Из книги Творенье вечности - любовь!..

Павел Кашаев
Недавно в издательстве «Журфонд» (г. Днепропетровск)
вышла моя книга переводов «Творенье вечности – любовь!..»,
в которой представлены лирические произведения
широко известных украинских поэтов.
Среди них – Александр Олесь, Владимир Сосюра,
Лина Костенко, Дмитро Павлычко и другие.
Тематика стихотворений разнообразна.
Преобладают любовная, пейзажная и гражданская лирика.

ИЗ ОЛЬГИ АФАНАСЬЕВОЙ

ХУДОЖНИЦАМ ПЕТРИКОВКИ

Вы рисуете нежно ромашки – цветы полевые,
Колоски золотые, увитые дымкой веночков,
Бархатистые мальвы – роскошные звёзды живые,
Что у ночи-владычицы ярко зажглись на сорочке.
Так приветно лучатся васильков синеглазые лица,
Словно ласково шепчут желаний своих заклинанье:
«Жить на свете прекрасно,
пусть светлая радость продлится
И внезапная стужа не станет порою прощанья».

* * *
«Как ты думаешь жить на белом свете?»
Мама

А белый свет какой-то непонятный –
И добрый, и жестокий без прикрас,
Сочувствующий, грубый, неприятный
То убивает, то спасает нас.
Так повелось: мы примирились с этим,
Хоть выигрыша не было и нет,
И много непонятного на свете,
Но всё равно, пока есть люди, светел
Наш многоликий, вечно белый свет.

ИЗ СЕРГЕЯ БУРЛАКОВА

* * *
Постарело ли небо пока поцелуй наш
звенел в весеннем воздухе?
Помолодели ли реки между словами
«прощай» и «подожди»,
Между нашими разомкнутыми руками?
Стало ли больше в мире красоты,
когда впервые почувствовали деревья и травы
что мы с тобой уже никогда
не сможем расстаться,
Хоть казалось – и не раз! –
что из разных Галактик
Мы пришли на эту встречу, любимая...

* * *
Словами тихих мальв я рисовал начало
Мечтаний дорогих, доверчивых надежд.
Мне было тяжело, когда душа теряла
Привычное тепло своих немых одежд…
Словами тихих мальв застенчиво нарушив
Цветение садов и шёпот у реки,
Я что-то говорил – меня ж никто не слушал,
Лишь вечер обрывал признаний лепестки.

ИЗ СОФИИ ВАСИЛЕНКО

* * *
А дома вновь весна и ветер веет,
Степная даль прозрачна и ясна.
И солнце, словно девушка робеет
У моего недавнего окна.
Оно забито чёрными гвоздями,
Здесь жизнь всё мимо, Боже мой, идет,
Звенит слеза, а сердце, словно в яме,
Уже нигде покоя не найдёт.
Но от мечты не вправе отступиться
(пусть мне сейчас иная даль видна),
Я в отчий дом сумею возвратиться,
Раскрою створки мёртвого окна!

Германия 2002

* * *
Догорает свечка. Оплывает
воск горячий, светло-золотой.
Темнота, нахлынув, заставляет
двигаться спокойней за мечтой.
Мы порой, отчаянные очень,
беззащитны средь земных тревог.
Разведу костер в объятьях ночи,
чтобы отогреть хоть пару строк.
Не беда, что вновь мороз крепчает,
крыльями январский ветер бьёт.
Пламени согласьем отвечает
сердце, что надеждою живёт.

ПОДСОЛНУХИ

Вдоль дороги, где тени витые,
День осенний идет по стерне.
Жёлтым солнцем согретые дыни
Прямо под ноги катятся мне.
А над скирдами, выгнувши крылья,
Птицы грузно куда-то летят.
Буйны головы свесив бессильно
Здесь подсолнухи дружно стоят.
Мы с подсолнухом чем-то похожи,
Рядом с ним, словно дочка, стою.
Он про степь, что любовью тревожит,
Напевает мне песню свою.

ИЗ ВАСИЛИЯ ГРИНЧАКА

СИМФОНИЯ

Под легким ветром дрогнула травинка,
И, солнечную нотку взяв несмело,
Затенькала по-птичьи, как сопилка,
Как флейта заиграла и запела.
От корня и от горсточки землицы
Звук поднимался выше, выше, выше,
Чтоб в стебелёк зелёный превратиться,
Чтоб из него желанный колос вышел.
И, удивлённо затаив дыханье,
Глядел рассвет на сбывшееся чудо,
Где прорастало светлое мечтанье
И становилось музыкой повсюду.
Над нивой, над благоуханьем нежным
Нарядно одеваясь, расцветало
Всё, что заполнив этот мир безбрежный,
В молочных ранних зернышках сияло.
Распахнутое небо голубое
Над колосом с любовью наклонилось
И нива, горизонт закрыв собою,
Как море волновалась, колосилась.
А музыка над полем не смолкала,
И жаворонок, что в зенит стремился,
Коснулся струн во ржи и удивился –
Симфония о колосе звучала!

ИЗ ЮРИЯ КИРИЧЕНКО

* * *
Хотел бы позабыть, да видно не забуду,
Хотел бы грусть прогнать, но знаю наперёд,
Что в горечи глухой безверье перебуду,
Отправив ласточек в осенний перелёт.
Вернутся ли они весной на небо это? –
Я у звезды спрошу, что светит над окном –
И, не дождавшись слов, побуду с сигаретой,
Пока мою печаль не затуманит сном.
Ну, а потом войду иль в сказку, иль в балладу,
Где той измены след роса не в силах смыть,
Где ты стоишь без крыл одна в светлице сада
И взгляда робкий луч не ведает: как быть...
Ты говоришь: «Душа ещё увидит вёсны
И впереди у нас хорошие года,
И руки, как тогда, держать готовы вёсла,
И губы – как тогда, и сердце – как тогда...»
Отвечу: «Не грусти», а сам вот-вот заплачу,
Скажу: «Бывает так... Но где священный храм?
С каких же это пор неверность просит сдачу
За мелочную суть минувших мелодрам?»
Хотел бы я отдать – так нечем – отболело.
Хотел бы взять назад, но чувства – не игра.
Всего лишь только раз отозвалась несмело,
Как ласточки птенец, печаль из-под пера...

