В этом мрачном подземелье никогда не гаснет свет.
В этом мрачном подземелье никого живого нет.
При гнетущем освещеньи только мрамор и гранит.
В центре залы трон священный, крытый золотом, стоит.
Эту залу я, в смятеньи, обошел со всех сторон,
Но нужны мне были деньги, и украл златой я трон.
Мне ведь, по большому счету, на богатство наплевать.
Нужно золота, всего-то, килограммов двадцать пять.
Вот тащу я трон, натужась, через мраморную дверь,
Вдруг передо мной, о ужас! то ли призрак, то ли зверь.
Красный глаз торчит, мигая. Весь в прыщах зеленый нос.
Пот холодный прошибает. Где спасенье? - вот вопрос.
А под тем зеленым носом сорок восемь цепких лап.
(Или, может, тридцать восемь. В арифметике я слаб.)
В каждой лапе по прибору: ятаганы и ножи.
Кто увидит, с пересеру, на Камчатку убежит.
Глаз в меня уставлен строгий. Впору зайцем задрожать.
Я давно бы сделал ноги, только некуда бежать.
Блещут ножики клинками, красный глаз огнем горит.
Из ноздрей пуская пламя, он с укором говорит:
"Сотни лет в центральной зале трон священный простоял,
Сотни раз мы собирались на священный ритуал.
Осквернившего святое смерть мучительная ждет...
Привлекает золотое вас, бессовестный народ.
Но другие понемножку собирались воровать -
Отвинтить у трона ножку, подлокотник оторвать...
Ты ж, бессовестная рожа, с корнем вырвал красоту.
Да с тебя за это кожу я сдеру по лоскуту!"
"И сдерет ведь," - я подумал, озираясь на ножи,
И на взгляд его угрюмый. Сразу захотелось жить...
Может быть, с большого страху, я сумел так нагло врать.
На груди порвав рубаху стал я с жаром отвечать:
"Ты считаешь, я - грабитель! я - разбойник и вандал?!
Я от трона даже винтик, золотой, не оторвал!
Не металл презренный... Нужен мне божественный узор,
Покрывающий снаружи трон златой, лаская взор.
К золоту презренья чувство я испытывал всегда.
Чтоб в народ нести искусство я всю жизнь свою отдам!
Чтоб не ты один, безвестный, на чудесный трон глазел,
Я отдам его в наш местный краеведческий музей."
Я б смеялся во всю душу, если б в страхе не дрожал.
У него имейся уши, так свисала б с них лапша.
Ах, как трогательна повесть! Жаль в меня клинки вонзать?
Пусть его замучит совесть, все ж, не даром умирать.
Но, войдя с испуга в чувство, видно я переборщил.
Видно я любовь к искусству чуду этому внушил.
Он прыщавым шмыгнул носом. Глаз, моргнув, слезу стряхнул.
И, кинжалы спрятав, просто трон из двери потянул.
Лучше б он меня зарезал (ты уж, Господи, прости).
Он помог мне трон чудесный до музея донести.
Где роскошная квартира, лимузин и вертолет?
Сдал музею этот ирод всей души моей полет.
Я от ужаса проснулся. Что приснилось, просто жуть!
Иль башкою долбанулся, или съел чего-нибудь.
Я б, залив досаду зельем, позабыл про странный сон,
Но стоит теперь в музее золотой священный трон.
1994