(сказки от Пахома Кузьмича)
ч.1
От автора
Прошедшим летом, отпуск прожигая, заехал я в знакомые места, бывал в которых в детстве отдыхая и чья запала в сердце красота. Я возвратился ненадолго к детству:
-Встречай меня родимое село... Но нет знакомых, живших по соседству - куда кого по свету разнесло. Соседи на дрова свалили хату, где я у деда летом проживал, взгрустнулось мне, я вспомнил как когда-то спать забирался тут на сеновал. Чуть-чуть пройдя по улочке знакомой, на лавочке фигуру углядел и тут узнал я дедушку Пахома! Когда-то с ним я рядышком сидел. Он дедом нам уже тогда казался: - Здорово, дед, - тихонько я сказал. Но только вот Пахом не отозвался. Я взрослый стал, похоже, не признал. Бог весть какого года он рожденья, нас сказками так в детстве развлекал, рассказчик самый лучший без сомненья, мир сказочника лучшего не знал. С ватагой сорванцов, зажав дыханье, чтоб небывальщину не распугать, ловили старческое бормотанье, когда он начинал повествовать. Пахому что, лишь был бы только зритель, а баек знал! Ему не занимать : "Сидите обалдуи, не шалите! И молча слушать, не перебивать!" Мне ожиданье чуда так знакомо, и я хочу вам все пересказать - те сказки, что от дедушки Пахома, но только чур, чтоб не перебивать! Рассказчик я, конечно, никудышный, рубить не надо мнением с плеча, примите все как есть, вот так, как вышло – все сказки, от Пахома Кузьмича. И за правдивость я б не поручился, но от себя нисколько не приврал. Да вот вам крест! Видали, побожился?! Точь-в-точь, все как Пахом мне рассказал.
Предисловие (оно же вступление)
Давным-давно произошла, однако,
история. Забыли все о ней.
А в княжестве, каком? Ну, не в Монако,
и, кажется, то был не Лихтенштейн.
Да рядом было все – неподалеку,
об этом слышал, может, кто из вас?
Пусть скажет сразу, чтобы я без толку
не начинал свой путаный рассказ.
Коль с местом действия определились,
про время так скажу - давно прошло,
следы тех дней под слоем пыли скрылись,
и сверху все бурьяном поросло.
Когда б для ясности, в пример для счета,
за десять лет по пальцу загибать,
то вы на круге третьем иль четвертом
собьетесь... И кой черт тогда считать?
Ну, словом в обозначенном мной месте,
крестьянин жил в том времени былом,
хозяйство вел, жил, в общем, честь по чести.
Не пил запоем, был не дуролом.
Он жил в селе от центра удаленном
И незаметно век свой проживал.
Знай, рожь сажал, и лён определенно.
Рожь жал, а лён потом трепал.
Не славился он рвением к работе,
и лодырем его нельзя назвать.
Таких всегда в любом селе найдете
число большое, не пересчитать.
Крестьянин тот, хоть жил не столь богато,
но крепкое хозяйство сколотил –
имел лошадку, сад, построил хату,
трех сыновей погодков он взрастил.
Тут кто-то скажет вот, мол, повторяюсь,
про трех он сыновей уже читал.
Тогда так было принято, ручаюсь,
продам, почем и сам я покупал.
По праздникам грешил он - бражку квасил,
постов он ни шиша не соблюдал.
А звали как? Допустим Афанасий!
И почудней мир имена видал.
Он не был у правительства в почете,
им лишь бы бунт никто не затевал.
Короче, миллион таких найдете!
Но, я отвлекся... и сюжет прервал.
Трех сыновей поднял! Я для порядка
хочу их имена теперь сказать:
Фрол старшим был, второй Потап, Васятка
(решил отец так младшего назвать).
Про ум скажу Фрол – разума большого
и образован, значит - голова,
Потап во всем же слушался старшёго
и на лету хватал его слова.
А вот Васятка тот не уродился,
братьёв не слушал, чем он их бесил,
учить нет денег, он и не учился,
и под придурка, знай, всегда косил.
