Петербургский ноябрь опять убивает рассвет,
в этом небе тугом, где ни входа ни выхода нет.
Никому не увидеть, что солнце над небом, чуть выше..
Как в старинном, поблекшем, немом, черно-белом кино,
Монотонно горят фонари вдоль пустынных дорог,
Обгоняя по росту застывшие, серые крыши.
Мы сидим за столом и мешаем чаинки в чаю...
Повторяемся, не замечая, - "за это я пью"...
И не важно что пили не чай, и не только "за это".
Все равно, что в руках, то ли кружка, а то ли бокал.
Ведь не видно теперь отражений в озерах зеркал.
Кроме нас - никого, можно бегать по миру раздетым...
Или улицы стали длинней - не дойти до ларька,
Или ватные ноги, от лишних слоев коньяка...
В результате - на месте стоишь - оловянный солдатик.
И врастаешь в холодную сырь "межпроспектовых" лап.
Улыбнувшись бомжу, извиняясь за старый пиджак.
Кислосладко кивая совсем невпопад и не кстати.
А на утро прозреть, и увидеть лицо голубым...
И стыдиться всего, что когда-то казалось смешным.
Отмываясь в холодной воде от малиновых пятен.
И идти под дождем, проклиная начало зимы.
Забредая в чужие места, и колодцы-дворы...
Вспоминая о чем-же рассказывал Женя Замятин(?)