Петров, Васильев, Фалалеев
или какой другой чудак
попьёт пивка, поссыт в аллее
и, вдохновясь, напишет так:
«Когда зари прозрачной чудо
взошло светло и горячо,
я, взяв пиастры и эскудо,
накинул смокинг на плечо
и вышел в утро. Грум в ливрее
с поклоном дверь ландо открыл,
и крикнул кучеру: «Скорее
к Максиму, не жалея крыл!»
Мелькали в окнах полустанки,
кричали девушки «Виват!».
Вот, наконец, домчали санки
меня до царственных палат.
Когда вошёл я в зал овальный,
мне рад был всякий индивид.
Лилась амброзия хрустально
в бокалы жаждущих ланит,
дрожали струны на кифарах,
сверкала флюгельгорнов медь,
спешили пери в дортуарах
меня с мороза отогреть.
Я над собою был не властен.
О, как был чуден этот плен!
Текли нектары манкой страсти.
Давала шхуна чести крен.
И я, испив амброзий негу,
поэзы трепетной вассал,
на белом покаянье снега
свои восторги расписал...»
Так, от пивных паров шалея,
чудак закончит важный труд.
Петров, Васильев, Фалалеев
лишь сочиняют. Но не врут.