39, 4

Голова тяжелеет. Держать её ровно стоит нечеловеческих усилий. Так и уронил бы её, закрыл глаза, растёкся горячей жирной лужицей по гранитному полу и перестал быть человеком. Ощущение вязкого тумана. Нечем дышать. Одежда прилипла ко всему. Я не имею права покидать эту вселенную, пока не прояснятся все обстоятельства. Шары, шары - повсюду разноцветные сверкающие шары, какая-то бахрома свисает, и растения прорастают сквозь полированную плоскость моего стола. Батареи источают немыслимое тепло, лицо становится круглым и неприятным на ощупь. Я не хотел бы двигаться, говорить слова и даже пить. Шары становятся первоначальными голубями изуродованных скамеек, беспокойно хлопают крыльями и бормочут что-то невразумительно совершенное. Можно прислушаться и мгновенно постичь развращённость тёмно-синих журналов. Там есть всё: и одиннадцать обнажённых карлиц, и комочки ртути, и фрустрирующие лебеди над оранжевой горой, и необходимый в таких случаях изрядно потрёпаный билет на поезд. Небольшое путешествие на юг никому не принесёт достаточных осложнений. Теперь уже не принесёт - первое правило взаимоисключения так и не было открыто. Мы как обычно начали с середины. Висящие нити помогают увидеть всё, что было вначале, но кто поможет понять смысл увиденного? Голова! Моя бедная тяжёлая голова! Не могу вытащить из неё ничего осмысленного. Всё видимое кружится перед глазами: отражения, силуэты, следы, мёртвые крысы из сказок. Когда звонит телефон, я вдруг чувствую себя самым несчастным в этом влажном углу. А в это время за окном медленно и неуверенно падает запоздалый снег.