1
"Пора несбывшихся надежд
из непорочных одеяний,
подобострастие невежд
букет жестоких злодеяний,
и попадая в эту грязь
при этом оставаться чистой?
Из всех грехов, сплетая вязь,
в корону девственно-лучистой.
Здесь, ты единственна чиста
и за владыкой в маске мима,
Все сокровенные места...
святыни Иерусалима",-
так полагал больной король,
и если ты, так тяжко болен,
другой, играет твою роль
и этим мир вполне доволен.
"Меня, в интригах не виня,
мой выбор Франция одобрит,
умру, сожгут, и от меня
Святую землю, прах удобрит.
Но, как без тела, головы
перед Всевышним я предстану?
Но не предстану, и увы ...
я здесь, уже ни чем не стану.
Да, и откуда в притчах быль,
наверно сказки эти были,
что даже на дороге пыль,
не будет частью звёздной пыли.
2
Да, были, были, были
Все эти небыли и были...
Хотелось: жить, бежать, идти,
теперь не доживу до тридцати.
Приснилась мама, говорит: "Лети"
теперь не доживу до тридцати.
И почему то вспомнил про отца:
"Проказа, оставляет без лица...""
В покоях шум, в мою обитель
вошел Тиберий: "Повелитель..."
Король: "И помереть, спокойно не дают,
и где спокойствие моё, и где уют?"
Тиберий: "Всё эти слухи о принцессе..."
Король:" А что, они уже в процессе?"
Тиберий: "Нам не хватало лишь инцеста,
пожалуй, будет хуже - квеста,
принцесса, знаете - невеста.
Всё, неуемная толпа,
она конечно же - слепа,
кровосмешение, для них...
Повесил я, уже троих."
Король: "Да слухи хуже камнепада,
она совсем не будет рада..."
Тиберий:"... знаю, что не рада,
и мы, повесим сколько надо."
Король: "Тиберий - горе, ты моё,
и это, не обрадует её...
Применим мы простую меру,
ну скажем, как бы для примеру,
и, оскорбившего сестру,
тот час приговорим к костру.
Себя, по прежнему веди,
ко мне Сибиллу приведи"
3
Король: "Тиберий - ты, иди.
Ко мне, Сибилла, подойди.
Тебя, заносит и без крена,
ты не спросясь у суверена,
вдруг посетила Ибелин,
где нет лесов, где нет долин,
миф, из рассказов и былин*"
Сибилла: "А я, сама себе велю,
неподотчетна королю."
Король: "Давно сказать тебе пора,
Годфри в опале у двора.
Тебя не жалуют невежды,
и даже белые одежды,
тебя не могут обелить,
сестре и брату, нечего делить.
Сибилла - ты моя сестра,
строптива, на язык остра,
зачем такая мне сестра?"
Сибилла:" А я, тебе, и не сестра,
и ты, без совести, и без лица
мог съездить, посетить отца,
прикрылся б что ли, паранджой
барон тебе ведь не чужой..."
Король: "Ну это, уже слишком,
здесь ты, да со своим умишком,
спросила бы, самого
не наша эта тайна и не его.
Давай теперь без фокусов, идей
из за тебя, мы вешаем людей.
Последний шанс тебе даю,
за Монферата замуж выдаю
и замок есть, скорей пустырь,"
Сибилла:" Я не пойду."
Король:" Ну значит, в монастырь.
Поступим, как бывало встарь,
Тиберий?!
Тиберий: "Я здесь, мой Государь."
Король:" Пока я с ней ругался, даже взмок,
давай мою сестрёнку под замок,
на хлеб и воду, ну на пару дней,
авось и станет для меня родней.
Моя сестрёнка, так ранима,
ведь в Ней душа Иерусалима."
Тиберий:" Она там плачет, мне вернуть?"
Король:" Не надо, мне бы отдохнуть,"
вот он прилёг, и весь обмяк...
4
Тиберий:"(снова)К Вам де Лузеньяк."
Король: "Наверно, чем то насолил я злу,
ну что здесь надо, этому козлу?"
Лузеньяк:"Владыка, я просителем за друга,
он как и Вы, из внутреннего круга,
вниманьем Вашим награждён,
а нынче Маршалом посажен, осуждён.
И повредило это делу,
ведь осуждён по беспределу...
Король: "Из за кого нарушил мой покой?
В конце концов, он кто такой?!
Лузеньяк:" У Вас в декоре медальон,
на нём "Рене де Шательон."
Король: "Во, я дал...
вчера Исфахани от Салладина передал,
вина прилично, закусь, по уму,
и пару одалисочек к нему,
и сладостей восточных, пирога,
и просьбишку конечно от врага:
о том, чтоб я не раскисал,
про Шательона что то написал,
а что не помню, был ведь во хмелю,
Тиберий, где ты, я велю..."
