Непророки

Татьяна Туль
ЮРОД

Юрод на площади стоял -
Убогий псих, босой и голый.
Невнятно что-то бормотал...
И вдруг взлетел могучий голос

Над озабоченной толпой,
Накрыл. И руки вверх взметнулись:
- Душа, откройся! Сердце, пой!
...Навстречу небо распахнулось.

Сжигали звуки каждый нерв:
- Дарю вам душу. Небо с нами,
Лишь иногда смотрите вверх!
...Умолк. И был побит камнями.

Он молча, грудью их ловил.
Упал, но не подставил спину.
Вокруг, рождаясь на крови,
На площадь падали рубины.

...На небе облака цвели,
Дыханьем жертвы обогреты,
А люди ползали в пыли
И подбирали самоцветы.


КТО ЭТО БЫЛ?

Январской стужей скованы дороги.
Чуть тлеет костерок -  ночлег убогих.

Мерцает снег - пылинки горьких слез
Чуть тлеющих в озябшем небе звезд.

Лежит старик, и греет небеса
Своим дыханьем - думает о Боге...
Слышны ему любимых голоса.
Ведь можно помечтать в конце дороги?

Звезд голоса в усталой голове
Поют: "Иди к нам ближе - чист и молод..."
Противен голос плоти: "Глуп ваш свет!"
Немеют руки, ноги... холод, холод...

И кто-то в этом холоде возник.
По голове погладил: "Бедный, милый...
Есть капля силы у меня - возьми!
А боль свою отдай мне вместо силы".

И две руки, крест-накрест, с правой, с левой,
Сомкнулись, горячи: Давай дышать..."
Заснеженное небо потеплело...
"Как странно держишь..." - "Просто я левша.

Бери! Ведь счета меж родными нет.
Тебе рассветом больше, мне - поменьше...
Старик, ты улыбаешься во сне.
Теперь и мне дышать чуть-чуть полегче....

Еще один рассвет тебе на плечи...
Я Богу твоему поставлю свечку."

Иззябшие юродивые спят.
Неправильный ушел... Шаги скрипят...

Лежит старик. Он слаб, но ждет рассвета:
- Дай, Боже, сыну! Ведь же есть он где-то...





РОЖДЕННЫЙ ПУСТЫНЕЙ
(антипророк)

Пустыня учит, не любя.
Корысть и страх пески не примут.
Туда идут искать себя
И вечных истин. Или сгинуть.

...Черны зыбучие пески,
Под черным солнцем обгорелы.
Давно брожу. Вокруг ни зги.
Слух разорвал границы тела.

Здесь тишина - ни слез, ни лжи,
Ошибок, совершенных дважды.
Внутри сияют миражи -
Я утоляю ими жажду.

Никто не скажет: "Встань!"...
Встаю,
И проблеск в небе лечит раны.
И голос мой, когда пою,
Рисует волны на барханах.

...На гребне новых сил летит
Искус, как самум, кружит мысли:
Есть выбор. Здесь конец пути?
Вернуться с обретенным смыслом?

...Остаться? Глупо - выжжен весь...
Вперед - пустой и черный. Чистый.
А миражи оставлю здесь -
Пусть светят тем, кто ищет истин.



ПРИЗНАЮ

Кто ласкал против шерсти, кто показывал дулю...
Признаю - я всему виной!
Я не помню, как ходят, и не знаю, дойду ли,
Только путь уже начат мной...

Кто прославит не в меру, кто осудит огульно...
Признаю - я всему виной...
Заслонив свою правду, я не знаю, стерплю ли,
Отвечая своей спиной.

Кто заплачет украдкой, кто мгновенно забудет -
Признаю - я всему виной.
Крест высок. Сверху видно: вы хорошие люди!
...Жаль, не всем повисеть дано.




ОБЫВАТЕЛЬ... БИЧЕВАТЬ ЛИ?

Когда-то давно на площади бичевали пророка -
Умело, привычно. И потому - не очень старательно.
Напирали, толпясь, обыватели -
поглазеть.

...Солнце глядело с небес -
жгуче. Одобрительно или жестоко?
Жались друг к дружке ученики, понуро стоя поодаль.
Сердце, должно быть, плакало в каждом.
Но и копье ведь - у каждого стражника,
А умирать до того неохота...
"Тяжела наша доля - смотреть,
И запомнить слова Учителя,
И сохранить, и донести до народа".
Их не коснулась плеть.

...Потом разошлись. То, что было пророком, увели куда-то:
на распятье,
или в яму к зверям, или снова под плети...
Остался один. Его никто не заметил -
Вниз лицом он лежал в сточной канаве.
...Да, вроде был какой-то чудак - поднырнул под щиты против правил,
И под бичи подставлял, бесноватый,
Грудь, ладони, глаза...
Отмахнувшись копьем, стражник, видно, в висок попал.
И больше он никому не мешал.
Ну, не повезло, бывает... Имя его сохранять для истории?
Стоит ли?
Он же был простой обыватель.

...Как-то, толпой занесен на площадь,
Увидел -  бичуют... И ему было больно.
Так больно, что кожа вспухала рубцами.
Так больно, что впору броситься на копья, под плети -
Заслонить!.. Не бросился. Вспомнил, что есть у него жена и дети,
И мать, и могилы предков, и ветхий дом,
Который ему одному держать....
Вспомнил. Представил, как будут плакать о нем
и гроши на погребенье считать...
И стреножил душу. Подался назад. И остался жив.
...И пришел домой. И когда к нему бросился сын -не сумел обнять.
И отвел глаза, когда за столом вопросительно глянула мать.
И на ложе ночью... Об этом лучше не вспоминать...
И наползла тоска,
когда на родные могилы бежал утешенья искать:
не проник исцеляющий взгляд праотцов
в душу, покрытую грубой корой рубцов.
...Потому и лежал он теперь - лицом
в нечистоты - слепо и счастливо.

...Толпа многолика. Быть может, стоял в ней тогда и такой
(а такие находятся, хоть и нечасто),
Что способен все замечать.
И этот зародыш пророка в толпе увидел все, и подумал так:
"Правда проста -
не рубцуй свою душу".
Но эту правду - кто станет  слушать?
Все обходят ее старательно.
И все меньше пророков. Говорить - боятся ли?
Может, просто им жаль обывателей...