Ванюшка-леший в углу стоял.
Коготком трещинку ковырял.
Атаманыч кашу ел. Ворчал:
– Не совестно в углу-то стоять?
Здоровый дурень, жениться пора!
Ванюшка сопел, да помалкивал.
– Стыд, Ванька! Мне горше прежнего,
Ладно бы у простого лешего,
У Атаманыча сын – дурак!
Каши такой вовек не едать!
А кашу пшённую Ванюшка
Любил поболе синих камушков,
Сдобренную маслом коровьим,
Запивая молоком холодным.
– Выпусти меня из угла,
А не то я выйду сам.
Я леший уже большой.
Хочу жить своей головой.
Отпусти к Емельяну в избу.
Я к Анюте домовым уйду.
– Лесной леший – хозяин, помещик.
Побаиваются его, в лес зашедши.
Домовой – холоп, им привыкли помыкать.
Весь век ты будешь горе горевать.
Чёрт с тобой! В деревню, Ванютка, ступай!
Не сбережёшь - пощады не ожидай!
Иначе – в болото загоню
Штопать сети водяному.
Помни: домовых обрили,
В болото посадили
Дурным голосом орать,
Заблудших людей пугать.
– Благодарствую, батюшка, тебе!
Повернулся на левой пяточке.
Очутился в доме Емельяна,
Где Анюта огонь раздувала.
Дымом выедало глаза –
Сырые попались дрова.
Увидал девичьи слезинки –
Теплее вдруг стало в грудинке.
Над дровишками взвилось пламя.
В трубе загудело прямо,
Запело, затрепетало.
На душе радостно стало.
Угольки звёздами полетели,
Затрещали, точно брёвна в крещенье.
На облака огоньками сели.
Вспомнилось Анюте виденье:
Удалой парнишка-леший
Был необычайно весел,
Против прежнего вдвое.
Ловил звезду голубую.
Звёздочку неземную ловил.
Поднимал в рукавицах с земли.
В руках крепко-накрепко сжимал.
Виделись тёмно-синие глаза,
Тёмные, как нынешняя ночь.
Поймает, и бежит дальше, прочь.