В странном месте, зовущемся словом угорским "Москва",
где горит семигорье гербами, угрозой гораздо,
много лестниц и лести, и бросово горсткой словам
в декабри, где снегов по губам и морозов по фразам...
Здесь сестёр по серьгам, тараканов - бегам,
и врагам, как слезам, у стены не доверят почётного места,
правда тонет в ногах, дуракам дорога, и богат
сын хазар, смятены наши нервы никчёмною песней,
здесь поэзии нет ни на грош, здесь гуляют слова
от одной головы до другой, словно ветер их носит,
здесь не делят на "зло" и "добро" ни траву, ни дрова,
здесь короче весны длится год, во дворах, словно осень,
тихо оземь летя, разбиваются наши мечты,
и развозит метро по гробам помертвевшие лица,
их в подземных сетях с недоступной земной высоты
похоронит, обсценно груба, леди Макбет-столица...
На могилах поэтов сквозь слёзы, стихи и цветы,
словно чёрные вдовы, рыдает поблёкшее небо,
и глазами портретов тверёзых, как ликов святых,
смотрит в души медово, не требуя зрелищ и хлеба
вот такой Массолит.
На Ваганьковском полный аншлаг.
И Высоцкому сверху плевать бы на это, но всё же
к нам из чёрной земли испоганенной песня пришла
невесомо, и меркнут слова от патетики Божьей
только здесь, где был Пушкин...
Но как без него зимовать -
в странном месте, зовущемся словом угорским "Москва"?