* * *
Не кину взгляда в сторону твою,
Не потревожу вновь своим признаньем.
У замка снов любви не постою,
Пусть остаётся лишь воспоминаньем.
Зачем тревожить память прежних дней
Такими разноцветными словами
И трогать струны умерших ветвей,
Что яблоком не зазвенят меж нами?..

БАЛЛАДА О ЖАР-ПТИЦЕ

Небеса жар-птицу разлюбили
И в колодце утопить решили,
А в колодце том вода живая…
Оживает птица, оживает.
Вот уже зерно берёт с ладони,
Словно позабыла злую долю,
Только в небо и смотреть не хочет…
Что оно жар-птице напророчит?
Спохватившись, небеса вздыхали,
Сто орлов жар-птицу в них искали,
Только оскорблённая краса
Обрела другие небеса.
Так и мы с тобою вместе, доля,
Шли стернёй на жатвенное поле,
Где колосья собирать не нам,
Той жар-птице, что сестрица снам.
Что же нам в наследство остаётся?
Лишь вода глубокого колодца,
А жар-птицы даже близко нет.
Где она? Никто не даст ответ.
Кинулись искать её... Напрасно.
Молим всех орлов, но стало ясно,
Что молчит распятая краса,
Обречённо глядя в небеса.
Что и как теперь она подскажет,
Может тропку новую укажет,
А стрелу подальше отведёт?
Только слышит сердце – суд идёт,
Суд жар-птицы!

* * *
Антимиры в нас распахнули дверцы.
Я – не люблю тебя, меня не любишь – ты...
А так недавно расцветали в сердце
Лазурные питомцы чистоты!

* * *
И вновь дожди над потускневшим логом,
И снова мак под сердцем опадёт,
Но жар души хладеет понемногу
И остывает, превращаясь в лёд.
Мы отошли от истины, что греет,
Мы искренность забыли в лопухах.
Вокруг нас только-только вечереет,
А мы уже погрязли в ста грехах…
Бывает так, о, Господи, бывает…
И в царстве наших призрачных забот
Душа ещё,как горлинка взлетает,
Да только зёрен счастья не клюёт…
Идут дожди над всем осенним миром,
Несут слезу, распятую сто раз,
Что кажется ещё довольно милой,
Однажды ложь признавшей без прикрас.

* * *
У моих соловьёв голос ночи серебряной, дивной,
У твоих соловьёв голос золотом утра звучит,
Что за птахи у нас: и певучи они, и красивы,
Но не могут, увы, нас с печалью души разлучить.
Может быть потому, что мы порознь в садах очутились,
Может быть потому, что в громах наших гул немоты...
Суть, наверное, в том,
что тропинки сердец разделились,
Где двукрылое счастье могли обрести я и ты...

* * *
Небес первозданная просинь
Упала в ржаную печаль...
Деревьям не хочется в осень,
Им лета минувшего жаль.
А я зову тебя с поля,
Надеяться не перестану...
Но Божья ли это воля
Тревожить притихшую рану?

* * *
Мы сейчас перелётные птицы с тобою,
Незаметные зори горят над судьбою.
Не о нас ли астролог сказал в самом деле:
«В октябре разлучились, а любили – в апреле».

ИСПЫТАНЬЕ МОЛЧАНИЕМ
Г.Ш.

Испытанье молчанием то, что во мне
Притаилось до срока на пасмурном дне.
Притаилось – и ждёт, ожидая – молчит.
Долька солнца в устах леденяще горчит.
Испытанье молчанием – это свеча,
Это зёрна печали, чья кровь горяча.
Прикоснёшься ладонью – и отблески снов
Прорастут диким маком на стали меча…
Испытанье молчанием – тихая грусть
И река, что внезапно сожгла два весла.
Лишь оставив надежду, поведать берусь
Как слеза, словно птица, гнезда не свила.
Испытанье молчаньем не ведает дна,
Если доля одна – отзовётся струна…
Ты открой своё сердце и в очи взгляни,
И поймёшь: не проходит любовь, как весна…

* * *
Трава не плачет и не смеётся,
Трава растёт просто так, поверь.
А сердце бьётся, а сердце бьётся,
Как в том вольере кровавый зверь.
Трава в бессилии не голосит,
Она корнями вросла в грунты.
С меня довольно, что в эту осень
Теряю небо в глазах, а – ты?
Трава не стонет, себя не губит,
Молитву лишь перед сном прочтёт.
И точно так же кого-то любит,
Как я в печально-тревожный год...

* * *
Деревья ходили в небо,
Оно их встречало хлебом.
Сказали астры: «Так надо…»
И сразу за ними следом.
Деревья взошли на месяц
И к солнцу тянулись дружно.
Ты можешь – хоть верь, хоть смейся,
Забыть этот сон ненужный.
И все же они ходили
В небесной тиши с рассветом,
А ночью в грома входили,
Ничуть не скорбя об этом.
Вот так бы и нам с тобою,
Любовью и счастьем пьяным,
Идти, пока не возьмётся
Рубцом трёхлетняя рана.

