Расстрел прапорщика Семенихина

 


«Товаришь майор, вы случайно не капитан Петин?» - армейский юмор! Точно так и здесь: на момент расстрела опер и начальник штрафного изолятора (ШИЗО) Семенихин был уже не прапорщиком, а младшим летехой. Да только кого в зоне интересуют подробности? Годков пять назад, по рассказам, Семенихин служил в этой зоне срочную. На вышке стоял с аНтоматом. В сержанты выбился, рядовых гонять начал. Обнаглел. Служба ему понравилась: жить и ни *** не делая. Остался на сверхсрочную по контракту контролером в зону. Ну а борзота из души так и прет, требует подкрепления, самоутверждения! Неймется сержанту без подвигов. Стал налеты делать на отряды. Закоулками, по темным местам, проберется к бараку (Абаме). Атас обезвредит (запугает, либо в штаб под конвоем), за дверью жилой секции станет и орет:

«Атас, менты!» И сам тут прыг в отряд. Мужицкую секцию пробегает галопом, в блатную вламывается и ливерует: кто в какой курок масти кнокает. Короче, палево строгает! Проще говоря, смотрит, кто куда неположенные вещи прячет, ловит нарушителя и тащит в штаб. На этой ниве в темноте и ****ы пару раз ловил, но и «авторитет» у зоновского начальства по части проведения облав сыскал. Перевели в оперы, а там и руководство ШИЗО с ПКТ (помещение камерного типа) тюрьма в зоне. Доверили. Рос, благодаря своей наглости, еще в срочную службу в себе примеченной. Армия ведь выявляет человеческое нутро: способности, пороки. Дает последним развиться. Семенихин почуял в себе призвание к службе. «Как одену портупею, все тупею и тупею!» - называется. «Я, - говорит, - и без армии, попадись на срок в зону, в блатные бы выбился! Вот такая моя планида, талант воровской».

В конце концов, коли служба идет блистательно, грех не задуматься стать генералом. Отпустили Семенихина на какие-то курсы повышения квалификации в калинарный техникум. Вся зона вздохнула спокойно! Отучился Семенихин, выдержал с блеском экзамены и присвоили ему звание лейтенанта. Младшого, пока. «Курица не птица, прапорщик не офицер!» А Семенихин достиг! Вот офицером стал. Ну, теперь держитесь все! Устроил Новоиспеченный лейтенант Семенихин грандиозную пьянку, по случаю своего производства в чин. Как положено.

В поселке с водкой напряженка! Хозяин зоны постановил завозить и выдавать на руки из расчета две бутылки на человека в месяц. ( Остальное через зэков - расконвойников в зону канает. Наши расконвойники валят лес в тайге не только для себя, но и для соседней зоны - Ингаша. По этой надобности в тайге лежневка проложена лес вывозить. Ихние расконвойники лес забирают. А там, в Ингаше уже цивилизация. Водку в гастрономе можно купить! Так вот, те расконвойники везут водку на делянку и оттуда она идет в нашу зону. Ну и ментам, еБстественно, в поселок что-то обламывается. Кто же эту дорогу спалит, раз менты сами на ней сидят?!)

Это имеется в виду население поселка: менты, охраняющие зону. «Вольные люди» - называется. Смех да и только! Какие они вольные, если водку по талонам, отпуск по усмотрению хозяина. Жениться, бабу в поселок привезти и то с разрешения начальника колонии! Да они такие же зэки, как и те, что за забором сидят. Которых эти зэки в форме охраняют. Только те зэки сидят отмерянный срок и за реальные дела, а эти тянут по собственной инициативе и бессрочно! Оттого башни у них постепенно сносит. Шпала заметил, это обычное явление в офицерской среде! «Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша». Нормальный ход службы.

Как то в зоне, в штрафном изоляторе, на пятнадцати сутках, наравне с зэками, (только в отдельной, естественно, камере) сидели двое ментов. Первые три дня отходняка вообще в наручники закованные. Из запоя выходили. Тоже кормежка через день, хлеб с водою. Хозяин своей волей замуровал. С одной стороны произвол. С другой, если подумать, возможно, благодеяние! Они ведь по синьке что удумали? Во первых где то достали пойла вдоволь. Иначе как могли до такого буйного состояния упиться, чтоб додуматься с****ить со склада пулеметы. Ну а дальше разыгралась фантазия у ментов. А какие у мусоров могут быть фантазии? Это же не строители дом изваять. Не стиляги – бабу вымахать. У ментов свои фантазии - ментовские. Поджечь болото, когда ветер будет попутный, чтоб огонь на поселок перекинулся. А на единственной дороге поставить ежи, растянуть рыбацкие сети и залечь сами с пулеметами в кустах. С обоих сторон, чтоб никто не ушел.

