В общем, дело летом было: жара, комары, мухи. Иду я это, значит после смены. С друганом своим. Ну, с этим, как его, ну, с Толяном. Точно! С Толяном, как щас помню! Ну, вы поняли. Мы с ним в детском саду на одном горшке сидели. Братья, значит, названные. Ну, так вот идем мы. А пить охота, аж до звездочек в глазах, а пить нечего – одна вода. Ну, мы с Толяном до такого еще не опустились, чтобы после смены воду пить. А до ближайшего спецларька еще минут двадцать шкандыбать. Так вот идем. Я грущу от безнадеги и смотрю себе под эти, ну да, точно, под ноги. Ну, вы поняли. А Толян, счастливый такой, лыбится, понимает грусть мою, значит. (Пауза). Гад. А грущу я от того, что жена моя, cтерва, тьфу ты, лерва. Да ну вас, Лерка значит, скорее всего, у спецларька меня дожидается – от безделья мается, тунеядка, не дает после смены честному человеку отдохнуть. Ну, так вот. Толян у нас холостой – э-эх, святой человек. Вот что значит вовремя не жениться. Да о чем это я? Ах да. Иду я, значит, грущу. Вдруг вижу, прям на тротуаре книжка валяется. Вы не подумайте чего, я чужого ни – ни. Да и книг вообще-то не читаю, а она, зараза, на дороге как специально – по середине лежит, в глаза лезет. Потерял кто, или выкинул – думаю, а руки прям сами тянутся. Не выдержал, поднял, значит. Потом до меня дошло, что ее выкинули, чтобы какой–нибудь дурак вроде меня, ее нашел. Потому что книжка эта, на редкость вредная оказалась. Я когда название прочитал, сразу не понял. Название страшное какое-то, как щас помню «Исправьте вашу карму». Я аж остановился. Мне даже на несколько секунд пить расхотелось. Ну, в смысле выпить. Толян еще говорит, типа:
- Да ладно тебе, – ну, мне в смысле, типа брось эту гадость говорит, и ведь прав оказался. (Пауза). Вот, что значит вовремя не жениться. Идем дальше. А сам думаю, что это за карма такая, и решил прочитать книжку – первый раз в жизни. Во, значит, до чего жены Лервы доводят.
Ну, вышли мы из-за поворота, а там до спецларька рукой подать - метров пятьдесят. Вижу - моя стоит, дожидается. Ну, думаю, щас я тебе карму исправлю. Откуда только такие мысли взялись, обычно, это, ну, все наоборот бывает. Ну, вы поняли. Подошли мы, значит, вижу, моя гаденько так улыбается – мол, что съел – вернее выпил – и фигу мне под нос тычет, а я возьми ей и по фиге этой, книжкой – хрясь, у нее аж глаза выпучились. А потом смотрю, скосила она свои зеньки на название и еще больше окосела, да как заорет:
- Ах ты развратник старый! Эта какая такая кама? Сутра что ли? Ах ты подлец! Значит со мной эту каму с сутрой нельзя делать, да ? Отвечай, откудава эта сутра у тебя?
Тут пришел мой черед удивляться, какая такая кама – сутра – думаю, совсем что-ли баба рехнулась. Я таких слов даже не знаю. А она завелась уже, остановиться не может. На всю улицу орет, позорит меня, значит:
- Грамотный стал? Да? Я тебе покажу «каму», прям сегодня и покажу. Не отвертишься больше. А то вишь, месяц уже не какой «камы с сутрой» не было.
И резко так на Толяна переключилась:
- А ты, собутыльник паршивый, че лыбишся? А ну, говори, окудава эта «кама» у него взялась?
Толян аж улыбаться перестал и говорит честно:
- На дороге нашли. Только что.
Моя конечно не поверила.
– На дороге значит, а ну давай сюда, развратник старый.
Обзывается еще. Мне всего годков- то, около сорока, кажется.
- Да, забирай – говорю – подавись.
Она книжку схватила и как коза домой запрыгала. Не оглядываясь.
- Фу – думаю – пронесло, можно и выпить спокойно.
Ну, разлили мы по стаканчику, вздохнули, выпили, а настроение не то, нету настроения и все тут. Толян задумчивый такой стал, глазки в пол опустил, сам на себя не похож. Вот стерва – думаю- даже святого довела до непонятного состояния.
И тут Толян говорит:
– Про какую хоть каму Лерка твоя толкует?
Я аж опешил. Вон он о чем думает, и такая обида меня взяла за друга моего. Как же так, думаю, был человек веселый душевный, все ему по фигу было. А тут на тебе, мымра какая-то на него своими словами так повлияла.
- Нез наю – говорю, там вроде другое слово было написано.
- Ты, это, домой придешь, книжку прочитай - говорит, если конечно не все буквы забыл, а потом мне дай, сдается мне, что книжка непростая.
У меня от его слов руки затряслись, и я драгоценное содержимое стакана на пол, в смысле на землю пролил. И тут как закричу:
- Да ты чо, Толян! Какая книжка, а как же наша… и тут у меня не хватило слов описать все то, что я хотел ему сказать, сплюнул, забросил стакан в урну и домой пошел. Я и так собирался ее прочитать, а Толяна жалко.
Иду, а самого трясет от злости. Ну, думаю, щас я Лерке устрою, и карму с сутрой и сутру с кармой. Подхожу к двери тихонечко так, чтобы Лерка не услышала. Она, небось, думает, что я на бровях приползу, как обычно. (Пауза). Ну, я обычно на бровях приползаю. Так, что Лерка успевает занять оборонно–атакующую позицию возле двери со сковородкой. Ну, пусть думает, а я ей сюрприз сделаю. Подкрадываюсь к двери, значит, открываю своим ключом. И что удивительно дверь даже не скрипнула. Прохожу на цыпочках в кухню и вижу такое, чего за 15 лет семейной жизни никогда не видел. Моя Лерка…Ну, нет, вы представляете, моя Лерка, сидит и книжку читает!!! От ужаса я забыл все то, чо наговорить ей хотел, и только ляпнул:
- А жрать где?
А Лерка от книжки даже голову не подняла, гаркнула только – жрать в кастрюле, кушать подано и дальше читает. Даже поскандалить не получилось. А я так привык за 15 лет к скандалам, что без них и жизнь уже не жизнь, до того милы они мне стали. Открываю крышку, опять, небось, макароны с тушенкой. Не-е, я, конечно, ничего против макаронов с тушенкой не имею, но за 15 лет они меня уже до печени достали, в прямом смысле. А в кастрюле такое, даже говорить страшно. Я за всю предыдущую жизнь это только один раз ел, и то на свадьбе. Сел я, значит, молча за стол. В тарелку жратву наложил, нет, не жратву, нельзя такую еду жратвой обзывать – ну, эту ну, как ее – о!-. вспомнил, - пищу богов, точно. И искоса так на Лерку поглядываю, а та ноль внимания: читает значит. Ну, и мне так интересно стало, что же это такое я на дороге нашел, а отнимать не удобно как – то, вы не поверите, первый раз в жизни стало не удобно. Раньше я как-то об этом не задумывался. Ем, наслаждаюсь, пальцы облизываю, на Лерку смотрю. Нет, думаю, не такая уж она и мымра. Вон какую еду сготовила и молчать, тьфу, читать умеет оказывается, а тишина какая, вы не представляете, даже нарушать жалко. Интересно – думаю - долго она так читать собирается, книжка-то не тоненькая и только я это подумал, Лерка свой рот открыла и говорит:
- Ты – срань-хорек –говорит, не-е так и сказала –срань –хорек – ты пьянками своими не только свою карму, но и мою карму портишь.
Я аж вилку прикусил, да больно так, что слезы из глаз брызнули. Одной рукой за щеку держусь, а другой карму ощупываю, на предмет порчи. Да нет, вроде нормальная карма, не испорченная. Только не понятно: как Лерке я карму могу испортить, если у нее ее отродясь не было. Не выдержал я тут, да как заору:
- Ты чо несешь?!!! Я себе все зубы чуть не сломал с твоей кармой!
- Нечо я не несу. На, сам почитай – и книжку мне в нос сует. Спасибо, что не фигу.
Нет – думаю- все–таки вредная книжка, кто ее видит, и не дай Бог читает, ненормальным становится. Вон, даже Лерка моя сама на себя не похожа.
Взял я, значит, ее аккуратненько, будто заразу какую, и потихонечку стал в буквы всматриваться, а буквы сами собой в слова стали складываться. И волосы на голове у меня зашевелились, кто ж такое написал, кошмар какой-то. Из того малого, что я успел прочитать, я понял, что жизнь моя мне дана, чтоб расплатиться за грехи предков своих, а пью я потому, что ни черта в этой жизни не понимаю и этим еще хуже не только себе делаю, но и жене и потомкам своим до седьмого колена тоже. Скукатища-то какая! А я думаю, почему мне так жить хреново, хоть в петлю лезь! А вон чо, оказывается – карма такая. Но не уж-то ничего поделать нельзя – думаю – или все в руках этой кармы проклятой. Посмотрел я на жену, а она как собака побитая стоит, на меня смотрит. Так жалко мне ее стало, и решил я с сегодняшнего дня карму исправлять: добрей стану, пить брошу, жену любить по настоящему буду. Глядишь, а там и карма на место встанет. И никакая порча больше ее не коснется не до седьмого не до десятого колена.