ГАЛЕ

Нет никого… И только осень,
Где листья падают, кружа…
И – скоро снег… И лишь за просинь
Незримо держится душа.
Нет никого… И только туча
Пасёт в себе небесный гром…
Слеза упавшая горюча,
А мы – вдвоём …
Нет никого… И только счастье,
Как неподкованный конёк…
А завтра, может быть, удастся
Уздечку тронуть хоть разок…
Нет никого… И только сумрак
Заледенелой тишины.
И, безнадёжные по сути,
Двух звёзд молитвы не слышны…

ИЗ АНАТОЛИЯ КИЧИНСКОГО

* * *
Малюсенькая, в тоненькой сорочке,
Совсем одна, на целый свет – сама,
На яблоньке раскрыла клювик почка,
Ну а вокруг – куда ни глянь – зима.
Пушистый снег укрыл деревьев плечи…
Такой мороз!.. А почка – за своё:
Раскрыла острый клювик и щебечет,
Высвистывает, радостно куёт.
И всё о том, что снова будет лето,
А острый клювик – далеко не всё, –
Есть золотое гнёздышко на ветке,
В котором она яблочко снесёт…

* * *
Глаза закрою – всё, как наяву,
Глаза открою – всё, как сон, впустую.
Мне кажется, что я не так живу
И вместо точки ставлю запятую.
И строчка продолжается… Вот-вот
Её закончу, чтоб другую править…
А жизнь, как жизнь, она вперёд идёт,
Но невозможно даже миг прибавить,
Чтобы понять, к желанному спеша
И самому себе сказать в итоге:
На лучшее надеется душа
И не напрасны все её тревоги.

* * *
Люби меня, люби меня, люби меня
Глазами синими, руками голубиными,
Земными звёздами, травою непримятою
И всей Вселенной, и отцовской хатою,
Горячей верой и воспоминанием,
И песней – неожиданным признанием,
Улыбкой сына – драгоценным именем люби меня!..

В ГОСТИ К МАМЕ

В холодные осенние дожди,
В промозглые осенние туманы,
Закутанные в модные плащи,
Мы едем в гости, едем в гости к маме.
А позади – и это, как всегда –
Лишь толчея и спешка городская,
А позади – ушедшие года
И вновь дорога без конца и края.
Мы едем в гости в тихое село,
Где почему-то долго не бывали.
И оттого на сердце так тепло,
Что здесь нас никогда не забывали.
Из дома – к дому… А когда райцентр
едва-едва засветится огнями,
Заметим на заветном деревце,
Что в юности мы посадили сами,
Последний листик маленьким флажком
Полощется и держится упрямо,
Он кажется особенным мостком,
Проложенным туда,
где наша мама ещё живёт…
Вот хата так бела…
Как бесконечно тянутся минуты.
Рукой подать до нашего села,
А мы все едем, едем почему-то…

* * *
Тихо. Не кроны – короны праздник зимы стерегут.
Аж посинели вороны в играх на белом снегу!..
Светится искрами иней, как в чёрно-белом кино,
Светится чёткостью линий
память, а в ней лишь одно:
Будто бы гильзой патронной,
словно прервавшийся бег,
Падает молча ворона в чёрный от выстрела снег.

ИЗ ЛИНЫ КОСТЕНКО

БАЛЛАДА ПРО ДЫМ

Памяти австрийской писательницы
Ингеборг Бахман...

В одном высоком доме многолюдном,
Который от пожара стал седым,
Сгоревшую блондинку ранним утром
Нашли, когда уже растаял дым.
Пожар, начавшись там часа в четыре,
По-своему сигналил о беде
И едким дымом из её квартиры
Спешил созвать на лестницу людей.
Он всюду в щели проникал и в двери,
Пытался даже в окна заглянуть…
Ещё б минута – не было б потери,
Ну – полминуты, ну ещё чуть-чуть…
Он был кошмарным, как в сюжетах острых,
Свой сизый шлейф по спальням волочил.
Людей будил и щекотал им ноздри,
Настойчиво о помощи просил.
Но люди залегли под одеяла,
Им снились страхи, может быть – война …
В то время жертва в шахматы играла
Сама с собою, выиграв слона.
А дым серчал: – Живём не при потопе!
Куда же делись голоса людей
В такой немалочисленной Европе,
В часы цивилизованных идей?
Она металась в комнате модерной,
И понимала в этот жуткий миг,
Что погибает в пламени безмерном
Своих, душою выстраданных, книг…
Микро-Содом, за шторами – Гоморра…
Проснитесь, люди, слышите, беда!
Гудят ступени маршем Черномора,
Дым расстелился, словно борода.
Как верный пёс от жалости навылся,
Когда пластмасса таяла, как лёд…
И наконец-то кто-то появился
И вышел первым поглядеть в пролёт…
…………………………………………..
Возможно, тем, кто избежали пекла
В строении, похожем на ладью,
Почудится: «Я стала горсткой пепла.
Спасибо за компанию. Адью.»

* * *
Вечерний свет, благодарю за день
И солнце, утомлённое над нами,
За просветлённый лес – почти Эдем
И васильков загадочное пламя.
За твой рассвет, способный мир согреть,
И твой зенит отчаянный и смелый,
За всё, что завтра будет зеленеть
И вовсе не случайно отзвенело.
За небо в небе, и за детский смех,
За всё, что я смогу без лишних «или»…
Вечерний свет, благодарю за всех,
Которые души не осквернили.
За то, что лишь добро в себе несёт
И кровь нигде сегодня не пролита.
Вечерний свет, благодарю за всё
И эту жажду слова, как молитвы.

* * *
Ой да на Ивана, ой да на Купала
Покатилась звёздочка с неба и упала.
Клекотала в речке так, что сердце сжалось.
Гаснуть не хотела и со мной осталась.

* * *
Всё, что было, что будет и есть на земле,
И в сто тысячный раз повторяется всюду,
Соловьями рассветы встречает во мгле –
Это только одно нераскрытое чудо.
Биосферы состав и структуры кислот
Знаю не понаслышке, приемлю, как данность.
Век за веком идёт, время мчится вперёд…
Зачарованно вижу одну первозданность.

* * *
Повсюду, где лютует вьюга,
Где из прощаний соткан свет,
Скажи: простим ли мы друг другу
Печаль-разлуку или нет,
И станем ли весь век молиться,
Себя винить, о, боже мой,
За то, что сердце колотиться
Посмело в нежности немой?!,
За робкие слова привета,
За тихий взгляд, что так пьянит?
Пусть солнце не жалеет света,
Тоска не плачет, а звенит!

* * *
Настанет день, увенчанный плодами,
Им не страшна ни слава, ни хула.
Мои соцветья, в споре с холодами,
Я уберечь для завязи смогла.
И не беда, что вороны кружили,
Одолевали тысячи забот…
Из муки той, из боли прошлой были
Душа не сотворит картонный плод.

* * *
Тот, кто создал нас, был очень разумным:
Включил нам только ближний свет сознания.
Мчимся по космической трассе, так и не зная, –
А что же там, в конце Чумацкого Шляха?

* * *
Упрятан солнца диск за краем леса.
И тополь наклоняется… Взгляни:
Вечерний горизонт закрыл завесу, –
Вселенский цирк зажёг свои огни!
И вновь смотри всю ночь, хоть станет дурно
В небесный склепик, где горит Персей.
Жонглёром став со шляпою Сатурна
Умелый космос крутит карусель.
Вот ржёт Пегас, вовсю блестит Корона,
И Волопас пасёт своих Телят.
Мелькают под сияньем Ориона
Шальные сальто Девы и Плеяд.
Деревьям, травам нет конца и края,
И сладок дым, невиданный досель!
Кружатся Рыбы, Лев рычит, играя,
Кружит почти земная карусель.
Летит Нептун, и я с ним налетаюсь,
Не бойтесь, звёзды, я не разобьюсь.
Я тоже прицепилась и катаюсь.
Раздумываю, плачу и смеюсь.
Гляжу вокруг – пространство гнёт подковы,
Туман галактик вижу за плечом.
И кто-то очень страшный, незнакомый
Во мгле Вселенной щёлкает бичом.
И всё кружится в дивной круговерти,
Стремительную вечность раскроя…
И есть природа, жизнь… И нету смерти.
Есть стадии и формы бытия.

ЛЬВОВСКИЕ ГОЛУБИ

Тень почернела и стремится вниз –
Так белый голубь в высоту взлетает,
Где над проспектом солнечный карниз
Собой собора линии венчает.
Как многолюден улиц пёстрый ряд,
А крыши стариков напоминают…
И голуби о чём-то говорят над городом…
О чём? Пока не знаю.
Быть может про собор и про войну,
Про небо без конца и без начала.
И голубь у голубки спросит: – Ну,
Я возвратился…Ты по мне скучала?

* * *
Мне с малых лет деревья доверяют,
И понимает бузиновый Пан
Зачем ветла, что хрусталём играет,
Промолвила мне: «Здравствуй!» сквозь туман.
И почему леса встречают снова
Над кронами на щит подняв зарю...
Я знаю их язык, любое слово,
Но и молчаньем с ними говорю.

* * *
Фанерным журавлям не полететь куда-то,
Возможно, оживут, но вот беда – когда?
Над ними ключ иной спокойно и крылато
Курлычет с высоты: «Мы вас зовём сюда!»
А дождик моросит. Гнездо прибито криво.
И вздрагивает лес над трассою во мгле.
Где небо? Где земля? Поднять бы только крылья
Фанерных журавлей, фанерных журавлей…

* * *
Что доля нелегка – в том польза есть к тому же,-
Блаженный сон души искусству вряд ли нужен.

* * *
Бывает миг такого потрясенья,
Когда увидишь мир, как в первый раз,
Где туча на большом холсте осеннем
Пропишет красок золотой запас.
В предвосхищении какой-то сказки
Вселенский свет горит в душе твоей.
С прикрытых лиц срывает ветер маски
И суть земных вещей уже видней.
И к вечности прямая принадлежность
Сиянием простор подголубив,
Уводит память в светлую безбрежность,
Где сердце угадает свой мотив.

* * *
Ты вновь ко мне пришла печальной, муза.
Не бойся, я не покладаю рук.
Плывёт над миром осень, как медуза
И лист над мостовой рисует круг.
А ты в довольно легоньких сандалиях
И в плащике, примятом на плече,
Шла в непогоду сумрачными далями
Одна среди безжалостных ночей.
Ты где была – во всей Вселенной,
в Спарте?
Каким векам дарила свет во мгле?
И по какой невероятной карте
Находишь ты поэтов на земле?
Ты им пророчишь долю справедливо,
А не стихи небесного огня...
Поэты есть и лучше и счастливей.
Спасибо, что ты выбрала меня.

* * *

В.Ц.

А лес живой. Он с добрыми глазами,
хоть все ветра прошлись по голове...
Здесь даже пни, владея чудесами,
легенды пишут прямо на траве.
Дубовый Нестор смотрит
как сквозь пальцы
на белый вальс улыбчивых берёз.
А сонный гриб, не замечая танцы,
дождя напился и за день подрос.
Вот солнце над лесною стороною
сквозь тучи демонстрирует кино.
На крепком пне под самою сосною
медведи забивают домино.
Блестят озёрца, с явным интересом
глядят на тучу, где улёгся гром.
Поедем, чтобы пообщаться с лесом,
быть может, и с людьми смогу потом.

* * *
Страшны слова, когда они молчат,
Когда они внезапно притаились,
Когда не знаешь: как же вдруг начать
То, что кому-то отдано на милость.
И кто-то плакал, мучился, болел,
С них начинал раздумья горевые,
И миллиарды слов найти сумел,
А ты их должен вымолвить впервые!
Все повторялось, чувствами хранимо,
Все было: и асфальт, и спорыши…
Поэзия – всегда неповторима –
Бессмертное движение души!

* * *
Я счастлива иметь немного неба
И только две сосны в своём окне.
А ведь казалось, что живого нерва,
Живого нерва не было во мне!
Уже душа не знала, где тот берег
И утомилась от штормов крутых.
И в громе дня, в оркестрах децибелов,
Мы были, словно хор глухонемых.
И вдруг – о, боже! – сразу после чада
И непокоя, равного нулю, –
я слышу дождь.
Он тихо плачет правду,
Что я кого-то дальнего люблю.
И слышу тишину, и голос птицы.
Проходят люди по былой золе.
В пахучей туче, чтоб дождём пролиться,
Стоит туман, как небо на земле.
Пасутся тени вымерших тарпанов,
Тихонько бродят сумерки и сны.
Звенит весна бокалами тюльпанов, –
За небо выпью и за две сосны!

* * *
Осенний день, берёзы у пруда
В резной печали пожелтевших кружев.
Да, о тебе я думаю всегда,
Хотя об этом говорить не нужно.
Ты вновь придёшь, и будем мы на «Вы».
Неповторимость облетает вьюжно.
В моих глазах печаль переплыви,
И лишь об этом говорить не нужно.
Пусть будет так, как я себе велю,
Поверит сердце будничным приметам.
Я Вас люблю, о, как я Вас люблю!
Но вряд ли нужно говорить об этом…

ЦИРК

Наталье Дуровой

Стремительная вьюга легче пуха,
Иллюзий восхитительный обман.
Искусство тела, физкультура духа,
А вобщем-то весёлый балаган.
Гарцуют кони. Мельтешат жонглеры.
Сальто-мортале. Холод высоты.
Сверкают в перьях страусов уборы...
И вот выходишь на арену ты.
Царица бала, где и львы танцуют,
Где вежливо поклоны бьют слоны,
А время твой прекрасный лик рисует
С такой кричащей прядью седины!
Наташенка, Натальюшка, Наталья! –
Ты вертикальным львам лишь до плеча.
Твой вальс, как шёлк, что обвивает талию,
Твоя улыбка с посвистом бича!
Зверята, словно корки вылетают,
Фантазия искрится, как шампан...
Твое искусство тигров укрощает
И не считает каждодневных ран.
А нервы здесь натянуты, как луки,
Тут хищники, им не прикажешь:«Брысь!»
Тебе медведи покусали руки,
Тебе впаялась в сухожилья рысь.
Ты публике при этом улыбалась
И незаметно улучив момент,
Спокойно вышла.... И без чувств упала
На золотой швейцарский позумент.
Цирк для артистов – малая Держава,
Где не окончить представленье – грех.
Там вместе мастерство, отвага, слава
И яркий праздник, радостный для всех.

* * *
Свой рассвет открываю скрипичным ключом,
Ночь прошла в инкрустации нежности.
Горизонт поднимает багряным плечом
День страницею нотной безгрешности.
Что сегодня? Весёлый иль грустный фрагмент
Из моей удивительной доли?
Улыбается правда глазами легенд
И свобода – глазами неволи.
Звучит непритворно любви валторна.
Пути прощальные – скрипка печальная.
А в серые будни ударю, как в бубны,
И очень легко мне, и очень трудно.
Эволюции перьев гусиных поверь,
Философий отринув нимб.
Слово – фамилия мысли теперь,
А чаще – её псевдоним.
Так чего я ищу, чем на свете жива?
Мир такой многоликий и людный.
Вы – поэзия, строки мои, иль слова?
У грядущего слух абсолютный.

СЛУШАЯ ИСПАНСКОГО ГИТАРИСТА

Люблю слова, их музыку искристую,
Что жгуча и особенно терпка.
И в этом страсть аскета-гитариста,
Когда коснётся струн его рука.
Он ими обжигается – не кается,
Он сам, как струны… Смолкнут – упадёт.
Всех чувств неукротимый Апокалипсис
В его прекрасном лике предстаёт.

ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ ОЙСТРАХА В КИЕВЕ

Была гроза. Дворы – сплошные гроты.
Лились потоки рыжие везде.
И тяжело, почти как бегемоты,
Машины шли по фары в той воде.
На тополях – ворон унылых пропасть,
Как летопись про вражеский набег…
А мы ловить пытаемся автобус,
Такси, пикап, хоть Ноев, но ковчег!
Вечерние наряды, словно рядна,
И каждый шаг был сделан, как впервой…
А нераскрытый зонтик безоглядно,
Сверяя путь, стучал по мостовой.
И мы прошли, проехали, промчались,
Проплыли, прямо скажем, – как могли…
И на колёсах мы к фойе причалили,
И на пуантах в тишину вошли.
Концертный зал был круглым,
словно остров,
Погасла люстра – в золоте пчела.
Ещё живой – уже далёкий Ойстрах
Взмахнул смычком – и скрипка ожила.
Взлетела тень – цыганский конь крылатый,
Подвластный силе гениальных рук…
Наверно хорошо спешить куда-то,
Ведь смерть и вечность завершают круг.
Звучала вечность величаво, просто,
Не только скрипка в тот последний час.
Мы как-то так привыкли, что он – Ойстрах.
Мы, видимо, привыкли – он средь нас.
Но нет его… И струны онемели,
И против смерти слава – не рецепт.
А мы тогда… Мы всё-таки успели…
Мы думали: ещё идет концерт!

* * *
Напиться голосом твоим,
Его влюблёнными ручьями,
Печали, радости словами
И волшебством, что сохраним.
И замереть, и не дышать,
А превратиться в слух тончайший
И мысли грустные прервать,
Спасая шуткой настоящей.
Слова натягивать, как луки,
Чтоб сбить буквально на лету
Непонятой и долгой муки
Навязчивую немоту.
Держаться вольно и открыто,
Ненужный спор не начинать,
А трепетно и беззащитно
Лишь голос твой любимый ждать!..

* * *
Виолончель ветров стонала,
Писали пальмы акварель.
Вчера я ту скалу узнала,
Где был прикован Прометей.
В стране загадочной Колхиды,
Где радостное пьют вино,
А я считала – это мифы,
Считала – это так давно!
Но вот она, в краю гористом,
Скала седая, как Софокл.
И оттого спешат туристы
Легенду разглядеть в бинокль.
Тут краски вряд ли успокоят
Моих сомнений жаркий луч…
Сам Прометей:
«А жить-то стоит!» –
Мне отвечает из-за туч…

ИЗ НАТАЛКИ НИКУЛИНОЙ

* * *
Мы с первым криком в свой народ пришли,
ему принадлежим, идя по жизни,
где навсегда на счастье обрели
родную землю, милую Отчизну.
Земля отцов, какою б ни была –
и сладкой, и солёною от пота,
Нам подарила два больших крыла
для творчества и гордого полёта…

ПОСЛЕДНЯЯ КАЛИНА

«Что ж, – люди скажут, – все мы смертны»,
и соберут в последний путь…
Среди цветов любви ответной
калина ляжет мне на грудь…
Пока всё это лишь виденье
того, что может быть со мной.
Но что сказать огням осенним –
последней памяти земной?
Скажу: «Я только появилась,
а ты давно уже была,
От счастья нежностью светилась
и свет надежды сберегла.
Так, чтоб судьба сложилась песней,
познав законы бытия,
До гроздьев спелых и чудесных
цвела калинушка моя».
Я ей скажу: «Живём без тленья...
Пусть рядом – радость и беда.
И до последнего мгновенья
гореть мы будем, а тогда…
Тебе одной, что в землю зёрна
обронишь, чтобы дальше жить,
Сквозь сердце прорастать упорно
и в буйных гроздьях не остыть».

ИЗ АЛЕКСАНДРА ОЛЕСЯ

ЛЕБЕДЬ

На самом чистом озере в пустыне
Печальный белый лебедь жил.
Он пел, мечтая,  и тужил
О светлой доле лебединой.
Казалось, звуки всей пустыни,
Все слезы горькие собрал.
Из них монисто нанизал
Жемчужинами грусти лебединой.

Оазис. Озеро в пустыне
Незабываемый мотив.
Стою, дыханье затаив,
Услышав голос лебединый.
Внезапно волны потемнели
И лебедь вдруг затрепетал,
Протяжно крикнул. Замолчал,
Прощаясь с песнею своею.

Затихло все. Когда в пустыне
Ветра над озером летят,
То волны синие шумят,
Подобно песне лебединой,
Вечной песне лебединой…

* * *
Порвались все струны на арфе,
Что в горькой печали немой
Слезу у других вызывает,
Ей горько самой.
Смеюсь я, шучу, напеваю,
Уже не грущу ни о чём
И бью по разорванным струнам
на сердце моём...

* * *
Твои очи – тихий вечер,
Что спускается беззвучно
И на серебристых крыльях
Вновь несёт покой на землю.
Твои очи, словно тучи,
Сквозь которые в ненастье
Обязательно пробьётся
Лучик солнца золотого.
Твои очи – это речка
С необычным царством сказок...
Их поведают неслышно
Рыбкам золотым русалки.
Твои очи – нежность сердца
Всех цветов, где были слёзы
После мук за мир несчастный,
Как росинки после ночи.
Твои очи – это радость,
Что в людские души льётся
И несёт волной спокойной
В мир ночной улыбку неба.

БЕССМЕРТНИКИ

В них жизненный огонь давно угас,
Угасло всё, о чём порой мечталось,
И чувств, и дум истратился запас,
Лишь только форма прежнею осталась.
Но все ж они смеются, как во сне,
Мой взгляд к себе невольно привлекая,
Напоминая снова о весне,
О радости с тобой напоминая.

* * *
Не удивляйся, если вянут
Под взглядом солнечным цветы.
Но у кого же сил достанет
Стерпеть огонь очей златых?..
Не удивляйся угасанью
На небе утренней звезды,
Тому, что нежных волн касанье
Смывает камни, как следы.
Не удивляйся, что пьянеет
Разбуженная ночь весны,
В груди от счастья сердце млеет
И вспоминает грёзы-сны.
Не удивляйся, что тобою
Наполнен день и час ночной…
Была ты солнцем, и весною,
И сном, и ласковой волной.

* * *
Фиалки слепой продаёт:
«Возьмите за хлеба кусочек!»
Разбитое сердце моё –
Фиалок живой островочек.
Но люди не слышат мольбы,
И хлеба слепому не дали.
Завянут фиалки судьбы,
Что снова ненужными стали.

* * *
Зима ушла, весна проходит, и вижу я:
Всё отчего-то колобродит душа моя.
Быть может я ещё услышу весны привет,
И в душу мне веленьем свыше
прольётся свет.
Но дни идут чернее ночи, во тьме идут,
В туманах тонут мои очи, кого-то ждут.

* * *
Не зальётся песней сердце, не закружит вновь:
Из его горячей раны тихо каплет кровь.
Кровь по капельке спадает, капля в каплю бьёт...
Но не молча умирает сердце, а поёт!

* * *
Кто нам сказать не позволял
В ту ночь весны слова признанья,
И месяц в небесах сиял,
Не умолкая щебетал
Певец любви, очарованья?
Кто нам сказать не позволял?
Тебя ль одну я не любил
Нежнее, чем другие могут,
Хотя о том не говорил
Какой огонь во мне светил
И сердцу приносил тревогу?
Тебя ль одну я не любил?
Молчала ты, молчал и я...
Нас не пугала жизни проза
И даже смертная угроза
Для страстной песни соловья.
А песня, как душа моя...
Зачем молчали ты и я?
О, правда, знали мы в тот миг
Кому волшебно ночь сияет
И листьев трепетный язык,
Где песня, как живой родник
То зазвенит, то затихает...
Зачем молчали мы в тот миг?
Кто нам тогда уста сковал?
Но нет ответа на вопросы.
Когда б тот миг опять настал,
Я б все сомнения отбросил.
Я б не молчал, я б не молчал
И о любви своей сказал.

* * *
Ты печальна – я печалюсь.
Весела – и я смеюсь.
Шутками тебя встречаю,
Новой грусти не боюсь.
Ты, как солнце утром ранним
Улыбаешься земле.
Исчезают все туманы
И морщины на челе.

* * *
Зазвенели струны, что в душе моей…
Нежно, нежно песня зазвенела в ней.
Что же их коснулось? Может лучик дня,
Иль печаль, и радость, и любовь моя?!.
Зазвенели струны, но ещё нежней…
Не ко мне ль стремишься думою своей?
Может быть ты вьёшься птицею в душе,
И крылом коснулась струн её уже…

* * *
Не любила, не любила – точно знаю я.
Ах, зачем тогда поверил песне соловья?
Может просто обманули ночью соловьи?
Может ты не целовала и уста мои?
Может быть мне сон приснился,
что тебя принёс?
До сих пор влажнеют очи от счастливых слёз.

* * *
Одну я любил за весёлость,
Другую – за цвет красоты,
А третьей за солнечность взгляда
Дарил то и дело цветы.
Тебя не назвал бы красивой,
Была, словно вечер, грустна…
И всё же из всех моих милых
Осталась ты в сердце одна.

* * *
Утро. В яблонях цветущих тонет всё село.
Белый цвет, как снег летучий, как твоё чело.
Под навесом злато-синим сказка, грёз полна…
И сравниться с ней могла бы только ты одна.
Вечер. Мак зацвёл на тучах. Плачут соловьи…
Ничего не знаю лучше, чем уста твои!
Кровью любящего сердца облилась земля…
И зарделась Украина, как рука твоя.

* * *
Кто-то в сердце постучался,
О, какой знакомый стук!
Сколько светлой в нем печали,
И необъяснимых мук!
Сколько он разлил волненья
И забытого тепла…
Неужели в час весенний
Вновь любовь ко мне пришла?

ЛЕТНЕЙ НОЧЬЮ

Тихо акации нежные дышат
И, серебром отливая, колышутся…
Полог небесный, что звёздами вышит,
С месяцем ясным в симфонию впишется.
Что ж это я не акация нежная,
Думы меня обжигают суровые,
Что ж не могу любоваться по-прежнему,
Ночью волшебной дышать зачарованно?..

* * *
Я влюблён, верней – люблю!
Чувства скрыть свои пытаюсь.
Никому в них не признаюсь,
Разве только … соловью.
Но другие соловьи
Ветру, тучам рассказали.
И от неба до земли
Тайну эту все узнали.

* * *
Нет, забытьё не даст сама природа,
Хотя она так дивно молода,
Но красотой, что ярче год от года,
Твою красу напомнит мне всегда.
Я б к морю побежал, где плещут волны…
На берегу припомнятся тотчас
Две ласковых руки, любовью полных,
Что были на плечах моих не раз.
Я убежал бы в тёмный лес, чтоб слышать,
Как шепчет лист листу, цветам трава,
Но ведь и ты мне под ночною крышей
Зимой шептала тёплые слова.
Я б в небесах миры другие встретил,
Иные звёзды повидал в судьбе,
Но там ведь точно так же солнце светит,
И вновь оно напомнит о тебе.

ЧАРЫ НОЧИ

Смеются, плачут соловьи –
Хмельного счастья птицы…
Целуй, не прячь своей любви –
Ничто не повторится.
Не думай только – что потом –
Забвенье иль измена…
Весна приходит в каждый дом,
И кровь стучится в венах.
Лишь молча слушай, не дыши,
И позабудь о горе…
Пусть звуки молодой души
Сольются с шумом моря.
Лови летящей жизни миг
И счастьем упивайся…
Любовь, мечты – в блаженстве их
Бесследно растворяйся.
Взгляни: сама земля дрожит
В объятьях нежной ночи,
Ручей к ручью, журча, спешит,
Сверчок сверчку стрекочет.
От многозвучной тишины
И этой дивной трели
Сады вишнёвые пьяны
И вербы захмелели.
Пусть искорка – любовь двоих –
Земная быстротечность,
Благодари сей жизни миг,
А смерть – иная вечность.
Стоишь, не шелохнёшься ты…
Тебе – все эти звуки,
И эти грустные цветы,
И радость светлой муки.
Не говори напрасных слов
Здесь, на пиру природы…
Пусть золотой нектар цветов
Пьют молодые годы.
Ведь всё пройдет и не вернуть,
Отнимут время люди.
Костёр в душе не всколыхнуть,
В груди огня не будет.
Захочешь возвратить себе,
Как Фауст, дни былые,
Но знай: в дарованной судьбе
И боги все скупые…
Смеются соловьи, звеня,
Поют и плачут птицы…
Целуй, целуй, не прячь огня –
Любовь не повторится.

* * *
С печалью радость обнялась,
Мой смех – то слёз жемчужных нить…
С чудесным утром ночь слилась
И мне их не разъединить.
В объятьях с радостью печаль
В круговороте трудных дней,
Но лишь одна стремится в даль…
Не знаю – кто из них сильней…

* * *
Она прошла… И показалось мне:
Подснежник тихой нежностью сияет,
И радуется жизни, и мечтает
О молодой доверчивой весне.
Она прошла… Почудилось: газель
Внезапно и пугливо появилась,
К шумящему потоку устремилась
Среди красот невиданных досель.
Она прошла... Зелёные леса
Дарили ей целебные настои
И доброту, что забывать не стоит,
Где соловьёв звенели голоса…
Она прошла, исчезла в сизой мгле,
А вместе с нею в даль ушли навеки
Весна желаний бурных, словно реки,
Цветы любви, что были на земле...

ИЗ ДМИТРА ПАВЛЫЧКО

* * *
Я прилетал к тебе
как пчела
к черешне расцветшей
и от сияния и запаха
кроны твоей
падал без сил
я слепнул от радости
цветущего простора
и тяжело было мне
перелетать с цветка на цветок
но ещё тяжелее было
знать
что ты необъятна
открыта не только для меня
а и для других пчёл для ос
для шмелей
и шершней
что ты никогда не услышишь
крыльев моих
каждым своим лепестком
что я не смогу никогда
заглянуть в твой каждый цветок
ибо коротка весна
а ты бесконечна как Вселенная.

* * *
Моя любовь, ты словно Бог:
Уже не верю, что ты есть.
Быть может средь земных тревог,
Среди печалей, но не здесь.
Но я тебе принадлежу,
Хоть от себя давно таю,
Что не молюсь, а ворожу,
Когда припомню мощь твою.
Жестоко в правоте своей
Моё неверье не суди,
Прошу: благослови, согрей,
Явись на миг, на жизнь приди!