Всех дел, что в жизни делать мог Васятка:
с гармошкой на гулянках завывать,
гонять ворон с надела, коз по грядкам,
и по кустам девчонок зажимать.
Вот внешностью Васятка прям удался,
не то, что Фрол рябой, косой Потап.
Высок был, волос в кудри завивался,
да и румян. В плечах как дедов шкап!
Красивый был, но дюже бестолковый –
в хозяйство не вникал, в дела не лез.
Братья решили - туп, как пень еловый!
Балбес, как есть, и в Африке балбес!
Коль кормишься землей – не быть богатым,
зазря Афоня жилы надрывал.
От сельского труда он стал горбатым,
хотя голодным сроду не бывал.
Вступление на этом я закончу,
им к сказке я вас тут приготовлял.
Что дальше? Тот услышит, кто захочет,
кого рассказ мой заинтриговал.
Лиц действующих в строки расставляя
увлекся я, а вы уж извелись.
Сидите, откровенно все зевая,
и разбежаться дружно собрались.
Кому почистить нос, испить водицы,
кому в затылке, может, почесать.
Расслабьтесь малость, я вам не учитель –
могу рассказ в любой момент прервать.
Себя в порядок тотчас приведите,
потом рассказ надолго заряжу
и цепь всех удивительных событий
я непременно вам перескажу.
Глава I, в которой все вроде бы должно начаться.
Ну вот, у вас опять свободный вечер.
Я досказать вам сказку обещал.
Раз обещал, оправдываться нечем.
Ну, в прошлый раз на чем я все прервал?
Ан нет, припомнил, ну конечно, помню!
Про трех парней рассказ я начинал,
про их отца - крестьянина Афоню,
который урожай свой пожинал.
Не долог век крестьянина, случилось
однажды, наш Афоня заболел,
причем его болезнь недолго длилась,
и на другой же день он околел.
Старшие братья у одра топтались,
дабы отцов завет не прозевать.
И у Афонии все узнать пытались:
- Кому оставишь все, скажи нам, бать?
А он все маялся душой, метался:
"Васятка где? Пред очи мне позвать!"
"Да знамо где, по девкам загулялся",-
братья отцу не уставали врать.
Отец лицо лишь морщил от досады,
но понял, что пришел его конец.
Лишь молвил: "Обманёте его, гады…
Васятке… передайте… бубенец…"
Тут братья закивали дружно – рады:
«Ты не кручинься, пап, передадим!»
Они и не почуяли засады…
Но рано я об этом, погодим.
Итак, Васятка не подсуетился,
на бережку он с удочкой удил,
и с батей потому-то не простился,
и к смертному одру не подходил.
А виноват Потап – змей исхитрился,
с Васяткой чтоб наследство не делить,
Послать того: - Ты б Вася так сгодился,
К ушице бате рыбки наудить!
Он и удил до самого заката,
Пока братья делили лошадь, сад,
Овин, нехитрый скарб, отцову хату…
Да все, что находили там, подряд.
Покуда скарб они в узлы вязали,
обшарив в хате каждый закуток,
тряпицу под подушкой увидали –
замызганный сопливый узелок.
Страх неказиста та была тряпица,
но любопытно - что в ней скрыл отец?
За уголок, чтоб только убедиться,
Фрол тянет: "Ах ты, черт! То ж бубенец!"
Совсем они забыли в суматохе,
что дурню родный батя отписал.
Притворные раздались ахи-охи:
- Потап, ты бубенец такой видал?
"Когда б златой, на части б разрубили.
Узор затерт, каракули вот тут.
Васятке отдадим, - браться решили,
- На свете том нам доброту зачтут".
И бронзу завернув опять в тряпицу,
Что бубенец и звякнуть не успел,
забыв про бестолковую вещицу,
продолжили свой родственный раздел.
- Для верности тут дьяка бы нам надо,
чтоб узаконить все и описать.
Чтоб не было потом какой засады.
А уж потом Васятку можно звать.
- Мы дьяку в лоб с порога чаркой пенной,
потом второй и третьей угостим, –
Сообразил Потап, почти мгновенно,
- Запишет, так как скажем, как хотим.
Все сладили, Потап засомневался:
"Мы мелочи тут не учли одной –
ведь без угла Васятка наш остался.
Негоже так, он все же брат родной".
"В овине постели ему овчинку,
Осудят люди, проклянут в сердцах,
коль выгоним на улицу кровинку.
зимой пусть обретается в сенцах".
Все в общем разделили они споро.
Составил опись дьяк, в крючочках спец,
потом свалившись пьяным под забором.
И Фрол нашел в кармане бубенец.
А вскоре и Васятка заявился.
Довольный, гордо выставив улов.
Но прямо на крыльце остановился.
Уж больно вид у братьев был суров.
"Две новости, одна другой, Вась, хуже.
Не знаю прямо, как тебе сказать.
Пока ты рыбку тут ловил на ужин,
Отец помёр и все успел раздать.
И о тебе не позабыл наш папа –
у нас ты, Вася, бравый молодец,
и поживешь в овине у Потапа...
На, вот еще, оставил бубенец".
- А что же вам? – спросил его Васятка.
"Велел нам за хозяйством он следить.
Чтоб как при нем все чинно шло и гладко.
Все так и будет, так и должно быть".
"Да как-то, вроде не совсем и ровно?" –
от наглости Васятка ошалел.
А Фрол ему, потупив очи, скромно:
"Что делать, Вась, так батя повелел".
"Да ты не сумлевайся, вот бумага.
Крючок стоит, вишь батя подписал.
Заверил дьяк все, спит вон бедолага,
тяжелый труд писать и он устал".
Васятка посмотрев, увидел дьяка,
парами храпа убивал тот мух,
распространялся от него однако
на полсела сивушный смачный дух.
А Фрол сказал еще: "Не сомневайся
и одевай, Вась, как велел отец.
И с гордостью носи, не пригибайся, –
и шепотом, – дурацкий бубенец!"
Васятка, возвращаясь от погоста,
на нитку бубенец свой нанизал,
одел на шею: - Был я дурень просто,
теперь вот с бубенцом я дурень стал.
Однако вот опять я заболтался.
Меж тем прерваться нам давно пора.
Народ нетерпеливо затоптался,
готов уже сорваться со двора.
Назавтра вы пораньше приходите,
а то опять надолго заряжу...
И вам хотите или не хотите
про бубенец всю правду расскажу.
Глава II, в которой он должен зазвенеть.
А вижу, вижу, снова все расселись
и ждут теперь счастливого конца.
Но мои байки хоть вам и приелись,
довольно длинный путь у бубенца.
Во-первых до сих пор нам непонятно
в чем сила бубенца и сказки суть,
на что и как влияет он, занятно.
И к делу можно как его приткнуть?
Я вам сейчас в порядке отступленья
скажу чуть-чуть про Васино село –
примета основная их селенья
с вниманьем свыше им не повезло.
Не так чтоб далеко и от столицы,
но в списки никакие не внесли,
и государственные первы лица,
ни разу к ним визит не нанесли.
Да как нанесть? До тракта недалеко
всего, дай Бог, какая-то, верста,
но путь шел прямиком через болота.
Через гнилые, вам скажу, места.
В лихие времена болота были
для них заменой крепостной стены,
но про кочевников уже давно забыли,
болота стали вроде не нужны.
Прямой путь шел по кочкам, по болотам,
а в окружную ежели скакать,
коль посуху тащиться вам охота,
верст двести было киселя хлебать.
Селяне долго голову ломали –
что делать, как дорогу проложить?
Болота эти гатью застилали,
Пытались их камнями завалить.
Но гать сгнила и камни затонули,
что не клади болото, засосет.
и на дорогу все рукой махнули: –
глядишь начальство черт не принесет!
