Мы запомнимся себе
одними на белом свете.
На таком белом свете,
на настолько белёсом свете,
что чьи-то великолепные фонари
под победоносными глазами
будто не светят.
Мы запомнимся себе
с копытами в висках,
подкованными азиатским счастьем.
И сердца – не сердца,
а предстартовые ипподромы.
Боже мой,
это же гибель, а не заезд.
Я не хочу упоенья
скачкообразной собственной кровью!
Мы запомнимся себе
не в библейской красе
с оскоминой от плодоовощного рая.
Мы запомнимся где-то
до всего этого,
в современнейшем напряжении,
как запоминает расстрелянный
главным образом движение
спускового крючка.