* * *
Я только раз, единый раз любил,
А сколько ненавидел – сам не знаю.
Но душу тем свою не погубил,
Одна любовь замучила, карая.
И в сердце, словно в землю деревцо,
Она вросла и корни распустила
По жилам – в грудь, и в руки, и в лицо,
И кровь моя любовь мою живила.
Она цвела! Ох, как она цвела!
Не думал я тогда, что доведётся
Холодный пот не раз стирать с чела,
Из сердца вырывать, что горько бьётся.
Увы, не для меня был пышный цвет,
Лишь на других опали лепесточки…
Однако не сержусь на белый свет
За то, что сам родился без сорочки.
Её давно я сердцем разлюбил,
Но знаю каждой клеточкой своею:
Люблю её, пока достанет сил,
Люблю – иначе просто не умею!

* * *
Не знаю кто велел мне стать орлом,
Дал когти мне и клюва тяжкий лом,
Кто приказал в холодный мрак лететь
Где пропасти немой зияла клеть…
Как Прометей, прикована к скале,
Там погибала женщина во мгле.
И загудело средь немых камней:
«Лети ты к ней и вырви сердце ей!»
Я понял: это выбрали меня
Для мести – дела чёрного, как ночь,
Ту женщину несчастную виня…
И ей уже ничем нельзя помочь.
Когда же затихал тревожный гул,
Я подлетел вплотную и взглянул
На жертву обнажённую, в цепях…
И показалось, будто синий страх
В её глазах на ледяном ветру
Застыл немым вопросом: «Я умру?»
Но в слабых стонах распознал слова
И понял, что она жива, жива!
А тот, кто где-то надо мной витал,
Кто дал мне острый клюв и крылья дал,
Кто злобную над миром власть имел,
Лишь сердце взять людское не сумел…
И женщину я крыльями укрыл,
И цепи оборвать хватило сил.
И в тот же миг, что снегом облетал,
Я в ней свою любимую узнал.
О, странный и тревожно-жуткий сон,
Как хорошо, что вдруг прервался он!..
А та, что так печально снилась мне,
Лежала рядом в безмятежном сне.
«Прости, –
сказал я, вспомнив крик орла,–
прости за всё, что ты пережила…»
И хоть любимой сон счастливым был,
То мой надолго душу опалил
И засветился болью сквозь века…
Трубит рассвет... Дорога далека…
И новые заботы гонят прочь
Печали, что навеяны за ночь.

* * *
Скинь одежду свою и войди
В речку рук моих –
Уже лето.
От истока аж до моря
Мелеет река, а над нею
Вьюга солнца шумит.

РУБАИ

* * *
Взяв у Хайяма форму рубаи,
Я вкладывал в неё слова свои.
Свободную иль тесную одежду
Получат мысли и мечты мои?

* * *
Бессмертны все, кто воспитал ребёнка,
Кто песню сочинил, что льётся звонко…
А тот, кто это сделать не сумел,
Ель посадил. Она стройна и колка.

* * *
Куда, скажите, тополя идут?
Куда они мечты и боль несут?
Идут в дубраву к доблестным дубам –
Своим надёжным, искренним друзьям.

* * *
Есть люди, как дубы, дубы, как люди:
Внезапный гром они встречают грудью,
Чтоб тонкую берёзку защитить,
Хоть точно знают: нелегко им будет…

* * *
Нет больше старой яблони в саду,
Лишь дочь её у мира на виду…
Так долго в дом родной не возвращался,
Что своего там детства не найду.

* * *
С цветами жду тебя давным-давно,
Но видно им погибнуть суждено.
О, поспеши, ведь чувства, как цветы
Завянут, если не ответишь ты.

* * *
Добро и горе – свет и темнота,
Но не от тьмы бывает слепота.
Излишний свет слепит глаза и души,
Когда в продаже даже красота…

СОРОЧКА

Девушка сорочку вышивала,
И подсолнух видел сквозь окно
Что она любовно расправляла
На своих коленях полотно.
Стлалось низко нитки волоконце,
Пальчик не в напёрстке – наголо;
Был влюблён подсолнечник, а солнце
Вдруг за тучку ревности зашло.
А в то время девушка привстала,
Вышла в сад в обновке той льняной;
Пахли груди нежными цветами
И дышали молодой весной.
Солнце улыбалось, как с экрана,
А подсолнух плакал: почему
Девушка сорочку, (вот что странно), –
Вышила себе, а не ему?

ИЗ ИВАНА СВЕТЛИЧНОГО

* * *
С материнских ладоней текут ручейки
Розовые, голубые, зелёные.
С материнских ладоней песни взлетают
Лебединые и журавлиные.
В руках у мамы – долина белая,
На ней – калина багряно-спелая
И наша реченька, такая узкая,
А рядом слышится
Синички музыка…
Вздрогнули лёгкие руки мамы
С птицей дивной, с небом синим...
С тревожным вскриком журавлиным.
И поплыло куда-то всё это…
Не куда-нибудь, а прямо в сердце.
Лишь на мгновение остановилось
То диво дивное, что и не снилось.
……………………………………..
Встал и задумался, как поёт
Всеми красками земными
В старой отцовской хате
Вышитое мамой полотенце.

ИЗ АЛЕКСАНДРА ТАРАНЕНКО

СЛОВО О СОСЕДЯХ

Традиций давних мудрость познаю:
Так повелось от прадеда и деда –
Любое дело в дорогом краю
Никто не начинает без соседа.
Соседи здесь – и судьи, и родня,
У нас в селе их выбирали строго:
Не числился в соседях у меня,
Кто пса держал у самого порога.
Тропинки в мир бывают нелегки,
Однако верю: приведут к победе,
Поскольку вы со мною, земляки –
Прекрасные и добрые соседи.
Вас уважают в городе, в селе,
Ваш дружный круг становится всё шире...
О, если б точно так в любви и мире
Сейчас все люди жили на земле!

КАШТАНОВОЕ ВЕЧЕ

Вновь каштаны цветут…
Бело-розовой стала аллея.
Очищению душ помогает живая краса.
Над землёю заря разливается, нежно алея,
И волнующих гроз молодые звучат голоса.
Вновь каштаны цветут,
Словно дружно собрались на вече,
Поздравляя людей
с благородным и праведным днём.
Вновь каштаны цветут,
зажигая пасхальные свечи...
Поспешите и вы
причаститься их чистым огнём.