Сам себя не похвалишь -
тебя не похвалит никто,
Сам себя не поздравишь -
что-нибудь скажут не то.
В краю бесчисленных полей,
Степей, морей, людей прекрасных
Полвека ровно на Земле
Я прожил, даст Бог, не напрасно.
Полвека, вроде, не беда,
Но скорбь особая здесь скрыта:
Не изменить уж никогда
И не вернуть то, что прожито.
К Кресту уж накрепко прибит
Судьбы гвоздями не из стали.
И перед взором грустный вид
Кем были мы, и кем мы стали.
Где беззаботность детских лет
И утром радость пробужденья,
Взгляд нежный матери вослед
И дня неспешное движенье?
Где запах вымытых полов,
Половиков цветастых свежесть,
Плотвы на озере улов,
Лугов томящаяся нежность,
Тепло протопленной избы,
Парное молоко из крынки?
Нет, гвозди крепкие судьбы
Давно другие уж картинки
Рисуют кровью на руках
И на ногах, и кто-то в спешке
Копье не в ребра, прямо в пах
Вонзает, Господу в насмешку.
И крик толпы: «Распни, распни...»
Где лес тот, некогда могучий,
С грибами-ягодами? Пни,
Как наши дни, стоят там тучей.
Они и по небу плывут.
Случилось что-то с нашим миром.
Кефир все йогуртом зовут,
А кашу пшенную – гарниром.
Кто помнит, как ходили встарь
Мы всей семьей в кинотеатр?
Давно уж добрый фильм «Вратарь»
Сменил жестокий «Терминатор».
Случилось что-то. Да и мы
Не избежали измененья.
Нельзя цвести среди зимы.
Нельзя иметь два разных мненья.
Хоть жили вместе мы, порой
Чужие словно бы встречались,
Всяк тешился своей игрой,
В своих жил радостях, печалясь.
И словно льдины в ледоход,
Мы отдалялись друг от друга,
И хоть сменялся годом год,
Все в жизни двигалось по кругу.
И с каждым годом круг тесней,
И точка уж не за горами.
Уходит жизнь... Но мы ли с ней
Или она простилась с нами?
«И не вернуть уж никогда,
Чтоб переделать и исправить.
Пришли года – ушли года,
И лишь отяжелела память.
И давит тяжестью своей
На наше жалкое сознанье,
На это страшное созданье,
Что в одиночестве страшней.
Что до истерики крика
Доводит жизни тишину.
И ты растерянны и дикий
Вдруг погружаешься во тьму.
И охватив виски руками
И ужас в первый раз познав,
Ты застываешь, словно камень,
Так ничего и не поняв».
А может что-то и поняв
Иль подобрав ключи ответа?
Пишу, из старого я взяв
Четыре крайние куплета.
Я четверть века их назад
Писал души холодным потом,
И вот – все тот же грустный взгляд,
Не изменилось, значит, что-то.
И это что-то и болит,
И помнит все пережитое.
К Кресту, знать, прочно я прибит,
Верней, не я, а сразу трое.
Один спешит, грешит, смешит
Людей, не ведая покоя,
Другой помочь ему спешит,
А третий любит их обоих.
Но тайны Тройцы не понять
Умом, хоть прожито полвека.
Позвольте мне сейчас поднять
Бокал за Богочеловека.
Что и во мне, даст Бог, не раз
Себя напомнит, не покинув,
И Крест спасительный не даст
Упасть на вечную кончину.
И вас, родные, потерять
Не даст ни в том, ни в этом веке.
Позвольте мне бокал поднять
За то, что в Богочеловеке.
За тягу вечную к любви,
За дружбу с жертвою на грани,
Ведь все мы братья по крови,
Быв скрыты в Еве и Адаме.
Я пью за вас. И за себя.
Полвека как живем мы вместе.
И вот на этом скорбном месте,
Пожалуй, всё – закончу я.
И залпом выпью естества,
И хоть на вечер все забуду.
А если утром пьяным буду,
Так ведь не с блуду –
с торжества!