В какие бы ни ударялся стези я,
но выжить случалось во все времена.
И таяла боль и прощалась вина -
на то и беспамятства анестезия.
Забытый мой друг, ты не вспомнишь меня.
Невесть, что несли и за что выпивали,
зачем над судьбою куражились всласть,
в неверных пространствах, где нас забывали
забытые нами. Где жизнь пронеслась
неправильно – словно по встречке на красный.
И свет её, некогда цельный и ясный,
дробится на блики, огни и лучи,
плывущие прочь, как перрон, на котором
не ты ли стоишь, провожающий взором
мою электричку в студёной ночи -
и сам превращаешься в кокон с теплом,
в ознобном вагоне несущемся мимо,
закрыв капюшоном три четверти мира,
позволив остатку мелькать за стеклом.
Что мир – отвернись от него и тотчас
крошатся его сочлененья и скобы
и звенья теряют железную связь -
и память включает свои стробоскопы,
сама же легко забытьём становясь.
Усни в её дебрях - и сам себе снясь,
смотри, над провалом сознанья склонясь,
как бьются крылами о тёмные стены
невнятные сны, непроглядные тени,
забытые нами, забывшие нас.