Заря погасла. Сумерки лиловые
укрыли тенью Гефсиманский сад.
Луна взошла весенняя бедовая,
толкающая смертных прямо в ад.
Здесь страсть могла б плести тенёта жаркие,
но отчего-то робость, как змея,
в сердца вползает, слабые и жалкие,
трепещущие тайны бытия.
Здесь нынче смерть – царица пустоглазая –
из грота пьёт отравленный нектар,
и истина, не понятая разумом,
рождает в нас сомнения угар.
Да, это страсть. Мы страстно в недоверие
бросаемся, как в омут, головой.
И что нам все могучие империи
перед одной империей – Его.
Но мы и в ней находим червоточины,
и лишь один, в кровь расцарапав грудь,
крадётся неприметно у обочины,
избрав единственно достойный путь.
Пусть этот путь ужасный не кончается.
Заранее известно, что в конце:
сухая ветвь над пропастью качается.
Мятущиеся тени на лице.
И ливень льёт, чтоб гору смыть проклятую.
Собрались сонмы туч, со всех сторон....
Но на страдания Христа распятого
языческий взирает пантеон.