостью её он так и не стал — но порочным пристрастием, пагубной привычкой, рефлексом, машинально выработанным жестом; бабочка увековечена в янтарном медальоне, застыв навек в вязкой сиропной консистенции. Альфа играет с памятью, как с пусканием блинчиков по воде; он чувствует на пальцах сухой след то ли от муки, то ли от пыли — наверное, так пекутся \ так рассеиваются по космосу воспоминания. На его лбу проступают капельки пота — духота висит дамокловым мечом; изредка плотный сгусток жары прорезает игривый ветерок — Веста убегает, и волосы её развеваются. Неосторожное движение — и, оступившись, она подворачивает ногу; синеглазый равнодушно глядит ей вслед, потирая пальцы. Рецидив безумия, во время которого он вылил в её чистую, как мирра на иконах, душу мазут прошёл, наступила пора анабиоза; он ещё долго не будет понимать, что произошло и почему он так поступил. И почему после неё впервые пахнет не молоком, а горечью цикория.