Опять же камни, равно как и бревна
имели свойство быстро исчезать –
вот заготовили их вроде ровно,
ан не хватает застелить чтоб гать.
Да и средства закладывать в болото?!
Такого дурака не всяк найдет.
Ведь все сгниет, была еще забота!
Зачем чинить, коль все равно сгниет?
Туда дороги сами не найдете,
его решили так тогда назвать,
село Васятки, просто - "Заболотье".
Точней названья было не сыскать.
Дома как и заборы покосились,
в густом бурьяне тропок не сыскать.
Здесь мостовые сроду не водились:
- Зачем их класть раз некому скакать?
И получается село, где жил Василий,
патриархальный сохранив уклад,
могло служить лишь образцом идиллий -
любой поэт творить здесь был бы рад.
Но я не молод и свою квартиру,
клозет уютный, мягкую кровать
на сельскую не поменяю лиру,
мне здесь сподручней байки сочинять.
Но это от меня не от Пахома,
он будет завсегда село хвалить.
Он в нем живет, он в нем, считай, что дома,
а я наездом, чтобы погостить.
Я вам пою тут между прочим сладко,
и позабыл – а где там наш герой?
Как жизнь его течет? Насколько гладко?
Бывает, заболтаюсь я порой.
Васятка ж наш, красот не замечая,
обжил себе в овине уголок.
От катюхов ногами очищая,
соорудил в углу простой полог.
Зажил там, благо осень была теплой.
А мне по ходу хочется сказать,
что так всегда бывает с недотепой,
братьям, который склонен доверять.
Но вскоре пролетело бабье лето,
пошли дожи, настали холода,
и в ноябре, в двадцатых числах где-то,
Васятка начал мерзнуть, ну беда.
К Потапу жить в сенцы засобирался,
как сам наобещал ему Потап.
Зайдя в избу, стоял и долго мялся...
Он думал - позовут к столу, хотя б...
" Васятка, за каким рожном приперся?
Не рано ль? Не припомню что бы звал?"
Вонючим Вася рукавом утерся
и молвил: - Ты Потапка обещал.
"Так тоже в зиму! А сейчас, вишь, осень!
А ты овечьим духом провонял.
Мороз как выбьет вонь, так сразу просим..."
При этом нос паскудник зажимал.
"Не обижайся, Вась, и дуй обратно.
Жена вон на сносях – вот-вот родит.
Час неровен, случится неприятно!
Я буду на тебя тогда сердит".
Понурился Васек с лицом повинным,
в макушке грязной лапой почесал
и вновь пошел к себе, назад, к овину.
Хотя, уже изрядно замерзал.
Но холод, как и голод, брат, не тетка
Васятку до костей он пробирал.
Знал дело свое холод очень четко,
и силы потихоньку отбирал.
И Васю это наконец взбесило,
вскочил он и по-зверски зарычал
- Да будь, Потап, ты проклят! – что есть силы
себя шарахнул в грудь и замолчал.
Удар о грудь был очень страшной силы,
еще бы ведь мороз за зад щипал,
овец в овине наземь повалило,
Васятка в угол задницей упал.
Но от удара чудо приключилось -
бубенчик на груди чуть прозвенел,
сияние вокруг него разлилось
и гром как будто где-то загремел.
Васятка подождал еще немного –
плохого не случилось бы чего.
Все вроде тихо. Ну и слава Богу!
Но топот во дворе... Несет кого?
Тут двери распахнулись и в овине
растрепан, не одет, глаза горят
Потап стоит, ну легок на помине...
Он лбом о пол и лепит все подряд:
"Прости меня, Васятка, ради Бога!
Попутал бес, не ведал что творил...
Придумал Фрол все, я бы до такого
ни в жизни ни за что не домудрил..."
А сам все время чешется кривляясь,
урча на всю округу животом,
поклоны бьет, все время извиняясь,
и слезы льет, и крутится винтом.
Сперва Васятка малость растерялся,
хотел Потапа на ноги поднять.
