Из Ури Цви Гринберга (иврит)
1.
Славный день... благоволение божье в облаках:
сосны, ели с золотом рассвета на ветвях...
Небеса готовые снизойти в дождях
святее тех, в которых безбрежная синь
с солнцем-львом средь небесных пустынь.
Утром солнце отразилось в лесах
и деревья запели гимн дождям:
Б-г не дал их высушить летним дням,
даровав по осени тучи небесам.
Слышно ликованье в кронах и кустах:
Мы дивчины с хлопцами с пеньем на устах:
по закону божьему с места не сойдём,
только в бурю клонимся, лист роняя в прах,
неразлучные с корнями до пилы с топором.
Мы не люди, что приходят сучья жечь в кострах,
не вода текучая в реках и ручьях...
И услышав пенье на древесный лад,
говорю: амен.
Святы небеса, дождь которых свят.
--
Оригинал:
2.
Этой ночью отец-небосвод к земле-матери нисходил –
не дневной синевой, не луной и звёздами маня –
грозной тучей, клубящейся в нём.
Грай вороний о госте земле возвестил.
Этот грай ей милей щебетания дня.
Словно милые женщины в осень входящие, трепеща –
их уста – усталые лепестки роз.
К ним влеченье поймёшь бредущего без плаща,
вдоль по улице промокшей от небесных слёз,
и куда и зачем он бредёт, и шепчет о чём,
в ароматах увядания и дождя...
Но велик-могуч повелитель туч
неизменно-мощный отец-небосвод.
Влагу в лоно вбирая, земля понесёт.
Дождь, познавшему страсть и соитье, споёт
о забытой любимой, и сердце замрёт.
Небосвод не состарится и не умрёт смирен.
И земля не умрёт и не станет дном – мы умрём.
Позади наше лето, мы больше плодов не несём.
Мы с дождём слёзы льём и говорим: амэн.
--
Оригинал:
3.
День ворона для сердца моего:
вот он – не званный ни одной душой,
предвестье грозное принесший к нам в Содом,
где всё наружу, всё блистает наготой
под синью неба с жарким солнцем в нём.
Покров священной тайны – под пятой
предавших праотцев Союз святой.
Амен! Предатель предал разум свой.
Амен! И ливень хлынет на страну
наполненную срамом через край,
за муки наши ересь покарай,
болото это – содомитам рай,
где благородство - жертва хищных стай...
Но святости трясине не отдай!
Амен! И ливень двинется стеной,
дойдя до каждой трещины в горах,
и над землёю вздыбится волной,
вздохнём водой, одолевая страх,
в конце Содома рыбьей чешуёй
покроемся... Ненастною порой
простясь с пространством, сушей и весной.
--
Оригинал:
4.
Что же ты так суров к себе, ворон –
с вечным "крах!" на устах:
в нашем милом краю песню солнцу поёт каждый птах,
что же ты не поёшь с этим хором?!
Что на сердце твоём, господин? –
ведь когда ты пророчишь мирам,
всё смолкает кругом.
Возгласи же один!
Вознеси свою весть из глубин!
Когда время цветам и лугам
ты не там, ты отшельник в укрытьи своём.
Мы же пляшем и песни поём
в ароматах, лучах, лепестках
безмятежны, беспечны... Плоды созревают в садах
в шумных днях и в блаженстве любви...
Ты в укрытьи своём. Ты – мудрец, созерцающий рай,
зная цену ему, зная край –
с ночи давней, когда ты пророка кормил
на Кармеле в пещере – того,
кто провидя в веках, перед Б-гом ходил,
и рассудок его не поддался смятенью в крови.
--
Оригинал:
5.
Ворона норов –
"крах!" –
глоткою всей.
Пищи не примет из рук,
слова из уст.
Чем возвестить, кроме "крах",
что Властелин скорбей
хляби над миром разверзит и станет пуст
мир
и семидесяти языцев не станет вдруг ...
Мрак беспросветный и ливень – небес оскал,
грома раскаты, блеск молний, и ветра вой...
Суть этого мира в коротком "крах!" –
пусть он сегодня зелёный и голубой.
Ворон её познал, хотя слаб и мал.
Сколько бы ни громоздили за томом том,
все поколения -
пусть -
это так:
грусть была прежде,
чем сказано слово "грусть",
кто-то грустил,
и назвали его "бедняк",
смертью - смерть,
плачем - плач о нём.
Ворон прав, обитатель туч,
а не я,
чья обитель дом.
--
Оригинал:
---
Источник иллюстрации: