Мой личный греческий бог,
Причмокнув губами сладкими,
Перевернулся на левый бок.
На ресницах песок,
Его сны о морях -
Они, закрученные в проводах;
Никогда, наверное, не были более гладкими
Спит.
Он сам пахнет, как море
Часто соленый на вкус.
Молчалив.
Целовать его сладко, сначала повздорив.
Наверное, слаще если полюбишь.
Но не узнаю, не полюбив.
Он не трус.
Богам не присуще бояться.
Они спокойны, дурачиться любят и шоколад.
Его не хочется остерегаться.
Хочется выпить до дна.
Он шипучий, как лимонад.
Расширяет зрачки,
Покрывая поцелуями довольное лицо.
Он скромен в меру, весьма учтив,
Но с присущей богам наглецой.
Перевернулся на спину.
Он во сне на коне, бегущем трусцой,
Мнущим копытами глину.
Непростой. И густой, как сироп,
Манящий словно паук в идеально сплетенную паутину.
Губы его - шоколадный крем,
Черешневый шербет, ваниль и корица.
Пальцы его - сливовый джем,
Лишь лизнуть языком и забыться.
Сладкий и липкий рай.
Им же можно потом напиться.
Drink me baby, before you say goodbye.
Словно бы из ручья!
Только б потом не влюбиться!
Мой личный греческий бог,
Почесав идельный нос,
Перевернется на правый бок,
Пароход, зашедший в угрюмый док,
Разбудит гулом, разбившимся об утес,
Горожан и его, не успевшего скормить овес
Черному его коню.
Его встретит афинское утро.
Проснулся.
Улыбается новому дню.
Ливерпуль, 2012