Кто после этого скажет, что у ментов воображения нет? Что они не могут ощущать прекрасного. Или это не типично воинский заеб? Потому и власть в поселке своя. Хозяин зоны царь и бог. И понятия у ментов между собой зэковские. Среди них тоже свои блатные и мужики. Даже пидоры есть. По двадцать пять – сорок лет служат. Тайга, медведи и зэки вокруг. Как вы думаете, не свихнешься за такой срок? Как то заключенные науськали Ваню-Ваню, на Колю-Ваню: Двух самых сильных контролеров в зоне друг на друга. Одному напели, что Коля-Ваня при всех похвалялся, будто он в поселке самый блатной после хозяина. И другому тоже. На утро оба пришли с фингалами. Разбирались, кто из них достойней. «Все по понятиям»!

Так вот, Семенихин постарался, чтоб пойла было  в относительном достатке. Но, «Сколько водки не бери, а все равно второй раз бежать придется!» А где водка? Только у зэков в зоне! А в зону Семенихина не пускают, потому что пьяный в хлам и не его смена. Не уважают офицера. И решил лейтенант явить свою удаль: полез в зону через рапретку. У него там, в зоне в ШИЗО водка заныкана. Вдруг в поселке облава, шмон. А в зоне, в кандее у начальства, кто ее искать будет? Шпала спит, слышит выстрелы. Один, второй. Потом два дуплетом. Просыпается, в окно смотрит. Их второй отряд в бараке на втором этаже располагается. А там как раз к болоту уклон идет. С барака через забор озерцо видно (смотри план зоны). Просыпается, смотрит в окно на болото заспанными глазами. Утренняя зорька, пороховой туман на болоте.

«****ые охотники!» - думает Груздь. «Уток стреляют ни свет ни заря! Охуели уже». И проваливается досматривать вольный сон с постелью и знойными бабами. А днем в зоне праздник, почище дня победы: Семенихина в запретке пристрелили! Доигрался *** на скрипке! Солдат следствию поведал: он прекрасно видел, лезет Семенихин в запретную полосу. Не оттуда, а туда - в зону. Но где в уставе написано, что тех, которые лезут в зону стрелять нельзя? Видел, что офицер, Семенихин. Но в уставе не сказано, что нельзя стрелять офицеров вообще и Семенихиных в частности! Бравый опер пролез в запретку в другом месте, где забор пожиже. И шел вдоль по ней к штрафному изолятору (там у юбиляра водка). К тому же лейтенант в родном хозяйстве место знает, где перелезть.

Часовой все сделал правильно. Увидел идущего по запретке Семенихина. «Стой!» - кричит. Опер идет. «Товаришь офицер стойте. Товаришь Семенихин, не имею права вас пропускать!» «Я сейчас залезу на вышку и набью тебе ****о!» - орет лихой богатырь. «Нам один ***, что водка, что пулемет, лишь бы с ног сбивало!» Солдат сделал предупредительный выстрел в воздух. «Товаришь лейтенант ложитесь, сейчас наряд прибежит разберется, отпустят вас».  «Чтобы я свой новый мундир в болото? В грязь!» А сам уже по ступенькам на вышку лезет. «Хуй его знает, - думает солдат, - пьяный! Может ему заеб в голову ударил. Автомат у меня отобрать хочет! Кто-то ему насолил, пойдет разборки наводить, а меня под суд!?

Выстрелил в ногу. Семенихин и трезвый то дурной! А тут пьяный, море по колено. Даже не почувствовал ничего. Толчек, тупая боль, вроде ушиба. ***ня. Доберется он до этого козла, вправит ему мозги!!! Видит часовой: в натуре Семенихин заколдованный, пули его не берут. И в упор, в грудь ему два раза. Застрелил героя, считай уже на вышке. Покочевряжилось начальство, позаебывало допросами. А хуля, доебаться не за что. Правильно солдат поступил. Пришлось наградить бойца именными часами и отправить в отпуск на две недели домой. Похоронили лейтенанта Семенихина, естественно, не на зэковском кладбище. Сварили из припасенных им листов железа на решетки ШИЗО памятник. Повезли домой.

 

Шпала посвятил оперу такие строки в своей поэзии:

На смерть лейтенанта Семенихина.

                Вот и вся твоя жизнь дворняжья,

                Как в парашу струей вода,

                То выслуживался ты, то куражился,

                Но не вкалывал никогда!

               

Кончен бал и допета опера,

                Все по пьянке. И поутру,

                Пристрелили в запретке опера,

                Только дымка да звон в бору.

               

И железо то листовое,

Что на окна ты нам берег,

Аккуратной легло полосою,

На надгробный твой теремок.