В коммунальной комнате у бабы Кати время будто застыло. Высокая железная кровать с железными шариками на резных спинках. Тяжелый дубовый шифоньер с зеркалом по центру. На небольшом диванчике в рядок стоят вышитые ею самой ещё в молодости гобеленовые подушки с лебедями и шишкинскими медведями. Посередине комнаты круглый стол накрыт бархатной скатертью с тяжелыми кистями. На подоконнике за легкой тюлевой занавеской ютятся горшки с фиалками и глоксиниями. Чистенько и скромно. Кажется, даже телевизора нет.
- Расскажи, баб Катя, про мужа, - прошу я.
Моя собеседница отвечает не сразу. Её глаза увлажняются, и она, беспомощно пытаясь это скрыть, отвлекает внимание: сухонькие ручки суетливо поправляют твердо накрахмаленную кружевную салфетку под статуэткой - фарфоровой девочкой узбечкой, наливающей чай в пиалу.
Я понимаю – время не в состоянии вылечить все раны… Даже спустя десятилетия вспоминать прошлое старушке нелегко.
Екатерина Матвеевна за несколько месяцев до войны вышла замуж. Молодой муж – Фёдор звал свою любимую не по имени.
- Называл: «Люба моя…», - печально улыбаясь, вспоминает бабушка Катя. - Говорил, что Екатерина - звучит по-царски. Слишком гордо и холодно.
«Лю-юба моя" не было производным от имени Любовь. В том заключалась нежность: «Лю-юба, любимая…»
Они учились в одном классе. После школы Федор пошел в танковое училище. И как-то случайно бывшие одноклассники встретились на новогоднем балу. Между ними завязался роман.
-Го-ло-во-кру-жи-тель-ный! - Хвасталась счастливая Катя подругам.
В июне сорок первого не верилось, что в страну пришел ад. Пришел на страшных четыре года.
Провожая мужа на фронт, Катя верила, что разлука будет недолгой. Казалось, что скоро… Очень скоро муж её, дорогой Феденька, вернется домой, и жизнь потечет своим чередом.
В сердце Кати жила надежда.
А под сердцем… Вера…
В ту пору Катя еще не знала о своем интересном положении.
Федор радовался, прочитав в письме жены о будущем ребенке. Седьмое чувство подсказывало ему, что родится дочь. Каждый раз, отправляя весточку домой, велел себя беречь, за него не беспокоиться и жить верой на встречу. Девочка родилась зимой, в январе. Катя решила, пусть их дочь станет воплощением той самой веры. Так и назвала девочку Верой Фёдоровной.
В письмах с передовой, Федор начал обращаться к жене по настоящему имени: «Здравствуй любимая моя, Катя!» А она, на расстоянии тысяч километров от любимого, чувствовала, как тяжело мужу. Всё бы отдала, чтобы уберечь.
Позже, письма-треугольнички, стали сдержаннее, а в некоторых местах невозможно было разобрать, что написано: уже работала военная цензура и заливала своей чернильной печатью всё, что считала лишним в письмах фронтовиков.
Переписка длилась до конца войны. Дочке Катя показывала карточку папы-танкиста, а на ночь, вместо сказок, рассказывала про своего героя. Самого сильного, храброго и доброго. Уложив Веру спать, перебирала письма от мужа, нежно разглаживала их пальцами. Читая Федины планы на послевоенную жизнь, беззвучно твердила: «Вернись… только вернись…пожалуйста...» Эти слова превратились для Кати в молитву. Ох, как хотелось верить, что все сложится так, как пишет муж: «Прогоним фрицев, приеду домой, перво-наперво смастерю дочке куклу… По воскресеньям будем ходить в кино… Купим тебе шелк на платье… По осени пойдем в лес, научу Веруньку собирать грибы… Катюша, неужели это время когда-нибудь настанет?»
Каждый день ждали… Ждали и боялись почтальона. Затаив дыхание смотрели: что он достает из сумки? Заветный треугольник со знакомым почерком или…
Врезалось в память, как соседке принесли похоронку на сына. От горя женщина слегла, еле выходили. Спустя время от него пришло письмо. Жив сын! Ошибка вышла. В некоторые женские сердца, доселе убитые горем, эта радость вселила надежду.
Наверное, поэтому, когда уже в августе сорок пятого, Катя получила похоронку на Федора, она остолбенела от чувств одновременно пронзивших её. Первое породило внутри ледяную бездну, оглушило и превратило все вокруг в бесцветные тени, а второе - неверие в реальность страшной новости, помогло удержаться на ногах:
- Нет… Не может быть… - слова терялись, путались, но душа тянулась к мысли, что известие может оказаться ошибкой. - Ведь кончилась война! И письмо... последнее письмо Федя писал перед самой победой. В конце апреля…
А в похоронке значилось «….проявив геройство и мужество был убит 08 мая 1945 года…»
Черным днем стал для Екатерины Матвеевны День Победы.
Спустя два года умерла от менингита Верочка.
- Баб Кать, а чего замуж-то не вышла? Ты и сейчас видная женщина, а по молодости была вовсе красавица!
- Были кавалеры. – говорит. – Да, как подумаю, придет Федя, узнает, что не дождалась, не простит. Так и жду всю жизнь. Ездила однажды на его могилку в Германию. А будто и не он там лежит...Не могу поверить, что нет моего Феди.
- Крепко любила мужа? – спрашиваю я.
Екатерина Матвеевна, мягко улыбаясь моему вопросу, чуть качает головой из стороны в сторону.
- Любила? Люблю, дочка…