(перевод с польского Надежды Далецкой)
Тур вальса вращается в отблесках свечек,
В плывущих подсвечниках кружится зал.
Я вижу пространств и огней бесконечность:
Так в сотнях зеркал отражается бал.
И розовой пылью, как яблонь цветеньем,
Огромным подсолнухом движется круг:
И ширятся крестообразные тени
Плеч чёрных, стеклянных, плеч белых и рук.
Я щурю глаза, в зеркалах проплывают
И жемчуг, и перья на шляпах. Гудит
Пространство, и шёлк наготу обвивает,
И раз-два-три – шёпотом нежится ритм.
Часы в девятьсот десятом бьют полночь.
В клепсидрах осыпется год. Гнев и страх
Грядущее время всей мерой дополнят,
Огнём и разрухой смерть станет в дверях.
А где-то родится поэт. И стихами
Их песню споёт, но не им. Зорьки знак:
Туман молоком летней ночью стекает
В лощину, где будит село лай собак.
Ещё нет его, но он позже, он дальше.
Не знаешь, красавица, кружишься с ним.
И так будешь плыть ты в легенде и в вальсе,
Вплетаясь в военные боль, чад и дым.
А он, из истории бездн и уроков
Тебе в ухо шепчет: смотри, посмотри.
И ты не поймёшь, кто из лет тех далёких
Поёт: то ли вальс, то ли плач твой внутри.
Встань здесь, у окна и раздвинь все преграды,
Вглядись в блики лет, в отблеск дней, в мир чужой.
Вальс стелется тут золотым листопадом
И в стёкла метелью знобится зимой.
На поле ледовом, прокрустовом ложе,
На жёлтой заре – ночи взорванной хруст,
Ты ужас толпы убегающей сможешь
Понять, угадать по движению уст.
До неба границ содрогается поле,
Кровь снега смертями чернеет, кишит,
Тела на камнях каменеют в покое,
Дымящее солнце всползает в зенит.
Тела на реке вперемешку со льдами,
И цепи невольников вдоль берегов,
Над чёрной водою, над туч колтунами
Кровавое солнце встаёт высоко.
Там, в этих цепях, там, в ряду молчаливом,
Смотри, вот твой сын. С рассечённой щекой.
И рана кровит, и смеётся он криво.
Кричи! Ведь он счастлив от рабских оков.
Пойми. Есть страданий такая граница,
Улыбок за ней безмятежный поток
Спасает его, помогает забыться,
Зачем воевать он обязан, за что.
И есть озаренье в быдлячьем покое,
Посмотришь на небо, на звёздный мираж:
Пусть смерть для других, для него же иное,
Медлительно жить, каждый день умирать.
Забудь. Важно лишь, как в той в солнечной зале,
Вальсируя, в сотне цветов, звуков, эх
Светильников сто в зеркалах колыхались.
И взгляды, и губы, сумятица, смех.
Всё так, и никто не коснётся ладонью,
В зеркал амальгамах твой стан проплывёт.
Чуть свет под дугой, под рассветной звездою
Саней колокольчик звенит и поёт.