Маленькой моей посвящаю…
Семь лет назад ты мне была почти супруга,
И запах лилий пронизал до самой сути.
Развеял всё – уход взаимный друг от друга,
Но… ради Бога… о причине – не при людях…
Семь вёсен как – не знает память обновления,
И ни в двери, и ни в толпе, и ни в мороке
ты не явилась мне остатком Откровения.
О, нет, не верь мне, я не думаю о сроке…
Кричу!!! В любовный мой поток воспоминаний
болюче вклинились курганы из орудий,
к копытам Времени положенных мечтами.
Я верю: ждёт их трибунал небесных судий!
Я огибаю эти горы холостые,
Больны осечками их старые начинки.
Штыки торчащие царапают по вые
И зацепляют за нательные святыньки.
Меж нами стёкла, запотели и не сохнут,
На гладь глухую кто-то дышит постоянно,
А наши взоры ненасытные всё дохнут,
Видать, унынием отравленная манна.
Ко мне из прошлого не можешь ты пробраться
Через вселенские оконные откосы.
Вчера и Ныне не желают обручаться.
Ты стала мифом, и хомутные вопросы
жабо протёрли мне до кОсти позвоночной,
они хотят, чтоб поклонился я Финалу.
Прости, бездарно мы относимся к заочной
любви – надежде – переломленному дару.
А тут ещё – кругом мараки, погремушки
бренчат начинкой из семян плодов запретных.
Подстать цыганскому гаданию ловушки
понабросали легионы мимов бледных.
Их напомаженные губы плотно сшиты,
Словно разрезы после лекарской ошибки,
Раздуты щёки, рты как будто бы набиты.
Они таят свои клыкастые улыбки!
Со вкусом стала молодая бесовщина,
Рог сатанинский инкрустирован слезами,
И он впивается в утробу гражданина,
Что красотой пленён кровавой и сдыхает.
Враги сильны, а я открытый и увечный…
подобрались уже к моим стихотворениям…
Но не коснутся духи памяти сердечной!!!
А если надо, – защищу тебя забвением!!!
Пока мой стан, а заодно и одарённость,
скабасты руки не измерили рулеткой,
меня за ухо притянула Отдалённость,
его закупорила правдой несусветной…
Смотри!!! Смотрите, люди!!! Висните на косах
чужих и собственных, чтоб лица нахлебались
преображения в пророческих вопросах!!!
Сложил я кущу всем Троим, а вы боялись.
Шатёр воздвигнут из подручного… жилого…
из хлопка потного распахнутой рубахи –
виной растянута до треска грозового!!!
Из угощений в куще – сахарные страхи…
Напрок мне слышится твоё рыданье вдовье
по мне – по счастью – по заочному супругу…
Дрожит от скорби ЕГО смятое межбровье…
Вон тень худая, разломивши мою руку,
Лихим калекою ползёт меж каблуками,
Затяжек струйки на колготках оставляя,
Сольётся с чьими-то траУрными штанами
И будет жить там до второго обмыванья…
Живая сумрачность со мной связалась кровно…
она незрима… но до боли ощутима…
Моя душонка перегруженная словно
трёхчасовою тьмою Иерусалима…
Я с каждым годом всё сильнее ощущаю
больной спиной тепло осинового бруса,
Христом нагретого… Неужто понимаю
невыносимость истязаний Иисуса?!.
Я жажду жалости коленопреклонённой!..
Но не к себе, а только к Совести воскресшей!..
Ус-та по-трес-ка-лись... И губкой, напоённой
жигавым уксусом, мой голос гасят нежный...
Отец… мать… ты… у вас на это хватит силы...
меня вы снимите с изнанки у распятья…
Но не живите понапрасну у могилы –
за тридцать лет не научился воскресать я…
А я пригреюсь у последнего НАЧАЛА,
Там даже мысли не сменяются без звука,
Там быт свежее и нежнее опахала,
Там сон и явь неотличимы друг от друга.
Направо будет поворот… второй иль третий…
где свет фантазии доходит до упора,
Я подожду тебя там несколько столетий,
И обвенчаемся у Божьего престола!
2010