Вечерело на дворе…
В ледянистом серебре
Месяц над селом всходил,
Хороводы звёзд водил.
Всюду тишь была и нега,
И светло кругом от снега.
Только в доме у Емели
Речи громкие шумели,
Спать не собирались там –
Шум стоял и тарарам:
«Врёт он всё! – ругался Пров. –
Наш дурак брехать здоров!
Ишь, чего придумал, гад, –
Царь его позвал во град!»
«Да не вру я, крест святой! –
Словно варом облитой
Наш Емелюшка кричал. –
Лучше б я вообще молчал!..»
«Пусть потешит нас слегка, –
На защиту дурака
Встал старинушка-отец. –
Не такой уж он глупец –
Вон, как сочиняет складно.
Мы послушаем, и ладно».
Дурень тут насупил бровь
И стал красен как морковь:
«Вру я?! Ладно! Значит, так!.. –
Вновь повёл рассказ дурак. –
Приезжаю в стольный град,
Царь выходит из палат,
"Здравствуй! – кланяется в ноги. –
Не устал ли ты с дороги,
Драгоценный Емельян?
Эй, Антипка да Степан!
Стол для гостя накрывайте,
Вина-яства подавайте!"
Во дворец вхожу к царю.
"Что-то тесен! – говорю. –
Чай, у нас изба повыше
Да ещё конёк на крыше.
Тут у вас хоть и палаты,
А посмотришь – плоховаты!"
Царь за стол меня сажает,
Разным яством ублажает:
"Кушай пряники, оладьи,
Вот малина в щикаладе…"
Сел я было за обед,
Поглядел – блинов-то нет!
Как я стукну кулаком,
Как ударю каблуком:
"Почему блинов не вижу?!
Вам из города Парижу
Вон – улиток привезли!
Где блины?! Не напекли?!"
Мигом мне блины несут,
Блюдом весом… в целый пуд.
Начал я блиночки есть
И съел разом двадцать шесть
Или, может, двадцать семь –
Не считаю, когда ем.
Отдышался, вытер пот,
Промокнул платочком рот.
"А теперь, царь-государь,
Ну-ка – плясовую вдарь!
Пусть все слуги и дворяна
Распотешут Емельяна!
Пусть попляшут полчаса,
Растряслись чтоб телеса.
Да и сам – попрыгай тоже,
А то что-то кислый рожей…"
Заиграл-запел баян:
"Славься, славься, Емельян!"
И тут все пустились в пляс –
Даже царь брадой затряс.
"Скучно мне смотреть на вас, –
Говорю, – Усну сейчас!
Что за пляска – топ да топ?!
Надобно – красиво чтоб!
Пусть уж лучше ваши девки
Спляшут и споют припевки.
Выводи-ка, царь, скорей
Мне боярских дочерей!"
Тут боярыни младые,
Пышнотелые, худые,
Предо мной давай плясать,
Кто чем может сотрясать.
"Ну-ка, спойте мне, подружки,
Развесёлые частушки!"
Лишь сказал – боярски дочки
Разом вынули платочки,
Кругом предо мной пошли
И частушки завели:
"Наш Емелюшка хорош,
Он и весел и пригож,
Нет Емели краше,
Сохнут девки наши!
Я Емелюшку люблю,
Всю-то ноченьку не сплю –
Охаю-вздыхаю,
Его вспоминаю!.."
Целый час мне девки пели,
Даже голосом подсели…
"Ладно, хватит!" – говорю.
Обращаюсь вновь к царю:
"Хороши певуньи ваши!
Только, что не вижу Маши?" –
"Какой Маши?" – "Да царевны!"
"У нее дела плачевны, –
Отвечает царь с тоской,
Слёзы утерев рукой. –
Исстрадалась, извелась,
Во светлице заперлась,
Есть не просит, пить – не пьёт, –
Всё тебя, Емеля, ждёт!
Не нужны ей прынцы эти,
Ты милее всех на свете…"
"Ладно! Хватит тут скулить!
Если правду говорить –
Машка нравится мне тоже.
Только знаешь, царь-надёжа,
Лень мне свадьбу пировать –
Надо же гостей сзывать,
Пир устраивать богатый…
Лучше буду неженатый!"