Тиберий:" Внимание приказу уделю.
Но я прошу Вас, это взвесить,
Султан просил его повесить,
послать бы можно было, но
уже ведь выпито вино,
и под закуску, вместе ели
уж извините, как сумели
и одалиски, с той поры
уже подпорчены дары..."
Король: "...и Лузеньяк, ещё нудит,
ну ладно, пусть пока сидит."
Тиберий:" А как же быть с письмом,
тем более, с ответом?
Король: "Мне бы забыться сном,
подумаю об этом.
5
Вот всходит солнце, освещает
все закоулочки дворца,
тем самым вновь оповещает,
нас о пришествии Творца.
И с ним, в пристанище моём
историк мой, Вильгельм - Гийём,
в мои дела надежно вник,
как лекарь, он же духовник.
Меня заранее прощает,
и с тем в реальность возвращает.
Гийём:" Дела, церковные в упадке,
и на священников нападки,
да и со светскими уже ...
Вот Вы, стоите в неглиже
а ведь могли бы и одеться,
ну от стыда куда мне деться?
Усердно паству я пасу,
и Вас, конечно же спасу.
Король:" Ты что, Гийём, смотри в оконце,
и голый Я, совсем как солнце...
Пора уж перейти к делам
К Аллаху, к Богу, всем салам.
Гийём:" Теперь понятно, Солнцеликий
и обнаженный, Вы - великий,
об этом буду помнить впредь,
позвольте Солнце осмотреть,
проказу я ведь обнаружил ...
Король:" Чем сразу нас обезоружил,
не помогли ведь и врачи,
ну если хочешь, то лечи.
Вставало солнце, солнце - гасло,
не помогло, гальмУрговое масло,
и лекари и травники целители врачи ...
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, лечи.
И мазь, из экзотических растений,
места моих душевных запустений,
и кровь гадюк, и печень черепах
я этой дрянью весь пропах.
Из лазурита, аметиста, яшмы - порошки
лекарственные травы, целые мешки,
и Персефоны ветвь и яйца птицы Рух,
и погребальный вой на площади старух.
Охраны - тьма и крестоносцев рать,
а я, вот здесь и продолжаю умирать,
нет вру, не здесь, в чистилище своём
давно я умер, ну а ты, Гийём?
Гийём:" А я живой, могу Вас удивить,
я с теми, кто способен оживить,
четыре амазонки из лесов,
где родина их оборотней псов.
Мне зависти конечно не унять,
теперь они Вас будут охранять,
и если надо, прямо тут
и жизнь свою и кровь Вам отдадут.
6
Мне трудно, дни мои суровы,
возьму поправлю край бинта,
закутает в свои покровы
заботливая темнота.
Моя прислуга не обуза,
и вышколена, донельзя,
проклятье тяжелее груза,
с ним по наклонной вниз скользя,
я, за собою увлекаю
ещё здоровых, молодых
не говорю, и умолкаю,
что не дожить им до седых
своих волос, что пышной гривой,
каскадом опадают с плеч,
улыбкой дерзкой и игривой,
мне эти жизни не сберечь.
Не человек я, гадкий полоз
прослыл я юности, вором
чуть застонал, они на голос
ко мне летят все вчетвером,
летят лечить мои болячки,
моё гниющее лицо,
из смерти тащат, как из спячки
и аромат их, как винцо.
Они - купаж на солнце винный,
ослеп, не вижу я не зги,
их женский запах, в меру дивный
враз прочищает мне мозги.
Где гроздь, купаж, и где бутылка
подарок солнца - виноград,
их всех люблю настолько пылко,
в последний раз, и смерти рад.
Со мною рядом мои девы,
смерть позовет - не отдают,
я их зову: ну где вы, где вы,
моё пристанище, уют.
Хоть на арабском, на иврите
и в смерти я одной ногой,
я им хриплю: Вы не смотрите,
я безобразнее, нагой.
Они не верят и смеются,
вот скину им заботу с плеч,
за жизнь мою, как львицы бьются,
чтобы живьём со мной не лечь.
Да на моём, на смертном ложе
лежать я буду не один,
(что я творю, прости мя... Боже)
так обещал мне Салладин.
И пусть совсем почти не вижу,
их смех со мною, а не вой,
их даже мертвых не обижу,
и уж тем более, живой.
Они всю жизнь мою меняют,
они, как свет моей свечи,
все вчетвером мне изменяют,
как солнца первые лучи.
Поклон за это девам, низкий....
7
* разрушен в 1187 году.
** Гийём Тирский - архиепископ Тира, был дважды отлучен от церкви..