Тот лбом в навоз все глубже зарывался,
невнятно продолжая бормотать.
"В чем суть, – спросил Васек, - не разумею?"
Потап от зуда тело раздирал,
с урчаньем брюха, всем лицом бледнея,
уж кажется и вовсе помирал.
Васятка приобнял его за плечи:
- Давай, Потап братишка, облегчись.
И тут случилось недержанье речи –
слова сплошным потоком полились.
Он рассказал как было, по порядку –
и то, как на рыбалку проводил,
и с Фролом как он обманул Васятку,
имущество отца когда делил.
Васятка слушал, головой кивая,
рассказ Потапа, не перебивал.
Но сам все думал, голову ломая:
– С чего бы вдруг страстей такой накал?
Мозг непривычно думой напрягая,
он все-таки дотумкал наконец:
– Не просто так Потап пришел икая,
Все это сделал как-то бубенец!
Потапа успокоил однократно,
по-братски отпустив ему леща.
Но мало было этого для брата -
он лбом навоз все плющил, вереща:
"Не будет Вася больше мне прощенья,
навеки будет этот грех со мной!
Я в монастырь теперь для искупленья,
А ты в мой дом! Живи с моей женой!"
"И даром мне карги твоей не надо, -
Васятка ему молвил наконец,
- хоть поживу в тепле, и то отрада.
Пошли, в тепле докаешься, нутрец".
И дав еще пинка, не для порядка,
а направленье к дому чтоб придать,
повел, понявший многое, Васятка
Потапа, продолжавшего рыдать.
И там, уже изрядно отогревшись,
наваристого скушавши борща,
сидел в углу довольный, разомлевший
пытал Потапа, истину ища.
- Так сказываешь Фрол затеял это?
- Васятка, правда, крест вот на пупке.
И дьяка, даже, отыскал он где-то,
крючок за батю ставил в уголке.
Пока Потапа длилось покаянье
чесаться перестал Потап и вот,
затихнув, и совсем прошло бурчанье -
похоже успокоился живот.
"На этот раз, - сказал Васек, - прощаю.
Я на тебя обиды не держу.
Но впредь не лги, а то не обещаю,
что так же твою немощь побежу.
А с Фрола, скажем, будет спрос особый –
ответит он за это все шельмец!"
И кулаком удар о стол тесовый,
и снова тихо звякнул бубенец...
И вновь метнулись всполохи по дому,
и отразились в Васиных глазах,
не по сезону отголоски грому,
и облетела пыль на образах.
Но фокус в этот раз не получился –
не появился значит Фрол – подлец,
на протяженье дня, покуда длился,
второй прошел, неделя наконец.
И на излет уже второй недели
Пришла к Потапу Фролова жена:
"Иди Потап, прощайся! Еле-еле
твой старший дышит! Знать ему хана".
Хочу сказать как тут раздел случился:
Потап ушел к жене жить примаком,
забрав скотину, скарб, а Фрол вселился
с семьей в отцову хату прямиком.
Замечу вам еще, что в Заболотье
парней страшнее было поискать,
братья у девок были не в почете -
рябых сестер пришлось им в жены брать.
Ну, тех что рядом жили по соседству.
Теперь глаза мозоля целый день,
благодаря деленному наследству
общались меж собой через плетень.
И услыхав о Фроловом недуге,
Братья на ноги резво поднялись,
собак подняв, считай по всей округе,
сломав плетень, к старшёму понеслись.
Их потрясла представшая картина –
Фрол ликом черен, краше в гроб кладут,
нос заострился, как у Буратино,
в глазах испуг – уж не попа ль ведут?
Перекрывая Фрола причитанья,
его живот рулады громко пел
и были так сильны его страданья,
что со спины слепой бы рассмотрел.
От массы тела ровно половина
и та ушла в прыщи его на треть.
Какая хворь была во всем повинна,
украсив так, что лучше не смотреть?
Симптомы все известные Потапу,
из памяти такое не стереть:
- Ты кайся, Фрол, Васятке поэтапно,
а то легко могёшь и помереть.