Царь обрадовался тут:
"Это для меня не труд!
Знатный пир вам закачу,
Заодно – озолочу.
Бери Машеньку мою,
Полстраны тебе даю!"
Я ещё подумал чуть,
Говорю: "Не обессудь!
Нужен мне мешок тогда…"
"Для чего?" – "Вот это да!
Куда деть мне полстраны,
Может, запихнуть в штаны?!"
Царь тут слугам крикнул: "Эй!
Живо швей ко мне, ткачей!
Пусть сошьют мешок Емеле,
Чтоб поспели в две недели…"
Что хотите? – полстраны!
Ткани тыщи вёрст нужны!»
«Может хватит, дурень, врать?!
Надоело слушать, бать! –
Возмущаться братья стали. –
Его сказки уж слыхали!
Вечно наш дурак чудит,
Небылицы городит…»
«Цыц! – на них прицыкнул дед. –
Я дослушаю, аль нет?!
Вечно вы раздор чините,
А сами так не сочините.
Ну, Емелюшка-сынок…
Царь велел пошить мешок,
Полстраны туда впихнул
Или, всё же, обманул?»
Но Емеля уж зевал,
Рот ладонью прикрывал,
Вскоре вовсе захрапел…
«Жаль дослушать не успел, –
Завздыхал старик Игнат. –
Мой сынок хоть глуповат,
Но, поверьте, не дурак –
Вон для нас старался как,
Сочинял нам про царя…
Ну а вы бранились зря!
В общем так, мои сынки!
Прикусите языки!
Вновь Емельку обзовёте –
Гнев отцовский наживёте!»
Царь меж тем чай попивал.
Для приятства подливал
Коньячок в него из бочки
Да читал наказы дочке:
«Завтра, Манька, в ранний час
Будут сваты вновь у нас.
Сам микадо кривоокий
Из Японии далёкой
Хочет тебя в жёны взять.
Надо же – японец-зять!
Не приснится в страшном сне
Самурай у нас в родне».
Тут царевна ну смеяться:
«Буду гейшей одеваться
И ходить лишь в кимоно.
Вот умора, как смешно!
Их язык я изучу,
Как на нём залопочу:
"Куся-муся, муся-пуся,
Жиря гуся у бабуся…"»
Царь аж чаем поперхнулся,
Так, представив, ужаснулся.
«Ты мне, Манька, это брось!
Я тебе отец, небось!
Не получит самурай
Тебя в жёны, так и знай!» –
«Ну а может, я хочу!» –
«Цыц! Я, девка, не шучу!
Ишь, додумалась, дурёха!
С головою, может, плохо?
Будет гейшей одеваться,
В кимоне по дому шляться,
По-японски говорить
Да с японцем вместе жить!»
Туго с женихами было:
Кого Машенька отшила,
Кто-то был не ко двору,
А кто царю не по нутру.
«Это всё из-за тебя! –
Бородёнку теребя,
Царь сердито закричал. –
Хватит! Столько лет молчал,
А теперь изволь-ка, цаца,
С моим мнением считаться!»
Бровь царевна подняла –
Дескать, я не поняла.
Царь налил себе коньяк
И стал пить без чая, так.
«Хватит рыться, выбирать –
Время свадьбу пировать!
И широкой быть гульбе…
Мужа сам найду тебе.
И не смей перечить, Марья!
Царь, иль, всё-таки, не царь я?!»
Тут царевна – топ ногой:
«Нет уж, тятя, дорогой!
Жениха он мне отыщет!
Да скорее рак засвищет,
Чем на это я пойду!
Тоже – скажешь ерунду!»
Царь лицом побагровел
И на весь дворец взревел:
«Хватит! Кончилось терпенье!
Вот тебе моё решенье:
Отдаю за дурака,
За простого мужика,
За злодея и смутьяна
Дурачину Емельяна!
Он собак вовсю тиранит
И с тобой шутить не станет:
Два разочка поколотит –
Враз на место ум воротит!»
Царь есть царь, тут не попрёшь.
Власти у него – сколь хошь.
Сказ шестой http://www.stihi.ru/2011/12/06/7440