Ты знаешь, что я в тебе знаю.
Мы тихо устали, нам тошно от этой игры
Под шорох шагов и шипованных шин.
В затерянном Городе-без-тормозов на задворках какой-то вселенской дыры,
Где мыслей мелькание громче клаксонов машин.
В том Городе нет приоткрытых дверей,
И вихри кленовые в парках уже не танцуют фокстрот.
Иголками сотен обид там щетинятся стаи зверей:
Идешь на прогулку - и в каждом проулке
по паре углей и ощеренный рот.
Ты слышишь, что я уже слышу.
Придется вернуться опять
(мы всегда возвращались на пару сквозь снег и туман)
В заброшенный Город... Лишь он нас способен принять
И не спрашивать, где мы шатались и что в наших сказках - обман.
Мы блудные дети, покинув единственный дом,
Уплыли по венам, построив "Титаник" мечты.
Как просто прикинуться кем-то, по сути живя за бортом,
Храня и лелея осколки своей пустоты.
Ты видишь все то, что я вижу.
Мы поменялись глазами. Нам не привыкать
Вливаться под кожу, под веками строки колоть.
Запястья расскажут о том, что пошлость и грех - замыкать
Крылатых в оковы цепей и бескрылую плоть.
Мы спорим с Всевышним, со Смертью садимся за вист
В том Городе драных обоев из кожи на хрупких плечах...
Мы продали крест за бутылку, мы пляшем под хохот и свист
На грудах костей, обгоревших в нацистских печах.
Ты любишь так как я люблю.
Не зря. И поэтому мы продолжаем разгон
По трассе сто первой за нулевой километр.
Кому-то по сердцу карета, кому-то милее дракон;
Одних обнимают шипы, других же царапает фетр.
Но их не найти в нашем Городе-режущих-струн...
Там бегать под пулями, в шелковых лентах, - обычный порок.
Смотри, мы заложники памяти в круге рихтованных рун.
Мы все еще живы...
(что странно)
в том проклятом Городе, где каждый стрелявший - пророк.