Суть дела в том, что Фрол был образован
и приключилась с ним когда беда,
он кровохлебкой, так же фталазолом
лечил понос. На кожу - череда.
Здоровье шло от худа до плохого,
к каким бы он средствам не прибегал,
все выходило больше и намного,
чем он при всем старании съедал.
И это полбеды, его мученья
усугублялись тем, что не стерпеть
хотелось как просить ему прощенья
у Васи. Ах, вот только бы успеть.
Так угрызенья совести терзали,
что всякая другая ерунда –
понос и зуд его не волновали.
А совесть, просто сущая беда!
Когда ж Васек пред Фролом появился
то Фрола в тот же миг и прорвало –
он робко перед Васей извинился,
потом неудержимо понесло.
По поводу наследства лишь начало,
он вспомнил даже детские года,
когда конфетки тырил... И легчало –
лицо светлело, отошла беда.
А Фрол уже не мог остановиться,
все просто оказалось – лишь начать.
Прервался раз лишь только чтоб напиться,
а тут живот не стал уже бурчать.
За все у Васи попросил прощенья,
а Вася прост, он сразу все простил,
лишь для проформы, вовсе не для мщенья
леща ему разочек отпустил.
По результатам чуда исцеленья
меж братьев наступила благодать,
Потап и Фрол, сдурев от умиленья,
наследство стали Васе отдавать.
"Бери чо хошь, Васек, - лошадку, хату!" –
друг друга стали, аж, перебивать.
Фрол ржавую принес уже лопату –
заначку в огороде отрывать.
Желаньем угодить ему бурлили,
потом согласье вышло между них,
братья вполне разумно порешили:
- Васятка будет жить у обоИх!
У Фрола день, потом день у Потапа
и будут так всю жизнь чередовать.
- Не бросим Вася как велел нам папа,
у каждого есть для тебя кровать!
Потом они за бражкой посидели,
покуда зад могли ещё поднять.
Пора и нам, уж поздно в самом деле.
Рассказчику и честь пора бы знать.
Глава III, в которой бубенец крадут.
О прошлом разе, вроде, все решилось,
но раз пришли, придется рассказать,
что дальше с этим бубенцом случилось.
Вы, чай, конца уже устали ждать?
Казалось бы, поставить точку можно,
но мы вперед не будем забегать.
Фрол был умен, и начал осторожно
первопричину хвори той искать.
Потапа допросил он для начала,
припомнил все, что им сказал отец –
как на ладони истина лежала!
Дошло – всему виною бубенец!
У Фрола сразу появилось мненье –
сей бубенец, коль скоро им бренчать,
толкает совесть он на угрызенье,
все тело в зуд, а животы бурчать.
Фрол долго думал и сказал: "Однако!
Опасна штука этот бубенец,
который передал Васятке папа!
Додумался! Ну, подкузьмил отец!"
Фрол деловой мужик и потому-то
придумал он как горю пособить.
Решил проблему эту очень круто:
- Сей бубенец немедля утопить!
Он Фрол такой – сказал, считай отрезал.
Но как к рукам тот бубенец прибрать,
когда Васек все время ходит трезвым,
и в бане он его не стал снимать?
К тому ж Васятка в очень крепком теле
его оглоблей просто не свалить.
Да и опасно это в самом деле –
ну, как промажешь? Может и убить.
Но углядев, что Фрол наш озабочен
спасла его законная жена.
Узнав в чем дело и чего он хочет
дала пучок дурман-травы она.
И научила как, чего и сколько,
с каким питьем удобнее взболтать.
Все бабы ведьмы, возраст разный только –
им мужиков так легче хомутать.
Всем некрасивым замуж выйти дабы
парнягам нужно зелье подмешать.
Всю химию сперва узнали бабы!
Мы после, чтобы нейтрализовать.
Короче, нацедил Васятке кваса,
позвал за стол: - Сиди, Васятка, пей.
Сам от него не отрывает глаза:
- Ты аккуратней, Вася, не пролей.
Васек хлебнул: – Довольно странный привкус?!
Сомненье было - надо ль квас тот пить?
Но от солененьких грибочков искус –
всю крыночку до дна употребить.
Что суждено украсть то не сгорает.
Фрол знал что делал, бил не наобум.
Глаза Васятка к носу собирает,
икнул и лбом о стол, лишь гулко – БУМ!
А Фрол заметив это встрепенулся,
к шнурку свои ручонки протянул,
как тать в ночи, он вдоль плетня метнулся
и в сруб колодца голову нагнул.
Проверил там достаточно ль глубоко?
Прицелился, чтоб сруб не задевать.
Мелькнула мысль о Васе, что жестоко...
Что делать, надо как-то выживать.
И все? На этом сказка завершилась?
У старших братьев снова благодать?
Правленье совести недолго длилось –
теперь Васятке жизни не видать!
За срубом что-то вдруг зашевелилось.
Фрол посмотрел и разом обомлел –
там черт стоит, когда б еще приснилось,
им леденящий ужас одолел.
По телу мерзким холодом разлился.
Стал крупной дрожью бить его озноб,
в портках он теплой струйкой заструился:
- Вот ведьмин потрох, черт пришел! А чтоб…
Фрол вскинул руку, мелко закрестился:
- А ну, сгинь-пропади нечистый бес!
и он козой соседской обратился
Сказал лишь – «бе» в темноте исчез.
Фрол с перепугу тонко завывает:
"Угодники святые! Морок, сгинь!"
рука со страха дрогнула, бывает,
и раньше "буль", раздалось тихо "блинь"!
Да рано Фрол от радости давился.
Не по зубам Васяткин бубенец.
От рези в животе наш Фрол скривился,
он понял, что пришел его конец.
Из живота звериный рык раздался
по телу побежали мураши.
Он от души запоем зачесался,
но нет спасенья, сколько ни чеши.
Потом когда в кустах поотсиделся
то понял, что спасение одно –
пока до смерти он не разболелся,
в колодец поскорей, на само дно.
Но не затем чтоб с горя утопиться,
а чертов бубенец чтоб отыскать.
Ему теперь ведь мало извиниться,
Васятке надо бубенец отдать.
Васятке что, он все простит, что было.
Привычно дело для него прощать.
Но знает Фрол, что в бубенце вся сила –
не брякнет если, будешь помирать.
"Ведь это ж надо было так случиться –
опять я бубенец не обманул.
Доколе угнетенье будет длиться?!"
- и в сруб, с досады плюнув, сиганул.
Васятка просыпается, однако,
к обеду. Головы не приподнять,
во рту его одна большая кака,
глаза в пучок не может он собрать.
Но хуже геморроя, хуже боли
промокший Фрол, как будто был в реке.
Рычит ли сам, бормочет чревом что ли
и тянет бубенец он на шнурке.
Когда струится мысли стали гладко,
и он вернул на место бубенец,
стал понимать, что Фрол сказал: Васятка,
прости скорей меня ты, наконец!
- Послушай, Фрол, так что тут приключилось?
« Ты, Вася, видно, квасу перебрал.
Вот голова с него и помутилась,
опрометью ты со двора удрал.
А я, в переживаниях за брата,
ты ж помнишь - завещал мне так отец,
шел за тобой, но не видал куда ты
в потемках обронил свой бубенец.
Пока бревном ты, Васенька, валялся,
глаз не сомкнул я, цельну ночь не спал.
в какие только дыры не совался...
Со дна колодца я его достал».
С козой как у колодца ночь общался,
и как дурман-траву он в квас цедил
Фрол рассказать конечно постеснялся
и мелкие детали опустил.
Пока рассказ пространный Фрола длился,
живот его сильнее все бурчал.
Он попросил: "Ну, Вась, я извинился!
Прости скорей, пока я не упал!"
От жалости иль глупости, не знаю,
пришлось Васятке сызнова сказать
для Фрола персональное "прощаю!"
