наготовив разного да всякого,
до заката натрудившись вдосталь,
печка, предвкушая ужин лакомый,
завиляла дымом трубохвостым:
без разбора звания и возраста
прочь срывая лиственные шляпы,
наломал берёзового хвороста
ненароком ветер косолапый.
слышно за вечерними рассказами:
где-то близко, вкрадчиво и жутко,
сажей и вареньем перемазанный,
стукает оконницей анчутка,
в шифоньере шастает под платьями,
у дверей скребётся и содомит,
будто здоровенная бесятина
завелась в благопристойном доме.
дедушко ворчит в запечном валенке:
«не зови кусачего ругая -
озорует ветерёнок маленький,
сам всего боится - и пугает,
пусть себе поест оладий маковых,
сливок налакается из блюдца,
а наутро над кочевьем граковым
кружевные голуби завьются.
в глиняном горшке поспеет кашица,
запыхтит, задышит, как живая.
на крыльце буланый кот разляжется,
солнечную шкурку намывая.
турскими подбитые атласами
(чтобы ничего не пропадало),
сонные лоскутья разноласые
по зиме сошьются в одеяло…
на лазури - звёздочки да месяцы,
на дороге - твиды да касторы,
а в тепле такое понагрезится,
что и слов не надо - никоторых.