Родной же брат. Зачем зря убивать?
Хотя, Васятка и не сомневался,
что Фрол все это выдумал подлец
и, ясен пень, конечно же пытался
себе притырить как-то бубенец.
Взаимные обиды чтоб не числить,
зажили они мирно наконец.
А Фрол старался больше и не мыслить,
как изничтожить Васин бубенец.
Хотя, частенько по ночам вздыхая,
желаниями душу бередил,
подспудно взять реванш опять желая,
но вот до дела он не доходил.
Да и попробуй перейти тут к делу,
лишь только начинаешь в суть вникать
тотчас, гляди, начнется зуд по телу,
а в животе бурчанье возникать.
За днями дни тихонько проходили,
все недоразуменья утряслись,
но Заболотья жизнь переменили
и на укладе всем отозвались.
Об этом только по порядку нужно,
чтоб кривотолков всяких избегать.
Сперва напомню, как взялись все дружно
сооружать через болото гать.
Сперва всем населением пилили
и подвозили на болото лес.
У краешка навалом повалили,
а за ночь почему-то он исчез.
И так все повторялось многократно –
едва притащат камни или лес,
а ночь прошла, глядишь опять обратно
запас весь приготовленный исчез.
На этом чудеса не завершались,
строениями множилось село –
дома, амбары, бани появлялись,
а гати нет... наверно не везло.
Охрану на ночь выставить пытались,
чтоб до утра хоть что-то сохранить,
но как в тумане бревна растворялись
или в траве терялись, может быть.
Все так до бесконечности сносили
селяне, даже, стали привыкать
и порешили, все нечистой силе –
никак не хочет чтоб была тут гать.
Теперь же все чудесно изменилось,
круги прошли как будто по воде
что с Фролом и Потапом приключилось
для всех набатом – братцы, быть беде.
Взаправду начал может кто чесаться
иль вошь в одежде просто завелась,
амбары стали тихо разбираться
и гать одномоментно навелась.
Каким там чудом бревна наносило
никто не стал и голову ломать.
Опять решили: "Все нечиста сила!
Лежит теперь и слава Богу гать!"
Вся жизнь у них волшебно изменилась
Бурьян вдоль улиц начал исчезать,
Народ теперь как проклятый трудился
и главное – все перестали врать.
Теперь кто если как-то зачесался
или надумал животом бурчать,
то кто чо ел уже не разбирался,
а ноги в руки и к Ваську бежать.
А Вася долго с ним не измудрялся
на бубенец он только руку клал:
"Давай, брат, говори – где изоврался,
иль что похуже, может что украл?"
Теперь за дурня Васю не держали,
достойный статус Вася заслужил,
да и наследство братья не зажали,
все бубенец, опять же удружил.
А истина лежала как на блюде,
об этом нам не надо забывать –
придурком склонны почему-то люди
того кто врать не может называть.
Когда же на селе врунов зажали
то не пришлось их долго приучать
и сразу стали, раз зауважали,
Василий Афанасьич величать.
Не знаю как на правду всех толкает,
но действовал подарочек отца.
Ах, как нам часто в жизни не хватает
чудесного такого бубенца.
Эх дали б мне, призвал бы всех к ответу –
заставил бы чесаться подлецов,
воров всех рассадил бы по клазетам...
Побольше бы таких нам бубенцов.
На шее у меня б висел подвешен,
но вот бренчать им вряд ли бы я стал.
Пусть бросит камень тот кто сам безгрешен,
где бубенец ему б я пошептал.
И то сказать, покойный Афанасий,
Васятке отписавший бубенец,
не пользовался им ни в коем разе,
нормальный был мужик его отец.
Гать долго Заболотью послужила,
но если б мог тогда Васятка знать,
потом сколь беспокойства удружила
ему проложенная им же гать.
Ну, вот и все, на этом прощевайте,
а захотите ежели узнать
что дальше, Кузьмича не забывайте...
Могу еще про Васю рассказать.
25.10.2011.